Возникает риторический вопрос: "Стоит ли идти "на поводу" у зарубежной, особо отметим, неудачной профильной практики и перенимать её малоэффективные стратегии?". Ответ становится очевидным не только при элементарном соотнесении фактов в их логической последовательности, но и при четком осознании главного факта. Зарубежные специалисты в процессе демократизации и гуманизации образования утратили ясность понимания социального назначения физического воспитания, растеряли его философско-идеологические основания, забыли его главную, стратегическую задачу, подменив последнюю мелкими, "пожарными" мероприятиями тактического характера.
Обратимся ко второму аргументу сторонников спортизации, к краткому анализу эволюции нашего отечественного программного обеспечения физического воспитания, но с одной существенной разницей: те моменты, которые абстрактно-гуманистическая педагогика третирует как недочеты и минусы, мы будем интерпретировать в качестве достоинств и плюсов.
Выше уже говорилось о том, что в 1918 г. в советской России был подписан декрет "Об обязательном обучении военному искусству", создано Главное управление всеобщего военного обучения и формирования резервных частей Красной Армии (Всевобуч). При нём организован отдел физического развития и спорта, отвечающий за физическую подготовку красноармейцев, гражданского населения, допризывников.
На основе деятельности Всевобуча в 20-е годы развивалось движение за ликвидацию "физкультурной неграмотности", органично дополнявшее деятельность Пролеткульта.
В 1927 г. "в свет" выходит базовая программа по физической культуре. Никаких сомнений не вызывает конкретная гражданская трудовая и военно-политическая ориентация подаваемых ею в общем виде задач: укрепление здоровья учащихся, формирование надлежащих двигательных качеств и навыков, воспитание морально-волевых качеств. Чтобы согласиться с этим, достаточно честно ответить на вопрос о том, для кого в первую очередь естественны так называемые "естественные виды движений": бег, метание, балансирование, сопротивления, висы, упоры, лазанье, плавание, бег на лыжах и коньках, подвижные игры, даже пляски с их сложной координацией и энергетикой. Не менее показателен прикладной (военно-трудовой) характер ситуативного формирования санитарно-гигиенических навыков.
Программы 1932 и 1933 гг. утверждают формы и содержание уроков по физической культуре, планирование и контроль за усвоением школьного учебного материала. Иными словами, доводится до приемлемой кондиции методика подачи последнего.
В середине 30-х годов, когда страна окончательно встала на рельсы мирного строительства, в школьную физическую культуру всё активнее проникают спортивные элементы. Тогда это было понятно и оправдано: начинали создаваться детские спортивные школы.
В 1939 г. школьные программы, в том числе по физической культуре, вновь принимают явный прикладной военно-политический характер.
Для программы 1942 г. характерно единство военной подготовки и физического воспитания, что явствует и из её разделов по огневой, строевой, физической, топографической подготовке. Также это следует из факта исключения из программы упражнений на гимнастических снарядах, вторично (первый раз ещё до 1917 г.) признанных неэффективными. Теперь уже в отработанных формах и условиях школьного урока.
После войны "физическая культура" – всеобщий обязательный учебный предмет в школах, выполняющий связанную с последствиями войны задачу восстановления и укрепления подорванного здоровья детей. Вот в каком контексте ставился вопрос о здоровьесберегающих методиках физической культуры.
Опыт прошедшей войны учитывает и программа 1947 г., в которую, помимо прочего, вошли прыжки с высоты, в высоту, в длину с места и с разбега, метание в цель и на дальность, единоборства, лазанье, переноска грузов, акробатика. Причём всё это описывается с учетом психофизиологических возрастных особенностей детей и подростков.
В 50–70-е годы прошлого столетия в ходе возврата страны на рельсы мирной жизни в сфере физического воспитания вновь усиливаются стремление и тенденция к его спортизации, вплоть до постановки в программе 1975 г. задачи формирования организаторских навыков по судейству спортивными соревнованиями. Хотя в 1977 г., как свидетельствуют факты очередного исключения сложных гимнастических упражнений, сокращения материала по баскетболу, ручному мячу, единоборству, спортивная эйфория, несомненно, ослабла и возобладал более трезвый подход (какими бы соображениями он не был вызван).
Зато в 1983 г. новая программа по физической культуре демонстрирует праздник пацифистских настроений и абстрактного гуманизма. Без конкретной, прикладной, практической ориентации "зависают в воздухе" призывы укреплять здоровье, воспитывать высокие моральные и нравственные качества (не говоря уже о том, что мораль и нравственность суть одно и то же), обучать жизненно важным умениям, развивать основные двигательные качества. Интересно, применительно к чему? И это понятно: Игры Олимпиады 1980 г. в Москве, международные фестивали молодежи и студентов, спартакиады – одним словом, благодушие. Благодушие мирного, "застойного" периода. Однако наряду с этим декларируются акценты на усиление физической подготовленности, повышение моторной плотности уроков, исключение сложных технических и тактических игровых, легкоатлетических, гимнастических элементов. Становится ясно, что назревают серьезные противоречия между прикладными, спортивными и абстрактно-гуманистическими тенденциями в сфере физического воспитания.
Реформа школы 1984 г. ставит вопрос о необходимости организации ежедневных занятий физической культурой (закон от 1 сентября 1985 г.). Программа по физической культуре делится на 4 части. С одной стороны, ставится задача повысить моторную плотность уроков и усложнить учебные нормативы – тесты, с другой – насытить учебную и внеучебную жизнедеятельность школьников малыми формами физической активности. В профильной сфере зреет противоречие между интенсивными и экстенсивными методами обучения и воспитания, более того, между абстрактной, поверхностной идеологизацией и серьезным научно-педагогическим и психофизиологическим обеспечением физического воспитания.
В 1986 г. комплексная программа по физической культуре подвергается коррекции, вновь возвращающей ей военно-прикладное звучание. Вряд ли здесь обошлось без опыта войны в Афганистане. Хотя это никак не афишируется, но ясно читается при правильной интерпретации следующих моментов:
– упор на укрепление здоровья и подготовку юного поколения к труду и защите Родины;
– проведение конкретных тестов для оценки степени повышения двигательной подготовленности (кроссовая подготовка для младших, уточнение беговых дистанций для V–VIII классов, определение типовой полосы препятствий для военно-прикладной подготовки в старших классах);
– автономизация раздела "Профессионально-прикладной физической подготовки";
– доработка внеклассной туристической секции.
К сожалению, процесс нормализации ситуации с физическим воспитанием был кратким. С начала 1990-х гг. начинают тотально пересматриваться целевые установки и концептуальные идеи программ по физической культуре. Они постепенно принимают вид того идейно-содержательного конгломерата, который ныне существует за рубежом [см. там же, с. 23–24]. Всё это называется "повернуться лицом к ребенку".
Подводя итог краткому обзору материалов, представленных в работе Л. И. Лубышевой и В. А. Романович, но концептуально иначе интерпретированному нами, остановимся на двух стратегически важных моментах.
Первый момент касается жесткой связи тренировочной технологии со спортивной деятельностью. Мы согласны с тем, что технология тренировки выступает на сегодняшний день наиболее разработанной в сфере физического воспитания. Вот только вряд ли, как показывает глобальный анализ мировой истории физического воспитания и спорта, а также локальный анализ вышеизложенного материала, систему тренировки следует связывать только со спортом.
Тренировка всегда составляла основу и спорта и физического воспитания, тем не менее имевших изначально и сохраняющих в современных условиях отличия и специфику как по назначению, так и по деятельностному содержанию. Поэтому нельзя растворять друг в друге, смешивать между собой выполняющие разные задачи физическое воспитание и спорт. Поэтому спортизация физического воспитания как конверсия высоких спортивных технологий идеологически и стратегически, на наш взгляд, неверна, хотя история и современность демонстрируют устойчивую тенденцию диффузии физического воспитания и спорта. Именно данная тенденция означает факт спортизации физического воспитания, но не в современных условиях, а на протяжении нескольких веков исторического развития. Именно такая спортизация носит органичный, исторически первичный характер социально-онтологического процесса. Концепция же современной спортизации, выступая отчасти данью политической конъюнктуре, искажает основания указанного социально-онтологического феномена.
Динамика эволюции единоборств в России с конца XIX до начала XXI в.
Эволюция единоборств в России с конца XIX до начала XXI в., несмотря на кажущуюся социально-онтологическую фрагментарность и, на первый взгляд, не особую значимость этого института в судьбе отечественной физической культуры, в общем и целом укладывается в русло процессов спортизации и спортогенеза, о которых речь шла выше. Однако новейшая спортивная отечественная история демонстрирует всё более устойчивую тенденцию частичного разрыва культуры единоборств со спортом и выхода за его пределы:
– либо в область военно-физического воспитания (или, как говорят, ещё не очень разобравшись в сути текущего процесса, в спортивно-прикладную область);
– либо в область возрождающейся на новой основе, уже коммерциализированной линии гражданско-рекреационного физического воспитания, представленной, в частности, индустрией отечественного фитнеса;
– либо в область собственно и непосредственно единоборческой практики, взращиваемой как отечественными военными и педагогическими кадрами специалистов, так и, к сожалению, в сильной степени западными бизнес-технологиями, исходящими из целей и задач, весьма и весьма далеких от наших национальных социокультурных интересов.
Рассмотрим данный, во многом нелинейный процесс поэтапно.
В конце XIX в. на базе ярмарочно-цирковой развлекательной зрелищности, помимо прочего, завоевывает популярность и народную любовь так называемая "французская борьба", получившая это название лишь потому, что в Российскую империю она перекочевала из Франции. На самом деле, это была традиционная греческая или "классическая борьба". В это время в нашей стране по объективным причинам, связанным, в частности, с христианизацией, "канули в Лету" религиозно-боевые системы единоборств средневекового периода. Оставшиеся в фольклорной практике традиции борьбы "крест на крест", "на поясах", "стеношной потехи" тут же были вплетены в сеть цирковых зрелищ и "шаг за шагом" адаптировались к правилам "французской борьбы", порождая очень серьезных конкурентов западным (иногда только по кличке и легенде) мастерам борьбы. Одним из самых выдающихся примеров в данном случае являлся бывший портовый грузчик ("амбал") Иван Поддубный – неоднократный чемпион мира по борьбе среди профессионалов.
Традиций европейского (английского) бокса (если не считать боев "стенка на стенку") в России также не было, хотя впоследствии в советский бокс пришли представители многих губерний и уездов, где "стеношная потеха" имела широкое использование как до, так и после революции 1917 г.
Восточные боевые искусства проникли в Российскую империю после 1905 г. Их привнесли русские офицеры из числа бывших служащих российского дипкорпуса в Японии и интернированного контингента военнопленных, несколько лет обучавшихся "на чужбине" единоборствам с оружием и без него (джиу-джицу, кэндо). Перспективность использования таких мастеров была оценена как царской полицией (организация особого отдела для разгона массовых демонстраций без применения оружия, войск, жандармов, казачьих частей), так и большевиками (организация специальной подготовки офицеров НКВД, сотрудников "смерш"). Однако "в широкие массы" боевые искусства не попали, а верней всего, не были допущены. Для народа создается синтетический национальный вариант борьбы, названный "самбо" – самооборона без оружия (в лучших традициях истории мирового единоборства в форме оборончества (чешские табориты Яна Жижки во время "гуситских войн", окинавские крестьяне с их "школой тростника" в период освободительной борьбы против японских феодалов).
Все три указанные направления единоборств в Советской России, а затем в Советском Союзе нашли своё широкое применение как в военно-физическом воспитании, так и в спорте, тем самым потеряв свою собственную социально-институциональную независимость или тщательно её замаскировав.
Последнее обстоятельство объясняет образовавшийся "вакуум" и огромный интерес советской молодежи к единоборствам при официальном существовании зрелых, апробированных, но к 70-м годам XX в. уже предельно спортизированных единоборческих систем. В 80-е и особенно в 90-е годы указанный вакуум начинает активно заполняться восточными, или так называемыми боевыми искусствами (фактически таковыми, то есть боевыми, не являющимися и также уже более-менее адаптированными к спорту). К ним относятся дзюдо, каратэ, таеквондо, тхэквондо, муай-тай, капоэйра, ушу.
Теперь мы понимаем, что их проникновение в СССР и популярность среди молодежи отчасти, но объективно, определялись перипетиями нашей внешней политики, направленной на поддержание восточных и латино-американских политических режимов, а также на рост и укрепление торгово-экономических отношений с ними. В то время, о котором мы упоминаем, никто из нас этого не понимал, а всё происходившее (особенно в контексте уголовного преследования за занятия по каратэ) представлялось большинству чуть ли не оппозицией к официальной политике и к официальному спорту.
Этим непониманием воспользовались криминальные группировки 90-х годов, попытавшиеся заручиться поддержкой мастеров-инструкторов по восточным единоборствам с целью "постановки на поток" подготовки человеческого материала ("мяса") для проведения бандитских акций. В целом можно констатировать, что данная попытка не удалась по двум причинам:
– в движении "восточников" было очень много бывших и действующих офицеров советской армии, милиции, Комитета государственной безопасности, четко ориентировавших свои занятия с молодежью на военно-патриотические цели и задачи;
– из-за развала СССР и связанного с ним многолетнего обвального кризиса отечественного спорта "за бортом" оказалось большое количество молодых спортсменов, борцов и боксеров, которых в значительных масштабах и рекрутировал криминал.
Огромная по масштабам и итоговым человеческим потерям социальная группа представителей рэкета, других форм бандитизма, воровства, мошенничества захлестнула "обновленную" Россию. Бывшие "герои спорта" в данной, потерянной для общества социальной группе занимали далеко не последнее место.
Виновата во всём этом, в частности, была, как известно, внутренняя политика, проводившаяся правительством Б. Н. Ельцина.
Социально-имущественное расслоение бывшего официально единого и однородного советского народа или "гражданского общества" создало самую благоприятную ситуацию для криминализации кругов представителей советского спорта, а также для коммерциализации, профессионализации и связанного с ними нового подъема уже российского спорта.
Под указанную закономерность стали подпадать также и духовно вырождающиеся, мировоззренчески "разворачивающиеся на 180 градусов" отечественные школы восточных единоборств и боевых искусств, увидевшие для себя совершенно новую, но очень привлекательную нишу организации различного рода коммерческих боев, боев без правил. Но легализовать новые перспективы можно было одним-единственным способом, а именно: включившись в процесс спортизации и пройдя одну-две стадии (фазы) спортогенеза. Что и было благополучно сделано.
На базе такого "ренегатства" значительная часть педагогического состава "восточников" и спортивных тренеров с начала XXI в. стала задумываться над созданием новых отечественных единоборческих спортивно-прикладных (военно-ориентированных или художественно разворачиваемых) систем в качестве мировоззренческого и функционального противопоставления новоявленным "традиционным российским видам спорта", под которыми высшие спортивные чиновники видели и официально позиционировали каратэ, дзюдо, тхэквондо и т. д.
Наряду с подобной, во многом вынужденной оппозицией к официальному спорту продолжают возникать и усиливаться единоборческие движения, организации "правого" и "левого" толка. Примером первого являются крайне агрессивные технологии подготовки скинхедов и футбольных ультрас. Примером второго выступает движение "исторической реконструкции". Однако следует отметить, что руководители и наставники тех и других уже активно ищут и взвешивают возможности расширения объемов финансирования своих акций (клубы "исторической реконструкции" в гораздо меньшей степени по причине собственной управленческой состоятельности).
Данное "поисковое состояние" в современных условиях может закончиться либо тотальной коммерциализацией, либо спортизацией, либо криминализацией, хотя мы не склонны разводить эти альтернативные перспективы далеко в сторону друг от друга.
Нам бы очень хотелось порассуждать о гражданских вариантах развития национальной системы спортизированных или "стоящих на пороге" спортогенеза единоборств, но мы в данной работе занимаемся исследованием и анализом социально-онтологических оснований и факторов, а не социокультурным проектированием.
Одно нам, тем не менее, ясно наверняка: физическое воспитание (точнее, военно-физическое воспитание) на сегодняшний момент является для российских единоборств "лучшей долей", способной в большей степени спасти их от самовыгорания, духовного обнищания и мировоззренческого оборачивания.