Тоня тоже толстая, широколицая, курносая. У нее отличный апетит, рисует и лепит она с тем же завидным аппетитом, что и ест. В Тоне - что-то от раблезианских красавиц - полнокровность, гурманство, жизнелюбие. Все, что она делает, - рельефно, массивно, в живописи - размах на ватманский лист. Помню, ставили мы спектакль по "Орфею и Эвридике". Тоня изъявила желание сделать декорацию к царству мрачного Аида.
- Вот уж я тьмищи наведу, так наведу! - воскликнула она, берясь за кисть.
Смелая вышла работа. Другие дети рисовали персонажей на картоне, а Тоня самозабвенно писала тьму. Но это была не темная поверхность, а тьма, высвеченная золотой охрой, с белым тоннелем (по нему должны были шествовать Орфей с Эвридикой) и россыпью красок вокруг. Живописная тьма.
Недавно справили Нинин день рождения. Ей стукнуло целых восемь лет. Она разрыхлела, в мать; часто капризничает и рвет свои рисунки.
В четыре года Нина была веселой. Этакая фруктовая девица: щеки-яблочки, глазки-вишенки. С какой скоростью вылетали из-под пальцев кони и собаки, птицы и кошки! В пять лет она хотела быть лошадиным доктором, в шесть - прокрасться ночью в зоопарк и выпустить всех зверей из клеток. В семь на нее обрушилось горе, и она стала капризной и требовательной. Ее могла бы спасти та собака, которую она принесла с улицы. Но маме, в "ее положении", не до собаки.
Тоня ненавидит своего отца.
- Хоть бы он подох, - говорит она.
Отец Тони любит Пушкина. Разбудит среди ночи, посадит на стул сонную и читает ей "Пиковую даму". А как иначе привьешь этой бестолочи любовь к классике?! Ночью тихо, постылая жена не жужжит над ухом. К тому же Пушкин сказал: "Россию спасет только медленное просвещение". Вот он в лице Тони и спасает Россию по ночам от умственной тьмы.
- А мой папочка пусть живет - отзывается Нина. - Надоест ему его ведьма, и он вернется. А мы тогда его с лестницы спустим. Я у него теперь все выпрашиваю. Пусть покупает, у мамы денег нет.
- А я со своим не разговариваю. Он меня на плаванье отвел, а я в раздевалке спряталась. А он решил, что я утонула!
Вместо семей у Нины и Тони - враждующие группировки. Девочкам самим не выбраться из-под спуда зла. Либо они очерствеют, либо станут психопатками. Не знаю, что лучше.
"Непослушная, своенравная, упрямая!" - так охарактеризовала мать Тони собственную дочь на первом занятии. Для оправдания характеристики Тоня спряталась под стол, отказалась заниматься с детьми. Я спустила ей под стол коробку пластилина и доску для лепки. Вскоре вся группа перекочевала к Тоне. Это был урок "подстольной" лепки, дети помнят его по сей день. Под столом Тоня быстро сдружилась с ребятами, и эта дружба длилась долго. Целых три года. Пока Тонина мать не пресекла ее.
В последний раз, когда я была в этом доме, Тоня кричала на мать:
- Сейчас же найди ножницы!
Мать не могла найти ключа от шкафа, где лежали ножницы. Она все закрывает на ключ - "отец ворует. Он уже продал из дому все серебро".
- Пусть она его выгонит! Скажи ей, чтобы она его выгнала!
Ненависть к отцу распространилась и на мать. Я не могу осуждать Тоню. Безмерно жаль ребенка, пришедшего в мир полным сил, надежд, радости и попавшего в царство мрачного Аида.
У детей не спрашивают, хотят они "рожаться" или нет. Рисунки - судьбы… В очередной раз выкипает молоко - я загляделась на попугаев Антона, Семена и Бориса, на Нининого отца за роялем "Лев", на преображенную Тониной кистью мать: заслонившись зонтом, она куда-то бредет под дождем.
Дождливая ночь, мирный стук капель о карниз, Тонина мать, уходящая в ночь, Тонин голос: "Горьевна, а почему родители не спрашивают нас, хотим мы рожаться или нет?!"
Нюра слепила кузнечика
"Что можно сказать о девочке, которая слепила кузнечика?" - так начинался давний мой рассказ про девочку Нюру. В нем - о том, как Нюра не хотела ходить на занятия без мамы. Мама была молоденькой и плакала: Нюра ни на шаг от нее не отходит и никуда ее от себя не отпускает.
Я разрешила маме остаться в классе. Нюра успокоилась. С непостижимой быстротой ее пальцы выкручивали из зеленого брикета лапы, усы, и вот на маленькой ладони появился настоящий кузнечик. Подобрав под себя передние лапки, он пошевелил длинными зелеными усами. Блестящая зеленая спинка отсвечивала голубизной, сверкали черные глаза-бусинки.
Нюрина мама сияла. Дочь подарила ей кузнечика.
Прошло время. Теперь Нюрина мама дожидалась дочь в коридоре вместе с другими родителями. Подружились дети, а значит, и их родители. Те, кто бывал в гостях у Нюры, рассказывали, что у них шикарная квартира, отец Нюры намного старше жены, какой-то босс, одна из четырех комнат отдана под спортивный комплекс.
Нюра делала успехи. Школа не помешала ей продолжать занятия. Правда, нашу студию закрыли, я скиталась с учениками по разным пристанищам, и Тане, Нюриной маме, приходилось возить дочь из Зеленограда в центр. На лето мы, разумеется, расставались, а осенью созванивались и снова искали, где бы притулиться.
И вот - Нюры нет. Месяц, другой. Может, нашли что-нибудь поближе к дому?
Зимней ночью раздается телефонный звонок. Нюрина мама. Заикается, просит прощения за такой поздний звонок.
- Что случилось?
- Украли Нюру.
- Кто?!
- Ее отец. Украл и увез в Ленинград, к новой жене. А у той скоро будет ребенок. Что мне делать?
Таня рыдала в трубку. Со сна я соображала туго. Неужели у Нюры было предчувствие и потому она ни на шаг не отпускала от себя мать?!
Мы договорились, что Таня приедет ко мне с первым автобусом. Но только чем я смогу ей помочь?! Представила бедную Нюру в чужом городе, с беременной мачехой. Отца Нюры я не видела ни разу, а из четырех комнат и спортивного комплекса его облик не вытанцовывался.
Нюра похожа на Таню, обе с акварелей восемнадцатого века - розовощекие, голубоглазые, с ямочками на щеках. После кузнечика Нюра налепила сотню добрейших зверюшек, а на каждом рисунке - что бы там ни было изображено - обязательно красовался портрет мамы Тани, в очках.
Стоило маме Тане опоздать хоть на минуту к концу занятий, Нюру охватывал тихий ужас. "А мама придет?" - спрашивала она шепотом, так, чтобы дети над ней не смеялись. Их мамы тоже "ушли за подарками". Ну и что! Нюре не нужны подарки, ей нужна только ее очкастая мама.
Вспомнилась другая девочка. Лика. Мы жили с ней вместе на даче. На какое бы время ни отлучалась от нее мать, Лика ходила по комнате из угла в угол, заложив руки за спину, как профессиональный зек, и твердила одно: "Вперед к маме - назад к маме!" До хрипоты. Потом мы снова встретились с Ликой и ее мамой - в Коктебеле. Лике было уже восемь лет. Маме ее, молодой, красивой женщине, хотелось купаться в море ночью вместе с обществом, хотелось забираться на Карадаг с импозантным маринистом. На крик сбегались все. "Мама упадет с горы, ее съедят волки!" Лику увещевали, стыдили, ей угрожали, ее утихомиривали - попусту. "Мама, мамочка, мама ты моя!" - и вся песня. И что же? Когда Лике было тринадцать лет, мама ушла, оставив Лику отцу. Ликин крик "Вперед к маме - назад к маме!" не был капризом, не был проявлением детского эгоизма и результатом неверного воспитания. Это был голос предчувствия.
Как и Нюрины слезы. Первые капли дождя перед грозой.
Пошли суды. Девочку затаскали. Отец всячески запугивал ее. Не выпускал из дому, только в школу. Из школы он ее забирал сам. Под ключ, и никаких прогулок.
Таня ездила в Ленинград, простаивала у Нюриного класса, дожидаясь перемены. Увидев мать, Нюра бросалась ей на шею, но тут, как из-под земли, возникал Нюрин отец и оттаскивал дочь от матери.
И все-таки Тане удалось выкрасть дочь. Он привезла ее домой, сидела с ней в квартире, взаперти.
К чему все привело? В один "прекрасный" момент Нюре стало все - все равно: Ленинград или Зеленоград, виноград или град. Голубые глаза потускнели, утратив прежнее сияние. Учится Нюра посредственно, ест плохо и спит со снотворным.
Я не юрист. Возможно, оба родителя вели себя неверно. Возможно, судья и адвокаты с обеих сторон были некорректны по отношению к Нюре, но девочка заплатила за все. Своей нынешней безучастностью окупила расходы на судопроизводство. Оправится ли она от такого удара? Ясно одно: той девочки, что слепила кузнечика, не существует. И не зря она плакала.
Что оканчивается на "ок"?
- Посмотри, это я сама придумала.
Дочь встречает меня у порога, протягивая зеленую лягушку с глазами - лампочками от фонаря. Наверняка лампочки натолкнули ее на мысль о лягушке, раньше у нее лягушка не выходила, а вот с лампочками, вставленными на место глаз, - вылитая!
- Это я сам. Меня никто не учил!
Первая фраза почти всех детей.
Самостоятельно освоенное - прочное и перспективное. Чужое, навязанное быстро улетучивается из памяти.
Сколько меня учили в школе вырезать из бумаги китайские фонарики и гирлянды - ни за что не вспомню, как это делается. Нет памяти рук. Что руки постигают сами, то уже помнят на всю жизнь. Недавно сын спросил меня, как делаются бумажные цветы. Я не помнила. Но хорошо помню, как придумала лепить розы: скатать колбаску, расплющить, порвать, как расческу, одна сторона цела, а другая - в зубьях, затем свернуть - и выйдет роза.
А раз роза так, то гвоздика и василек так же, только полоску надо не руками рвать, а резать ножиком - гвоздику часто, василек - и того чаще. В детстве я придумала, как лепить все цветы, которые знала, даже мимозу. Накрошить желтых точек, прокатить по ним зеленым стеблем, крошки налипнут - вот и мимоза. Листья - это несложно. Значит, и из жатой бумаги можно вырезать розу. Сын попробовал - получилось.
Детям это можно подать хитро, как загадку: "Я задумала одну вещь, красивую, все ее любят. Если сделать то-то, то-то и то-то (перечисляю операции), то она выйдет. Кто догадается, тому приз". Призов у меня много - цветная бумага, мелки, карандаши, открытки.
Каково же изумление, когда на их глазах рваная полоска превращается в настоящую розу!
- А задумайте одну вещь, - часто просят меня. Я начинаю: "Скатайте колбаску, расплющите…"
- Роза! - кричат они.
- Нет.
Начинается гадание, но никому так и не удается по одному элементу вызнать тайну замысла. Ведь с этого элемента можно начать фазана (перо), жар-птицу, петуха, ложку, вилку, нож, грабли, санки… На сей раз я задумала рыбу, но рыба почему-то им упорно не приходит в голову.
В этом дети очень забавны. Они не могут найти вещь, на которую смотрят в упор. Смотрят - и не видят. Так же и с отгадками. Все переберут - и не догадаются.
Пошла Маша во лесок, а в руке-то кузовок.
Как нашла она грибок, положила в кузовок,
Сорвала она цветок, и туда же - в кузовок.
Всё на "ок" - в кузовок. Мимоходом научились плести кузовок. Наша задача - как можно больше предметов на "ок" уместить в кузовок. Задачи и на масштаб - соразмерность фигурок: крючок меньше, чем молоток, но больше, чем сверчок, и т. д. У кого будет самое большое количество предметов на "ок", да разных, тому - приз.
…Поясок, ремешок, совок - все поняли задачу. А одна девочка налепила полный кузов грибов. Разных.
- Это белый грибок, это поганый грибок, это лисичий грибок, это подберезовый грибок. Все разные!
- Но ведь все грибы!
- А, тогда я еще цветок слеплю. Это анютин цветок, это ромашкин цветок, это заячий цветок.
- Заячий?
- Да, его зайцу на день рождения подарили. Беленький, и лепестки ушами.
Девочку уводит воображение. Заячий цветок - лепестки ушами. Заяц и его цветок объединены в композицию, и объединяющий момент - форма ушей зайца и лепестков цветка. Подумав, она загнула уши в одну сторону, а лепестки - в другую. Это ритмический и уже архитектонический момент: действие и противодействие - выпукло и вогнуто.
Зайцы - двигатели прогресса. Сколько восхождений к вершинам мысли произошло при непосредственном участии зайца!
- А у меня у зайца день рождения - сообщает девочка всем.
Она уже лепит стол, стулья, еще зайцев, спокойно разрушает композицию и цветок ставит в центр стола.
- У тебя заяц-то не на "ок", - возражает другая девочка.
- У меня не заяц, а зайчонок, и стулок, столок, на столке цветок.
- А у меня подарок на "ок" - находится мальчик, который весь урок лепил машину.
Он знал, что машина не подходит, но хотел машину. И все, у кого получились вещи не на "ок", окрестили их подарками. Пришлось всем вручать призы.
Учительница, посмотри на свои глаза!
Из потока информации ребенок выхватывает то, что интересует его в данный момент. Если он одержим идеей создания подводной лодки, а ему велят писать А, то он пишет А, продолжая думать о подводной лодке. Лишь бы не мешали.
"Из-за леса, из-за гор едет дедушка Егор…" Прибыл к нам, разумеется, не дедушка, а мальчик Егор, прискакал на палке-коняжке. Бравый русоволосый Егор, подстриженный под горшок.
Однако бравости хватило ненадолго. После удачного выхода на сцену Егор потускнел, заскучал. Не нужна ему никакая лепка. Уляжется щекой на ладонь и смотрит. Потом попросил клей и бумагу. Стал склеивать бумажки. Одну с другой.
Спросила Егора, не пагоду ли он случайно строит. Нет, он не знает, что такое пагода, он просто клеит, просто так.
И вот он приходил на занятия, пол-урока как бы дремал, к концу оживлялся, вставлял весьма едкие замечания "по поводу", иногда что-то клеил.
Так бы и шло, если бы однажды я не решила призвать Егора к делу. Сколько можно лоботрясничать?! Я резко, раздраженно окликнула его. Егор подскочил на стуле.
- Учительница, ты посмотри на свои глаза! Какие у тебя глаза! У тебя другие глаза!
Он испугался меня, как Бабу Ягу, появившуюся вдруг неведомо откуда.
Потом, поговорив с его мамой (почему я не сделала этого раньше!), я узнала, что Егор очень устает от окриков в детском саду и сюда приходит отдыхать. Оказывается, он прямо-таки тоскует по лепке, а на вопрос, почему он ничего не делает на уроке, отвечает, что так ему просто нравится.
Вскоре Егора перестали водить в студию. Вот что выходит, когда мы в своей взрослой гонке за "продуктивностью" не видим состояния ребенка или не желаем в него вникнуть.
Жизнь взяла Егора в оборот - ясли, детсад, студия - не продохнуть. Везде от него чего-то хотят. Егор выработал свой собственный механизм вытеснения - присутствовать он еще готов, но участвовать в происходящем - нет. Это - от эмоциональной перегрузки. При эмоциональной перегрузке вытесняется все подряд, без разбору, и то, что было бы "продуктивно", в том числе.
Я посмотрела на свои глаза, и мне стало стыдно.
Детская грамматика
Первое слово "мама" - это не слово, а назывное предложение. В нем в свернутом виде спрятан "текст". Ребенок еще не может сказать: "Мама, иди ко мне, я боюсь" или "Мама, я хочу пить" и т. д., но, называя, он как бы выходит на связь. Осуществляет коммуникацию.
Грамматика начинается для ребенка с имени существительного в именительном падеже. Затем осваивается множественная и уменьшительная форма. Появляется склонение, т. е. нащупываются межпредметные связи, и только потом вводятся предлоги и союзы.
Сравним это с изобразительной деятельностью.
На первых порах осваивается линия, затем она замыкается, образуя окружность неправильной формы, окружности "тиражируются", замыкают сами в себе окружности меньшего диаметра, т. е. идет работа на уменьшение, потом окружности вступают во взаимодействие друг с другом, образуя различные композиции, и в результате превращаются в "головоногов", где руки-ноги можно уподобить грамматическим предлогам и союзам.
Несмотря на уникальность каждого ребенка, все дети, как правило, проходят стадию "каракулей", "кругов" и "головоногов". Устойчивые повторяющиеся элементы можно определить как архетипические.
Архетипы - это первообразы, модели, бессознательно воспроизводимые в творчестве. Понятием архетипа мы обязаны Ю. Г. Юнгу. Это он первый показал универсальность архетипа, берущего начало в "коллективном бессознательном" - первобытной памяти человечества
Сколь бы ни был уникален творец, его творение заключает в себе ту или иную устойчивую модель (младенчество, материнство, благородная нищета, мудрая старость и т. д.).
Неспроста дети тяготеют к сказкам, к фольклорному началу. Именно в сказочных, народных сюжетах представлены все основные архетипические мотивы. Они "знакомы" детям.
"…Все это уж было когда-то, да только не помню - когда" - так передавал А. К. Толстой это ощущение.
Грамматика - тоже реализация архетипических конструкций, структур, записанных в коллективном бессознательном. И потому они так быстро усваиваются детьми.
Когда дети говорят "дай мне ножницу" или "здесь мало ребенков", они говорят грамотно, в соответствии с правилами склонения: так они их освоили на данном этапе, такие нащупали связи.
Звуковая оболочка слова, равно как и "цветность" изображения, завораживает детей. Поначалу слово бывает отторжено от его семантики, равно как и цвет не соответствует реальной "оцвеченности" предмета.
"Пусть море будет красным, а дом - синим!" Это не вызов правде жизни. Ребенку такое сочетание видится наиболее верным. Если ребенок не дальтоник, то он знает, какого цвета человек. Однако лепит его и черным, и красным, потому что в тот момент его интересует "конструкция" человека.
В книге Е. И. Негневицкой и А. М. Шахнаровича "Язык и дети", откуда я черпала знания о развитии речи ребенка, приведен пример: детям, не знающим, как выглядит кит и кот, предложили сравнить, кто больше. "Кот больше". - "Почему?" - "Потому что "о" больше "и". Слышно же: "о" - круглое, "и" - "узенькое". Затем назвали двух существ - Бима и Бома. Предложили определить, кто больше. "Бом больше Бима".
Дети без труда изображают абстрактные понятия, так как за ними нет закрепленных значений, и свободно находят форму словесной оболочке. Потому же завораживает рифмованная бессмыслица. Ее звучность, ритмичность толкают ребенка в бескрайнее речевое море, и он плывет по нему сам, наполняя звуковые сосуды слов собственным содержанием.
Передача абстрактных понятий в форме - важнейший акт в развитии образного мышления. Во-первых, здесь не работают стереотипы. Во-вторых, если предметы можно описать как набор разных признаков: длины, толщины, фактуры и т. д., то такие абстрактные понятия, как "время", "мысль", "счастье" и пр., можно выразить только метафорически, через образ.
Овеществление, материализация слов - исключительно важный процесс, ведущий и к обогащению речи, и к формотворчеству.
Детям ничего не стоит вылепить "сонный помидор" или "отфыркивание". Мне, вроде бы профессионалу, эта задача не по зубам. (Я уже рассказывала, как целый вечер лепила "отфыркивание" и как ничего из этой затеи не вышло, а шестилетний мальчик с ней легко справился.)
Формирование речи и изображения происходит не одновременно. Но параллельные стадии переходной грамматики в речи и изображении указывают нам на возможность их синтеза. Синтез - во взаимодействии слова и формы. Параллельные пересекутся, и их скрещение породит образ. Слово обретет форму.