Позиция солидарности с теми, кто боролся против колониализма и апартхейда была беспроигрышной с точки зрения пропаганды и безупречной с точки зрения международного права и норм морали. Те, кто боролся против расистского режима, по определению должны были быть демократами, не говоря уже, конечно, о самом СССР. Эта позиция помогала множить ряды тех, кто выступал против империализма, и усиливать их позиции в международных организациях и в общественном мнении Западных стран.
Самым успешным и действенным аспектом политической борьбы СССР против режима апартхейда стала его позиция в ООН. В результате деколонизации страны третьего мира составили более двух третей голосов в ООН, и по многим вопросам они голосовали блоком. Апартхейд был одним из таких вопросов. СССР являлся автором многих резолюций, направленных против ЮАР, или поддерживал их (например, резолюции о торговом, военном, культурном и академическом бойкотах; об осуждении апартхейда и приравнивании его к преступлению против человечества).
Это не означало, что отношения СССР с африканскими странами по поводу ЮАР всегда складывались гладко. В 1971 г., например, "Правда" резко осудила Кот Дивуар, Малави, Гану и Малагасийскую Республику за то, что они приняли приглашение к диалогу, направленное им премьер-министром ЮАР [192] . Но блок сил в ООН, направленных против апартхейда, стал мощным фактором международной политики. Западные страны, как правило, голосовали против резолюций, осуждавших ЮАР, и накладывали вето на такие резолюции в Совете Безопасности, но на заседаниях Генеральной Ассамблеи они – за редким исключением – принимались.
На эту ситуацию неоднократно сетовал в своих сообщениях в Преторию глава постоянной миссии ЮАР при ООН. В марте 1971 г., например, он писал: "По деколонизации и расовым проблемам, рассматриваемым Генеральной Ассамблеей, Советский Союз всегда солидаризируется с африканцами и азиатами. Он поддерживает даже самые радикальные их предложения. США и западноевропейцы, с другой стороны, хотя и не отвергают деколонизацию как цель или ликвидацию расовой дискриминации и апартхейда как принцип, отказываются все же поддерживать крайние меры. Так, они выступили против предложений африканцев и азиатов, в которых упоминались использование силы в южноафриканском контексте, санкции против ЮАР, а также против предложения заклеймить апартхейд как "преступление против человечности"… Советский Союз полностью идентифицировал себя с афро-азиатским блоком, в то время как Соединенные Штаты и Западная Европа неизбежно выглядели очевидными противниками… их дела. На 25-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Советский Союз использовал эту ситуацию полностью, как он делал это и на предыдущих сессиях" [193] .
СССР поддерживал и многочисленные общественные организации, комитеты и конференции, провозглашавшие своей целью борьбу против расизма, колониализма, апартхейда и "белых" правительств на Юге Африки. В 1974 г. в Женеве прошла, например, Международная конференция неправительственных организаций против апартхейда и колониализма. Все эти организации были так или иначе связаны с Советским Союзом и проводили сходную с ним линию. Конференция получила финансовую поддержку СССР, а Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин прислал ей приветственное послание [194] . Другой пример: 1 сентября 1974 г. правительство ЮАР собиралось начать переговоры о конституции Юго-Западной Африки – территории, оккупированной ЮАР после Первой мировой войны. Но Всемирный Совет Мира и Организация солидарности народов Азии и Африки (ОСНАА) провозгласили 26 августа Днем солидарности с Намибией, как назвали ЮЗА сторонники ее немедленного освобождения [195] . Этот шаг был поддержан ООН, которая провела в этот день заседание по Намибии. В своем выступлении на нем Генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм высоко оценил действия СВАПО [196] . Это совершенно изменило контекст переговоров.
В 1960-х-1970-х годах СССР был самым деятельным участником формирования и формулирования параметров той части глобального политического процесса, которая касалась размонтирования систем колониализма и апартхейда. Советскому Союзу принадлежала в этом отношении инициатива, и, как правило, страны третьего мира отдавали ему за это дань. Вот что говорил, например, во время визита в СССР в июне 1975 г. Е. О. Огбу, председатель Специального комитета ООН по борьбе против апартхейда: "Советский Союз вынес самую большую тяжесть в войне и понес наибольшие потери. Неудивительно, что советское правительство и советский народ привержены делу мира и полного уничтожения фашизма. И в ООН, и в своих отношениях с освободительным движением они последовательно поддерживают борьбу народа Южной Африки против режима апартхейда, идущего по стопам нацизма. Советский Союз является одним из инициаторов Международной конвенции о подавлении преступления апартхейда и наказании за него" [197] .
Поддержка АНК в политической сфере была открытой, активной и масштабной. В других сферах она была более осторожной. Об этом писали многие западные исследователи. "Предоставление маломасштабной материальной и моральной поддержки АНК… считалось резонным, – утверждал американской политолог Д. Кепмтон, – подталкивание АНК к гражданской войне с помощью СССР – нет" [198] .
Ф. Нел полагал, что "СССР никогда не пытался насильственно подпитывать революционную ситуацию в ЮАР. Москва вынуждена была дать южноафриканской ситуации развиваться самостоятельно и не хотела – да и не могла – сделать что бы то ни было, чтобы повлиять на ход событий в ту или иную сторону". СССР, писал он, "… никогда не пытался подтолкнуть АНК к резкому расширению вооруженной борьбы и не удовлетворял автоматически все просьбы АНК о помощи" [199] .
П. Ваннеман считал, что "советская стратегия" по отношению к ЮАР заключалась "в долговременных усилиях, направленных на то, чтобы горшок кипел и гноился, нанося специфический ущерб главному сопернику СССР на мировой арене – США… Советское влияние и вес, – утверждал он, – имеют тенденцию расти пропорционально степени нестабильности в регионе…" [200] .
Даже если бы у советского руководства была уверенность в том, что США не пойдут на поддержку ЮАР – а такой уверенности у него не было, напротив, неизбежность вмешательства Запада и его поддержка ЮАР постоянно подчеркивались советскими публикациями, – одного только военного потенциала самой ЮАР было достаточно для того, чтобы считать авантюризмом идею военного вмешательства СССР в ЮАР.
Но нам встретился один документ, в котором обсуждалась возможность прямого советского военного давления на ЮАР. Источником его является департамент военной разведки ЮАР, поэтому сомнения в его подлинности неизбежны. Но исключать вероятность того, что он был подлинным, тоже нельзя: секретное донесение, посланное в этот департамент в сентябре 1980 г., явно не носило пропагандистского характера и не было использовано для этих целей.
В донесении цитировался меморандум, посланный якобы министром обороны ГДР Хайнцем Хофманом маршалу Д. Ф. Устинову. Если верить донесению, то Хофман писал, что, несмотря на кажущуюся мощь южноафриканской армии, "людские и другие военные ресурсы ЮАР ограничены. Поэтому ЮАР можно победить войной на истощение, тем более что как только Запад придет к тому же выводу, он перестанет ее поддерживать". "Военное давление, когда оно будет применено, должно быть постепенным, – говорилось далее в документе, – потому что опыт показывает, что… Запад примет постепенное развитие событий. Когда давление начнется, оно не должно прекращаться… Поэтому важно не начинать настоящего давления до тех пор, пока не будет сделано все, чтобы оно продолжалось последовательно, без перерывов и на большом участке, желательно на нескольких фронтах". В донесении говорится, что заведующий Международном отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономарев видел меморандум и назвал его "ценным вкладом в обсуждение широких аспектов южноафриканской проблемы" [201] . Однако ни к каким последствиям это послание, если оно действительно было, не привело.
Осторожность в советской поддержке АНК могла объясняться и тем, что не все в советских учреждениях считали исход борьбы в Южной Африке предрешенным, а те, кто верил в неизбежность окончательной победы АНК, не могли предсказать ни ее временные рамки, ни то, в каких формах она произойдет. В ходе своих бесед с вашингтонским послом ЮАР Шевченко говорил, например, что АНК не считался ни эффективной, ни результативной организацией [202] . В этом нелестном отзыве отразились, по-видимому, настроения, встречавшиеся среди сотрудников советского МИД в начале 1980-х годов и выплеснувшиеся на поверхность в годы перестройки. К тому времени вооруженная борьба АНК шла уже два десятилетия, но ощутимых результатов она не приносила. Восстание в Соуэто и связанный с ним подъем борьбы против режима были результатом прежде всего деятельности организаций Черного самосознания, а не АНК. К тому же к началу 80-х годов эти выступления были подавлены, и в стране снова наступила "стабилизация".
И все же О. А. Уэстад писал, что АНК был "безусловно самым важным союзником СССР" и "самым излюбленным партнером Москвы" на Юге Африки. Даже после того, как с конца 1975 г. начались массовые поставки советского оружия правительству Анголы и кубинскому контингенту, по словам Уэстада, МПЛА стало лишь "вторым по важности после АНК союзником СССР в регионе" [203] . Уэстад не обосновал этих утверждений, но с ними можно согласиться: АНК действительно занимал особое место среди национально-освободительных движений Юга Африки, независимо от своих успехов или неудач. Чем же объяснялась важность этой организации в системе советских внешнеполитических координат в южноафриканском регионе?
Место АНК в советской политике
Степень поддержки Советским Союзом разных национально-освободительных движений зависела от многих причин. Важнейшими из них были стратегические и политические интересы СССР, конкретная военно-политическая обстановка в каждом регионе и идеологическая и политическая близость к СССР каждой организации, боровшейся за национальное освобождение.
Особое место АНК в южноафриканской политике СССР определялось, на наш взгляд, двумя факторами: центральным местом в регионе режима, против которого эта организация вела борьбу, и идеологической близостью руководства АНК и его советских коллег.
Как уже отмечалось, с конца 40-х годов прошлого века Южная Африка стала главным союзником США в южноафриканском регионе и при всех противоречиях и трениях, возникавших между двумя странами, продолжала играть эту роль до конца 1980-х. Западу нужны были ресурсы ЮАР, которая была важна для него стратегически, ее развитая экономика была одной из важных составляющих экономической стабильности западного мира. Кроме того, вместе с несколькими другими странами в разных регионах мира ЮАР отводилась роль регионального "полицейского заслона" на пути распространения коммунизма.
А. Ю. Урнов, заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС, оценивал место ЮАР в геополитической системе 60-80-х годов так: "Общность классовых интересов делает южноафриканский режим наиболее надежным политическим союзником западных держав на Африканском континенте. Расистская республика служит важной экономической и военной базой империализма в этой части света… Вашингтон считает расистской режим одним из немногих избранных, с кем он связан общими культурными ценностями". При этом, в отличие от абсолютного большинства других союзников Запада в третьем мире, ЮАР и сама считалась империалистической страной, составной частью империалистического мира. "ЮАР, – писал Урнов, – единственная империалистическая страна в Африке… она обладает самым мощным военным и экономическим потенциалом на этом континенте…" [204]
Все это делало борьбу против режима апартхейда особенно трудной, как сказал в 1969 г. А. Н. Косыгин в беседе с делегацией ЮАКП, приехавшей на Международное совещание коммунистических и рабочих партий [205] , но и особенно значимой. Этим прежде всего и определялась роль борьбы АНК. В. Г. Солодовников называл ее "ключевой" в событиях в Южной Африке. Он писал, что, поддерживая АНК, "мы были уверены, что ослабляем богатый Запад, экономика которого базировалась на колониализме и дешевых естественных ресурсах…" [206]
И СССР, и его союзники часто утверждали, что идеологическая ориентация национально-освободительных движений на помощь им СССР никак не влияла и что никакой идеологической подоплеки у нее не было. Ронни Касрилс, один из руководителей Умконто, а в 2004–2008 гг. министр безопасности ЮАР, писал: "В противовес западным представлениям времен холодной войны Советский Союз не контролировал и не направлял нас. Образ колоссального числа русских заговорщиков, жгущих по ночам ламповое масло в Кремле, разрабатывая сценарии захвата Южной Африки, был смехотворным. Это не означало, что как друзья-революционеры они не делились с нами своим историческим опытом и идеями о том, как свергнуть диктатуру. В. Г. Шубин был одним из небольшой группы товарищей, которых можно было пересчитать по пальцам на одной руке и которые занимались нами, и это в основном касалось военной помощи, образования и гуманитарной помощи. У советской партии были, естественно, тесные связи с нашей партией, и она была бы счастлива увидеть победу социализма. Но она не манипулировала ЮАКП и не требовала, чтобы ЮАКП служила посредницей в ее отношениях с АНК. АНК, естественно, выигрывал от отношений, которые существовали между СССР и ЮАКП… [Но] Москва предоставляла сходные возможности и освободительным движениям, в которых коммунистических партий, как посредников, не существовало… Я никогда не сталкивался с ситуациями и не слышал о них, когда помощь, которую мы, как партия, так и АНК, получали, обговаривалась какими бы то ни было условиями, или чтобы на нас пытались нацелить на что-то не связанное напрямую с нашей главной целью достижения независимой, нерасовой, демократической Южной Африки" [207] .
СССР действительно предоставлял помощь национально-освободительным движениям, не связанным с коммунистами, и в 1960-1980-е годы (в отличие от 1920-1930-х) действительно не оказывал прямого давления на своих союзников. Но это вовсе не означало, что советскому руководству было безразлично, кому именно оказывалась эта помощь. Свидетельств тому множество. Одно из них – данные о финансовой помощи СССР коммунистическим и рабочим партиям и национально-освободительным движениям.
В те годы, за которые такие данные есть (а их немного, большая часть остается закрытой), самые большие суммы шли итальянской компартии (соответственно ее размерам и влиянию), за ней обычно следовали коммунистические партии США и Франции, хотя каждый год в разном порядке. Наглядным свидетельством того, в какой степени идеология влияла на предоставление помощи, является пример Кении. Национальный союз африканцев Кении (КАНУ) впервые появился в списках организаций, получивших финансовую помощь, в 1961 г., через год после того, как он был основан, и за два года до провозглашения Кенией независимости. Он стоял на последнем, 70-м, месте, и объем помощи ему составлял 1 тыс. долл. В 1962 г. он перешел на 18-е место, и сумма помощи ему увеличилась в сто раз. В 1963 г. КАНУ – на 14-м месте с суммой помощи в 250 тыс. долл. В 1965 г. (следующем, за который есть данные) КАНУ, оставаясь на том же 14-м месте, получает меньшую сумму, но рядом с названием партии появляется уточнение – КАНУ (Одинга). В 1966 г. КАНУ исчезает из списков вовсе, а на его месте с большей суммой появляется Союз народа Кении (СНК) – отколовшаяся в этом году от КАНУ партия бывшего вице-президента страны Огинги Одинги, придерживавшаяся более левых взглядов, чем правящая КАНУ. В списке за 1973 г. – следующий, за который есть данные, – нет ни СНК (он был запрещен в 1969 г.), ни КАНУ [208] .
Об идеологических мотивах советской помощи АНК писали Х. Г. и И. Шлейхеры, авторы книги об отношениях АНК и ГДР: "Из всех национально-освободительных движений политическое руководство ГДР всегда считало южноафриканское особенно важным. С точки зрения марксистско-ленинской идеологии и революционной теории они видели в Южной Африке единственную страну в Африке южнее Сахары, которая, благодаря своему уровню развития, обладала наибольшим потенциалом для фундаментальных перемен в направлении социализма. В свете марксистско-ленинской теории процессы социальной дифференциации, и в особенности появление относительно сильного промышленного пролетариата, виделись как база для национально-демократической революции и для последующего революционного перехода к социализму" [209] .
Недвусмысленно высказывался на этот счет и Маркус Вольф: "… политические мотивы в нашей помощи им [АНК. – А. Д., И. Ф. ] все же присутствовали. Мы хотели укрепить левое крыло АНК… Мы и Москва сошлись на том, что самой полезной стратегией обеспечения поддержки социалистической политике АНК будет просто предоставление помощи настолько быстро и настолько щедро, насколько это было возможно, с тем, чтобы в нас видели союзников по более широкой борьбе" [210] .
Нужно ли было советскому руководству обговаривать какими бы то ни было условиями свою помощь АНК и ЮАКП? Их позиции по основным вопросам международной политики и по большинству вопросов, связанных с внутренней ситуацией в ЮАР, стратегией и тактикой борьбы, совпадали. Вряд ли нужны были дополнительные условия предоставления помощи партии, которую Международный отдел ЦК Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) описывал так: "… по отношению к нашей партии и КПСС по вопросам международного коммунистического движения и антиимпериалистической борьбы Южно-Африканская коммунистическая партия четко руководствуется принципами марксизма-ленинизма… [она] недвусмысленно осудила антимарксистскую политику клики Мао и политику западногерманского империализма…" [211] .
Как мы видели, Касрилс тоже признавал, что "у советской партии были, естественно, тесные связи с нашей партией, и она была бы счастлива увидеть победу социализма" [в ЮАР. – А. Д., И. Ф. ], а также и тот факт, что "АНК, естественно, выигрывал от отношений, которые существовали между СССР и ЮАКП" [212] .
Коммунисты были не просто союзниками этого национального движения и даже не только его участниками – они играли важнейшую роль в руководстве и самой этой организации, и ее военного крыла, и это ставило АНК в совершенно особое положение по сравнению с другими национально-освободительными движениями.
В. Г. Шубин, долгие годы занимавшийся в ЦК КПСС связями с ЮАКП и АНК, подчеркивал важность того факта, что в первой поездке в СССР руководителя АНК Оливера Тамбо, состоявшейся в 1963 г., его сопровождал генеральный секретарь ЮАКП Мозес Котане. В течение многих лет просьбы и заявки АНК шли в СССР именно через Котане, и, по словам Шубина, тот факт, что они поступали от человека, который был одновременно и генеральным секретарем компартии, и казначеем АНК, "прибавлял им немало веса" [213] . О роли Котане писал и Касрилс, также подчеркивавший важность его присутствия во время первой поездки Тамбо в Москву [214] . Позже, в конце 1970-х годов в документах АНК Советский Союз стали называть "местом Маломе", т. е. "местом Котане" [215] . Было даже мнение, что Котане избрали казначеем АНК именно потому, что он мог обеспечить финансовую помощь от СССР [216] .