...
" Митенька . Врешь! А если знаешь, так пей! (Подает стакан). Пей за здоровье Михаила Кубанина.
Дьяков . Я же тебе сказал, что не хочу вина.
Митенька . Врешь! опять врешь! Не в вине тут дело, а за его здоровье пить не хочешь.
Дьяков . Да нет же, право…
Митенька . А если нет, – пей сейчас!
Дьяков . Послушай, Митя!..
Митенька . Нечего слушать. Пей, или черт с тобой!
Дьяков . Ну, ладно, давай!
Митенька . Только помни, брат, это не шутки, – это все равно, что клятва вечная. Поднимай же стакан, кричи…
Дьяков . Не буду я кричать.
Митенька . Ну, ладно, я за тебя. Только смотри, чтоб крепко было: как выпьем, – стакан об пол. Виват! Виват! Виват Михаил Кубанин!" (330).
Непонятая цензором аллюзия на библейскую притчу (Суд. 14: 6–9) созвучна излюбленным выражениям В. Белинского, содержащимся в его письмах: "Признаю я в тебе благородную львиную природу, дух могучий и глубокий…"; "… никогда я не видал… в твоей душе такой львообразности" (к М.А. Бакунину от 12–24 октября 1838 г.); "Чудесный человек, глубокая, самобытная, львиная природа" (к Н.В. Станкевичу от 8 ноября 1838 г.).
Современники не случайно усматривали в пьесе попытку представить исторические лица в конкретное историческое время. В ремарках указаны год – 1838, место действия – "усадьба Кубаниных, в Тверской губернии, и в Луганове, усадьбе Дьякова, в той же губернии", соответствовавшее местоположению имений Бакуниных, фамилии действующих лиц легко узнаваемы. Но замысел автора лежал в иной плоскости. Об этом речь идет в неопубликованной рецензии "Мир намеков и символов".
...
"Автор убедительно подчеркнул, что его пьеса – не историческая картина. Исторические имена в ней только символы. Мережковский не задавался мыслью воссоздать исторического Бакунина во всей его полноте. Он взял только его молодость. Она нужна была ему как своего рода символ – вечно юного романтизма… Симпатии автора – симпатии зрителя – отдаются безраздельно тому молодому, свежему, светлому, что собирается вокруг Михаила Бакунина. Много радостного духа у нашего романтика, а рати за ним не видно" [166] .
Это, видимо, и было целью Д. Мережковского – выразить собственное представление о сущности русской интеллигенции, резко критиковавшейся в известной книге "Вехи". С ее авторами он вел полемику, о чем нам уже приходилось писать [167] . Способ работы с претекстами "Романтиков" в целом аналогичен уже рассмотренным выше случаям. Реплики действующих лиц представляют собой либо компиляцию цитат из претекстов, либо являются свернутым высказыванием из претекста, либо его пересказом и пр. Так, например, в диалоге из второй картины первого действия:
...
" Митенька . А чем же прикажете быть? В России только и есть, что шуты да холопы. В холопы не желаю – ну, вот в шуты и попал… Да будто и вы, сударь, шутить не изволите? "Все разумное"… Как, бишь, это по вашему, по Гегелю?
Михаил . "Все разумное действительно, все действительное разумно"" (279),
сворачивается часть текста из письма В. Белинского, цитируемого А. Корниловым, и комментария к нему самого А. Корнилова. По словам В. Белинского, М. Бакунин
...
"просмотрел летом или осенью 1837 г. философию религии и права Гегеля и явился в Москву с идеями, заимствованными именно оттуда" [168] .
По конспектам М. Бакунина, цитируемым А. Корниловым, понятно, что, увлеченный идеями Фихте, М. Бакунин впервые знакомился с учением Гегеля по
...
"введению в энциклопедию, где и было указано, что следует в этом случае разуметь под словом "действительность". В переводе Бакунина это положение звучит так: "Что действительно, то разумно"" [169] .
Еще один фрагмент шестого явления первого действия связан с, казалось бы, незначительным обстоятельством в жизни В. Бакуниной:
...
" Варенька . Маменька, голубчик, посмотрите Сашку, не знаю, купать ли? Десночка слева как будто припухла. Уж не зубки ли?" (282).
При обращении к претексту становится понятной повышенная напряженность этой сцены:
...
"В это время серьезно заболел ее Саша, который был вообще слабый ребенок: у него физическое развитие сильно отставало от духовного, успехи которого постоянно составляли неистощимый источник радости для матери и ее сестер. В январе 1837 г. болезнь Саши, связанная, кажется, с прорезыванием зубов, сильно испугала Варвару Александровну. Ее письма этого времени почти сплошь наполнены страстными молениями, обращенными к Богу, о сохранении ей ее единственного ребенка. Болезнь Саши продолжалась недолго, опасность миновала, но следы потрясения, испытанного Варварой Александровной, и постоянная тревога за жизнь ребенка остались" [170] .
Из претекста заимствован и конфликт, разворачивающийся в драме. Его суть намечена в диалоге Вареньки с Александром Михайловичем:
...
" Александр Михайлович . Так за что же ты его? (Варя молча опускается на колени отца). Послушай, Варя, ты не маленькая, ты понимаешь, что после трех лет замужества нельзя быть влюбленной, как девочка. Ты жена и мать, а не любовница. Ведь не насильно шла за него, ты знала…
Варенька . Ничего я не знала! Ничего я не знала!
Александр Михайлович . Не знала?.. Нет, мой друг, или ты не все говоришь, или я… я не понимаю, ничего не понимаю. А ты, Pauline, понимаешь? <…>
Полина Марковна . Не говори пустого.
Александр Михайлович . А это не пустое, не пустое – из-за какого-то вздора, из-за философических бредней – губить себя и других" (283).
В книге А. Корнилова содержится такое пояснение:
...
"Изнеможение и тревога, которые овладели Варварой Александровной после нескольких недель упорных и вначале как будто успешных попыток обращения мужа, зависели не только от того, что Н.Н. Дьяков стал все настойчивее проявлять свое нетерпение и желание получить, наконец, искомую и желаемую награду за свою покорность и кротость, но и от того в особенности, что родители Варвары Александровны, узнав, может быть, от самого же Дьякова, об обороте, который приняла семейная жизнь Дьяковых, признали со своей стороны такое положение совершенно ненормальным и опасным для будущего спокойствия и счастья своей дочери и стали в свою очередь всячески поддерживать Дьякова в его притязаниях, которые им казались, конечно, совершенно законными и нормальными. Премухинский мир… раскололся на два враждебные стана; и в одном из этих двух станов были родители и Дьяков, а в другом – все молодое поколение с Мишелем во главе" [171] .
Как и в трагедии "Павел I", при комментировании обнаруживается, что большая часть реплик восходит к одному претексту. Второй претекст, как уже говорилось, это письма В. Белинского. Из них автором пьесы почерпнуты не только образные выражения, пояснение мотивов поступков его корреспондентов, но и сама точка зрения на события. Так, например, ироническое отношение В. Белинского к разговорам М. Бакунина о серьезной учебе, содержащееся в его письмах В. Боткину от 18–20 февраля 1840 г. и 3–10 февраля 1840 г., -
...
"Его Берлин мне кажется претензиею. Он стремится туда не к философии, а от самого себя. Любовь к науке, как и всякая любовь, должна осуществляться в действительности и требует отречения и жертв. А что он сделал?… Скачет туда уже лет пять по воздушной почте, ни разу не подумавши в это время о приобретении средств службою или уроками", -
перенесено в диалог Михаила с отцом:
...
" Михаил . Я уже вам говорил: в университет поступлю, буду готовиться на кафедре, а потом за границу, в Берлин.
Александр Михайлович . В Берлин? На какие же средства?
Михаил . Если вы мне не поможете, буду уроки давать, жить на чердаке, есть хлеб да воду, а в Берлин поеду. Я должен. Иначе я погиб…
Александр Михайлович . А в Берлине спасешься?
Михаил . Не смейтесь, папенька. Да, все мое спасение в знании. Для меня жить и не знать в тысячу раз хуже, чем умереть!" (285).
Конфликт с отцом, намеченный в диалоге в девятом явлении первого действия, -
...
" Михаил . Я делаю, что могу – учусь…
Александр Михайлович . Да, весь день, лежа на канапе, трубки покуриваешь, книжки почитываешь да споришь о "божественной субстанции". Недопеченый философ, maître de mathématique m-eur Koubanine [172] ! А средств никаких. В долгах поуши. Деньги для тебя, как щепки. На чужой счет живешь, попрошайкою. Срам!" (285–286), -
также представляет собой свернутое высказывание В. Белинского из его писем М. Бакунину от 1 ноября 1937 г.:
...
"Обрати внимание на твои отношения к отцу твоему: ты объявил ему, что не хочешь служить, но посвящаешь себя знанию, и уехал в Москву. Все это было не в его правилах, но узнавши, что ты даешь уроки, он одобрил это, и ты этим выиграл в его мнении. В самом деле, Александр Михайлович человек практический, и его невозможно убедить в истине, которая не в ладу с жизнею убеждающего; но оправдай на деле твое убеждение, и он одобрит его, хотя и не примет его… Он не понимал твоей высшей жизни и не понимал, что ты передаешь ее своим братьям: он понимал только, что передаешь им свою безалаберную жизнь, и потому твое влияние на них огорчало его до глубины души… Ты от него требуешь денег, но своих не имеешь, а по его мнению (не совсем несправедливому) тратить деньги, не имея их – нехорошо",
а также от 12–24 октября 1838 г.:
...
"Ты, Мишель, составил себе огромную известность попрошайки и человека, живущего на чужой счет… Ты просишь и берешь легко и легкомысленно, палец о палец не ударяя для снискания себе денег… Ты берешь деньги, как щепки" (по Корнилову, 163).
К письму В. Белинского М.А. Бакунину от 28 июня 1837 г.:
...
"… если бы собрать со всего света Хлестаковых, они были бы перед тобою только Ванечки и Ванюши Хлестаковы, а ты один бы остался между ними Ив.<аном> Ал<ександ>ровичем Хлестаковым",
восходит и самохарактеристика персонажа из десятого явления III действия:
...
"Михаил (наливая бокалы). Посошок на дорожку… Ах, мои милые, милые девочки, я так счастлив сейчас, как никогда еще не был, и, может быть, никогда уже не буду. Я чувствую силу в себе бесконечную – вашу силу, вашу любовь. Я силен, как титан Прометей …(Вдруг усмехаясь). Гм… гм… господин Прометей, господин Хлестаков…
Ксандра . Что ты, Миша? Какой Хлестаков?
Михаил . Из "Ревизора" Гоголя. Это Белинский дразнит меня: "господин Хлестаков, залетевший в пространства надзвездные"…" (315).
В реплику Дьякова в третьем явлении IV действия вводится фрагмент из письма В. Белинского:
...
" Дьяков (читает). Слушай. "Я этого человека любил больше всех на свете. Но теперь он для меня – решенная загадка. О, гнусный, подлый эгоист, шут, паяц, фразер, дьявол в философских перьях. Абстрактный герой, рожденный на свою и на чужую гибель, человек с чудесной головой, но без сердца, и притом, с кровью протухшей соленой трески"…" (319),
представляющий собой компиляцию неточных цитат из писем В. Белинского В. Боткину от 16–21 апреля и от 16 мая 1840 г.:
...
"Абстрактный герой, рожденный на свою и чужую погибель, человек с чудесной головой, но без сердца и притом с кровью протухшей соленой трески… В эту минуту мне кажется, что я, только бы увидел его, как попросил бы его или убить меня, или позволить мне убить его".
Стилизация претекстов давала возможность Д. Мережковскому утвердить своеобразное понимание сущности русских интеллигентов как "романтиков" и "изгнанников":
...
"Дон-Кихоты, безумцы, романтики. Самые смешные люди в мире. Ну и пусть. Пусть над нами смеются взрослые, важные, умные. Не бойтесь, друзья, не они, а мы победим, мы, смешные, победим смеющихся!" (316).
Подобное представление выражено и в статьях писателя, и в его романе о декабристах, писавшемся параллельно с "Романтиками":
...
""почвенники", самобытники, националисты гораздо менее русские люди, чем наши нигилисты, отрицатели, наши интеллигентные "бегуны" и "нетовцы". <…> Да, в России – нерусские, совсем чужие, безродные, бездомные, пришельцы, скитальцы, изгнанники вечные".
Этот смысл пьесы оказался внятен Н. Слонимскому, который полагал, что
...
"их мечта воплотится, ибо воля их сильна и безраздельна. Здесь на земле создадут они <…> лучший край. Не Дьяковы с их "религиозным неделаньем, вечным бессильем духа, пассивностью в любви", люди "мертвой зыби, веры без дел" "делают историю", а "романтики", активная воля которых еще "проявит себя"" [173] .
Последняя пьеса Д. Мережковского "Будет радость" впервые опубликована в Петроградском издательстве "Огни" в 1916 г. Как уже говорилось, работа над ней продолжалась несколько лет. Можно предположить, что созданию этой пьесы предшествовал иной замысел, зафиксированный в рабочих записях писателя [174] – незавершенная пьеса, текст которой помещен в общей тетради. На лл. 2–12 дан ее план:
...
"Борис
Глеб
Лия
Тетя Софа Марк Трифон Бондаренко
I
Пасхальная ночь
1) Тетя Софа и Лия. Ожидают Бориса. Грустная Пасха для т.<ети> Софы. Она слепнет. О Глебе. Что с ним? Тете
Софе легче говорить с Лией о старце Германе, о чуде, чем с Глебом. – "Жидовочка вы моя!" Лия стосковалась о своей девочке. Т.<етя> Софа о Марке. Он истратил ее деньги, связался с актрисою. Она жалеет его. Не увидит и Лия. Уходит в церковь.
2) Марк и Лия . Выспрашивает ее о Борисе, о том, что было в Париже. Как он пьянеет от Лии. Уехал бы с нею. Он один ее понимает, она – язычница. Лия – Лилит, первая жена Адама.
"Я ваш – Личард верный, ваш Мефистофель". О тете Софе. Он хулиган. Пасхальные колокола.
Борис . Марк не хочет им мешать. Когда Лия уходит встречать Бориса он смотрит за нею вслед.
3) Борис и Лия
О Глебе. О том, что было в Париже. О маленькой Софочке. О старце Германе. Лия о своем одиночестве.
Борис и Глеб.
О Лие о жидах и жидовстве. О маленькой Софочке. "Плевелы" – женщины. Несуществующие люди. Старец Герман. Глеб хочет бросить все и уйти к нему в монастырь. Б.<орис> тоже много думает о религиозных вопросах, но пришел к иному. Он от мира не уйдет. Глеб: весь мир лежит во зле.
5) Борис, Глеб, Лия, т.<етя> Софа, Марк.
Общий разговор за столом. ["Христос воскресе!"].
Летательные машины. Россия и Европа. Народы – богоносцы. "Фармацевт". Народ и интеллигенция. "Жид идет". Пьет за гибель интеллигенции. Братья чувствуют как они разошлись.
Лия и Глеб у окна. "Какое все печальное и родное". Петербург. Ведет его со свечою. Марк и Глеб смотрят на них.
6) Марк и Глеб.
Марк намекает на любовь Лии к Борису. – "Я тебя когда-нибудь спущу с лестницы". – "Ты меня уже не раз спускал. Но я возвращаюсь. Гони природу в дверь, она влетит в окно". – "Убирайся к черту!" – Берегись, – между нами что-то есть". – "Мерзавец!" Глеб падает, закрыв лицо руками.
II
На монастырской даче
О старце Германе. [Марк и Глеб]. Трифон рассказывает тете Софе. В ст.<анице> о нем говорят. Как он беседовал с каждым…
Бондаренко Пятна старой революции. Презирает всех. О Лии.
Неужели он, Глеб, ничего не видит.
Борис и Лия . Она говорит ему, что любит его. Он хочет уехать. Она умоляет, чтоб он остался, – она больше не будет об этом говорить. Поцелуй.
Марк и Борис . Хочет оскорбить его и вызвать на дуэль. – "Только скажите, любите ли вы ее". – "Люблю". – Хулиган. Конченый человек.
III
У святого источника
Богомольцы о старце Германе. Глеб возвращается из пустыни, причастившись. Узнал о самоубийстве Марка.
IV
В Петербурге осень
Борис и Лия . Он уезжает. Говорит ей, что любит ее. О Глебе. Она его боится. Сот с бритвою. Она для него – диавол.
Борис и Глеб . Глеб предлагает Борису, чтобы Лия уехала с ним. Не хочет им мешать. Судьба его, Глеба, такая
же, как Марка, он тоже хулиган, тоже конченый человек. Если от него уйдет Лия, он будет свободен. Сам уйти от нее он не решается. Борис отвечает, что все это – болезнь, сумасшествие. – "Да, я схожу с ума. И Лия этого хочет. И ты тоже хочешь этого. Вы оба соединились против меня".
Глеб и Лия. Он выспрашивает у нее, любит ли она Бориса, принадлежала ли она ему. Она отвечает ему с презрением. Он кидается на нее с бритвою. Взгляд Бориса и останавливает Глеба.
Борис и Глеб . Борис читает ему письмо старца Германа. Но уже поздно. Ему все равно. Хочет спать. Уходит. Борис остается один. Смотрит, прислушивается. Перерыв.
Борис и Глеб . Во сне видел старца Германа. Пойми все. Уходит вместе с братом от Лии. Вернется с ним в революцию. Лия: "Я боюсь". Она уходит к девочке и к тете Софе. Чудо старца Германа. Все трое обнимаются" (648–650).