Национальная партия, ее идеологи и последователи опубликовали сотни книг, статей, брошюр и прочей печатной продукции – не говоря уже об официальных документах, – объяснявшей белым южноафриканцам, в чем именно состоит "красная опасность", кто является ее проводником, как с ней бороться. Часть этой литературы носила псевдонаучный характер, часть – религиозный, часть – популярно-пропагандистский. Но только в 1986 г. министр обороны Магнус Малан начал цитировать журнал ЮАКП "African Communist", чтобы объяснить тактику ОДФ в "освобожденных зонах" – тауншипах и шантитаунах южноафриканских городов, контролировавшихся Объединенным демократическим фронтом [169] . И только в 1987 г. Ф. Дж. (Нил) фан Хеерден, парламентский представитель Национальной партии по иностранным делам, посвятил свою речь анализу Хартии свободы [170] . Создается такое впечатление, что стремления действительно узнать своего противника, будь то СССР, АНК или ЮАКП, у руководства Национальной партии не было до начала 90-х годов прошлого века. Для идеологических клише, которыми оно мыслило, было достаточно веры.
Южная Африка в советском мировидении времен холодной войны
Говорить о советской политике по отношению к ЮАР и о том, какой виделась эта страна советскому руководству, труднее чем о южноафриканском видении СССР. В отличие от ЮАР, большая часть архивов которой рассекречена [171] , самые важные российские архивы по этому периоду остаются закрытыми полностью или частично: ЦК КПСС, КГБ, МИД, Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР (ГРУ) и т. д., а парламентских дебатов в СССР, как известно, не существовало. Так что судить о южноафриканском направлении в советской внешней политике можно в основном только по прессе и опубликованным материалам.
Южная Африка в "глобальной стратегии" СССР
В программе КПСС, определявшей основные принципы внешней политики СССР, говорилось, что партия "считает своим интернациональным долгом помогать народам, идущим по пути завоевания и укрепления национальной независимости, всем народам, борющимся за полное уничтожение колониальной системы" [172] . Это положение было закреплено и в последней советской Конституции, принятой в 1977 г. Из него следовало, что помощь национально-освободительным движениям оказывалась из солидарности с борьбой за правое дело и была совершенно бескорыстной, т. е. собственных интересов у советского государства в этой поддержке не было.
Но одновременно КПСС провозглашала национально-освободительное движение одним из трех потоков мирового революционного движения, а значит, и союзником СССР в его борьбе против империализма. Это означало, что обеспечение победы освободительных движений было для СССР одним из важнейших направлений его глобальной стратегии. Вкладывая миллиарды долларов в дело, от которого не было никакой видимой отдачи, а то и прямо в ущерб своим экономическим и политическим интересам, творцы советской политики, представлявшие мир ареной борьбы двух социальных систем, полагали, что каждый успех их союзников приближал окончательную победу сил социализма и справедливости под руководством самого СССР. Во имя этой конечной цели они готовы были жертвовать ресурсами и даже экономическими интересами своей страны.
В 1961 г. журнал "Коммунист" опубликовал статью, в которой ярко отразилось представление советского руководства о роли третьего мира в глобальных процессах. В ней приводилась следующая статистика: численность населения социалистического лагеря с 1945 по 1960 г. выросла на 830 млн человек, и только 80 млн из них были гражданами стран, освобожденных СССР в ходе Второй мировой войны. 750 млн были гражданами слаборазвитых, как тогда говорили, стран. Эту тенденцию автор проецировал в будущее. "Как известно, – писал он, – многие слаборазвитые страны уже начали использовать методы индустриализации, применение которых привело социалистический лагерь к таким разительным успехам. Мы не знаем, сколько этих стран вольются в содружество социалистических стран в течение следующих десяти или двадцати лет, но мы можем ожидать, что притягательность социалистического лагеря для них будет увеличиваться с каждым годом". Отсюда – статистическая проекция: за 20 лет, с 1960 по 1980 г., население стран социалистического лагеря возрастет с 35 до 54 % населения земного шара; население "империалистических стран" (списка нет) упадет с 20 % до 16; а население "прочих" упадет с 45 до 30 % [173] .
Сейчас эти пророчества кажутся настолько наивными, что их неловко читать. Но в 60-е – начале 70-х годов прошлого века освободительные движения и вновь освободившиеся страны одна за другой обращались к СССР за помощью, провозглашали строительство социализма своей целью и отвергали капитализм. Война во Вьетнаме связала США руки и уменьшила их желание вмешиваться в другие региональные конфликты, а политика разрядки создала у СССР иллюзию, что в отношении стран третьего мира у него руки свободны. Антиколониальная позиция СССР на международной арене и его помощь освободительным движениям способствовали росту его престижа в третьем мире.
Революция в Португалии и деколонизация Анголы и Мозамбика вызвали новый подъем оптимизма. "Мир поворачивался в нашем направлении", – говорил об этом времени двумя десятилетиями позже К. Н. Брутенц [174] . Победа мирового социализма казалась достижимой и даже близкой, и советская стратегия состояла в ее приближении.
Помощь оказывалась самым разным движениям и странам, но не всегда и не всем в одинаковой степени. Вопрос об относительной важности для СССР каждого конкретного региона или страны в каждый данный момент определялся несколькими факторами: расстановкой сил на внешнеполитической арене, географическим положением региона, его стратегической важностью для противоположного лагеря и идеологической ориентацией каждого из национально-освободительных движений. О важности – стратегической или иной – того или другого региона для самого СССР в открытой печати и официальных документах не говорилось. Стратегическое положение стран, где шла борьба, и их ресурсы обсуждались только в качестве причин того, почему за ту или иную страну держатся империалисты.
Каково же было место Южной Африки в советском видении мира и в советской политике? Действительно ли она была сердцевиной советской стратегии, как это утверждали южноафриканские идеологи?
Высказывания на этот счет людей самых разных взглядов оказались довольно сходными.
В. Г. Солодовников, директор Института Африки РАН и заместитель председателя Советского комитета солидарности стран Азии и Африки, в конце 1970-х – начале 1980-х годов советский посол в Замбии, писал: "Довольно долго наши интересы в Южной Африке были преимущественно идеологическими – национально-освободительные движения рассматривались как один из трех потоков мирового революционного движения" [175] .
А. Л. Адамишин, заместитель министра иностранных дел СССР в перестроечные годы, а затем заместитель министра иностранных дел России, утверждал: "Внешнеполитический курс СССР, как и нашего основного противника – США, был глубоко идеологизирован… Третий мир… рассматривался как резервный отряд социализма, откуда в наш лагерь переходили – или рекрутировались – очередные кандидаты [176] ." Но "… Африканский континент, – продолжал он, – не входил тогда (в 70-80-е годы. – А. Д., И. Ф. ) в число наших внешнеполитических приоритетов, а Юг Африки был регионом, "который в силу его географической удаленности и ограниченности круга наших интересов там, не имеет для нас самодовлеющего значения" [177] .
Известный советский дипломат, многолетний посол СССР в США А. Ф. Добрынин также указывал на идеологический характер советской политики на Юге Африки: "… идеологическое противостояние… порой… без всякой нужды осложняло отношения Москвы с США по вопросам – особенно регионального порядка, – не затрагивающим реальные национальные интересы СССР. Срабатывал инстинкт "интернациональной помощи" тем, кто, хотя бы на словах, заявлял о своей приверженности "идеям социализма". В США же это расценивалось как сознательное стремление Кремля ущемить американские интересы. Типичным примером была война в Анголе, в которую вслед за Кубой оказались вовлеченными СССР, с одной стороны, и США – с другой… Ближний Восток и Куба оставались постоянными раздражителями"" [178] .
Маркус Вольф, глава внешней разведки ГДР, вспоминал: "Никаких стратегических соображений в поддержке АНК у нас [социалистического лагеря. – А. Д., И. Ф .] не было. Мы считали его борьбу против апартхейда законной освободительной борьбой, хотя и не считали его силой, способной взять власть. Мы полагали, что его борьба против апартхейда является законной освободительной борьбой…" [179]
В конце 1981 – начале 1982 г. ставший невозвращенцем советский дипломат Аркадий Шевченко говорил послу ЮАР в Вашингтоне, что Южная Африка не стояла в центре внимания СССР: советское руководство было занято войной в Афганистане, неурожаем и событиями в Польше. Шевченко полагал, что поставки оружия кубинским войскам в Анголе и военная помощь СВАПО будут продолжаться, но что в целом "советская политика в Африке находится в стадии консолидации, а не экспансии, если не считать попыток ловить рыбку в мутной воде". Что до АНК, то, по словам Шевченко, эта организация отнюдь не была "избранным" инструментом СССР. Его будут использовать по обстоятельствам, но СССР не контролирует АНК, и вряд ли Советский Союз пойдет на те затраты и усилия, которые понадобились бы, чтобы изменить эту ситуацию [180] .
Американские политологи, наоборот, часто подчеркивали важность южноафриканского региона для СССР. Но и они, особенно в 1980-е годы, обычно приходили к выводу о том, что советское руководство занято решением других, более неотложных задач, и потому не может уделять этому региону значительного внимания.
Питер Ваннеман – американский политолог, специализировавшийся на советской политике в южноафриканском регионе и стажировавшийся в начале 80-х годов в научных учреждениях ЮАР, утверждал, что "Юг Африки – одна из главных целей СССР. Если он получит контроль над этим регионом, это приведет к колоссальному сдвигу баланса сил в мире". "Но, – писал он, – такая перспектива пока не близка… Главной заботой советской политики на Юге Африки в восьмидесятые годы является консолидация достижений семидесятых… При том, что СССР занят Польшей и Афганистаном… при кризисе со сменой руководства страной [181] , при том, что СВАПО уничтожена, а АНК разделен и слаб, ясно, что СССР не будет спешить с вмешательством на Юге Африки" [182] .
В авторитетном исследовании советской политики в третьем мире, опубликованном в 1981 г., американский советолог Д. С. Папп утверждал, что, несмотря на некоторые очевидные успехи, СССР не добился на Юге Африки ни однозначной, ни безусловной поддержки прифронтовых государств и национально-освободительных движений и что в более длительной перспективе его влияние и роль в этом регионе не будут значительными. Папп писал, что США вряд ли стоит недооценивать советское присутствие в этом регионе, но считал, что не стоит и переоценивать его значимость и реагировать слишком резко [183] .
Так или иначе, все эти высказывания свидетельствуют о том, что ни ЮАР, ни южноафриканский регион в целом не стояли в центре внимания советского руководства даже в 70-е годы прошлого века, когда политика СССР там активизировалась в связи с войной в Анголе, ни тем более в 80-е, когда экономическая и внешнеполитическая ситуация страны ухудшилась. Но это отнюдь не означает, что интереса к ЮАР у СССР не было.
В своих хорошо документированных работах специалист по холодной войне в третьем мире О. А. Уэстад – в начале 90-х годов он работал в архивах Международного отдела ЦК, вскоре после этого закрытых, – писал, что предложения по "африканской стратегии" СССР "разрабатывались КГБ" и получили одобрение советского руководства и лично Брежнева осенью 1970 г. По его словам, в отчетах КГБ для ЦК подчеркивалось, что вновь освободившиеся страны и освободительные движения Юга Африки ищут союзников на международной арене и что Советский Союз был единственной мировой державой, способной помочь им в достижении их политических и социальных целей [184] . В этих отчетах, писал Уэстад, подчеркивалось, что регион имеет потенциальное стратегическое значение для СССР и что США и Китай пытаются увеличить свое влияние на освободительные движения, в частности, в португальских колониях [185] . По его словам, еще одной причиной необходимости активизации советской политики на Юге Африки председатель КГБ Ю. В. Андропов считал тот факт, что Запад такой активизации как раз не ожидал [186] . В отчете ГРУ, по словам Уэстада, подчеркивалось, что роль Африканского континента для США значительно возросла как с точки зрения стратегии, так и в смысле использования его естественных ресурсов. США, говорилось в нем, оказывают политическое давление на африканские страны с целью заключения военных договоров и получения военных баз [187] .
Из материалов Уэстада следует, что активизация советской политики в южноафриканском регионе объяснялась не только идеологическими причинами. Идеология была и стратегией: помощь национально-освободительным движениям была главным способом противостояния деятельности как Китая, так и прежде всего США, в регионе, который считался для них стратегически важным. ЮАР была ключевой страной этого региона – этим и определялось ее место в системе координат советской внешней политики.
Советская политика по отношению к ЮАР
В конце 1940-х – первой половине 1950-х годов четкой политической линии по отношению к ЮАС у СССР не было. С одной стороны, между двумя странами все еще существовали консульские отношения, и память о союзничестве в годы Второй мировой войны еще была жива. С другой, с началом холодной войны и резким ростом антикоммунизма в политике правительства ЮАС и в настроениях белой общественности после прихода к власти Национальной партии, отношения стали быстро ухудшаться. СССР не мог не реагировать на запрет коммунистической партии и репрессии против коммунистов.
Новая линия СССР по отношению к ЮАС отразилась в статье, опубликованной в "Известиях" советским африканистом И. И. Потехиным. В то время он был заместителем директора Института этнографии АН СССР – единственного научного учреждения в Москве, занимавшегося тогда изучением Африки. Потехин писал: "Через посредство Южно-Африканского Союза монополии США стремятся получить контроль над Южной Африкой с ее огромными запасами чрезвычайно важных стратегических полезных ископаемых… В этом отношении американским империалистам содействует политика реакционного правительства Южно-Африканского Союза, возглавляемого Маланом, лидером Националистической партии. В то время как до войны Малан и его приспешники ориентировались на фашистскую Германию, теперь они нашли нового хозяина и покровителя в лице правящих кругов США. Правительство Малана… отметило свое правление целым рядом фашистских, террористических мер. Была объявлена кампания против всех прогрессивных элементов…" [188]
Разрыв консульских отношений был в этой ситуации неизбежен, но инициировала его южноафриканская сторона. Этот акт положил начало длительному периоду, в течение которого каких бы то ни было официальных отношений между СССР и Южной Африкой вообще не существовало. Но это не означало, что не было связей с южноафриканцами. В 1960 г. были установлены прямые отношения между КПСС и ЮАКП, а затем и между КПСС и АНК.
Краеугольным камнем советской политики в южноафриканском регионе было представление о том, что южноафриканский режим является расистским и реакционным и что он тесно связан с империалистическим Западом, прежде всего США. С меньшим основанием его называли фашистским. С еще меньшим основанием полагали, что этот режим невозможно реформировать, и не замечали происходивших в Южной Африке перемен. Но можно ли было считать ЮАР [189] колониальной страной, а АНК национально-освободительным движением? Если да, то в какой степени к этой стране применимы были резолюции о предоставлении независимости народам колоний? Насколько серьезна поддержка южноафриканского правительства Западом? Насколько популярен АНК и насколько возможен его приход к власти без военного вмешательства СССР? В каких формах и в каких масштабах должна осуществляться поддержка АНК, чтобы она была, с одной стороны, эффективной, а с другой, чтобы она не вылилась в полномасштабный конфликт с Западом? Что должно было прийти на смену существовавшим в ЮАР порядкам, если АНК удастся добиться победы?
Ответ на первые два вопроса был дан в начале 1960-х годов. Ответы на остальные менялись в зависимости от ситуации в мире и на Юге Африки. КПСС взяла линию на поддержку АНК как национально-освободительного движения всеми возможными способами – от финансовой до пропагандистской, от военной до гуманитарной. Масштабы ее менялись, но сам принцип оставался неизменным на протяжении трех десятилетий, независимо от развития ситуации в ЮАР, в южноафриканском регионе, в СССР и на международной арене, а также от того, как оценивался в разные периоды потенциал АНК. Однако эта поддержка оказывалась таким образом и в таких рамках, которые позволяли избежать полномасштабного военного конфликта с ЮАР, а тем более с США.
Поддержка АНК в его борьбе против режима апартхейда, даже если бы она не привела к победе (а такая победа не всеми и не всегда в СССР признавалась неизбежной), была важна и сама по себе как политический процесс, поскольку давала социалистическому лагерю великолепный материал для антизападной, антиимпериалистической пропаганды. Эта пропаганда была важнейшим аспектом деятельности международного движения против апартхейда, в создании и поддержке которого СССР играл немаловажную роль. Она была важна для АНК, но она была важна и для СССР как наглядное свидетельство его роли защитника демократии и справедливости в мире.
О важности этого фактора писал в своих воспоминаниях А. Л. Адамишин: "Наша поддержка прифронтовых государств и национально-освободительных движений дает возможность набирать политические, пропагандистские и моральные очки… Пропагандистский набор у нас был неплохим: почему американские войска в Южной Корее могут находиться, а кубинские в Анголе нет? Нельзя ставить на одну доску агрессора – ЮАР и его жертву – Анголу" [190] .
Эта позиция нашла яркое выражение в публикациях В. Г. Солодовникова. "В то время как СССР и другие социалистические страны, такие как Куба, Германская Демократическая Республика и другие, поддерживали борьбу африканского большинства за освобождение от колониального и расистского угнетения, – писал он в 1998 г., – США и его союзники по НАТО (Великобритания, Франция, Португалия и другие) выступали на стороне колонизаторов и расистских режимов, которые были стратегическими партнерами США в их глобальном противостоянии СССР… Когда дело касалось чернокожего населения, западным политикам, идеологам и журналистам было мало дела до прав человека. Их не беспокоило то, что в Южной Африке они поддерживали откровенный фашизм и антидемократические бесчеловечные режимы. Именно с таких прорасистских и антигуманных позиций Запад выступал против советской политики на Юге Африки – политики поддержки независимых африканских стран и национально-освободительных демократических движений" [191] .