* * *
Ярость (furios) является сильным гневом. Она связана, прежде всего, с инстинктом смерти, повышает склонность к насилию, сопровождается звериной экспрессией. Ярость может также повысить активность и служить защите от агрессии других людей, то есть инстинкту жизни.
Аристотель различал мужественную и звериную яростность: "Так что мужественные совершают поступки во имя прекрасного, а ярость содействует им в этом; что же до зверей, то они приходят в ярость от страдания, то есть получив удар или от страха" [9, с. 280]. Звероподобной является ярость, вызванная нападением со стороны других существ или страхом перед ними. Мужественным считается тот, кто сражается за прекрасное (честь и достоинство), даже, если при этом он убивает противника или погибает сам. Философ осуждал и повышенную неадекватную гневливость и безгневность: "Недостаток, будь то некая "безгневность" или что бы то ни было, осуждают, ибо те, у кого не вызывает гнева то, что следует, считаются глупцами, а также те, кого гнев охватывает не так, как следует, не тогда и не на тех, на кого следует. Кажется ведь, что такой человек не чувствует и не страдает, а недоступный гневу, он, видимо, не способен защищаться, между тем сносить унижения самому и допускать, чтобы унижали близких, низко" [9, с. 287]. Добродетельный уравновешенный (ровный) склад души представляет середину между гневливостью и безгневностью. Похвалы заслуживает умеренный рациональный гнев против того, кого следует, по адекватному поводу.
По мнению Сенеки, яростность является зверской, если она несправедлива, устойчива и доставляет удовольствие: "Теперь нужно разобрать еще вот какой вопрос: есть люди, отличающиеся постоянной свирепостью и радующиеся человеческой крови; в гневе ли убивают они тех, кто их ничем не обидел, настолько, что и сами убийцы не считают себя обиженными? Такими были Аполлодор и Фаларид. Это не гнев, это зверство" [164, с. 125]. Но Сенека считал, что гнев у людей только звероподобен. Он присущ человеку, а не зверям: "У диких зверей бывает возбуждение, бешенство, свирепость, склонность нападать на всякого; но гнева у них не бывает… У бессловесных животных нет человеческих чувств, хотя есть некоторые похожие побуждения. В противном случае, если бы они умели любить и ненавидеть, между ними существовали дружба и вражда, раздоры и согласия [там же, с. 105]
Сенека вовсе не призывал отказаться от насилия. Он, в частности, советовал наказывать провинившихся людей, не выражая гнева: "Отдавая повеление обезглавить преступника, зашивая в мешок отцеубийцу, посылая на казнь солдата, ставя на вершину Тарпейской скалы предателя или врага государства, я буду действовать без гнева, с тем же выражением лица и настроением души, с каким я убиваю змей и ядовитых животных" [там же, с. 116]. В отличие от Платона и Аристотеля, Сенека не видел в гневе союзника и "солдата" разума. Он призывал к полному его подавлению: "Борись сам с собой! Если ты захочешь победить гнев, он уже не сможет победить тебя. Ты сделаешь первый шаг к победе, когда начнешь его прятать, когда не дашь ему выхода. Постараемся скрыть все его признаки и, насколько удастся, держать его втайне, никому не показывая… Разгладим лицо, сделаем голос тише, а походку – медленнее, постепенно в подражание внешнему преобразуется и внутреннее… Разгладим лицо, сделаем голос тише, а походку медленнее; постепенно в подражание внешнему преобразуется и внутреннее" [там же, с. 158–159].
В Древней Руси ярости давали негативную оценку и советовали контролировать её разумом. Вот афоризмы из популярного сборника изречений "Пчела", переведенного с греческого языка на русский в XI веке: "Ярость – словно сука: как та рожает слепых щенят, так и ярость рождает слепые поступки" [121, с. 131]… "Ярость и гнев сокращают жизнь" [там же, с. 198]… "Злой конь уздой удерживается, а скорый гнев умом обуздается" [там же, с. 58]… "Прощение лучше мщения, ибо первое от кроткой сущности исходит, второе – от звериной" [там же, с. 88]. Царь Иван Грозный сокрушался: "Звери, свирепые по природе, изменяются вопреки природе в кротких, люди же созданные Богом кроткими по природе, собственной волей из кротости в свирепость и бесчеловечность переходят" [там же, с. 112]. По его мнению: "Смерть – общий удел всех людей за Адамов грех" [там же, с. 196]. Иван Грозный рекомендует: "Если бессловесные твари, согласно своей природе, руководствуются как должно чувствами, то все те, кто наделен разумом – советом и размышлением" [там же, с. 138]. Но в реальной жизни Иван Грозный вел себя противоположным образом. В одном из приступов ярости он убил сына. Страшную бойню Иван Грозный учинил в Новгороде в 1569–1570 г.г. Тысячи новгородцев после пыток были утоплены в Волхове. В Пскове юродивый Никола по прозвищу Салос преподнес царю кусок сырого мяса. "Я христианин и не ем мяса в пост", – сказал Иван. "Ты хуже делаешь, – сказал ему Никола, – ты ешь человеческое мясо" [87, с. 111].
Звероподобная яростность была характерна для итальянского фашистского диктатора Бенито Муссолини. Его привлекло ницшеанское учение о дионисийском звероподобном человеке. Муссолини говорил: "Здесь в Италии мы практикуем рождение трагедии – т. е. дионисического человека" [цит. по: 211, с. 110]. Муссолини отличался вспышками гнева, мстительностью, жестокостью и сладострастностью. У него было 400 любовниц. Некоторых он бил, а одну ударил ножом. Был страстным поклонником спорта. Устраивал массовые заплывы и гимнастические упражнения для выработки чувства коллективизма [259]. Ему принадлежат следующие афоризмы, отражающие его ориентацию на хищных зверей и атеизм: "Лучше прожить один день львом, чем сто лет овцой"… "Религия – это болезнь души, которую может вылечить только психиатр" [260].
Звероподобная яростность может возникнуть вследствие гриппа мозга, растормаживающего инстинкты: "У детей и подростков в виде остаточного психического состояния наблюдается скорее не недостаток в побуждении, а противоположное растормаживание влечения, картина гипергормии, психомоторного неспокойствия, безудержной импульсивности, преобладание влечений с наклонностью ко лжи, к воровству и к сексуальному бесстыдству, с кошачьей чрезмерной подвижностью или с совершенно звероподобными приступами ярости, с диким кусанием, царапаньем и т. д." [89, с. 84].
Интересные данные об яростном типе у детей были получены в исследовании L. М. Horowitz, J. С. Wright, Е. R. Lowenstein, Н. W. Parad [240]. Они разработали конфигурацию признаков для трех прототипов проблемных детей на основе экспертных оценок. 10 экспертов, которые имели опыт работы от 3 до 14 лет с кратковременными программами лечения детей с психическими нарушениями, дали описания чувств, мыслей, способов поведения трех типов детей: агрессивно-импульсивных, депрессивно-уединенных (замкнутых) и погранично-дезорганизованных. Оказалось, что у прототипа агрессивно-импульсивных детей два блока свойств были связаны с яростью. В первый входили чувство ярости, драка, ругань, крик. Во второй – вспышки ярости, размахивание руками, жестикуляция. Близок к ним был блок, включающий самоутверждение через запугивание других, подтрунивание, мучение. В остальные пять блоков входили, черты характеризующие импульсивность, например снижение прогноза поведения, низкие пороги фрустрации, трудности слушания, утрата чувства реальности, плохая проверка реальности.
В. П. Эфроимсон сообщает, что к ярости предрасположены больные с височной эпилепсией: "… эндогенные и экзогенные поражения височной области вызывают готовность к бешеной реакции на незначительные происшествия, ярость, эксплозивность" [226, с. 218].
Звероподобная яростность отмечается у шизоидов при уменьшении коммуникативной дистанции и жизненного пространства: "Выразительный пример шизоидного мировосприятия один пациент формулировал следующим образом: "Когда установленная мной дистанция разрушается, я прихожу в ярость". К. Лоренц описывает агрессивные действия, напоминающие реакции дикого зверя при нарушении границы его природного обитания…" [157, с. 53]. Исследования свидетельствуют о повышении агрессивности животных в перенаселенном замкнутом пространстве (Cathoun, 1962; Christian & others), а также о высоком уровне преступности людей в компактно застроенных больших городах (Fleming & others, 1987; Kirmeyer, 1978) [см.: 109, с. 507].
Источником звероподобного гнева является также боль: "для активации эмоции гнева достаточно одного ощущения боли" [66, с. 248]. Болезненная стимуляция двух животных в клетке (удары током, жара, шум) вызывает у них агрессию друг против друга. Исследования маленьких детей показали, что естественной реакцией на неожиданную боль от укола является гнев: "Младенцы, которые еще не умеют предвидеть, что прививка причинит им боль, тем не менее отвечают на эту боль гневом" [там же, с. 243]. Взрослые люди, которые способны предвидеть, испытывают страх перед болью. Хроническая боль (например, головная) может вызвать также гнев, который ослабляет страх и придает силы противостоять боли. "Ограничение физической свободы также служит активатором гнева, так как вызывает дискомфорт или боль" [там же, с. 249].
Некоторые современные авторы предлагают не переоценивать негативную роль ярости и яростности. Так Дж. М. Готтман (J. М. Got-tman) говорит, "Однако не все негативные реакции равно опасны для супружеских отношений: гнев и ярость не являются предикторами будущего разрыва, в то время как постоянная критика со стороны жены, презрительное или защитное поведение обоих супругов и поведение мужа, который "изолирует" себя от семьи, с большей вероятностью, указывают на будущий развод" [см.: 141, с. 1221].
* * *
Аристотель различал звероподобную трусость и болезненный ситуативный страх: "…если человек по природе таков, что всего боится, даже если мышь зашуршит, он труслив звероподобной трусостью; а если испугался куницы, то от болезненного страха именно перед этим зверем" [9, с. 303].
Звероподобная боязливость сопровождается бегством или борьбой, "двигательной бурей" или "мнимой смертью". Она связана с инстинктами жизни и смерти. Чаще всего, служит сохранению существования. При определенных условиях, например слабой угрозе для жизни, может стать источником ответной агрессии.
Э. Кречмер описал механизм двигательного неистовства при сильном страхе [93]. У низших животных приспособление к новым раздражениям происходит с помощью перепроизводства движений. На более высоких ступенях эволюции "пробование" переносится внутрь из зоны движений в зону зародышей движения и только после невидимого психического отбора обнаруживается самый целесообразный ответ на раздражение. Но, если на взрослого культурного человека внезапно обрушиваются чрезмерно сильные раздражители, то филогенетически верхнее наслоение оказывается ослабленным и двигательный аппарат переходит на низший уровень. Кречмер говорит: "Целый бушующий поток перепроизведенных стремительных пробных движений снова возникает вместо спокойного, т. е. неподвижного, обдумывания" [89, с. 189]. Так проявляется ужас в момент паники при внезапных катастрофах: землетрясениях, пожарах. В панически возбужденной толпе у человека возникают следующие формы поведения: слепое метание из стороны в сторону, визг, крик, давка и сбивание с ног. У некоторых натур, предрасположенных к нервной слабости, двигательное неистовство возникает и при слабых раздражениях. Оно встречается у военных истериков в форме дрожания тела.
Страх в ситуации опасности у человека также может проявиться в застывании – рефлексе мнимой смерти, который носит инстинктивный защитный характер. Это оборонительное поведение называется также кататоидной реакцией или каталептической неподвижностью и является нормальным откликом у молодняка всех известных видов животных. У человеческого младенца оно исчезает после двух месяцев. Но и у взрослых людей реакция застывания может возникнуть в ситуации серьезной угрозы: например у военных в условиях боевых действий; у заключенных "лагерей смерти"; людей, подвергшихся атомной бомбардировке. Каталептические состояния отмечаются у представителей архаичных народов, например, у мужчин из племени Банту, которые могут умереть вследствие проклятия. У цивилизованных людей они наблюдаются также при гипнозе и хронической депрессии [90, с. 252–25]. Защитным застыванием, снижающим опасность нападения со стороны хищников, по-видимому, является неподвижность во время сна. Она может принять крайний характер при летаргическом сне. Возможно, "мнимая смерть" являются основой снижения психической активности у больных шизофренией.
У. Джемс считал "притворную смерть" самостоятельным инстинктом и связывал с ним агорафобию – боязнь открытых площадей или широких улиц, которые нужно перейти. Он задавал риторический вопрос: "Эта эмоция не представляет никакой пользы для человека, живущего в цивилизованной среде, но если мы обратим внимание на хроническую агорафобию наших домашних кошек и заметим, как многие дикие животные, особенно грызуны, стараются быть всегда под каким-нибудь прикрытием, а по открытому месту решаются пробежать только тогда, когда в этом возникает крайняя необходимость, но и тут они ищут случая спрятаться за каждый встречный предмет, за какой-нибудь камень или кустик, то мы невольно зададим себе вопрос: не представляет ли у людей агорафобия давнишнего инстинкта предков, приносившего им определенную пользу и пробуждающегося теперь в потомстве под влиянием болезни?" [52, с. 458–459]. Больные агорафобией воспринимают открытое пространство как ловушку, которая вызывает у них панику, беспомощность и застывание.
* * *
Сладострастие – "наклонность к чувственным наслаждениям, плотоугодие, плотская страсть" [45, т. 4, с. 217]. В настоящее время ее отождествляют с сильным половым чувством: "сильное влечение к удовлетворению полового чувства, чрезмерная чувственность, похоть" [135, с. 648].
Сладострастие как сильное либидо (половое влечение) изучалось в психоанализе. Фрейд в 1931-м году выделил три либидинозных типа, в зависимости от размещения либидо в той части психического аппарата: "Оно", "Я", или "Сверх-Я" [239]. У "эротического" типа наибольшее количество либидо отдается любви. Для эротомана важнее всего любить, но особенно быть любимым. Он боится потерять любовь и поэтому зависит от другого. Этот тип соответствует элементарным инстинктивным требованиям. Для "компульсивного" типа характерно преобладание "Сверх-я", высокое напряжение, моральная тревога (вместо страха потери любви). Он является консервативным носителем культуры с высоким уровнем независимости и социализированности. "Самовлюбленный" тип вкладывает либидо в себя. Основной интерес – самосохранение. У него отсутствуют эротическая потребность и напряжение между "Я" и "Сверх-Я".
Г. Айзенк различает либидо и сексуальную удовлетворенность. Либидо – сила сексуального влечения, сексуальный аппетит. Сексуальная удовлетворенность – степень реализации либидо. У человека с сильным либидо отмечается высокий уровень дозволенности, сексуальной возбудимости, физического и обезличенного секса, интереса к порнографии. У человека с сексуальной удовлетворенностью отмечаются низкий уровень целомудрия, сексуального отвращения, сексуальной невротичности, сексуальной застенчивости. При этом оказалось, что отсутствуют корреляции между силой либидо и сексуальной удовлетворенностью: у человека с сильным либидо может быть низкая сексуальная удовлетворенность [3].
Формированию склонности к сладострастию способствует защитный механизм сексуализации (инстинктуализации) – использование сексуальной фантазии и активности для снижения тревоги, сохранения самоуважения, ослабления стыда и чувства внутренней пустоты. При сексуализации весь опыт окрашивается в эротические тона. Н. Мак-Вильямс пишет: "Для людей разного пола имеются различия в том, что они склонны сексуализировать: для женщин более характерно сексуализировать зависимость, а для мужчин – агрессивность. Некоторые люди сексуализируют деньги, другие – грязь, третьи – власть, и так далее" [110, с. 185–186].
В настоящей работе под сладострастием будет пониматься чувство любви к наслаждению, а под звероподобным сладострастием – любовь к наслаждениям, связанная с инстинктами жизни и смерти и сопровождающаяся звероподобными повадками. Сладострастными являются, прежде всего, гиперсексуалы с повышенным уровнем сексуального возбуждения и либидо. Для них характерны сатириазис (у мужчин) и нимфомания (у женщин) – чрезмерная любовь к сексу, проявляющаяся в сексуальной неудовлетворенности, беспорядочных половых связях, эротических фантазиях, безудержном стремлении к половым сношениям. Названия этих форм гиперсексуальности связаны с культом звероподобного Диониса (Вакха, Бахуса, Либера, Загрея). Возрождающийся и умирающий Дионис – олицетворение инстинктов жизни и смерти, звероподобного сладострастия и жестокости [65]. Мифологические нимфы и сатиры считались спутниками Диониса. Сатиры – козлоногие териоморфные существа, покрытые шерстью, с длинными волосами и бородой, с человеческим торсом и головой. Они любят вино и секс, преследуют менад и нимф – низших божеств природы, её живительных и плодоносных сил.
Сладострастные люди ориентированы на физиологический половой акт, игнорируют переживания и личность партнера, нередко используют его как средство удовлетворения потребностей в сексе и власти. У них, как правило, повышена жестокость. Д. Э. Солсбери полагал, что зверь, находящийся внутри человека, может отнять у него разум и душу, оставив только звериные свойства: жажду совокупления, чувство голода и ярости [см.: 122, с. 68–69]. П. Мантегоцца говорил: "Никакое лицо настолько не напоминает мимику жестокости, как лицо сладострастное. Это ужасно, но так оно есть на самом деле. Любовь и кровь, смерть и воспроизведение в этом мире сменяют друг друга в короткие промежутки, часто даже без опускания занавеси между двумя последовательными актами. Рука, только что совершившая убийство, спустя минуту уже ласкает, а губы, которые корчились лютым смехом, утопают в неге творящего поцелуя" [111, с. 102]. Связь сладострастности и жестокости отмечал П. Б. Ганнушкин [35]. Сексуальное чувство и жестокость сочетаются тремя способами: 1). Жестокость предшествует копуляции и направлена на усиление потенции. 2). Жестокость следует за копуляцией, которая не дает удовлетворения и человек заканчивает зверством над своей жертвой. 3). Жестокость заменяет копуляцию, садизм выступает эквивалентом любви.
В. П. Эфроимсон приводит пример связи нимфомании с жестокостью. Нимфоманка 38-летняя Тереза имела множество гомосексуальных и гетеросексуальных связей, в больнице по 20 раз в сутки открыто мастурбировала: "Она однажды пыталась оскопить своего мужа разбитой бутылкой, позднее раскромсала бритвой спину другому мужчине" [226, с. 219].