Теперь я точно знаю, что этот телефон принадлежал группе "А" и своими настойчивыми уговорами я ставил в тупик штабных офицеров "Альфы". Прежде, разумеется, со мной никто и разговаривать бы не стал. Но теперь многое изменилось. "Умер" ГКЧП, "Альфа" не пошла на штурм Парламента, Комитетом Госбезопасности руководил "демократ" Бакатин. В самой группе "А" произошли большие изменения. Ушел в отставку командир подразделения Герой Советского Союза генерал-майор Виктор Карпухин.
Надо сказать, что и пресса в ту пору играла более весомую роль.
Скорее всего, эти обстоятельства слились воедино, и однажды голос на том конце провода мне ответил:
- Телефон кого-либо из действующих сотрудников я вам дать не могу. А вот номер генерала Карпухина запишите. Он теперь в отставке.
Голос в трубке вздохнул, видимо, сочувствуя мне.
- Попытайтесь уговорить его. Только это вряд ли…
Моим собеседником, как оказалось позже, был сотрудник группы "А" Михаил Мерзликин, и я очень благодарен ему. Не прояви он тогда понимание, а главное - смелость (да-да, смелость), возможно, не появились бы мои книги о легендарной "Альфе". Правда, от этого пострадал бы не только я. Ведь легенды не рождаются в неизвестности.
Но тогда ни о чем подобном я не думал, да и думать не мог. Как и миллионы моих соотечественников, я ровным счетом ничего не знал об "Альфе".
Вечером, собравшись с духом, позвонил Карпухину. Представился. Разумеется, не забыв сказать, что я подполковник, военный журналист.
Поначалу в трубке была гробовая тишина. Представляю, как шокировал Виктора Федоровича. Он генерал КГБ, командир сверхсекретного антитеррористического подразделения, Герой Советского Союза, - и вдруг к нему домой звонит журналист. Пусть и военный, но журналист.
- Откуда у вас мой телефон? - ледяным голосом спросил Карпухин. В тот момент почудилось, что трубка в моей руке превратилась в ледышку.
И вот тут я понял: если чего-нибудь стою в журналистике, я не должен упустить Карпухина.
Мы говорили с ним полтора часа: о жизни, о службе, о недавних августовских событиях, а когда завершали беседу, он сказал:
- Приезжай завтра утром ко мне домой.
И я приехал. И тогда впервые услышал о штурме дворца Амина в декабре 1979‑го и увидел "сов. секретную" фотографию - бойцы "Альфы" на трапе андроповского самолета.
Удалось выпросить ее у Виктора Федоровича и опубликовать в первой книге "Альфа - сверхсекретный отряд КГБ". Теперь без этой фотографии, ставшей поистине исторической, не обходится ни одно издание, публикация, документальный фильм.
Ну а генерал Карпухин стал первым "альфовцем", с кем я познакомился "вживую". Потом были другие ветераны и действующие сотрудники. Многие из них стали моими добрыми знакомыми, друзьями, а тема антитеррора - ведущей в моем творчестве.
Однако вернемся в декабрь 1979 года, в аэропорт "Чкаловский", к капитану Виктору Карпухину, который улетал со своими товарищами по подразделению для выполнения ответственного задания в Афганистан.
Позже о полете он будет вспоминать так:
"Летели с двумя посадками - в Актюбинске и в Ташкенте, где нас догрузили одеялами и матрацами. Тут мы вспомнили, что у одного из нас день рождения. Выпили по чуть-чуть, закусили… В это время явился представитель КГБ Узбекистана, который сообщил:
- Вы летите в Афганистан, где вам предстоит выполнить серьезное боевое задание.
Какое именно, он не сказал. Границу пересекли поздно ночью: кто-то уже подремывал, кто-то дожевывал сухой паек. Неожиданно в салоне погас свет, отключились все бортовые огни. Какое-то время летели в темноте на максимальной высоте. Наш командир тихо сказал:
- Давайте, ребята, приготовьте оружие…
Никто не знал, что ждет нас при посадке, как встретят. Во всяком случае, догадывались - не хлебом-солью".
Самолет с сотрудниками группы "А" заходил на полосу баграмского аэропорта в полной темноте. Позже выяснилось, что начальник аэропорта дал команду выключить опознавательные огни и освещение полосы. Садились, по сути, вслепую. Спас только большой опыт и мастерство пилотов.
По прилету разместились в капонирах и палатках прямо здесь, на аэродроме. Приютили своих товарищей "альфовцы" из группы Шергина, которые улетели раньше и теперь охраняли Бабрака Кармаля и его соратников, будущих руководителей Афганистана.
Вскоре группа во главе с майором Романовым выехала в советское посольство в Кабуле. Здесь его пригласил к себе резидент КГБ генерал Борис Иванов.
Он говорил какими-то загадками, недомолвками: мол, приехали вы сюда не ради того, чтобы подышать прекрасным горным воздухом. Романов согласился. И дальше ждал постановки четкой задачи, ведь он командир подразделения, ему вести людей в бой. Но вместо этого майор услышал странные фразы: "Догадываетесь, какую операцию предстоит провести?" - "Догадываюсь". - "Но твои ребята не циркачи". Что ответить на такой вопрос? Только одно: "Сделаем из них циркачей".
Майор Романов вышел из кабинета резидента. Голова шла кругом. Пока ясно было одно - группе предстояло переехать в расположение так называемого "мусульманского" батальона.
Здесь впервые с бойцами группы "А" - теперь она носила кодовое название "Гром" - ехали сотрудники подразделения "Зенит".
Прибыли. Отвели им казарму, которую в нашем понимании казармой даже и назвать нельзя. Здание без окон и дверей. Прошли - пыль поднялась, будто после стада овец.
В казарме как раз командир роты "мусульманского батальона" развод заканчивал. Дав все наставления караулу, советский офицер напутствовал подчиненных: "Аллах с нами!".
Караул вышел, а сотрудники группы удивленно переглядывались. Н-да, верно говорил Федор Сухов: "Восток - дело тонкое".
Спать почти на улице, на декабрьском холоде, большого желания не было. Потому, как могли, благоустроили казарму, завесили плащ-палатками окно, проемы, собрали все, что могло согреть: матрацы, одеяла, куртки.
Однако холод оказался не самым страшным ночным бедствием для группы. Донимали храпуны - Баев и Зудин.
Кувылин вспоминает, что в последнюю ночь он так и не сомкнул глаз. Попал как раз между двух храпунов, такое чувство, будто с самого вечера на танке ездил.
Утром на завтрак накормили верблюжатиной. Вкусно, хотя и недоварено; да что поделаешь, высокогорье, мясо долго упревает.
Выдали афганскую форму: мягкие куртки и брюки из шинельного сукна, такие же мягкие кепочки с козырьками. Долго подбирали куртку на Алексея Баева. Шутили: мол, на таких мощных мужиков афганцы не рассчитывали. Пришлось разрезать форму на спине, иначе Баев не влезал.
Сразу же стали "обживать" форму: укрепляли карманы для гранат, автоматных магазинов, ушивали, подгоняли. Взяли у десантников удобные ранцы, определились, где будут лежать боеприпасы, а где перевязочные средства. Не глядя запустил в ранец руку, достал бинт - мелочь, но в горячке боя это очень важно.
После полной комплектации учли все: от автоматов до бронежилетов - прикинули по весу. Оказалось 46 килограммов! В таких доспехах и стоять-то тяжело, не то что бегать, прыгать, вести огонь, метать гранаты. Да еще в горах, не на учебном центре в Балашихе.
Именно потому, что не учебный центр и от каждого "пустяка" могла зависеть собственная жизнь и жизнь товарищей, навьючились до упора.
К тому времени была доведена боевая задача - штурмовать дворец Амина.
Штурмовать так штурмовать. Стали приучать афганцев к своему присутствию. По ночам гоняли вхолостую двигатели БМП и БТРов, стреляли из автоматов, пускали сигнальные ракеты. Охрана дворца Амина смекала - "шурави" проводят учения, не теряют форму, если что, придут нам на помощь.
Накануне штурма в расположение "мусбата" тайно доставили будущих министров афганского правительства - Гулябзоя и Сарвари. Сопровождали их несколько бойцов группы "А", в том числе и Виктор Карпухин. Находились в постоянном напряжении, поскольку машину тормозили на каждом из афганских постов. В случае опасности была команда открывать огонь и прорываться, ведь Гулябзой и Сарвари находились на территории Афганистана нелегально.
План предстоящей операции был таков: следовало захватить важнейшие объекты Кабула - дворец Амина, Генеральный штаб и Министерство обороны, штабы ВВС, ПВО, Центрального армейского корпуса, военной контрразведки, МИД, Царандой, здание ЦК НДПА, Центральный телеграф, тюрьму Пухи-Чархи, радио и телецентр.
А также надо было провести блокирование воинских частей, дислоцированных в столице.
Однако главным, ключевым пунктом операции становится штурм дворца Амина.
Советские подразделения, которым предстояло совершить переворот в афганской столице, были немногочисленны - это "мусульманский" батальон, 9‑я рота 345‑го парашютно-десантного полка под командованием старшего лейтенанта Валерия Востротина и две спецгруппы КГБ - "Зенит" и "Гром".
Днем всех, кто был определен на штурм дворца, собрали, распределили по экипажам. Пять экипажей на БМП - старшие Балашов, Голов, Емышев, Карпухин. Общее руководство осуществлял Романов. С ним в БМП находились Репин, Мазаев и представитель Первого Главного управления Козлов.
Колонна БМП с бойцами "Грома" должна была выходить к дворцу по круговому серпантину, а "зенитовцы" на БТРах подъезжают к пешеходной лестнице и, спешившись, бегут наверх. У фасада здания соединяются.
Но, как говорят, гладко было на бумаге. А на войне как на войне.
Сигналом к штурму послужил взрыв "колодца" связи. После 19 часов, когда наступил комендантский час и центральная площадь опустела, группа спецназовцев выехала в город.
Две машины "УАЗ" остановились у ресторана, а еще один автомобиль подъехал вплотную к люку, который вел в "колодец" связи.
Прозвучал условный сигнал - хлопнула закрываемая дверь автомобиля. Сотрудник группы Хаятов, владеющий языком, ушел, чтобы отвлечь постовых Царандоя.
Три человека заслонили главного исполнителя взрыва, "зенитовца" Бориса Плешкунова. Специальными щипцами, которые изготовили сами, подняли люк, и Борис Андреевич опустил в колодец вещмешок с зарядами. Взрыватель был установлен на 15‑минутный режим.
Быстро сели в машину, подали сигнал Хаятову, и вскоре "УАЗы" уже мчались на виллу.
Ровно в 19:15, как и планировали, прозвучал мощный взрыв. Столица Афганистана была отключена от внешнего мира.
Группы спецназовцев, офицеры и солдаты "мусульманского" батальона, десантники пошли на штурм.
"Наша колонна - четыре БТР, - вспоминает Яков Семенов, командир группы "Зенит". - Когда заговорила "Шилка", ее поддержали пулеметы, стало ясно: игры кончились, началась война.
Я шел на первой машине. Мы успели проскочить. Второй бронетранспортер подожгли, остальные уцелели. Десантировались. А тут ад кромешный! Наша "Шилка" бьет по дворцу, снаряды скачут от стен, как резиновые. Из окон поливают… В общем, прижали нас, пришлось залечь. И поднялись, лишь когда "Шилка" подавила пулемет в одном из окон дворца".
Самому Виктору Карпухину начало боя запомнилось таким:
"Как только наша БМП оказалась в поле зрения охраны дворца, они стали поливать нас из всех видов оружия. Пули молотили по броне, что казалось, пошел град.
Так началось кровавое столкновение профессионалов.
Признаюсь, у нас не было должной психологической устойчивости. Да и откуда она? Наверное, воевать можно научиться только на войне, как бы это жестоко ни звучало. А мы привыкли видеть войну в кино, "по-киношному" она и воспринималась.
Но все пришлось разглядеть наяву. Вот падает твой товарищ, взрывом ему отрывает руку, ногу, вот ранен сам, а надо действовать, расслабиться нельзя ни на секунду. Убьют.
В первые минуты боевого соприкосновения было очень тяжело. Охрана резиденции - сильная, высокообученная, отлично вооруженная. И главное, почти в четыре раза превышающая нас в живой силе. По всем воинским наукам, силы обороняющихся во столько раз могут быть меньше, но никак не наступающих. Иначе атака обречена. Выходит, опрокинули мы теорию. Помогли нам мощный напор и, как ни странно, безысходность. Нас выручить уже никто не мог, тыла никакого.
Ранены были практически все. Гвардейцы отчаянно защищали дворец, мы отчаянно рвались вперед".
Однако надо уточнить: благодаря умелому командованию в группе Карпухина ранило только двоих, и то легко. Остальные же подгруппы пострадали значительно больше.
"Наблюдал я момент, - скажет потом Сергей Коломеец, - когда наш механик-водитель дрогнул. Тогда Карпухин дал ему команду: "Вперед, или застрелю!". Героя Виктору Федоровичу дали достойно".
Да, действительно механик-водитель БМП, молодой солдат, попав в такое пекло боя, растерялся, запаниковал. Машина затормозила. Еще мгновение-другое - и она бы вспыхнула свечой, как подбитый уже бронетранспортер. Но командир не растерялся. Окрик отрезвил механика-водителя, и БМП рванулась вперед.
"Знаете, почему механик-водитель не хотел ехать ближе к дворцу? - спросил меня как-то "альфовец" Анатолий Савельев. - Да потому, что у него приказ: доехать и здесь остановиться. Как у нас по плану расписывают заранее. Поедешь по этой дороге, затормозишь тут. Ведь рассчитывают как: БМП встала и будет вести огонь. А какой толк вести огонь, если палят изо всех окон.
Так что очень важное дело - решение командира. Те, кто останавливался, где им было сказано, попадали под град пуль и оказывались ранеными. А Виктор поступил по-своему, грамотно".
Капитан Карпухин приказал как можно ближе подъехать к дворцу. "Под таким плотным огнем, - признается он, - не то что десантироваться, а даже высунуться - и то было просто верхом безрассудства".
Механик-водитель подогнал боевую машину почти вплотную к главному входу, и только теперь Карпухин подал команду: "К машине!". И сам выскочил первым. Рядом с ним оказался Александр Плюснин. В два ствола открыли прицельный огонь по гвардейцам, которые стреляли из окон дворца.
Под прикрытием огня Карпухина и Плюснина из БМП благополучно десантировались Берлев, Коломеец, Гришин.
Всей группой проскочили под стены и ворвались во дворец.
Каково было состояние нападавших и их впечатления, повествует Виктор Карпухин:
"Пытаемся зачистить первый этаж. Гранаты сыплются, как огурцы. Кругом пальба. Ничего не видно и не слышно. Черное небо все исчеркано трассирующими пулями, непонятно откуда и куда летящими.
Наши "Шилки" знай себе палят по дворцу, по своим. Сигнал "отбой" до них не дошел.
Буквально каждый метр мы брали приступом".
Бой был тяжелый, ожесточенный: Емышеву оторвало руку, у Баева простреляна шея, Кузнецов получил серьезное ранение в ногу, Швачко осколок попал в зрачок глаза. У Сергея Голова девять осколочных ранений.
А вот капитану Виктору Карпухину повезло. Находясь в самом пекле боя, он не получил и царапины.
Хотя был в сантиметре от смерти в буквальном смысле этого слова. Дело в том, что вражеская пуля застряла в триплексе его спецназовской каски.
Он после боя покажет эту каску руководителям операции генерал-майору Юрию Дроздову и полковнику Василию Колеснику. Те только разведут руками: действительно повезло.
Правда, мог погибнуть уже и после боя.
"Нам с Карпухиным, - рассказывает Николай Берлев, - пришлось еще разыскивать во дворце начальника гвардии, майора Джандата, того самого, который предал Тараки. Именно Джандат отдал приказ об уничтожении руководителя страны, что и исполнили офицеры гвардии.
Помнится, заглядываем в одну комнату, в другую. Показалось: шевельнулась штора. Отодвинул ее стволом автомата и вижу перед собой начальника гвардии.
- Витя! - кричу Карпухину. - Джандат!
- Я врач, врач! - испуганно орет человек, похожий на Джандата.
Вправду оказался врачом, потом внизу помогал раненым.
Я, когда улетал из Москвы, бросил в рюкзак две бутылки водки. Закончился бой, говорю Карпухину: "Виктор, пойдем, выпьем" Он даже не поверил: "Да ты что?". Хвать рюкзачок, а водку-то сперли. Я понял, кто. Прижали одного, другого сержанта из "мусульманского батальона" - те вернули. Выпили за окончание боя, афганцам налили, врачу, которого приняли за Джандата.
Ну, посидели, поговорили, вдруг слышим: "Щелк!". А в тишине после боя хорошо слышно. Такое впечатление, будто кто-то холостой спуск сделал. Пошли, открыли лифт, а там раненый афганец, защитник дворца. Взяли его автомат - действительно, ни одного патрона. Вот почему мы с Виктором в живых остались - будь у него патроны, срезал бы одной очередью. Улыбнулась, стало быть, судьба".
Выходит, что так, улыбнулась. Только вот улыбка это была или гримаса? Виктор под пулями в далеком Афганистане выжил, а его старший брат именно в этот день, в мирной, спокойной Москве, умер. Попал в больницу с обычным аппендицитом, но операция прошла неудачно, и 27 декабря он угас.
Как призналась мне жена Карпухина, Валентина Владимировна, о Викторе в декабре 1979‑го особо и не думали, не беспокоились. Ну, уехал на учения и уехал. А вот его старший брат находился между жизнью и смертью, и потому родители, родственники беспокоились в первую очередь о нем.
И только потом, позже, после возвращения из Афганистана, когда он рассказал, в каком пекле побывал, отец и мать поняли - они могли в один день потерять двух сыновей.
Таким был первый бой Виктора Карпухина.
28 апреля 1980 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение специального задания Советского правительства и проявленные при этом мужество и героизм звание Героя Советского Союза было присвоено Бояринову Григорию Ивановичу (посмертно), ему - Карпухину Виктору Федоровичу - и Козлову Эвальду Григорьевичу.
Вместе с Козловым они получат свои звезды в Кремле 21 мая 1980 года из рук первого заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР Кузнецова.
С ними ордена Ленина будут вручены Романову, Голову и Полякову.
Вручение наград в Кремле - дело хлопотное. В первую очередь для тех, кому вручают. Как шутили в "Альфе", ребята волновались не меньше, чем при штурме дворца. А уж инструктировали их до посинения: руку не жать, вопросов не задавать, не обнимать, не целовать. Спасибо, что дышать разрешили. Отчего же такие страсти?
Оказывается, награды вручать собирался сам генсек Брежнев.
Дату награждения несколько раз переносили и наконец сообщили: Брежнева не будет. Его заменит Кузнецов. Опять новый инструктаж, ведь Василий Васильевич древнее своего шефа. Главная задача - не переборщить с рукопожатием, чтоб не рассыпалась древность.
Наступило 21 мая. Великолепная пятерка собралась в Кремле. В гардеробе сдали плащи. В холле женщина средних лет приветливо, по-хозяйски улыбнулась.
Огляделись. Тихо. Торжественно. На столах фруктовая вода, сигареты. Заглянули в зал - там ни души.