Построение психологической теории ПР должно основываться на обобщении результатов эмпирических исследований интеллектуально опосредствованного принятия решений. В качестве оснований обобщений, учитывающих идеи деятельностного опосредствования и активности личности как субъекта нами был предложен принцип функционально-уровневой регуляции ПР. Он предполагает понимание субъективной неопределенности, в частности, как незаданности, изначальной открытости иерархий как специфической и неспецифической мотивации при ПР,так и интеллектуальных и личностных детерминант оценивания альтернатив , а значит необходимость функционального развития, то есть становления таких иерархий, предполагающих тем самым принятие риска при выборе одного из ряда возможных решений . Во главу угла ставится при этом необходимость изучения регулятивных систем ПР как функциональных и, тем самым, динамических образований, не существующих вне рамок активности самого человека, принимающего решение, или до и вне актуалгенеза взаимодействий множественных процессов психологической регуляции ПР. Предварительное название таким системам – как направляющим регуляцию ПР – можно дать как "динамические регулятивные системы". Существенным является при этом их генезис как динамических смысловых систем (если учитывать контекст использования этого понятия Л.С. Выготским и теперь Д.А. Леонтьевым (1999)), а также понимание функциональности не только как временнґого аспекта их функционирования, но и как изменчивости иерархий взаимосвязей их составляющих с другими психологическими образованиями.
Можно не углублять терминологический и во многом лишь кажущийся разрыв между представлениями о "рациональности" и "интеллектуальности" в психологической регуляции ПР, а попытаться прояснить связи между этими понятиями, существующие уже в силу того, что ими характеризуется одна и та же психологическая реальность – принятие интеллектуальных решений . Одним из направлений в установлении этой связи и является обращение к понятию риска при ПР. Субъективная неопределенность – это поле пересечения условий для проявления риска и условий, требующих от субъекта интеллектуальных решений, которое недостаточно освоено в современной психологии мышления. Стратегии ПР могут включать характеристики одновременно обдуманных и "рискованных". Направленность на получение новой информации, знания, необходимого для ПР, не исключает риска решений.
Тезис, что знание о чем-либо одновременно означает возможность или повышение вероятности произвести это предвосхищаемое событие, фиксирует тренд современных подходов в понимании субъективной неопределенности как преодолеваемой при ПР неуверенности человека относительно последствий выборов, причем за счет осуществления сдвигов субъективных оценок альтернатив по шкале "реальности – ирреальности" их наступления. Учет "ирреальных" аспектов исходов не просто расширяет поле альтернатив, включая в них подразумеваемые (хотя и не данные как исходы в ситуации выбора для ЛПР) следствия или так называемые "фантомные" исходы, но и повышает возможности интеллектуальной подготовки решений за счет усиления субъективного понимания обратимости решений.
Рациональным моментом подготовки принятия интеллектуальных решений может оказаться именно снижение предполагаемых требований к реальности исходов и увеличение их " мобильности "с точки зрения мысленно предвосхищаемых последствий альтернатив. Предложенная оценка альтернатив при ПР по степени их временнґой обратимости может иметь и иной модус: движение не только по шкале "возможное – невозможное" (реальное – ирреальное) следствие, но и по шкале "знаемое – незнаемое".
2. Мотивационные теории принятия решений
Долгое время модели ПР в когнитивной психологии обходились без учета мотивационной детерминации ПР. По мысли Б.Ф. Ломова, высказанной в докладе на Международном симпозиуме по проблемам ПР, именно включение процессов ПР в разряд деятельностно опосредствованных делает ту или иную модель психологической (см. Ломов , 1981). То есть обращение к мотивации, согласно такой позиции, означает реализацию деятельностного подхода к анализу ПР. Однако, как показывают приводимые далее примеры "мотивационных парадигм" в исследованиях целенаправленных выборов субъекта, учет факторов мотивации не всегда означает реализацию такого подхода.
Внешняя схожесть формальных моделей в психологических и непсихологических подходах может быть обманчивой. Поэтому сначала необходимо наметить основания различения психологических (или непсихологических) моделей ПР нормативных и дескриптивных подходов.
Представление модели Дж. Аткинсона в качестве наиболее формализованной психологической модели регуляции выбора действий, учитывающей мотивационную составляющую ,проводит следующую границу между психологическими и непсихологическими теориями. Она основана, как и нормативные теории, на ряде допущений, но включает переменные, предполагающие эмпирические измерения модельных конструктов применительно к реально действующей личности. Формализованная модель Дж. Аткинсона является психологической не только потому, что в нее входят переменные мотивации, но и потому, что обобщает не идеальные стратегии ЛПР, а эмпирически выявляемые закономерности целеобразования и целедостижения реального субъекта.
Напомним некоторые постулаты, на которые опиралась формализация модели.
Люди различаются по латентной диспозиции " мотивация достижения ". Этот вид мотивации был введен в классификации социогенных потребностей Г. Мюрреем(1938). После выхода книги Дж. Мак-Клелланда "Общество достижения" (1961) этот психологический конструкт стал широко использоваться и в других областях знаний. В исходном его понимании предполагалось различать людей, в основном стремящихся к успеху (Мs), и стремящихся избегать неудачи (Мf). Редким случаем является равная выраженность обоих видов мотивации.
Дж. Аткинсоном было введено иное, чем в нормативных моделях, представление о вероятности успеха (Ps) и вероятности неудачи (Pf). Предполагалось, что эти субъективные вероятности отражают индивидуальную степень трудности достижимости целей. Они зависят от возможностей, подготовки или прилагаемых усилий личности. Важно, что их также предполагалось измерять в качестве психологических переменных, как и переменную мотивации. Заданное соотношение субъективных вероятностей как Pf=1-Ps признано наименее обоснованным, но оно было необходимо для построения формальной модели.
Использовались также представления о ценности успеха (Vs) и ценности неудачи (Vf), называемые также валентностями (в традициях теории ожидаемой ценности и школы К. Левина). Эти субъективные показатели привлекательности достижения (или недостижения) целей были связаны с субъективными вероятностями: Vs=1-Ps= Pf, и Vf=-Ps.
Другими словами, при высокой вероятности достижения цели ее привлекательность рассматривается как незначительная. Напротив, при малых шансах на успех (низкой вероятности достижения успеха) валентность исхода является большой, то есть трудно достижимые цели имеют бґольшую привлекательность. Итак, сила стремления достигать цели при разной величине риска (a) может быть описана следующей формулой: T(a)=Ms·Ps·Vs + Mf·Pf·Vf.
Дж. Мак-Клелланд обосновал следующую поправку: закономерность прослеживается только в случаях, когда результат действий зависит от знаний, умений и способностей субъекта. Если результат зависит от "шанса", то есть воспринимается человеком как случайный, не зависящий от прилагаемых усилий, то рассмотренная функциональная зависимость исчезает. Другой вопрос, что люди могут вести себя в детерминистски и вероятностно организованных исходах одинаково, то есть реализовывать одни и те же закономерности выборов.
Л. Фестингер разработал иной подход к мотивации при ПР, реализующий также когнитивный подход в самому пониманию мотивации. Новым стало следующее понимание соотношения компонентов познания и мотивации : идея о возможности изменять поведение человека, подвергая сомнению то, что он думает о себе самом. Основные положения теории включают следующие варианты использования конструктов диссонанса и консонанса ( Фестингер , 1999, с. 17):
1. Возникновение диссонанса, порождающего психологический дискомфорт, будет мотивировать индивида к попытке уменьшить степень диссонанса и по возможности достичь консонанса.
2. В случае возникновения диссонанса, помимо стремления к его уменьшению, индивид будет активно избегать ситуаций и информации, которые могут вести к его возрастанию.
При этом "…термин диссонанс можно свободно заменить на иное понятие сходного характера, например, на голод, фрустрацию или неравновесие " ( Там же ). Важным понятием этой теории является также термин знание , под которым понимается любое убеждение (мнение) индивида об окружении, себе самом или о собственном поведении.
Диссонанс возникает, во-первых, в тех ситуациях, когда человек становится очевидцем непредсказуемых событий или когда он получает новую информацию, что меняет согласованность его знаний. То есть диссонанс является феноменом каждодневным. И понятна близость этой теории (в отличие от моделей ожидаемой полезности – МОП) к объяснению тех каждодневных решений, которые принимает человек в обычных ситуациях.
Диссонанс и консонанс обозначают отношения, которые могут сложиться между двумя "элементами". Элементы и являются знаниями – знаниями о себе или о мире, в котором человек живет. Нерелевантными следует считать отношения между элементами, которые не могут образовывать пару. В нашем языке это закреплено пословицей "В огороде бузина, а в Киеве дядька". Но во многих случаях трудно определить релевантность отношений.
Признание того, что возникновение диссонанса есть главное последствие принятия решений – заведомо ограничивает рамки этой теории. Наименее явным является в ней объяснение побудительных сил принятия ситуации как требующей ПР. Сам же мотивационный фактор оказывается следствием когнитивной репрезентации проблемы выбора.
Там же, где очевидно преимущество этой теории – отнесенность ее к реальным решениям в жизнедеятельности человека, возникает и основная неувязка: познавательные стратегии при ПР считаются слитыми с поведенческими. Преимущества же учета мотивационного контекста ПР оборачиваются невниманием к нему, поскольку не различаются составляющие неспецифической и специфической (познавательной) мотивации в регуляции деятельности человека. Соответственно не рассматриваются закономерности мотивационной регуляции, выходящие за рамки анализа отношений между парами (или системами) элементов знаний.
Еще одним классическим подходом к пониманию мотивационной обусловленности принятия интеллектуальных решений, совместившим идеи гомеостазиса и когнитивного источника мотивации, стала теория удовлетворенности Г. Саймона.Следует отметить, что именно применительно к проблематике ПР этот автор предложил идею рассмотрения интеллекта человека как ограниченного ресурса (по аналогии с экономическим пониманием ограниченности ресурсов как благ, которые в результате ПР лишь распределяются, но не создаются). Он подчеркнул, что люди принимают решения не для того, чтобы реализовывать оптимальные стратегии, а для того, чтобы получать удовлетворение от принятого решения. Например, человек выбирает не лучшую из имеющихся на рынке квартир, а ту, которая удовлетворяет его запросам. То же происходит при других каждодневных решениях. В результате люди хорошо адаптируются, не реализуя посылки о той целевой функции, которую аксиоматично полагают модели ожидаемой полезности – МОП.
Теория Саймона демонстрирует и основное отличие дескриптивных моделей от нормативных : это описания реальных (эмпирических) стратегий ПР; в них устанавливаются закономерности психологической регуляции, а не схемы, в соответствии с которыми человек должен действовать при ПР.
В то же время в предположении Саймона о возможности рассматривать интеллект человека как "ограниченный ресурс" видна близость его подхода к нормативным моделям, ориентированным на целевую функцию максимизации полезности. В обоих случаях имеются в виду условия, когда распределяется уже имеющаяся совокупность благ. Однако метафора ограниченного ресурса хорошо работает в ином аспекте рассмотрения выбора. Так, Саймон предполагал, что субъект действует рационально в той степени, в какой он придерживается сформулированных планов . Нерационально полагаться на полноту ориентировки в планах своих действий, нельзя их постоянно менять, поскольку интеллектуально нельзя учесть все возможные изменения реальных ситуаций (можно ошибиться).
Общим для рассмотренных концепций является не только их статус наиболее близко подошедших к выявлению мотивационной регуляции ПР. Общим является также исследовательская стратегия макроанализа, не позволяющая вычленять взаимодействия интеллектуальных и личностно-мотивационных составляющих в множественной регуляции ПР.
Можно указать и другие концепции, в которых, напротив, выделяется специальная потребность, специфически мотивирующая ПР. Так, авторами работы, выполненной на материале анализа ПР политиками и летчиками, вводится представление о бремени решения (и его избегании) ( Janis , Mann , 1977). В отечественной литературе А.В. Карповым введено понятие квазипотребности в принятии решений при анализе этих процессов в трудовой деятельности человека ( Карпов , 1993). Видимо, эти полюса можно рассматривать как проявление в деятельности человека, принимающего профессиональные решения, общей шкалы личностной включенности, означающей различия в готовности искать необходимые этапы, требующие ПР (в русском языке для этого есть понятие "бдить", быть бдительным), и додумывать их. Даже если мысль не изменяет свойств ситуации, при ПР в профессиональной деятельности или в обычных житейских решениях движением мысли опосредствуется построение образа ситуации (как частного случая функционального проявления образа мира) и готовность субъекта к ее изменению на основе размышления.
Компромиссное включение посылки о субъекте, принимающем решение, реализует Г. Гигеренцер, который говорит о "модулях" ПР, используемых субъектом, о трудности вероятностной оценки альтернатив и влиянии на интеллектуальные решения инстанции морального сознания ( Gigerenzer , 1998).
Некоторые нормативные модели дополнялись мотивационными составляющими, что позволяло предписывать ЛПР те или иные стратегии ПР и анализировать соответствие им эмпирических стратегий. Так, нормативная модель К. Кумбса, которая предполагала вершинную функцию предпочтений субъекта при рассмотрении последовательности лотерей в качестве единой серии возможных выигрышей и проигрышей, была проверена М. Бэттелом, показавшим ограниченность ее случаем мотивации выигрыша . Однако путем введения в игру мотивации на проигрыш оказалось возможным получить совсем иную направленность выборов и сформировать еще одну базу данных для сравнения теорий. Предполагаемая согласно теории Кумбса одновершинная функция предпочтений сменилась "провальной" функцией, то есть субъект стал предпочитать крайние степени риска – малый и большой – средним величинам. В целом этот результат соответствует психологическим исследованиям, в основу которых была положена модель Дж. Аткинсона.
В наших исследованиях обсуждался схожий эффект инверсии рискованности выборов, но уже применительно к ситуации интеллектуальной регуляции стратегий ПР в играх испытуемых с компьютером ( Корнилова , Чудина , 1990). Студенты, участвовавшие в качестве добровольцев в играх, не имели тогда опыта общения с персональными компьютерами и соответственно не были знакомы с коммерческими играми. Фиксировались протоколы рассуждений вслух, которые сопоставлялись с осуществленными выборами (в ситуациях детерминистской игры по правилам – в "шашки", и вероятностной игры в "лото"). В целевых структурах субъекта удалось идентифицировать иерархии с превалированием гностических целей, если он осуществлял ориентировку в закономерностях игры; например, делал заведомо проигрышные шаги в игре с целью "посмотреть, как может ответить противник". То есть в подобных случаях мы наблюдали этапы сознательного принятия целей проигрыша, и выявление иерархий прагматически и гностически направленных целей позволяло понять значимость метауровня в контроле субъекта за его выборами.
Следующий пример демонстрирует традиционный способ функционального контроля личностной переменной "познавательная мотивация" как фактора внутренних условий, который может занимать разное место в регулятивных системах, направляющих актуалгенез интеллектуальных стратегий. В опытах со 110 испытуемыми на материале задачи о Геракле, перевозящем на другой берег реки миссионеров и каннибалов, были выявлены значимые различия во времени промежуточных решений у лиц, отличавшихся по предварительному уровню познавательной мотивации ( Корнилова , 1990). Предварительный блок компьютерной экспресс-диагностики позволял проводить последующее квазиэкспериментальное сравнение ПР путем распределения испытуемых на группы по переменным уровням притязаний, познавательной мотивации и другим, по отношению к которым сформулированы гипотезы об их связи с показателями решения (число попыток, как промежуточных ПР, ошибки, время решения).
Значимой оказалась связь более быстрого времени обдумывания промежуточных ПР с более высокой познавательной мотивацией. Тем самым было установлено, что в актуалгенезе интеллектуальных стратегий более высокий уровень ориентированности человека на поиск закономерностей регулирует и более активное – и тем самым более быстрое – обдумывание решений.
Итак, теоретические и эмпирические исследования внутренней и внешней мотивации при ПР были построены в ориентировке либо на моделирующий подход, предполагающей аксиоматические основы анализа мотивационных влияний, либо на квазиэкспериментальный подход, предполагающий сравнение ПР в группах испытуемых, отличающихся по исходному уровню мотивационной переменной, выступавшей аналогом воздействующего фактора. Каждый из них внес свой вклад в развитие представлений о мотивационной детерминации ПР. Подытожим, что осталось не освоенным в проблематике ПР при этих подходах. Во-первых, за исключением подхода Д. Дернера, которому должно было бы быть отведено специальное место, мотивационная детерминация не рассматривалась как включенная в микрогенез интеллектуальных стратегий. Вообще представлениям о мышлении в теориях ПР не повезло: в ситуациях закрытых задач мыслительные структуры обычно свернуты, и каких-то дополнительных данных, кроме выявления этапов предрешений , исследования не представляли.