Однако с точки зрения вечной философии (а именно этот взгляд я стараюсь представить) самые высшие и подлинные формы бытия появляются во временном развитии последними. Поскольку высшие формы по определению должны повторять низшие, они могут появляться только после них. Аналогично, люди появились в эволюционном восхождении последними (пока что), просто потому что они представляют собой наивысшую форму бытия из всех до сих пор возникавших.
Именно из‑за того, что первичный процесс с его телесными категориями появляется в ходе развития первым, психоанализ пытается превратить все последующие стадии развития в простые ответвления и символы первичного процесса. Например, образ груди входит в сознание задолго до зрелого и чрезвычайно изощренного понятия мандалы (сложной круговой фигуры, используемой в медитативных практиках), так же как амебы появились на Земле задолго до людей. Но говорить, как это делает психоанализ, что мандала является просто символом груди, - все равно, что назвать человека просто символом амебы. А ведь именно до этого доходит психоаналитическая теория символизма. Тогда можно утверждать, что растения являются символом грязи, потому что она появилась раньше. И, основываясь на таком заблуждении, психоанализ торжественно обещает человечеству, что он никогда не сумеет понять высшие формы бытия. Низводя высшее к низшему, он повсюду видит зверя. Подобный подход вполне может видеть отхожее место и Сикстинскую Капеллу как почти одно и то же, ведь и то и другое построено всего лишь из кирпичей - а кирпичи‑то, в конечном счете, появились первыми…
Образное видение: трансвербальность
Почти с самого начала научного подхода в психологии и психотерапии продолжается долгий, но тонкий спор о статусе воображения и фантазии: что это, просто невротическое сновидение наяву или же это сверхинтуитивная форма познания, раскрывающая высшие уровни реальности? Является ли это архаикой или высокой степенью развития? Есть ли в них ценность? Или же это просто бегство от действительности и неприспособленность? [93], [145], [265]
Лично я полагаю, что это и то и другое: отсюда термины "высшая" и "низшая" применительно к фантазии. Низшая фантазия, олицетворяемая первичным процессом, вряд ли представляет собой что‑то большее, чем достаточно утонченный вид воображения, свойственный многим другим приматам, - так, человекоподобные обезьяны способны формировать "палеосимволы" [7]. Будучи более или менее привязанной к телу, даже при изображении других объектов, низшая фантазия склонна удерживать сознание в короткозамкнутой петле вокруг телесной самости и фактически имеет тенденцию тянуть сознание назад, в нарциссическое телесное бытие. Все это было достаточно подробно разъяснено и документировано в психоанализе, о чем, я надеюсь, мы вспоминаем, говоря о низшей фантазии, Ид - фантазии, тифоническом познании [120], [123], [134], [142].
Но это верно только в отношении инфантильной довербальной фантазии, а зрелый процесс высокой фантазии направлен не назад, к инстинктам, а вверх, к высшим формам бытия и осознания, трансцендирующим грубую телесную ориентацию. Роберт Мэстерс говорит об этом так:
Различие между поэтическим [интеллектуальным] воображением (образным видением) и фантазией (первичным процессом) философы и мистики по - разному формулировали на протяжении веков. Парацелъс несомненно имел в виду именно его, когда предостерегал от смешивания imagination veraалхимиков с фантазией, "этим краеугольным камнем глупцов". Мир воображения - это визионерский мир, мир теофаниии других видений, и мы становимся восприимчивыми к нему только при помощи особого познавательного воображения [271].
Ни одна из только что перечисленных нами проблем процесса довербальной фантазии не присуща зрелому кентавру. Индивид завершил формирование языка и концептуального мышления; трансформировал инфантильные желания тифона в более социально согласованные формы; выдвинулся из структур инфантильной включенности в мир (плеромной и уроборической) - все это у него уже более или менее позади (за исключением, разумеется, фиксаций). Процесс фантазирования теперь является не путем регрессии к. довербальным фантазиям, а способом соприкосновения с трансвербальными реальностями. Он служит переходом (и символом трансформации) от экзистенциальной области к трансперсональной. Это чрезвычайно важная познавательная форма, причем не только для уровня кентавра, но также и для более высоких уровней - вот почему во многих формах трансперсональной медитации используются глубокая образность и визуализация, но никогда не применяется абстрактная концептуализация [173]. Ведь это - трансвербальная фантазия, и ею не только можно пользоваться в совершенно иных целях, чем довербальным первичным процессом, но и сама она принадлежит к совершенно иной сфере [106].
"Символическое мышление, - пишет Мирча Элиаде (критикуя психоаналитическую позицию), - не является исключительной привилегией ребенка, поэта или неуравновешенного ума: оно единосущно с человеческим существованием и приходит раньше языка и дискурсивного 30 рассудка. Символ раскрывает определенные аспекты реальности - ее глубочайшие аспекты, - которые не поддаются другим средствам познания. Образы, символы и мифы не являются безответственными порождениями психики; они отвечают определенной потребности и выполняют свою функцию - проявлять самые сокровенные формы бытия" [106].
Но, разумеется, может иметь место фиксация на довербальном первичном процессе и регрессия к нему с патологическими фантазиями инфантильного уроборического или материнского комплекса инцеста/кастрации с акцентом на инстинктивных потребностях и биологических отношениях - сексуальных, агрессивных и каннибалических. А может происходить и прогрессивная эволюция к процессу трансвербальной фантазии уровня зрелого кентавра. Это не возврат к младенчеству, а повторное открытие той части собственного бытия, которая начинает становиться трансперсональной, над - исторической, а не до - исторической.
Когда исторически обусловленное существо, например, средний западный человек наших дней, допускает вторжение в себя своей же не - исторической части (а это случается с ним намного чаще и полнее, чем он себе представляет), это не обязательно [заметьте, что Элиаде говорит "не обязательно", как если бы он признавал, что это может быть и регрессом, и прогрессом] возврат на животную стадию эволюции человека [стадию телесной самости] или нисхождение к глубочайшим источникам органической жизни [уроборическим - рептильным]. Часто при помощи образов и символов, которые вступают в игру, он заново вступает в райскую стадию первозданной человечности… в утраченный рай" [106].
Этот потерянный рай первичен не по времени, а по глубине. В главах, посвященных тонким областям, мы будем заниматься как раз этой не - исторической частью осознания.
Итак, в нескольких последних разделах мы увидели, что все экзистенциально - гуманистические силы - наряду с юнгианцами, восточной традицией, Мирчей Элиаде и другими - считают образное видение, высокую фантазию и интенциональность не низшей, а высшей формой познания, выходящей за пределы как инфантильного первичного процесса, так и вторичного процесса вербального рассуждения. И сейчас даже наиболее почтенные из ортодоксальных психиатров начинают говорить то же самое. Ариети, например, недавно опубликовал весьма влиятельную книгу под названием "Творчество: магический синтез", где убедительно доказывает, что творчество - один из высочайших у людей и наиболее ценных процессов - является синтезом первичного и вторичного процессов, а потому выходит за пределы ограничений того и другого [8]. Как мне кажется, это именно то, о чем мы говорили, обсуждая интенциональность и образное видение: магический синтез, высокоупорядоченный синтез и интеграция самого кентавра. Учитывая все сказанное, я полагаю, что скоро для всех станет очевидным, что существует довербальное (первичный процесс) и вербальное (вторичный процесс), а выше них и за их пределами есть существует магический синтез, трансвербальное: интенциональность, высокая фантазия и образное видение.
Предконсенсус и трансконсенсус
Инфантильное телесное "эго" - это, напомню, та стадия, когда тело и самость, или тело и "эго", еще не были дифференцированы. Зрелый кентавр, или тотальный тело - ум, есть та точка, где тело и "эго" вступают в трансдифференциацию и интеграцию более высокого порядка, то есть однажды дифференцировавшиеся тело и "эго" - ум теперь интегрируются. Можно видеть поверхностное сходство между до - дифференцированным телесным "эго" и транс - дифференцированным телесным умом, или кентавром, но по структуре они совершенно различны. Только что мы вкратце рассмотрели познавательные процессы каждого уровня, но это было в каком‑то смысле только началом.
Хотелось бы сказать, в частности, что к инфантильному телесному "эго" применимы понятия пред - консенсус, пред - членство, до - социальность, до - приспособленность. Зрелый телесный ум, кентавр, начинает быть над - консенсуальным, над - членским, транс - социальным, транс - приспособленным. Мне кажется, что психоанализ в целом, если и не напуган, то крайне подозрительно относится к транс - социальным и транс - традиционным формам бытия, потому что путает их с досоциальными, действительно "жуткими". А экзистенциально - гуманистическая терапия, с другой стороны, заявляет - и, я убежден, справедливо, - что настоящая аутентичность возможна лишь у того, кто транс - социален в своем бытии [228]. Для меня это легко объяснимо: психоанализ имеет дело только с областями "эго"/Тени/тела, тогда как экзистенциально - гуманистическая терапия минует их, не отрицая их важности, и продолжается в более высокой сфере кентавра. Разграничительной линией, как можно видеть на рис. 3, служит членское [культурно - согласованное] познание.
Но эта разделительная линия - главная линия разграничения между зрелым, социально - адаптированным "эго" и аутентичным кентавром (если использовать термин "аутентичность" как его используют экзистенциалисты), - представляет собой то, что я называю "биосоциальными полосами" [410]. "Био-" здесь обозначает "тело" (тифон), а "социальные" - "членство", принадлежность. Таким образом, биосоциальная полоса представляет верхний предел членского познания и общетелесных ориентации, за которым лежат области бытия, трансцендирующие традиционные, эгоические, институциональные и социальные формы, как это схематично показано на рис. 3. В том же ключе, данные области самости и бытия, лежащие за пределами биосоциальных полос, будут, как правило, трансвербальными, трансконцептуальными и транссоциальными. Заинтересованный читатель найдет "биосоциальные полосы" во всех соответствующих таблицах и рисунках данной книги; тем не менее во избежание излишнего усложнения я не стану задерживаться на этом переходном плане, а только укажу на него. Единственный вопрос, на котором здесь хочется заострить внимание - это то, что существует целый мир различий между досоциальным и транссоциальным бытием, между теми, кто еще не добрался до стадий членства, и теми, кто сейчас начинает их трансцендировать и двигаться за пределы биосоциальных сфер. Поскольку и досоциальность, и транссоциальность являются внесоциальными, ортодоксальная психология, и особенно психоанализ в своем редукционистском неистовстве, путают одно с другим самым чудовищным образом.
Я не знаю лучшего общего введения к теме досоциального и транссоциального, чем работа Шахтеля "Метаморфоз" (заметьте, что "metamorphosis" означает "трансформацию") [334]. Главный интерес Шахтеля сосредоточен на развитии восприятия и внимания, и он различает две основополагающие формы восприятия (терминология в данном случае не так уж важна, его точка зрения достаточно очевидна): 1) аутоцентрическое, выделяющее субъект, сенсорные качества, чувства, относящиеся к восприятию; и 2) ал - лоцентрическое, когда выделяется объект, и отмечается, на что он похож, что он такое. Если воспользоваться великолепным заключением Левинджер, суть того, что продемонстрировал Шахтель, заключается в том, что "аллоцентрическая открытость" ребенка миру утрачена большинством взрослых. Шахтель использует термин "социоцентрическое" [ориентированное на членство] применительно к разделяемому аутоцентрическому восприятию. Когда вторичная аутоцентричность [видение мира через созданные обществом наименования, категории и фиксированные понятия] и социоцентрическое [членское] восприятие становятся преобладающими, они смешиваются с аллоцентрическим [видением вещей такими, какие они есть], а также с соответствующим аутоцентрическим на взрослом уровне [то есть в его зрелых формах]. Если выражаться повседневным языком, к думанию и восприятию в русле стереотипов и расхожих наименований примешивается реалистическое восприятие объективного мира и вместе с ним - полное удовольствие от чувственного столкновения с миром" [243].
Теперь главное: "аллоцентрическая открытость" ребенка и соответствующее аутоцентрическое или сенсорное осознание можно как бы "обрести заново", но теперь в совершенно ином контексте - фактически, настолько ином, что следует говорить о других "видах" или других "структурах". Так, в зрелом "аллоцентрическом отношении" есть интерес и обращенность к объекту; в него вовлечены целостный объект и целостное бытие наблюдателя (курсив мой - К. У.). Аллоцентрический интерес к объекту ведет к его глобальному восприятию, но это иной вид глобальности, а не тот, что был в младенчестве (курсив мой - К. У.) и сплавлял воедино субъект и объект [плеромно - уроборическая стадия], или тот, что был в раннем детстве, когда отличительные черты объекта не воспринимались [первичный процесс]" [243]. Дейкман высказывает похожее суждение: "Вместо того чтобы говорить о возврате в детство [до - членскому восприятию], будет правильнее сказать, что демонтаж автоматических структур восприятия и познания позволяет получить выигрыш в интенсивности и богатстве чувственного опыта за счет потерь в абстрактной категоризации [или в культурно - согласованном познании вообще]. Это… происходит во взрослом уме, опыт обретает свое богатство из взрослых воспоминаний и функций, теперь подчиняющихся другой форме сознания [то есть, той, что теперь представляет собой трансчленство]" [372].
Некогда созданное культурно - согласованное познание (а это необходимый и желательный шаг) теперь должно быть трансцендировано - именно так я понял Шахтеля и его соавторов. В целом эта высшая "аллоцентрическая открытость" и "богатый сенсорный опыт" ("организменное переживание" по Роджерсу) состоят в том, чтобы научиться видеть и чувствовать снова, сверх и прежде схематизации (Шахтель), абстрактной категоризации (Дейкман) и "эго" - концептуальных трансляций (Мэй). Нужно отметить, что теперь это уже трансвербальное, а не довербальное восприятие. Как пишет сам Шахтель: "Именно в таких переживаниях, которые трансцендируют культурные схемы [биосоциальные полосы членского восприятия]… берут свое начало каждое новое озарение и каждое подлинное произведение искусства, именно здесь закладываются основания надежды на прогресс, расширение диапазона человеческой деятельности и человеческой жизни" [334].
Непосредственное настоящее
Продолжим наше обсуждение. Мы видели, что телесное "эго" младенца осознает только непосредственное "здесь и сейчас" и буквально ограничено им. Временные последовательности целиком ускользают от него, события просто "кажутся происходящими" (паратаксическая форма, по Салливэну). В большинстве видов гуманистической терапии исключительное значение придается "непосредственному здесь и сейчас" [292], и это привело почти всех ортодоксальных психологов и психиатров к заключению, что подобные гуманистические формы терапии, в действительности, представляют собой возврат к инфантильному тифону, что они являются регрессивными и не способны ни на что большее, чем просто "отреагирование". Безусловно, некоторые разновидности "поп - терапии" на самом деле таковы, но в целом этот вывод психиатров упускает из виду самое главное. На уровне зрелого кентавра непосредственное и живое настоящее действительно является доминирующей формой времени, но, кроме того, индивид имеет теперь полный доступ ко всему традиционному миру расширенных временных реалий. Он вовсе не ограничен настоящим (как телесное "эго" ребенка), а укоренен в нем и не пребывает в неведении относительно исторического времени, он просто уже не привязан к нему (как "эго"). Тифон - это до - последовательное время, кентавр - транс - последовательное. Первый не ведает о мире линейного времени, второй начинает его трансцендировать. И, естественно, они кажутся похожими, но насколько же они фактически отличаются друг от друга, и сколь катастрофично было бы приравнивать их друг к другу! Раз линейное время было создано (опять необходимый и крайне желательный шаг), значит, оно может быть трансцендировано, и это будет не регрессией, а эволюцией.
Поскольку формой времени на экзистенциальном уровне является непосредственное, яркое и живое настоящее, многие ориентированные на уровень кентавра терапии пользуются этим, как одной из новых трансляций, дающихся клиенту [291]. То есть (в дополнение к некоторым другим кентаврическим трансляциям, которые мы обсуждали - таким как образное видение и интенциональность), широко используется трансляция "видения всей реальности как настоящего" (как в гештальт - терапии - "реально только то, что здесь и сейчас"). Индивид учится видеть мысли о вчерашнем, как происшествия в настоящем, и ожидание завтрашнего, как деятельность в настоящем (кстати, это теория времени св. Августина: прошлое - только воспоминание, будущее - лишь ожидание, но оба они суть факты настоящего). В той мере, в какой человек добивается глобального успеха с такой трансляцией, он трансформирует прежнее время в экзистенциальное; весь абстрактный и призрачный мир линейного времени, который уже выполнил свое назначение, сжимается в интенсивность настоящего. Индивид просто продолжает эту "проработку" до тех пор, пока трансформация более или менее не завершится и он не обоснуется в живом настоящем без того, чтобы быть им ограниченным [221], [292].