* * *
В первый день, после личного знакомства со взводом, Вячеслав Алексеевич надолго задержался в канцелярии роты. Он был еще холост, дома его никто не ждал. Да и дома, собственно, не существовало. Определили его в гарнизонную гостиницу, в одну комнату вместе с таким же лейтенантом - корреспондентом из дивизионной газеты.
Так что спешить было некуда, и комвзвода Бочаров листал личные дела своих подчиненных, будущих прапорщиков.
В их школе, насколько он успел разобраться, по штату две роты. Одна готовила старшин - командиров взводов, другая - инструкторов парашютистов и старших техников рот. Его назначили обучать и командовать старшинами - командирами взводов. Срок обучения 6 месяцев.
Вот это и смущало молодого комвзвода. Ведь в случае войны прапорщик, которого Бочарову предстояло подготовить за полгода, получал под свою команду парашютнодесантный взвод. Стало быть, за несколько месяцев надо научить будущего прапора тому, чему его самого учили в военном училище четыре года. Да еще в каком училище - лучшем в стране!
Пока это не укладывалось в голове. Ну да ладно, со временем он разберется со всем подробнее - с распорядком дня, расписанием занятий, расчасовкой по предметам и многим другим, что положено знать преподавателю.
Хотя он не стерпел, глянул краем глаза в расчасовку. Запомнилась строчка. Тема: "Действия парашютно-десантного взвода в обороне". И в соседней графе стояло - 6 часов. Шутка сказать. О чем с ними говорить 6 часов? Как построить занятие, чтобы и интересно было, и напряженно, и продуктивно? Н-да. Предстояло многому научиться.
Забегая вперед, скажу: уже через полгода лейтенанту Бочарову не хватало этих 6 часов для освоения темы. Но это будет через полгода, а пока только что испеченный преподаватель и одновременно комвзвода, как шутили в ВДВ, "чесал репку" и строил планы на будущее.
А будущее совсем не казалось радужным. Нет, за свою профессиональную подготовку он не боялся, а вот житейского опыта двадцатиоднолетнему офицеру явно не хватало. Да и откуда ему быть, если за спиной средняя школа да военное училище.
А подчиненные, как назло, все до единого старше своего командира. Самому опытному 32 года, в прошлом офицер милиции, старший лейтенант.
Чем Бочаров мог завоевать авторитет у этих людей? Только знанием дела и уважительным отношением к подчиненным.
На поверку такой подход оказался верным. Служба в школе прапорщиков дала молодому офицеру многое - умение работать с людьми, знание программы обучения, опыт ведения ротного хозяйства. Помнится, уставы он выучил назубок. На занятиях любую статью выдавал навскидку, курсанты сверяли по книжке и удивлялись.
В 1979 году неожиданно начался ввод войск в Афганистан. В соседней учебной дивизии, в школе прапорщиков офицеры рвались, как тогда говорили, "за речку". Написал рапорт и комвзвода Бочаров. Только из "учебки" никого брать не хотели, хватало и боевых дивизий.
А из Афгана то и дело приходили вести: его сокурсники уже вовсю воевали, защищали южные рубежи нашей Родины.
Это потом, позже, им раскроют глаза и расскажут, что они ненароком стали "оккупантами" и "воевали с афганским народом", а тогда, в начале 80‑х, для каждого офицера ВДВ Афганистан был Испанией. Сегодня почему-то об этом стыдятся говорить, но большинство офицеров-десантников ехало туда добровольно, по собственному желанию. Счастье, что у нашего Отечества были такие офицеры.
Как-то Вячеслав в эту пору ехал в автобусе в Каунас с одним из своих сокурсников - Александром Шишкиным. Тот склонился к Бочарову и негромко сказал: "Я уезжаю в Афган, Слава". - "Когда?" - "Сейчас. У нас был строевой смотр, обратился к командующему с просьбой отправить меня в Афганистан. И получил добро".
Заныло, засосало под сердцем: как же так, вот и Саша Шишкин в Афган, а я тут, в тылу…
Правда, месяца через два - три пришла скорбная весть - погиб Саша Шишкин. Пуля попала ему в грудь, и он умер в вертолете от потери крови, не долетев до госпиталя.
Что ж, у каждого своя судьба. И как тогда, в училище, трагическая гибель четверых товарищей не заставила его свернуть с заданного пути, так и теперь - он по-прежнему хотел в Афган.
В конце 1981 года просьбу старшего лейтенанта Бочарова удовлетворили. 12 декабря он прибыл в Кабул. Назначение получил в 317‑й парашютно-десантный полк, на должность заместителя командира роты.
* * *
Вячеслав Бочаров постучал в кабинет с табличкой на двери: "Командир полка". Переступив порог, отрапортовал:
- Старший лейтенант Бочаров прибыл для дальнейшего прохождения службы.
Навстречу ему поднялся крепкий, подтянутый майор.
- Ну, здравствуй, Бочаров. Помнишь, как ты у меня огневую подготовку проверял?
Перед Вячеславом собственной персоной стоял комполка майор Владимир Рыбкин. Да, было такое, угораздило его попасть в число проверяющих. Рыбкин тогда командовал одним из полков 7‑й воздушно-десантной дивизии, которая располагалась в Каунасе. Из штаба ВДВ приехала комиссия для инспекции дивизии. Разумеется, старшими были штабные офицеры из Москвы, а членов комиссии набрали из местных частей. Так он попал в инспекторы. Майор Рыбкин сдавал проверку, а старший лейтенант Бочаров принимал ее. Случалось и такое.
Видать, Рыбкин не забыл своего проверяющего. А Бочаров только руками развел:
- Так ведь объективно проверял…
- Объективно. - усмехнулся комполка.
Из кабинета майора Рыбкина Бочаров вышел уже с назначением - путь его лежал в населенный пункт Лашкаргах, или, как переименовали его на свой лад десантники, в "Лошкаревку".
Вячеслав обошел полковые службы, встал, как и положено, на все виды довольствия - "прод., вещ., фин." - и ждал отправки к месту службы. Но отправки не произошло. Через неделю его вновь вызвал командир полка и сказал: "Будешь у меня в полку заместителем командира разведроты".
Полковая рота разведки базировалась здесь же, в Кабуле, и занималась в основном охраной аэродрома.
И вновь Бочаров оказался в роли новичка. Ситуация чем-то напоминала события четырехлетней давности, когда он, молодой, "зеленый" лейтенант, попал во взвод "старичков". Теперь он не был столь юн и "зелен", но в боевом опыте, увы, не мог посоревноваться со своими подчиненными. Они уже потерлись на войне, побороздили афганские дороги, обмялись, обстрелялись и с нескрываемым интересом присматривались к новому замкомроты.
А замкомроты вел себя привычно и естественно, как и в прошлой, мирной жизни: панибратства не допускал, "Петями" и "Васями" солдат и сержантов не называл, только по званию и фамилии, как и предписывает устав. Однако и чванства не проявлял: во время приема пищи не уединялся, приходилось, делил кусок сухпая с солдатами, надо было, камни для укрытия таскал на собственном горбу, не перекладывая их на спины подчиненных. Словом, жил и командовал, как подсказывала ему совесть, опыт, профессионализм.
В феврале 1982 года 103‑я дивизия ВДВ проводила боевую операцию в провинции Тагаб. Начало операции 26‑го числа, а за день до этого начальник разведки поставил боевую задачу: разведчикам полка предстояло ночью, скрытно выдвинуться к горной развилке и оседлать хребет. Когда подразделения дивизии погонят боевиков по ущелью, встречать огнем и уничтожать, вносить в их ряды панику. Эта роль отводилась двум разведгруппам по 16 человек.
Уже тогда Бочаров понимал: роль их разведгруппы преувеличена и задача поставлена непосильная, но приказ есть приказ. Тем более на войне.
В ту пору командир роты у них отсутствовал, а два зама как раз и возглавляли эти группы.
Выдвинулись на четырех боевых машинах, и, когда стали преодолевать сухое русло реки, БМД сели на брюхо, завязли. Ориентировались офицеры по карте - и ошиблись. На карте дорога есть, а на местности ее нет.
Словом, их ждала неудача - две машины засели, а две другие не могли их объехать. Однако задачу надо выполнять. Утром начнется операция, а они еще не вышли к горному хребту.
Было принято решение: замкомандира Игорь Поташев остается с одной группой у машин, а Бочаров со своими разведчиками идет в горы.
Сказано - сделано. Они двинулись через лес. Прошли его, и, когда стали подниматься в гору, уже начинало светать. На окрестности опускался туман.
Вячеслав шел впереди, за ним боец с радиостанцией и дальше все остальные.
В тумане едва разглядели очертания дома, как вдруг по ним ударила пулеметная очередь, потом другая. Залегли. Командир группы выяснил: раненые есть? Нет. Раненым оказался он один, в ноги. К счастью, кости не были задеты. Но чуть повыше возьми прицел пулеметчик, и считай, конец.
Однако о ранении своем он никому не сказал. Надо было думать о группе. Сколько "духов" вокруг, никто не знает.
В тумане Бочаров все-таки успел разглядеть "духовский" пулемет. Стоит на камнях. Дал целеуказание снайперу, послал разведчиков в обход. К счастью, туман к тому времени совсем загустел. Скрыл их передвижения.
Бойцы зашли моджахедам в тыл, троих уничтожили, снайпер Михаил Еремин снял пулеметчика одним выстрелом, прямо в сердце. С этими покончили. Но кто станет утверждать - последние ли это "духи" или впереди ждут новые засады.
Бочаров выходит на связь с начальником разведки, докладывает о бандитской засаде, боестолкновении, а тот преподносит сюрприз: "Операция отменяется".
Командира разведгруппы просят обозначить себя, да какое там, туман таков, что с трудом видишь собственную вытянутую руку.
Разведгруппа начинает спуск в долину. Находиться на горе опасно, да и бессмысленно. Опять их обстреливают, пуля пробивает бронежилет одного из разведчиков, и он получает тяжелейшее ранение живота. Его выносят по очереди, сначала на плащ-палатке, потом находят какую-то дверь, кладут и тащат через сухое русло реки.
Однако к тому времени туман рассеялся, и стало ясно - дальше идти нельзя. Бочаров рассредоточил людей, укрыл за камнями, организовал охранение.
По рации передали: на выручку вышел наш батальон. Часа через четыре разведчики увидели танк, обозначили себя ракетой. Батальоном командовал будущий генерал Солуянов, а заместителем у него был брат Александра Лебедя - Алексей Лебедь.
Прибывшие на выручку десантники сняли "с мели" БМД, раненых погрузили в бронетранспортер, доставили в медпункт, а утром отправили в госпиталь в Джелалабад. Бочарову сделали операцию, но пулю из ноги достать не смогли. Ее вынули уже при повторной операции в Кабульском госпитале.
Он валялся на госпитальной койке, а в это время дивизия проводила отложенную боевую операцию. Трудно сказать, как и откуда, но в родной гарнизон в Гайжунае, где оставалась его семья, дошли слухи: Бочаров то ли тяжело ранен, то ли убит. Официального подтверждения либо опровержения не было, жене ничего не сообщали, но гарнизон есть гарнизон. Шушукались женщины, волновалась жена.
Потом в отпуске в школе прапорщиков ему так и сказали: мол, к нам дошла информация, что вы погибли. Он усмехнулся: "Рано меня хоронить".
За ту операцию старшего лейтенанта Бочарова наградили орденом Красной Звезды.
Орден, как положено, обмыли. А вскоре он возвратился в Афганистан и служил еще больше года. Стал командиром 5‑й роты, получил звание капитана, вывел свое подразделение в передовые.
Его рота охраняла резиденцию руководителя страны Бабрака Кармаля, главного военного советника и военный госпиталь. Что и говорить, объекты государственной важности.
В роте три взвода, и они, что называется, "через день на ремень" - заступали в наряды через сутки.
Кто когда-либо ходил в караул, понимает, сколь сложна и ответственная эта служба. А тут еще не родина, чужбина, да к тому же война. Но солдат - всюду солдат. Днем жара, занятия, работы, устают люди, а ночью - в караул, на пост. Ночью тишина и прохлада, клонит ко сну. Что греха таить, бывало, и засыпали.
Он столкнулся с этим явлением через много лет, уже в Чечне, когда на посту засыпали не молодые солдаты-срочники, а контрактники. "Из-за тебя, храпуна, нас всех вырежут", - сказал он тогда часовому. Да толку-то что.
Еще тогда, в Афгане, Бочаров осознал непреложную истину: ночью командир не спит. И он не спал. Выезжал на посты, выставлял засады, охранение. Сам ползал среди колючек и взводных заставлял ползать.
Именно поэтому в караульной службе у него не было "проколов". Что касается дедовщины, за все время случилась одна попытка "постариковать", но он ее пресек на корню. Вывел из строя этого самого "деда" и сказал: "Я не боюсь пятна на роту, еще одно шевеление, и твое дело - в прокуратуре. Будешь заканчивать службу в штрафбате".
"Дед" в штрафбат не захотел.
Своей заслугой ротный капитан Вячеслав Бочаров считает и отсутствие инфекционных заболеваний (особенно гепатита) в его подразделении - истинного бича солдатских коллективов на войне.
Первым помощником, правой рукой ротного был его замполит - Александр Бевза. Росточка небольшого, боксер-мухач, возьмет гитару, и душа замирает. Все поражения и победы делили они на двоих.
…В конце 1983 года пришла пора Бочарову заменяться в Союз, на родину. Написал рапорт: прошу оставить в Афганистане. Рапорт рассмотрели, но в просьбе отказали: порядок есть порядок, ты свое на войне оттрубил. Укладывай чемоданы.
Вскоре пришел приказ: убыть по замене в Тульскую воздушно-десантную дивизию, в 51‑й полк, на ту же должность командира роты.
* * *
С войны возвращаться тяжело. Да-да, и тут нет никого противоречия. Сколько боевых, героических офицеров, орденоносцев сломали себе шею здесь, в мирных полках. Потому что командир роты на войне нужен один, а в мирное время - совсем другой. Вроде и должность, и задачи те же, и солдаты, и командиры не лучше, не хуже, такие же, а ты должен стать совсем другим.
Выходит, забудь, как в страшном сне, все, чему ты научился на войне? Парадокс. Ведь армия в конечном итоге и готовится для войны. Все так. И знания, и опыт твои применимы в какой-то мере в ходе боевой учебы. Однако этого мало. Тут, прежде всего, порядок должен быть в казарме, дисциплина, чтобы солдат красивым, опрятным и подтянутым выглядел. Наглядная агитация нужна на высшем уровне, а также ротное хозяйство. Оружие должно быть выдраено, вычищено, в ружпарке заперто.
А еще техники целый парк - десять боевых машин, системы десантирования многокупольные, парашютные, реактивные. И все должно ходить, летать, ездить, быть в исправности и порядке.
Что же, в налаживании всего этого хозяйства Бочарову крепко помог опыт, приобретенный в школе прапорщиков. Он ведь сам эту науку старшинам преподавал.
Словом, положил Вячеслав Алексеевич боевой орден в коробочку и впрягся в ротные, рутинные, беспросветные дела и заботы. Вспоминая о том времени, он рассказывает так:
"Как поднять ротное хозяйство, я знал. Это дело тяжкое, муторное, трудоемкое, но иного не дано.
Многие офицеры из училища попадали сразу в Афганистан. Там, на войне, совсем другое. А после возвращения в Союз не знали, за что хвататься.
А ведь на что обращает внимание командование, проверяющие? Все ли складировано, все ли пришито? Как висит обмундирование, чистенько ли, аккуратно ли? На противогазах клапана есть? Есть. Оружие почищено? Котелки надраены, нет там никакой заразы?
Краны не текут, на кранах есть барашки? Смешно? Нет, не смешно. Это и есть армейский порядок. Но чтобы его сделать таким, надо пахать день и ночь".
И он пахал. Всего за год свою роту сделал лучшей в полку. Однако на лаврах почивать не удалось. Его перевели в Гайжунай, только не в школу прапорщиков, а в соседнюю учебную дивизию.
Думается, тут командование поступило по-человечески. В Туле у Бочарова ни кола, ни двора и перспектив получить жилье никаких, а в Гайжунае - хоть и маленькая, однокомнатная, но своя квартира, где ждали его жена и маленький сын.
Кстати, когда он ушел в Афганистан, сыну исполнилось всего 11 месяцев, а теперь уже, почитай, 4 годика. Почти вырос без отца, пока папка воевал, служил.
Однако вернулся Вячеслав Алексеевич пусть и в другую часть, но на ту же должность - ротным командиром. Это уже была его третья рота.
"Служебный рост у меня в ту пору, - шутит Бочаров, - шел по горизонтали - рота, опять рота, снова рота".
Но он не пенял на судьбу. Опять впрягся, и три года рота под его командованием была отличной. А тогда действовал приказ министра обороны: если рота три года отличная, можно рекомендовать в академию.
Рекомендовали. Уже собрался в академию, а из Москвы приказ: "Отставить! Назначить заместителем командира батальона".
С этой должности Вячеслав Бочаров на следующий год и поступает в академию имени М. В. Фрунзе.
Учился, как и прежде, на "хорошо" и "отлично". Иначе не привык. Занимался спортом, выполнил норматив кандидата в мастера спорта по гиревому спорту. Успешно выступал за факультет на соревнованиях.
В академии ему присвоили звание подполковника, хотя поступил он с майорской должности. В ту пору это была большая редкость.
Закончил академию в 1990 году. Время было лихое. Многие сокурсники написали рапорты, уволились в запас, а он вернулся в войска, в свой родной полк в Гайжунае. Только теперь уже в новом качестве - начальником штаба полка.
Должность начштаба полка напряженная, хлопотная, вся организация боевой подготовки на нем. А в подчинении уже не рота и не батальон, а 1500 человек.
В тот период, по сути, шел полный развал армии, солдаты бежали из частей, офицеры уходили, кто в Белоруссию, кто на Украину.
В 1993 году подполковника Бочарова переводят в Москву, в управление командующего ВДВ. Поручили заниматься военным образованием. Дел хоть отбавляй, однако вся эта тихая, штабная жизнь была не по душе боевому офицеру.
"Отработал свое, переложил бумаги, ушел со службы и все… Никаких звонков. Состояние такое, будто ты никому не нужен", - вспоминает о том времени Вячеслав Алексеевич.
Трудно сказать, чем бы кончилось его штабное сидение, но однажды ему позвонил бывший сослуживец, подчиненный. Бочаров знал: тот ушел в боевое подразделение ФСБ России "Вымпел" и теперь занимается настоящей работой.
- Вячеслав, - сказал он, - тут у нас место есть. Ты не хочешь попробовать пройти собеседование?
- Еще как хочу! - ответил тогда Бочаров.
Так он впервые приехал в Балашиху, в Центр специального назначения.
С ним беседовал начальник Центра.
- Вообще-то мы полковников не берем, - нахмурился генерал. - Но у вас хорошие рекомендации, боевой опыт, академия. Вы нам подходите.
И десантник, полковник Вячеслав Бочаров стал заместителем начальника отдела спецподразделения ФСБ России "Вымпел".