Существует, конечно, множество иных примеров неявного сопротивления: постоянная занятость эмоциональным материалом, при проверке часто оказывающимся не так уж сильно связанным с собственным опытом пациента, но представляющим собой искупительное подношение через механизм текущих идентификаций. Другой пример – малейшее отвлечение либидо на неаналитические объекты, которое не является избирательным, но которое по своему характеру скорее является недифференцированным уклонением от аналитической ситуации или выходом из нее. В качестве последнего и самого простого примера неявного сопротивления мы можем назвать непоколебимую привязанность всем правилам и ожиданиям психоанализа: неизменная пунктуальность, безукоризненные ассоциации, легкое интеллектуальное принятие ассоциаций, характерные сновидения или, когда пациент начинает понимать природу сопротивлений, такие типичные сопротивления, которые предполагают будто бы замечательные, но мучительные перспективы их устранения. Если предположить, что рекомендация пройти анализ не была ошибкой, то всегда "образцовый" пациент является лучшим примером неявного сопротивления, которое, между прочим, часто встречается у проходящих тренинговый анализ кандидатов в аналитики. Однако, как уже отмечалось, и выделение, и клиническое описание различных форм сопротивления на самом деле не является достаточно удовлетворительным, ибо не учитывает их внутренние взаимосвязи и не дает понимания актуального положения в аналитической ситуации. Например, многие из таких периодов "застоя" могут быть тесно связаны с определенными изменениями во вне-аналитической диспозиции либидо либо с некоторым смещением акцентов в симптоматике, которые вместе или по отдельности могли пройти незамеченными. Кроме того, то, что может показаться очень яростным сопротивлением, на самом деле может быть прелюдией к ослаблению защит. Так что теперь мы можем перейти к рассмотрению следующего – функционального - аспекта проблемы.
Как я уже отмечал, для понимания функциональных аспектов сопротивления в качестве необходимого условия требуется достаточно полное понимание природы психического аппарата, иначе говоря, метапсихологии. Если бы позволяло место, то было бы неплохо привести здесь краткое описание динамического, топографического и экономического аспектов психики. Однако, поскольку практически в любом учебнике психоанализа приводится более или менее исчерпывающее изложение метапсихологии, то это едва ли оправданно. И все-таки важно очень четко понять метапсихологическую функцию защиты, которую лучше всего представить, сказав, что, как бы мы ни рассматривали психический аппарат, не существует ни одного механизма его функционирования, который не мог бы быть использован в целях психической защиты, вызывая тем самым в ходе анализа явление сопротивления.
В ранний период развития психоанализа это понималось недостаточно отчетливо. Уделяя внимание, прежде всего, пограничным (boundary) функциям системы бессознательного, аналитики одно время удовлетворялись формулировкой, что любой из процессов, описываемых как часть "вытеснения", априори являлся механизмом сопротивления. Но, как известно, термин "вытеснение" совершенно не в состоянии охватить все элементы психической защиты, и, поскольку Фрейд разграничил различные части бессознательного Эго и обозначил роль, которую они играют в образовании симптомов, невозможно было не включить данные структурные факторы в сопротивление. Короче говоря, Фрейд был вынужден повторно использовать свой более старый термин – защита. Важность вытеснения, как это иногда ошибочно считается, отнюдь не игнорировалась, однако она была отнесена к системе защит, включавших среди прочего регрессию, обращение, проекцию, реактивные образования, идентификацию, интроекцию, сублимацию, рационализацию и т. п..
Данную мысль важно подчеркнуть особо, чтобы избежать неправильного понимания природы сопротивления. Говоря о "фазах сопротивления", "периодах сопротивления", "преодолении сопротивлений", я мог создать впечатление, что процессы защиты являются простыми артефактами, свойственными только анализу либо некоторым его стадиям. Это не согласуется с тем признанным фактом, что защиты существуют не только на протяжении всего анализа, но и в течение всей жизни. Я думаю, что функциональная точка зрения позволяет избегнуть такой путаницы. Справедливо будет сказать, что в природе вызванных анализом защит имеется нечто характерное, во всяком случае, с количественной точки зрения (т. е. их интенсивность); но правда и то, что механизмы защиты не образуются заново как реакции на аналитическую ситуацию. Даже невроз переноса, крайне характерное проявление аналитической ситуации, демонстрируется не только в анализе. Помимо того, что спонтанные реакции переноса развиваются в неаналитической обстановке, сам невроз переноса может наблюдаться в обычной жизни, о чем свидетельствует облегчение от симптомов, иногда наступающее после заключения несчастливых браков. Именно это имеют в виду, когда говорят, что бессознательное – или, как нам предпочтительнее сейчас сказать, Ид – присутствует везде. Ид – источник инстинктивной энергии – в смысле продолжающегося влечения существует всегда и везде. Уступая реальности, оно на своих внешних границах превратилось в орган, взаимодействующий с этой реальностью, – в Эго, и этот орган в той или иной степени функционирует в качестве "всегда" конкретного индивидуума, т. е. в течение всего его существования. Поэтому защиты имеются всегда, как, например, в сновидениях, фантазиях и в бреду умирающего. Пренебрежение данным функциональным подходом к сопротивлению, возможно, более чем любой другой фактор объясняет некоторые наивные оценки терапевтической эффективности психоанализа у многих практикующих аналитиков. Такое пренебрежение особенно объясняет тот ошибочный взгляд, что анализ – это процесс воздействия извне или что любой человек или болезнь могут либо должны быть успешно проанализированы. Пока продолжается жизнь, психика индивидуума будет осуществлять свою функцию защиты. Если аналитик об этом забывает, то он вновь и вновь будет мучиться от досады по поводу своих неточных прогнозов или неправильных терапевтических рекомендаций.
Признав тот факт, что функциональный подход к сопротивлениям является чрезвычайно широким и охватывает все аспекты метапсихологии, нам надлежит свести всю его сложность до того уровня, на котором он не будет уже сбивать с толку или пугать начинающего аналитика, чего можно достичь путем выборочных исследований. Зная стадии психического развития, мы можем, например, распределить защитные функции по их приблизительной временной очередности, начав с функции регрессии; либо, что будет, наверное, более правильно, мы можем проследить различные стадии образования симптомов, чтобы показать, как механизмы, ответственные за образование симптома, активизируются в ответ на попытку их проанализировать. В этом случае нам также сразу придется рассматривать регрессию, поэтому представляется правильным начать наше выборочное функциональное исследование с защиты путем регрессии.
Регрессия, следующая за фрустрацией, – это не только причина, способствующая "образованию симптома", – она является самой ранней формой психической защиты. Поэтому неудивительно, что в ходе анализа она руководит ассоциативным процессом и с наступлением эмоционального кризиса должна быть использована для "смены темы". Простейшим примером регрессии как защиты в анализе является засыпание – эту реакцию можно изучить в свободное время при анализе так называемых нарколептиков. Самой поверхностной манифестацией регрессии является смена темы, т. е. избегание непосредственного конфликта путем сосредоточения на более раннем и временно менее остром конфликтном паттерне. Как только пациенты начинают понимать, что аналитика особо интересуют его ранние способы поведения, им легко попасться в ловушку. Данный вид регрессии отчетливо виден в анализе обсессивных неврозов, когда различные образования легко узнаваемого догенитального типа свободно излагаются аналитику, чтобы отвлечь его внимание от генитального конфликта. Такой бессознательный защитный механизм может быть весьма обескураживающим для обеих сторон. Жизнерадостный истерик, например, будет демонстрировать время от времени оральные интересы и образы, совмещаемые с депрессивными реакциями, которые будут убеждать аналитика, что он имеет дело с глубокой оральной фиксацией и, соответственно, будет отвлекать его внимание от центрального конфликта инфантильной генитальной фазы. В подобных случаях единственным ресурсом аналитика является сопоставление собственных наблюдений с любыми имеющимися у него данными относительно действительной природы точки или точек фиксации.
Важность регрессии как защиты легче всего увидеть в смешанных неврозах переноса, например, когда достаточно широкая цепочка фобий усиливается имеющими более обсессивный характер представлениями и ритуалами, и в то же самое время социальные или сексуальные реакции пациента явно заторможены либо слегка извращены. В таких случаях можно следить за движениями либидо пациента и одновременно за защитными свойствами его симптоматических конструкций. Пациентка такого смешанного типа, несмотря на необычно травматическое воспитание, не могла рассказать ни о каких своих сколько-нибудь примечательных детских тревогах, разве что проявлявшихся в негативной форме чрезмерной послушности и "хорошести" (торможение). Ее фобическая система (включавшая заметные клаустрофобические и агорафобические признаки) впервые проявила себя, когда после ранней любовной фрустрации, вызванной отчасти родительским вмешательством, с отчаяния и прежде чем либидо было отделено от предшествующего объекта, пациентка решила выйти замуж за человека, вскоре проявившего свою неспособность компенсировать ей ее фрустрацию. По причине военного времени брак был "приостановлен", и одновременно большинство из фобий исчезли, с тем чтобы возобновиться после демобилизации ее мужа и начала семейной жизни. Без особого успеха были испробованы различные виды психотерапии. Ее анализ характеризовался необычно длительной начальной фазой, длившейся значительно больше года, в течение которого возникали и оканчивались внебрачные увлечения, однако без какого-либо изменения в симптоматике. Последующее оживление нескольких травматических сексуальных воспоминаний не повлияло на фобическую систему, а усилило ее обсессивные реакции и указало на начало легкого состояния деперсонализации, что было вызвано отчасти накопившейся фрустрацией, а также ее усилившимся желанием убежать от существующих обстоятельств своей жизни. Когда в ходе анализа данное состояние удалось ослабить, начал развиваться невроз переноса, за которым последовало весьма небольшое уменьшение фобий, что, в свою очередь, вызвало широкую регрессию либидо. Вместо защиты себя от жизни посредством фобического торможения у пациентки начало развиваться торможение ее социальных и сексуальных интересов аналогично тому, как это происходило между пятью и пятнадцатью годами ее жизни. К счастью, данная новая регрессия реактивировала определенные травматические чувства изоляции, от которых она страдала в детстве, но которые были глубоко вытеснены. За данным оживлением воспоминаний последовал период компромисса, во время которого она смогла отказаться от своих фобий, но при том условии, что она сохранила подавленное безразличие к своей жизни и к будущему. Таким образом, необходимо было преодолеть четыре различных маневра регрессивной защиты, прежде чем анализ начал принимать классическую форму и симптомы впервые начали разрешаться.
Переходя к защитам вытеснения, мы обнаруживаем, что они для удобства могут быть разделены по тому, делается ли акцент на отнятии катексиса или же на процессе контркатексиса. Классическая истерия характеризуется массовыми нарушениями памяти, вызывающими иногда широкую амнезию либо состояния легкой диссоциации, которые могут быть кратковременными или принимать организованную форму, приводящую к реакции бегства. В некоторых случаях эмоциональное развитие индивидуума вытесняется настолько полно, что пациент не может вспомнить ничего значительного из происходившего с ним до пубертата. Либо все сексуальное развитие пациента может изолироваться, как у той конверсионной истерички, жизнь которой представляла собой череду прерывавшихся эмоциональных привязанностей и которая, как оказалось, будучи совращенной в возрасте четырех с половиной лет, в возрасте тридцати пяти лет утверждала, что никогда не испытывала никакого сексуального интереса и даже не знает, откуда берутся дети. Усиление вытеснения в ходе анализа приводит к разного рода прерываниям ассоциативного процесса, к защитной забывчивости относительно недавних событий, а также к резким изменениям эмоциональных реакций на вызывающих аффективный интерес людей, включая, безусловно, и психоаналитика. Естественно, в данный процесс могут включаться любые каналы восприятия. Пациентка с классической травмой первичной сцены и несколькими другими ранними зрительными переживаниями в течение своей жизни страдала избирательной слепотой к любому, кто вызывал у нее позитивные или негативные, превышающие определенный уровень чувства. Она, например, иногда была не в состоянии видеть стоявшего перед ней мужа, хотя при этом вполне отчетливо видела всех остальных, присутствующих в комнате. В реальности первым признаком развития у нее невроза переноса, в отличие от плавающего переноса, было развитие аналогичной реакции на аналитика в моменты ее прохождения к аналитической кушетке.
С другой стороны, при обсессивных неврозах и в большинстве случаев характерологических нарушений процессы контркатектирования и реактивных образований принимают явно преувеличенные формы. Это легко заметить, когда они принимают невротические формы, хотя в случаях нарушений характера они обычно широко рационализируются. Повторение подобных защит в анализе, однако, не всегда легко обнаружить, особенно когда оно основывается на материале, хотя и будучи, очевидно, важном сам по себе, но функционирующем в качестве системы покрывающих (screening) воспоминаний. Следует помнить, что не только отдельные воспоминания, но и системы воспоминаний, и даже целые фазы развития могут осуществлять покрывающие функции. Если такая защита соединена с поступательным движением либидо, то результат этого преодолеть бывает чрезвычайно трудно. Пациент может превратить весь анализ в своего рода текущий комментарий актуальных ситуаций, и у аналитика может не остаться другой альтернативы, кроме как интерпретировать данный материал аналогично явному содержанию сновидения. Таким способом ему скорее представится возможность вскрыть какой-либо травматический фактор, являющийся общим для самых частых повторений.
Между прочим, выделение различных форм защиты вытеснения помогает избавиться от одного неправильного представления, присутствующего в практике многих аналитиков. Многие аналитики, как и пациенты, все еще полагают, что анализ должен всегда оцениваться по наличию воспоминаний. Поэтому они склонны к разочарованию, чувству неполноценности или вины, если некоторые пациенты упорно отказываются от драматичных воспоминаний из-за частичной амнезии. Здесь правильно будет сказать, что об анализе можно судить по тому, с каким успехом удалось реконструировать и донести до сознания пациента детские стадии развития, и так же справедливо, что истерики обычно реагируют приходом воспоминаний в классическом виде. Но типичная аналитическая практика редко или практически никогда не ограничивается только классической истерией. Например, выявление важной идентификации может быть такой же важной частью реконструкции, как и устранение амнезии, а во многих случаях оно еще более значительно. Более того, процесс воспоминания зачастую осуществляется в сновидениях, и истолкование внешне нейтрального фрагмента сна может зачастую приводить к столь же поразительным улучшениям, что и катарсическое воспоминание наяву. Короче говоря, мы должны быть готовы к любым возможным вариациям: это могут быть случаи, когда анализ состоит из ряда ярких воспоминаний; или же когда непосредственные воспоминания вообще не озвучиваются и прогресс достигается почти исключительно через анализ сновидений; или же когда нет ни воспоминаний, ни сновидений, а анализ проходит посредством интерпретаций текущих реакций на ситуации внутри и вне анализа; либо когда невроз переноса не проявляется явно; либо когда анализ начинается и заканчивается неврозом переноса. Иначе говоря, оценивать защиты только по паттернам вытеснения – значит готовить почву для ненужного разочарования. Возможно, данный жупел поиска воспоминаний не столь страшен сейчас, как это было раньше, ибо очевидно, что современные студенты не знают тех испытаний и трудностей ранних аналитиков, находившихся в зависимости от вытеснения, как от путеводной звезды аналитических защит. Пренебрежение этим, однако, будет неоправданной самоуверенностью. Вытеснение, не будучи самой ранней в процессе развития формой защиты, является все же "темной лошадкой" любых защитных систем, и к ее проявлениям следует относиться с пониманием и уважением. Однако это не значит, что мы должны переоценивать его значение во всех случаях. Проницательность и рассудительность в психоанализе столь же важны, как и стремление к "чтению бессознательного".