Следующие три формы функциональных защит – а именно проекцию, реактивное образование и смещение - удобно сгруппировать вместе. Однако не потому, что они осуществляют одни и те же функции или принадлежат к одной стадии развития, а потому, что в отличие от регрессии, когда катексисы осуществляют центростремительное движение, и от реального вытеснения, когда основным динамическим фактором является отнятие катексиса, данные три механизма вместе демонстрируют различные распределения контркатексиса, следующие обычно в центробежном направлении. Их действие можно наблюдать в сновидениях, в образовании симптомов, в повседневной жизни, и в той мере, в которой они при обычных обстоятельствах служат гармоничной адаптации, их трудно ослабить с помощью анализа, хотя, с точки зрения аналитика, безусловно, легко обнаружить. Проекцию, которая изначально активно действовала еще до формирования тестирования реальности, чрезвычайно трудно донести до осознания пациентов, например, в случаях явной паранойи. Реактивное образование, являющееся, по сути, фиксированной формой контркатексиса, действующего против конкретных форм вытесненного инстинкта, легче понять интеллектуально, чем эмоционально. Смещение, хотя и распознается и понимается пациентом сравнительно легко, действует в повседневной жизни настолько постоянно, что его патологические и защитные формы могут быть тщательно скрыты.
Данные механизмы столь известны, что их едва ли нужно подробно иллюстрировать. Самые непосредственные проявления смещения будут рассмотрены далее вместе с переносом. В определенном смысле то же можно сказать и о проекции, и о реактивном образовании. Идентификация аналитика с членами семьи в детстве способствует смещению в анализе и в то же время делает возможной проекцию различных инстинктивных и эмоциональных констелляций на образ (imago) аналитика. Как мы увидим, составной частью данных систем защиты является использование рационализации. При трудных начальных стадиях анализа система проекции действует зачастую очень активно, а в случаях, переходящих из легкой в трудную стадию, вся сила защиты может направляться по каналам проекции. Не будучи преодоленной с помощью интерпретации, такая ситуация быстро заходит в тупик. Осуществляя параноидную проекцию, пациент приходит к убеждению в правильности своих оценок аналитика и анализа, и если он не прекращает лечение, то тратит почти всю свою аналитическую энергию, чтобы стать занозой в теле аналитика, чье моральное состояние он пытается подорвать любыми имеющимися у него средствами. Пациент приходит к убеждению, что его аналитик относится к нему с постоянным обесцениванием и критикой, и если его собственные садо-мазохистические устремления остаются нераскрытыми, то он будет пребывать в таком убеждении не только на протяжении всего анализа, но и многие годы после него. Интригующий профессиональный пример такой ситуации может быть найден в тренинговом анализе. Если в своих аналитических отношениях обучающийся аналитик зашел в тупик, то он может скрывать это за фальшивой дружелюбной идентификацией, которая может сохраняться какое-то время и после завершения тренингового анализа. Это обычно принимает форму угодливой имитации и поддержки взглядов и методов аналитика. Конечно, скрытая цель такой имитации – высмеивание своего аналитика и желание сделать из него посмешище. Однако рано или поздно он оказывается в молчаливом, но активном противостоянии. Конечно, в случае "бесконечных тренинговых анализов" такое происходит не столь часто: чем дольше анализ, тем меньше возможности у кандидата позволить протянуть несколько лет в состоянии застоя. В таком случае защитное использование реактивного образования и смещения тоже может быть хорошо проиллюстрировано в ходе тренинговых анализов. Перфекционистские реакции и ненужный ритуализм в технике очень часто являются профессиональными реактивными образованиями. Аналогичным образом сильное компульсивное – к месту и не к месту навязчивое – смещение интереса на любые вопросы психоаналитического характера скрывает изначальное отвержение аналитического процесса. Любые такие механизмы можно одновременно наблюдать в действии в незначительной психопаталогии обыденной жизни аналитика. Навязчивые аналитические интерпретации в своей личной жизни, т. е. оценка реакций друзей и знакомых, как если бы это были упражнения в интерпретациях, неспособность видеть жизнь иначе, чем в специальных терминах, постоянное оценивание недостатков и ограниченности других аналитиков представляют одновременно и защитную проекцию, и реактивные образования, и смещение, которые хоть и не организованы как симптоматические образования, тем не менее, столь же постоянно используются и так же склонны к распространению во всех направлениях, как параноидные или обсессивные конструкции.
Все это естественным образом приводит к рассмотрению защитной ценности позитивных или негативных интроекций и идентификаций. Совершенно ясно, что в нормальном объеме интроекции и идентификации осуществляют защитные функции, необходимые для нормального развития, но, как и любой другой защитный механизм, в избытке или при искажении они могут приводить к характерологическим нарушениям. Когда ребенок начинает понимать степень своей зависимости от других членов семьи, он начинает страдать от слабости Эго. На данном этапе позитивная идентификация с одним из родителей является источником силы. Если слабость Эго еще более усиливается критической фрустрацией, ведущей к отказу от катексисов раннего объекта, то последующая интроекция служит тому, чтобы предотвратить возрождение катексиса, который может лишь повторить болезненное напряжение подвергшегося проклятию либидо; она контролирует также враждебные реакции, которые иначе последовали бы за либидостазом. Даже когда интроекция или идентификация основывается на враждебном оценивании или враждебном отношении к родительскому образу, они также могут служить целям защиты, повышая строгость контролирующей системы – хотя данный тип защиты предположительно чреват опасностью и зачастую провоцирует образование симптомов.
Мы можем видеть, таким образом, что анализ идентификации и раскрытие интроекций следует считать не просто анализом Эго, а необходимым шагом к уменьшению защит. Мы можем видеть также, что процесс интерпретации не просто заключается в обнаружении бессознательных презентаций инстинктивного влечения, но и требует анализа эго-провокаторов защит. Другими словами, чтобы анализ либидо и анализ Эго был эффективным, он должны проводиться одновременно или в непосредственной последовательности. Недостаточно обнаружить, что представление было вытеснено – мы должны знать, почему оно было вытеснено. Мы также должны уметь различать, когда защита Эго следует нормальному курсу, а когда она используется для защиты от самого анализа. Актуальное использование идентификаций в аналитической ситуации в качестве средства защиты можно легко наблюдать ближе к окончанию начальной стадии. Пациент, который вначале с готовностью принимал интерпретации бессознательных фантазий, возбуждавших чувства вины или тревоги, и который на самом деле получал большое облегчение от объяснения бессознательных установок Эго, отвечавших за такую тревогу или вину, может в последующем начать выражать определенную неудовлетворенность такими интерпретациями, что создает впечатление, что он бессознательно надеется на определенную степень неудовольствия со стороны аналитика. Он может обвинять аналитика в том, что тот занимает нейтральную позицию по любым этическим вопросам, использовать любую возможность, чтобы осудить аналитика с моральной точки зрения и так или иначе "протестировать" его на наличие у него предубеждений. Такие ситуации обычно наблюдаются при истериях и обсессиях, и за ними обычно следует легкое усиление симптомов. Пациент, чье собственное Эго оказывается перед дилеммой, ослабляет на время статус Супер-Эго аналитика и усиливает активность своего Супер-Эго. Когда такая позиция интерпретируется, происходит движение в прошлое. Симптомы несколько ослабевают, и аналитик вновь помещается на позицию Супер-Эго. Однако без подкрепления дальнейшими интерпретациями за таким улучшением следует новое усиление симптомов по причине того, что данное движение назад в прошлое заходит слишком далеко, оставляя Эго пациента в состоянии слишком большой тревоги или вины; не говоря о том, что такой откат назад, если он не контролируется соответствующей интерпретацией, может сделать аналитическую ситуацию чрезвычайно трудной. Идентификация с (реальным или воображаемым) Супер-Эго аналитика перерастает в настоящую интроекцию и постепенно начинает демонстрировать неподатливость, свойственную любым интроекциям. В этом заключается одна из самых распространенных причин застоя в анализе.
Такого рода наблюдения позволяют несколько изменить нашу оценку исходного направления анализа на начальной стадии. При описании этой фазы было отмечено, что порядок появления различных семейных Имаго в аналитическом процессе имеет клиническое значение, выявляя генетическую (в процессе развития) важность членов семьи. Теперь мы понимаем, что такой порядок дает нам определенную информацию о разнообразии эго-защит, которые мы можем ожидать в анализе. Если, например, рано появилось враждебное отношение к отцу, то мы можем ожидать не только, что первое сопротивление в анализе будет основываться на идентификации аналитика с отцовским Супер-Эго, но и что идентификация через аналитика с отцовским Супер-Эго будет основой для симптоматических защит.
В завершение рассмотрения функциональных защит мы можем обратиться к механизму сублимации, который в сочетании с вторичным механизмом рационализации часто может покрывать достаточно активные защиты. Относительно сублимации достаточно сказать, что тогда как динамически она является формой десексуализации инстинкта, высвобождающей энергию, требуемую для поддержания постоянного процесса вытеснения и торможения относительно цели, а также высвобождающей энергию для нелибидинозных целей, ее клинические проявления зависят от процесса отклонения, который, в свою очередь, зависит от механизмов символической идентификации, смещения и замещения. Поэтому, когда мы исследуем сублимацию, обычно нетрудно увидеть, в какой из периодов детского развития было бессознательно инициировано такое отвлечение или образовались возможные обходные пути. Из факта, что при образовании невротических симптомов способствующим фактором часто является сбой в существующих сублимациях и что на их месте часто обнаруживается определенная активизация перверсных образований или фантазий, мы можем сделать заключение, что десексуализация редко бывает завершенной и что при общем процессе вытеснения, приводящем в конечном итоге к формированию симптомов, изначальные пробные либидинозные импульсы сублимации усиливаются за счет той либидинозной энергии, которая высвобождается при неудаче вытеснения. Сейчас аналитики обычно считают, что, поскольку сублимация представляет собой самую развитую форму модификации инстинктов и поскольку ее проявления a priori вряд ли усугубят бессознательный конфликт, – данным проявлениям в ходе анализа не требуется уделять большого внимания. По той же причине существует тенденция к пренебрежению системой культурных ценностей пациента, из которой тем или другим способом его Эго черпает собственное чувство превосходства, или при нарушении, неполноценности. И все же от нашего внимания не может укрыться тот факт, что в большом количестве анализов вопросы, затрагивающие культурное развитие пациента, выглядят сильно заряженными тревогой и что, например, культурная деятельность (работа, хобби, интересы и т. д.) пациента подкрепляется такого рода снобизмом, который предполагает слабость сублиматорного процесса. Мы должны сделать вывод, что его сублимации были изначально продиктованы или подверглись влиянию инфантильного конфликта или невроза. Большая доля страха пациента перед анализом выражается в тревоге, как бы терапевтический процесс не повредил или не разрушил его творческие способности. В определенных случаях это может приобретать почти параноидную форму. Обсессивный невротик, чувствительный к любому виду личного контакта, например, может быть убежден, что анализ уничтожил его культурные чувства и заставил заниматься извращенными фантазиями или действиями; он также может по-настоящему верить, что аналитик разрушил его Эго. Из этого с некоторой определенностью мы можем заключить, что его Эго стало символизировать его сексуальную силу и способность любить и что в более простых терминах сексуальной и любовной тревоги он не просто боится символической кастрации со стороны своего (родительского) аналитика, но и убежден, особенно если он обладает пассивной женственной конституцией, что уже действительно был кастрирован им.
Любая подобная тревожность в связи с сублиматорной деятельностью заслуживает внимательного аналитического рассмотрения. Известно, что пациенты, приходящие на консультацию из-за чувства неполноценности по поводу затруднений на работе, при исследовании обнаруживают параллельные сексуальные затруднения и ощущение неполноценности. Обычно нетрудно обнаружить динамическую и символическую взаимосвязь между работой и любовью. Также часто встречаются пациенты, ведущие себя в процессе анализа так, как если бы их умственные достоинства и социальные достижения должны подвергнуться осмотру невооруженным глазом. Такие пациенты, как впервые было отмечено Абрахамом, склонны быть чрезвычайно критичными к художественному вкусу, культурным характеристикам и социальной адаптации аналитика.
По поводу таких видов сопротивления нужно сказать, что, когда пациент прилагает много усилий для их поддержания, большая доля его сексуальной тревоги может ускользать от нашего внимания; кроме того, успешное их ослабление зависит от учета большого защитного значения рационализации. Рационализация, безусловно, является очень широким термином и может иметь много подвидов, но в целом от чистого вытеснения она отличается тем, что рационализация – покрывающий процесс, старающийся скрыть недостатки вытеснения, т. е. скрыть представления или действия, направленные на удовлетворение бессознательной потребности. Тем не менее, рационализации имеют в анализе особое значение, так как мы автоматически склонны отвергать их, если считаем, что сопутствующий аффект является непропорциональным, и – что еще более сомнительно – склонны принимать их за чистую монету, если полагаем, что реакция адекватна. Данная проблема имеет огромное значение при анализе невроза переноса, и впоследствии мы рассмотрим ее более подробно. Продолжая функциональный анализ так называемых культурных сопротивлений (в отдельных случаях – профессиональных сопротивлений), мы обнаруживаем, что за дымовой завесой рационализации наличествует система "дефектной" сублимации, подразумевая под этим термином сублимацию, которой постоянно угрожает появление и канализация по сублиматорному каналу вытесненных импульсов. Данная инфильтрация сублиматорного процесса со стороны возбуждений Ид, происходящая в периоды усиления сопротивления в ходе анализа (фазы утраты интереса к хобби или сосредоточенности на работе), как отмечалось, может приводить к усилению симптомов, которые затем используются в качестве причин снижения интереса или ухудшения работоспособности. Тревожный истерик, например, объясняет, что не может читать или ходить на работу, потому что, к сожалению, у него усилились симптомы глазной болезни или он не может сосредоточивать свое внимание. Мы видим, короче говоря, что любая форма модификации инстинкта может быть использована с целью защиты, что Эго постоянно занимается поддержанием равновесия между защитой и контрнападением, между ограничением Эго и нападением на родительские Имаго и что в анализе такие механизмы могут быть мобилизованы в целях непосредственного сопротивления.
Все это естественным образом приводит нас к третьему подходу к проблемам сопротивления, а именно: к рассмотрению сопротивлений переноса. Несомненно, что многие функциональные сопротивления, описанные выше, могут быть названы также сопротивлениями переноса в той мере, в которой работа любого конкретного механизма выражается через реакции пациента на аналитика или через воображаемые реакции аналитика на пациента. Не стоит ли нам в таком случае объединить сопротивления переноса под термином функционального сопротивления? Ответ – конечно, это было бы совершенно законным. Слишком часто мы не можем признаться, что выделение отдельных групп сопротивлений во многом является вопросом клинического удобства. Всегда существует пересечение различных метапсихологических подходов. Даже при этом было бы оправданным выделить реакции переноса в качестве особо важной и информативной разновидности смещения или замещения бессознательных объектов. Малое переживание проявлений переноса демонстрирует, однако, не только то, что смещение гораздо более сильное, чем обычно, но что оно охватывает целые фазы опыта, что оно включает, помимо инстинктивных дериватов и характерологических механизмов, поступательное движение более ранних образований Эго и Супер-Эго. В действительности сопротивления переноса также представляют собой узкоспециальный вид защиты Эго, когда осуществляется попытка избежать осознания конфликта путем проигрывания его в текущей обстановке, а именно в аналитической ситуации и в виде непосредственных реакций на аналитика. Более того, это представляет собой попытку достичь, как говорится, на ходу, реальной либидинозной выгоды. То, что подобные переносы могут выступать в качестве сопротивления, более наглядно проявляется, безусловно, в случаях негативного переноса, когда враждебность к родителю своего пола (в случае позитивного эдипального соперничества) либо к родителю противоположного пола (в случае негативного эдипального соперничества) переносится на аналитика вне зависимости от его пола. В таких случаях нетрудно увидеть, что даже самая активная озабоченность предполагаемыми текущими реакциями на аналитика или с его стороны символизирует идеи активной или пассивной кастрации. Но сначала труднее осознать, что после определенной стадии в анализе, чем более позитивным является перенос, берущий начало в эдиповом комплексе, тем более эффективными бывают сопротивления, не только когда они скрывают, как часто бывает, негативные реакции, но когда они представляют попытку заместить инфантильную систему ситуацией настоящего времени. В последнем случае это ведет либо к застою анализа, либо, если инфантильный конфликт не был уже ослаблен, к усилению симптомов.