- Мужики, у нас одни водилы, стрелки еще те, боюсь, не удержим крышу. Помощь нужна.
Нужна так нужна. Ромашин, как старший, мог бы отправить кого-то на подмогу, но решил идти сам. Подхватил винторез и успокоил бойца.
- Не дрейфь. Крышу мы никому не сдадим.
Там, на крыше, в ходе боя он уничтожил нескольких бандитов и сам получил ранение.
"Садануло Серегу очень сильно, - признался один из участников того боя, - ранение проникающее, пуля, судя по всему, легкое задела, прошла под броником и согнулась в букву"Г".
Его спустили вниз, на третий этаж, там мы нечто вроде лазарета устроили, только без медиков. Что поделаешь, не оказалось среди нас врачей. Перевязали Сергея, как могли.
А ночи душные. Днем жара, дышать нечем. Вода закончилась. Пришлось воду брать из баков, в которых уборщицы прежде тряпки половые отжимали. И ничего, расстройства желудка ни у кого не случилось.
Ночью бандиты подогнали бензовоз к стене общежития и подожгли. Но ничего у них не вышло.
В эту же ночь мы с Серегой вместе сидели у стены, много говорили. Он периодически терял сознание, засыпал. Опять его спускали на третий этаж, в лазарет.
Утром 8‑го, помню, духота, чадит бензовоз, голова гудит после ночного боя, в общем, настроение на нуле. А тут еще из управления передают, мол, к вам на выручку две колонны шли, но в засаду попали, подорвали их. Однако все нормально, успокаивают, одна колонна все-таки движется, только совет: берегите патроны. Ну, коли советуют беречь патроны, значит, помощи не жди. И вдруг видим - Серега! Перевязанный, в кровавых бинтах, сам поднялся с третьего этажа к нам на пятый. Улыбается и говорит: "Мужики, я с вами. Все это фигня: бандиты, чечены, - прорвемся"".
"Никто не собирается вытаскивать…"
…Непрерывные бои давали себя знать. Среди обороняющих был уже один погибший и несколько раненых.
Бандиты тем временем придумывали все новые "подлянки". То делегацию женщин пришлют к общежитию, те орут, мол, уходите отсюда, из-за вас наши дома страдают, то некий мужичонка забрел на первый этаж - оказывается, пришел услуги свои предложить по выводу защитников из окружения. Потом и вообще танк подкатил, из него вылез танкист, славянской наружности, кричит: "Выходите, я уполномочен командованием организовать для вас проход". Какой проход, если кроме одного танка никого нет?
Пришлось этих услужливых парламентеров проводить подальше от общежития и снова отбивать атаки бандитов.
Шли вторые сутки обороны общежития. На помощь надеяться не приходилось, и тогда было принято решение в ночь с 8‑го на 9 августа прорываться к своим. Загвоздка была только в одном. Защитники не ведали, где находятся свои. Казалось, что захвачен весь Грозный, Чечня и свои только в Ставрополье. Теперь, когда защитники общежития собираются вместе, шутят, смеются: мол, надо же, хотели в Ставрополье прорываться. Но тогда было не до смеха.
Словом, решили выходить несколькими группами. Договорились, что "вымпеловцы", кроме раненых, остаются на обороне и выходят последними.
Первая группа, в основном водители и опера, двинулась ночью и удачно проскочила. Это вселило надежду на успешный отход.
Во второй, решили, пойдут раненые и группа прикрытия. Естественно, Ромашина включили в эту группу.
Но бандиты уже опомнились и приняли меры, прямо на проспекте установили пулемет. Под его огонь и попали выходящие.
Вспоминает боец группы "Вымпел", участник обороны Андрей Я:
"Когда пошла вторая группа, пулеметчик начал крошить всех налево и направо. Там погибло человек тридцать, наверное.
Потом я встретил водителя, мне тогда было 24 года, а ему уже за 30 лет. Он подошел ко мне, обнял и расплакался: "Представляешь, я всю ночь пролежал лицом в грязи под пулеметным огнем, чтобы подумали, что я мертвый".
Какая-то часть из этих людей вернулась обратно, но многие, как Сергей, не возвратились.
Помню, они идут к общежитию, я стою, всех спрашиваю: "А Серега, Серега-то где?" Пожимают плечами, а кто-то говорит: "Да он зашел уже".
Я поднялся наверх, на второй этаж, начинаю искать, не нахожу. Опять спрашиваю: "Где Серега?" Вроде бы, говорят, проходил. Выхожу опять на улицу, нет Ромашина. Опросили одного, другого, пятого и поняли: он действительно не смог вернуться. Но говорили, что все-таки кто-то прорвался. Надеялись, может, среди них и Серега.
Однако, забегая вперед, скажу. Когда 11 августа мы вырвались и вышли к управлению ФСБ, стали там искать Ромашина. Нет, отвечают, не видели".
После неудачной попытки второй группы прорваться оставшиеся в общежитие вновь перешли к обороне.
Сражались 9‑го, 10‑го числа, днем 11 августа. Над городом кружили самолеты и методично сбрасывали бомбы. Это повторялось каждую ночь. Бомбы, судя по сотрясанию земли, домов, оказались мощными. Они ложились все ближе и ближе.
Порой, что греха таить, приходила мысль: если уж суждено погибнуть, то лучше под своими бомбами.
Один из участников обороны позже признался, что после очередной ночной бомбежки ему казалось - утром глянет в окно и представится взору такая картина: от Ставрополья до Грузии вокруг ничего, и только одиноко стоит их общежитие.
Но утром он выглянул в окно и увидел не пустыню от Ставрополья до Грузии, а воинственных чеченцев, собравшихся в их дворе, где еще четыре дня назад играли дети. Чеченцы замыкали круг и начинали свою ритуальную пляску с дикими выкриками и воем.
- Ну что, - сказал кто-то за спиной, - сейчас отпляшут и пойдут на штурм.
- Пойдут, так встретим, - ответил другой.
В это время, пока чеченцы "паровозили" по кругу, связист Сашка собрал несколько издыхающих аккумуляторов, подключил их к радиостанции и попытался вновь выйти на связь с управлением ФСБ. Вышел, спросил: собираются нас вытаскивать отсюда?
Из управления что-то далекое и неразборчивое пробулькало, а рядом, словно из соседней комнаты, влезая в наши частоты, прозвучал ясный и четкий голос с чеченским акцентом.
- Никто вас не собирается вытаскивать… - И бандит засмеялся.
Сашка разбил станцию о стену, а "вымпеловцы" поставили пулемет на выходе, на случай штурма.
Но штурма в этот день не было. Чеченцы закончили пляску, и все затихло.
10‑го вечером решили уходить. Однако сделать это надо было незаметно. Но как? Выход из общежития контролировали бандиты. В этом никто не сомневался. И тогда бойцам улыбнулась судьба.
Дело в том, что уже несколько дней они успешно применяли тактический прием: воевали из общежития, а отбив огневой налет, через пролом в стене уходили в соседнее здание, которое примыкало к общежитию. А боевики обстреливали пустую коробку.
Подумали, что неплохо бы из этого здания незаметно улизнуть. Проблема была только в одном: прежде в этом доме располагалось отделение Сбербанка, и на окошках - решетки.
Пока обсуждали, как убрать решетку, не поднимая шума, то ли от выстрела, то ли от детонации на их глазах решетка упала. Получилось, что судьба сама указывала им дорогу.
Бойцы забросили на подоконник матрац и двинулись в путь. Ночью пошел дождь, и это тоже помогло.
Они залезли в какой-то пустой дом, переночевали, а утром на них вышли ребята из комендатуры. Кстати, командачи, те самые водители, дежурные, как сказал один защитник общежития, "хлопнули по сто грамм для храбрости и пошли нас вытаскивать".
В этом бою погиб прекрасный парень, прапорщик Сергей Солдатенко. Тихий такой, скромный, неразговорчивый, в очках, все с книжкой сидел. И позывной у него был подходящий - "Профессор".
…Так последняя из групп, в которой были и бойцы "Вымпела", вышла к своим. И только их командир майор Сергей Ромашин не вышел. Погиб.
Из записок генерала Виктора Михайловича Ромашина.
"Понедельник, 9 сентября 1996 года. Месяц, как погиб наш сын Сергей Ромашин. Погиб в бою в Грозном. В ночь с 8‑го на 9 августа.
3 сентября его похоронили. Похоронили достойно, по-человечески. Я признателен за это руководству ФСБ, Антитеррористического центра, управлению "Вымпел".
Нашел я его 26.08, а опознал окончательно в четверг 29.08.1996 года. В пятницу тело было доставлено в Москву, в госпиталь ФСБ, поздно вечером.
В Ростовской судебно-медицинской лаборатории я не узнал, скорее почувствовал, что это он.
Попросил прислать стоматологическую медкарту Сергея, а сам вылетел в Чечню. В Северном побеседовал с оставшимися еще в аэропорту очевидцами последнего боя Сережи. Записал детали его поистине самоотверженного поведения до и после ранения. После чего вылетел в Ханкалу вертолетом.
Представился там нашему 40‑летнему генералу ФСБ, руководителю военной контрразведки в Чечне, который предпринимал все возможное, чтобы помочь мне.
Провел ряд встреч с теми, кто хоть что-то мог сказать и сделать в розыске сына. Теплилась надежда.
Вечером из Ростова-на‑Дону поступила информация от начальника управления военной контрразведки ФСБ о том, что прижизненная формула зубов Сергея и найденного тела идентичны. Не верилось. Не хотелось верить.
Попросил врача-стоматолога, который лечил Сергея, прилететь в Ростов-на‑Дону из Москвы. Помог Главком Внутренних войск.
Делать в Чечне больше нечего, и на следующий день вылетел в Ростов-на‑Дону на окончательное опознание с участием специалистов лаборатории, врачей-стоматологов, представителей АТЦ ФСБ.
Тяжкое и очень горькое это дело. Куда деваться. Не хотелось верить, но это был наш сын. Правду говоря, я его уже узнал на видеокассете, но очень не хотелось верить. Очень. И все же сомнения были, пусть ничтожные, надуманные, но были.
Прощай, мой сын! Вечный покой тебе и слава. Спасая других, ты пожертвовал своей жизнью.
Вел себя геройски и погиб, как герой, не дрогнул в критическую минуту, не запятнал честь и достоинство настоящего офицера".
К этим словам остается добавить: майор Сергей Ромашин по достоинству награжден Золотой Звездой Героя России. Его именем названа школа № 3 города Южно-Сахалинска, которую он окончил. Там же, на Сахалине, ежегодно проводятся спортивные соревнования по рукопашному бою на приз Героя России Сергея Ромашина.
Прощай, мой муж
Прапорщик Геннадий Сергеев пришел в группу "А" в конце января 1992 года. До трагических октябрьских событий 1993‑го оставалось немногим более полутора лет.
Страна переживала трудное время. Вместе с ней тот кризисный этап пыталась преодолеть и "Альфа". Этому этапу предшествовали многочисленные командировки в горячие точки - в Баку, Ереван, Степанакерт, Тбилиси, Душанбе. Бойцы спецподразделения видели, как разваливалась некогда могучая страна, набирал силу махровый национализм, как экстремисты раздували пламя гражданской войны.
Тяжкий труд, огромные усилия, сложная оперативная работа нередко сводились на нет бездумными действиями политиков.
"Альфой" попросту затыкали дыры, использовали как пожарную команду. Полыхнуло в Азербайджане - мчались в Азербайджан, загорелось в Грузии - их бросали туда.
Сотрудники устали, издергались. А главное - они не понимали смысла отдаваемых сверху приказов. Вскоре каждому бойцу стало ясно - этот пожар с помощью спецназа не погасить.
Однако эту истину не осознавали или не хотели осознать в Кремле.
В январе 1991 года группу сотрудников "Альфы" посылают в Литву, в Вильнюс. Там вокруг телецентра круглосуточное дежурство несут тысячи агрессивно настроенных людей, дороги перекрыты грузовиками, автобусами.
Задача подразделений МВД и десантников - оттеснить людей от объектов, обеспечить коридор "Альфе" для штурма телецентра. Но этого не случилось: танки и десантники опоздали, и 25 бойцов группы "А" пробивались через многотысячную толпу самостоятельно, без поддержки.
В ходе штурма был смертельно ранен и вскоре скончался сотрудник подразделения лейтенант Виктор Шатских.
Наутро после событий в Вильнюсе "Альфу" предал президент Михаил Горбачев. Он сказал, что узнал о случившемся только рано утром.
А потом был август 1991‑го в Москве. И задачка - врагу не пожелаешь. "Альфе" предписывалось вместе с подразделениями Минобороны и МВД провести захват российского парламента, интернировать российское руководство. Президента Бориса Ельцина доставить в определенный пункт под Москвой.
Командиру группы "А" придавались московский ОМОН, другие подразделения КГБ и МВД. Такой приказ генерал Виктор Карпухин получил на совещании у зампреда КГБ генерала Агеева.
Приказ отдавался устно. Ну как тут было не вспомнить Вильнюс, когда "Альфа" оказалась крайней.
Все, что произошло дальше, известно. Об этом ныне написаны книги. Но что происходило в "Альфе"?
Уволили в запас совсем еще молодого, сорокадвухлетнего командира группы "А" Виктора Карпухина - Героя Советского Союза, генерала. Пресса, что левая, что правая, называла бойцов группы не иначе как "головорезами Крючкова". В подразделении не платили зарплату. В декабре 1991 года газета "Правда" написала: "Группа "А" как таковая прекратила свое существование".
Каково было читать подобные строки живым, здоровым, действующим бойцам?
Почему и кто организовал подобный шабаш вокруг имени "Альфы", до сих пор не выяснено.
Вот в такую пору и пришел в группу "А" двадцатисемилетний прапорщик Геннадий Сергеев. В делах спецслужб был уже не новичок - почти четыре года отслужил в 15‑м Главном управлении КГБ, полтора года в спецподразделении "Вымпел". Человек ищущий, неспокойный.
"Когда в "Вымпел" перевелся, - вспоминает вдова Геннадия - Елена, - я его спрашиваю: "Ген, ну как тебе в "Вымпеле"?". А он с рюкзаком или спортивной сумкой спешит утром на службу. Мы жили тогда у метро "Шоссе Энтузиастов" оттуда автобусы до Балашихи ходили.
На мой вопрос он ответил: "Нравится, Лена. Лучше, чем в 15‑м Главке, но все равно не то"".
А его товарищ по подразделению Анатолий Данилин сказал так:
"Человек ищет, где лучше. Всегда верим - там лучше. Начинаем искать, выбирать. Это вполне естественно.
Геннадию, например, нравилось больше антитеррористическое направление - освобождение самолетов, поездов, пароходов. А в "Вымпеле" все-таки больше диверсионный уклон был".
Говорят, придя в "Альфу", Сергеев нашел себя. Все соответствовало его духу и устремлениям - обстановка в подразделении, уровень и направленность боевой подготовки, отношения между бойцами, взаимовыручка.
Многое оперуполномоченный Геннадий Сергеев уже знал и умел. Помогла хорошая физическая, спортивная подготовка. Он хорошо бегал кроссы, ходил на лыжах, отменно стрелял.
Да иначе, наверное, и быть не могло. С детства его приучали к спорту, сначала отец, в прошлом боксер, позже классный руководитель - преподаватель физкультуры Владимир Каштуров. Потом в армии Геннадий попал служить в спортивную роту.
Будучи в "Альфе", Сергеев поступил в академию ФСБ, стал офицером - младшим лейтенантом.
Однако судьба не отвела ему для службы в группе "А" и двух лет.
Откровенно говоря, скажи мне кто-нибудь за год до октябрьских событий 1993‑го, что "Альфу" вновь бросят на Белый дом, прикажут штурмовать, счел бы за бред сумасшедшего. Но бред, к несчастью, оказался страшной реальностью.
В это время военная судьба забросила меня в Германию. Я проходил службу в составе Западной группы войск за три границы от России. Увидев на экране телевизора знакомые лица ветеранов "Альфы", понял: дело худо.
Не знаю, Политковский ли пригласил их в свое вечернее "Политбюро", или сами они, жестоко ученые горьким опытом, постучались в дверь его "кухни", суть не в этом. К миллионам зрителей, а главное, к властям предержащим обращались ветераны группы антитеррора и просили об одном - не вмешивать их в политические игры, в дележ высоких кресел.
Ну как тут не вспомнить еще раз незабвенного полковника Чарльза Беквита, создателя и командира американской "Дельты", который с первых шагов своего подразделения добивался четкого юридического статуса группы.
Этого хотели и руководители "Альфы" - генералы Геннадий Зайцев и Виктор Карпухин.
Увы, статус "Альфы" - мощнейшего, мобильного, высокопрофессионального подразделения - в те годы был неопределенным. Хотя существовало положение о группе антитеррора, утвержденное президентом России. Однако многие главы его столь широко трактовали обязанности борцов с терроризмом, что вполне могли стать опасным оружием в руках политиков.
А искушение, как известно, велико. На крутом изломе политической борьбы "всяк, мнящий себя стратегом", готов направить клинок этого оружия в грудь противника.
Противник ненавистен. Желание одно - истребить противника. Но вот он повержен, а что делать с оружием? Как не хочется вспоминать о нем. Кровавый клинок не причислить к орудию демократии. Он - вечный упрек в глазах либеральной общественности. Его бы скорее спрятать подальше, зарыть, сломать, переплавить, - одним словом, уничтожить. Но что делать с оружием, если оно многоголосо, имеет сотни глаз, душ, сердец? Оно научилось думать, анализировать и даже принимать решения, единственные верные, но, к несчастью, не всегда совпадающие с волей политиков.
Какие мучительные вопросы, какая неразрешимая дилемма. Впору пожалеть тех, кто задает себе подобные вопросы.
Да, как ни горько это осознавать, но нелегкий опыт нашей страны доказывает - в горячке политических боев политики не задумываются о постпобоищных синдромах. Не до того им. Но о том всегда обостренно помнит "Альфа". Афганистан, Баку, Вильнюс, августовская Москва 1991 года. В эти точки, о которых и сегодня с содроганием вспоминает страна, бойцов группы бросали политики. Были, всегда были конкретные люди на политическом Олимпе, отдававшие приказы. Кто они такие? Имена их неизвестны. Они и сейчас вещают о своей приверженности демократии. Но не по вине ли этих "демократов" бойцов "Альфы" приговаривали к смертной казни в Литве, называли "убийцами", "головорезами КГБ", плели о них небылицы, выдумывали леденящие кровь истории?
"Так не достаточно ли?" - спрашивали с экранов телевизоров в тот поздний вечер ветераны "Альфы".
Нет, не достаточно. "Альфа" была брошена на штурм, прозвучал приказ "вести огонь на поражение". Один из журналистов написал в "Известиях", что долго пытался разобраться в формулировке приказа. И вправду, для штатского человека не все тут понятно, но для военного эти слова ясны, как белый день, - войти в Белый дом и "поражать". Кого? Да того, кто попадется на мушку автомата. Страшно это. И говорить-то страшно, не только делать. Как отделить ярого защитника Белого дома от водопроводчика? Тем более если ты появился перед ним с оружием, в каске и бронежилете.
Вот вам и гражданская война.
Однако, к великому счастью, "Альфа" научилась думать. И что очень важно - служат там ребятам не из пугливых. Умеют подчиняться, но умеют, как бы это поделикатнее выразиться, творчески выполнять приказ.
Ведь что, в конечном счете, было главным 4 октября 1993 года? Прекратить бессмысленную бойню и кровопролитие. Иного было не дано…