Генеральные секретари ООН уже достаточно заметно напоминают римских пап периода Авиньонского пленения – их решения, часто затрагивающие основы международного права, принимаются под прямым воздействием США или их союзников в каждой конкретной ситуации. Наиболее ярким примером этой деградации стало решение Генерального секретаря ООН в июле 2008 года о передаче Европейскому союзу функций по управлению миротворческой миссией в Косово, ставшее прямым нарушением резолюции № 1244 Совбеза.
Миротворческая деятельность ООН, рассматривавшаяся в первой половине 1990-х годов как основной инструмент поддержания мира и безопасности на планете, находится на стадии затухания. Практика операций ООН по принуждению к миру не получила развития в силу неспособности стран – постоянных членов СБ ООН принять коллективное решение по целому ряду эпизодов. Финалом эпопеи с приданием ООН функции глобального полицейского стала операция НАТО против Югославии весной 1999 года. В настоящее время Генеральная Ассамблея ООН остается уникальной международной площадкой для диалога. Вместе с тем реальный смысл ее деятельности – мониторинг мнения всех стран мира по тем или иным вопросам с целью определения расстановки сил между принимающими решения полюсами – уже давно утерян, а новый смысл пока не обретен. Карл Кайзер пишет:
"На реализацию (этих инициатив) уйдет немало времени и сил, но даже если их примут, прогресс не будет достигнут до тех пор, пока страны – члены ООН не выразят готовность к сотрудничеству и не предоставят часть полномочий органу международного сообщества. Решающую роль в этом будет играть поведение крупных держав".
"Большая восьмерка". В связи с неучастием в работе новых центров силы постепенно снижается значение таких неформальных международных институтов, как "Большая восьмерка". В целом, особенно после вступления в нее России, повестка дня "восьмерки" является достаточно восприимчивой к требованиям и вызовам международной среды – мировые финансы, ситуация на глобальном рынке продовольствия и пр.
Вместе с тем позиция "восьмерки" в отношении таких игроков, как Индия и Китай, пока состоит преимущественно в попытках подключить их к реализации решений в рамках повестки, подготовленной правительствами восьми и, в отдельных случаях, даже семи ведущих государств. Также не способствует повышению эффективности работы "восьмерки" участие в ее встречах таких международных чиновников, как председатель Европейской комиссии, который по сути является наемным работником для четырех стран – членов G8: Великобритании, Германии, Италии и Франции.
Присутствие на саммитах лидеров "проблемных" стран Африки объясняется обсуждением там связанных с ними проблем, а появление представителей Китая, Индии или Бразилии – необходимостью их "втягивания" в данный формат. Однако, учитывая отсутствие у ЕС компетенций в вопросах международной безопасности, участие Брюсселя можно объяснить только высокими лоббистскими способностями упомянутой четверки. Кроме того, способности "восьмерки" не просто провозглашать необходимость решения той или иной проблемы, а доводить дело до практических мер ограничиваются отсутствием у этого института постоянного аппарата.
Призывы исключить из работы "восьмерки" Россию, раздававшиеся до и после трагических событий вокруг Южной Осетии и Абхазии в августе 2008 года, выглядели в этой связи особенно странно. Связано это с тем, что именно участие России дает данному институту хотя бы незначительный, но представительный характер и позволяет принимать универсальные инициативы. Без России "восьмерка" вернется к состоянию закрытого клуба стран Запада с соответствующим авторитетом и перспективами для всех других стран мира.
Всемирная торговая организация, пожалуй, еще в большей мере, чем ООН, становится жертвой распада мира, который мыслился 15–20 лет назад единым, на региональные группировки или союзы. Несмотря на то что ВТО остается, как отмечают авторитетные наблюдатели, наиболее сильным из институтов глобального уровня, именно эта ее функция все чаще ставится под сомнение, в первую очередь за счет стремительного распространения практики двусторонних или региональных торговых режимов. В этой связи отмечается, что время существования глобальных режимов и вовсе прошло. В последнее время к такой стратегии активно перешел и Европейский союз, бывший ранее одним из наиболее надежных проводников использования механизмов ВТО. ЕС в свете стагнации переговоров по так называемому Доха-раунду уже официально взял курс на подготовку соглашений о создании зон свободной торговли не только с государствами-соседями, но и с такими удаленными партнерами, как Южная Корея. Сама же ВТО рассматривается чиновниками ЕС как не более чем одна из многих возможностей для усиления позиций Европы на мировом рынке.
Мировой банк, как и другой "бреттон-вудский" международный институт – Международный валютный фонд, также стоит перед сложнейшими вызовами. Оба они играют сейчас важнейшую роль в реализации наиболее, пожалуй, последовательной программы по приведению стран – потенциальных очагов напряженности в более-менее стабильное состояние. И оба столкнулись с противоречием между легитимностью и эффективностью, настолько серьезным, что, как отмечает Нгере Вудс из университетского колледжа Оксфорда, главной жертвой борьбы за легитимность и Мирового банка, и МВФ может стать их собственное правовое устройство, главный принцип которого – система распределения голосов – уже не отражает международной политической и экономической реальности.
Развивающиеся и растущие страны, на которые в первую очередь направлена деятельность МБ и МВФ, не могут оказывать на принимаемые решения практически никакого влияния. Наглядная иллюстрация такой ситуации – сравнение квот голосов в принятии решений у Бразилии (1,47 %) и, например, Бельгии (2,1 %). Вместе с тем никаких признаков того, что благополучные в плане участия в принятии решений страны готовы сократить свою долю в пользу новых государств, не наблюдается.
В кристаллизованном виде необходимость ревизии правил деятельности этих многосторонних институтов нашла свое отражение в статье министра иностранных дел России Сергея Лаврова:
"Глобальная финансово-экономическая архитектура создавалась во многом Западом под себя. И сейчас, когда налицо сдвиг финансово-экономической силы и влияния в сторону новых быстрорастущих экономик, таких как Китай, Индия, Россия, Бразилия, становится очевидной неадекватность прежней системы новым реалиям. По сути, требуется такой финансово-экономический базис, который соответствовал бы полицентричности современного мира. Иначе управляемость мирового развития не восстановить".
Пока изменения здесь не особенно заметны. Результатом становится тенденция игнорирования новыми центрами силы тех требований, которые эти институты вырабатывают, что вступает в противоречие со стремлением США возложить на них часть не просто материальной, но и политической ответственности за решения МБ и МВФ. Как с тревогой отмечает Фред Бергстен:
"КНР, наверное, уже стала крупнейшим единоличным донором... Тем самым она бросает вызов общепринятым нормам, поскольку игнорирует все виды обусловленностей, сложившиеся в сообществе доноров за последние четверть века. Пекин отвергает не только принятые социальные стандарты (в области прав человека, условий труда и защиты окружающей среды), но и фундаментальные экономические нормы (такие, к примеру, как борьба с бедностью и надлежащее управление), соблюдения которых все многосторонние организации требуют как нечто само собой разумеющееся".
Отмечается, что попытка достичь качества и прозрачности управления, аналогичных тем, которые ими предлагаются странам-заемщикам, потребует от МБ и МВФ полного пересмотра принципов своей деятельности. Окончательный приговор МБ и МВФ выносит Джон Айкенберри, отмечая, что
"Лидирующие послевоенные институты – МВФ, Мировой банк и НАТО – весьма удачно обслуживают интересы США и других крупнейших держав".
Думается, что еще раньше к этому выводу пришли государства, не входящие в круг избранных.
Спору нет, международное сообщество – весьма условная совокупность стран Запада, возглавляемая Соединенными Штатами, – оказывает пока еще наиболее сильное влияние на ход и содержание международных процессов и обладает достаточными возможностями для того, чтобы направлять деятельность международных институтов по выгодному для себя руслу. Вместе с тем этих возможностей оказывается недостаточно для полного контроля над исполнением условно коллективных решений всеми участниками международной системы.
Организация Североатлантического договора. Если опускаться до уровня региональных организаций, пусть и претендующих на глобальные функции, то деградация институтов затронула и такой столп западного миропорядка, как НАТО. Формально альянс не только успешно функционирует, но и расширяется, укрепляя свое присутствие в сфере влияния прежнего противника. Однако на деле наблюдается глубокий концептуальный кризис, особенно наглядно проявившийся в сентябре 2001-го. Тогда Соединенные Штаты отклонили предложение европейских союзников и предпочли решать вопросы собственной безопасности вне опоры на альянс. Более того, США было официально заявлено, что их подразделения в составе сил НАТО включены в программу передислокации войск США за рубежом. В результате, по мнению Карла Кайзера,
"Для НАТО как основной трансатлантической организации теперь встает вопрос о ее существовании".
Дальнейшие попытки реанимировать боевой дух НАТО и даже придать ему глобальный характер наталкиваются на нежелание стран Западной Европы участвовать в боевых действиях вне традиционной зоны ответственности (а в ней военных угроз не предвидится). Уже к концу 2007 года официальные лица США и НАТО бьют тревогу относительно того, что альянс может потерпеть неудачу в единственном вооруженном конфликте, в котором участвует, – в Афганистане. В перспективе нельзя исключать того, что альянс будет подвергаться внутренней эрозии за счет распространения на его отдельные страны-члены практики двусторонних соглашений о военном сотрудничестве и взаимопомощи с США.
Важным негативным следствием игры государств по принципу "каждый за себя" становится такая опасная тенденция, как неконтролируемая гонка вооружений. Видный российский специалист в данной области Сергей Кортунов отмечает, что сегодня она "вышла на новый качественный уровень, а ее масштабы в ряде регионов превышают даже пиковые показатели времен холодной войны". Более того, все это происходит на фоне деградации глобальных и региональных режимов контроля над вооружениями. Происходит милитаризация мира, особенно его конфликтных зон. Отсутствие международных процедур контроля за торговлей обычными вооружениями приводит к их стремительному распространению, в том числе и среди криминальных сообществ. Растет угроза появления так называемых дестабилизирующих вооружений, ядерных зарядов малой мощности, стратегических ракет с неядерными боеголовками. Согласно приводимым в исследовании Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) оценкам Стокгольмского международного института исследований мира (СИПРИ),
"В 2005 году общие затраты на оборону достигли 1,12 трлн. долларов. Совокупные военные расходы растут непрерывно, быстрее, чем во время холодной войны (соответственно на 6 % и на 2,5–3% в год). Наибольший рост военных расходов наблюдается на Ближнем Востоке, а также в некоторых странах СНГ (Грузия, Азербайджан, Белоруссия)".
Ослабление международных институтов, приобретшее за последние семь-восемь лет всеобщий характер, сказывается и на соблюдении странами норм и правил, а также неинституционализированных режимов. Такие из них, как Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), ставятся под сомнение как странами, желающими приобрести данный вид вооружений, так, по мнению Джона Айкенберри, и условным гарантом его соблюдения – США, которые официально заявили о возможности использования ядерного оружия против неядерных государств.
Такой точки зрения придерживаются и российские специалисты, считающие, что одна из основных причин кризиса режима нераспространения заключается в фактическом нарушении официальными членами "ядерного клуба" (США, СССР, затем Россия, Великобритания, Франция, Китай) статьи VI ДНЯО, в соответствии с которой ядерные государства обязаны
"...вести переговоры об эффективных мерах по прекращению гонки ядерных вооружений в ближайшем будущем и ядерному разоружению, а также о договоре о всеобщем и полном разоружении под строгим и эффективным международным контролем".
Стоит ли говорить о том, что такие действия сильнейших провоцируют младших участников международной системы на самостоятельное поведение, ограничить которое может в современных условиях только силовой, пусть даже и в завуалированной форме, нажим со стороны ведущих держав. Для осуществления такого нажима, учитывая низкую способность стран – членов Совбеза ООН договориться между собой, в свою очередь требуется нарушение формальных правил и процедур, а стало быть, и игнорирование институтов, эти правила олицетворяющих.
Все против всех
Многополярный мир воспринимается рядом участников международных отношений как благо, поскольку многие беды последних лет связываются с попытками установить доминирование одной державы. Но мало учитывается тот факт, что многополярность, формирующаяся в условиях распада институтов, отнюдь не означает возвращения к стабильным многосторонним форматам. Скорее есть основания ожидать дальнейшего ужесточения противодействия всех всем с возникновением ситуативных краткосрочных альянсов для решения конкретных проблем.
В какой-то момент принцип свободы рук взяла на вооружение и российская дипломатия. Москва уже достаточно давно разочарована в возможностях продвижения национальных интересов, опираясь на международные правила – универсальные или действующие в рамках конкретных организаций. По мнению России, которое де-факто оформилось в 2007-м, существующие правила необходимо либо пересматривать с учетом новой расстановки сил, либо не настаивать на их обязательности.
В ряду действий, отражающих такой подход, – уже упоминавшийся мораторий на Договор об обычных вооруженных силах в Европе, жесткая позиция по статусу Косово, которая привела к выводу процесса определения статуса за рамки Совбеза ООН, выдвижение альтернативного кандидата на пост директора-распорядителя МВФ с требованием реформы этой организации, падение заинтересованности в новом соглашении с ЕС, замедление переговоров о присоединении к ВТО, фактическое отрицание полномочий ОБСЕ. В целом может сложиться впечатление, что многосторонние институты рассматриваются ведущими державами как неэффективные, и поскольку остальные ведущие державы не проявляют готовности к консультациям по приданию им новых функций, Москва тоже не намерена связывать себя лишними обязательствами.
Дух конкуренции и самостоятельного усиления оказывает неоднозначное влияние не только на старые, но и на пока формирующиеся институты. Так, несмотря на важность Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) для диверсификации внешней политики России, развитие ШОС воспринимается скорее как форма завуалированной конкуренции Москвы и Пекина за влияние в Центральной Азии, чем постоянный форум для совместного решения проблем региона.
В качестве альтернативной универсальным или региональным институтам модели, к которой начинает прибегать и Россия, рассматриваются наиболее результативные в последние годы ad hoc коалиции – специально созданные отдельными государствами форматы для решения конкретных проблем: "шестерка" по северокорейскому урегулированию или "пятерка" по иранской ядерной программе. Как пишет Карл Кайзер:
"По сути дела, речь идет о том, как будут решаться в будущем главные проблемы мировой политики – в многостороннем режиме и с привлечением ООН, то есть в рамках сложного, длительного, а иногда даже и безуспешного процесса, или же надо последовать совету тех, кто рекомендует поручить "доброжелательному гегемону" разрешать проблемы с помощью американской мощи и временных, меняющихся коалиций с готовыми к сотрудничеству партнерами".
Напротив, меры, направленные на то, чтобы задействовать существующие институты, не приводили к заметному прогрессу. Например, конференция ОБСЕ, созванная по требованию России весной 2007 года, чтобы обсудить перспективы ДОВСЕ, закончилась ничем. Безрезультатными остаются и попытки перевести тему противоракетной обороны в общеевропейский формат и привлечь к ее обсуждению партнеров США и России из НАТО и Европейского союза. Большинство стран – участниц этих организаций заинтересованы в том, чтобы вопрос решался на двустороннем уровне между Москвой и Вашингтоном, и не хотят брать на себя даже часть ответственности.
Качественный переход от попыток вписать Россию в некую структуру международных отношений, формирующуюся вне зависимости от нее, к игре по новым правилам – активному и жесткому продвижению собственных фундаментальных интересов – произошел в последний год первого президентского срока Владимира Путина. К концу 2000 – началу 2003 года стало понятно, что Вашингтон и ведущие западноевропейские столицы склонны во внешней политике прежде всего опираться на собственные силы.