Глава 18. Инцест первого типа
Осталось рассмотреть последний тип материнской неполноценности, не такой очевидной, как в случае, когда мать отказывается от ребенка или умирает, но по своим последствиям, не менее серьезной. Она проявляется в том, что мать вроде бы присутствует, а на деле отсутствует рядом с ребенком, так как не выполняет своей посреднической функции между мужем и дочерью.
Если мать исключена или сама исключила себя из семейной конфигурации, ее место в семье остается вакантно, значит, перестает определять позицию дочери как позицию ребенка, или, говоря другими словами, между отцом и дочерью могут возникнуть отношения классического инцеста. "Классический" инцест в его первоначальном значении мы будем называть "инцестом первого типа", чтобы отличать его от "инцеста второго типа", который определила Франсуаз Эритье. Что касается платонического инцеста между матерью и дочерью, то он, как мы уже видели, возникает, если отцовская функция не выполняется и в семье четко не определено место дочери. Инцест между матерью и дочерью крайне редко проявляется в форме перехода к сексуальным действиям. Перебрав множество художественных произведений, мы не нашли ему другого примера, кроме как в фильме "Пианистка".
Если инцест между отцом и дочерью мы обсуждаем в главе "Экстремальные матери" и под заголовком "Неполноценные матери", то, как раз потому, что матери играют в нем далеко не последнюю роль, точнее, существует роль, которую они не способны исполнить должным образом. Это роль того самого "третьего", но уже в отношениях отца и дочери. В этом случае мать отсутствует не физически (как в случае отказа от ребенка или ее смерти), а символически, что становится предпосылкой для возникновения инцеста, какой бы ни была степень материнского осознания или ответственности за свое самоустранение. Таким образом, мы имеем дело не только с плохим обращением отца с ребенком, но и с одной из экстремальных форм материнской неполноценности.
Именно роль матери в возникновении инцеста между отцом и дочерью и станет предметом нашего исследования в дальнейшем, а не внутренние причины, подталкивающие к нему отца или последствия этой ситуации для дочери.
Потайная дверь
Роман Кристианы Рошфор "Потайная дверь" (1988) рассказывает об инцесте между отцом и дочерью, которому героиня впервые подверглась, когда ей было всего восемь лет, и эти инцестуозные отношения продолжались почти до ее совершеннолетия, когда они были продублированы "добровольной" инцестуозной связью с ее дядей, братом отца. Все это выясняется за один короткий визит к психоаналитику. Инцест между дядей и племянницей будет распознан и разоблачен, и дочь будет наказана, так как ее отдадут в пансион. В то же время, благодаря этому наказанию у нее появится защита от собственного отца. Один инцест может скрывать другой, и тайна инцеста между отцом и дочерью так и не будет раскрыта.
Отец был отстранен от семейной жизни, когда мать обнаружила, что она беременна (в эту пору им обоим было по девятнадцать лет); он вернется, когда дочери исполнится восемь. "До сего времени он был предельно сдержан. С другой стороны, нельзя сказать, что теперь он изменился". Он не прибегает к физическому насилию, но говорит дочери об "особенных отношениях", то есть об отношениях, из которых исключена мать: "Это восхитительные отношения, только для нас двоих, только ты и я. Особенные отношения. Не упусти свой шанс". Самым обычным, будничным образом он прибегает к шантажу, лишь бы сохранить секрет: он угрожает ей смертью матери ("потому что если мать об этом узнает, она выбросится из окна"), или пугает утратой доверия и уважения окружающих ("Они тебе не поверят, им понадобятся доказательства, которых у тебя нет. Им наплевать на тебя. И еще они как следует поглумятся над тобой, если сразу не вышвырнут вон").
Помимо всего прочего, он поставит под сомнение собственное отцовство, пытаясь таким образом оправдать возникновение инцеста: "В конце концов, разве я твой настоящий отец? Никогда нельзя быть в этом уверенным". [...] Подозревая, что он не был моим настоящим отцом, он попал в самую точку: он им и не был, вот так. А мать по воспоминаниям не особенно отличалась высокой добродетелью. Более того, он внушает чувство вины самой жертве, чтобы она страдала от него всю жизнь:
" – Что сделано, то сделано, не стоит к этому возвращаться.
И потом добавил:
– Тебе не стоило все это затевать.
Оказывается, это я все затеяла".
А что же мать?
Мать не выполняет свою защитную функцию, по крайней мере, она не защищает дочь от отца, как не исполняет супружеского долга перед мужем, о чем безжалостно сообщает дочери отец: "Как мне надоели эти вечные мигрени твоей матери, они длятся целыми неделями, а этот джентльмен давно объяснил мне, что она "этого не любит". Неудовлетворенный муж просто вынужден был начать поиски чего-то другого, а "мужчина так слаб", "у мужчин свои потребности, с этим ничего не поделаешь, нужно просто смириться". "И вот я стала запасным колесом и вынуждена соперничать с собственной матерью. Мне обещано покровительство, если я буду ублажать его: разделяй и властвуй".
Оставив вакантным свое место жены рядом с мужем в семейной конфигурации, мать не в состоянии выполнять также свои материнские функции и делает вид, что никогда и ничего не замечает. С точностью до наоборот, дочь сама стала защитой для матери от притязаний неудовлетворенного супруга – ее собственного отца, и это положение сохраняется до самого отъезда, когда дочь, наконец, решает надолго покинуть мать без объяснения причин, после того как едва не решилась пойти на преступление (воровство, проституцию). Настоящая мать заметила бы тревожные признаки, которые так и остались вне ее внимания. Например, хорошую мать встревожило бы падение школьной успеваемости, но она не сумела или не пожелала понять: "Что-то не в порядке? – В знак согласия я обреченно склонила голову. Кто-то не в порядке, – чуть было не сказала я. – Так что же именно? – спросила она. – Я молчала". Кроме того, дочь тошнило: "У меня часто была рвота. Меня отвели к доктору. Он выписал лекарства. Я прочла инструкции. Моего случая не было в списке показаний для их приема. Я спускала их в унитаз. В нашей семье любили порядок и следили, чтобы я регулярно их принимала. Лекарства против моего отца. Смешно".
Вот как в этом романе две девочки подросткового возраста жалуются друг другу на насильников – собственных отцов. Одна подружка рассказывает другой: "Кажется, у меня был классический вариант: это происходило по утрам, когда мать уходила на работу. – А у меня, когда мать спала без просыпу", – делится в ответ вторая". А что же их матери? "Одна моя подружка из-за своей матери никому не могла сказать. – А, точно. Матери – это наш крест. [...] Если бы они знали, они бы выбросились из окна. Он мне так и сказал. Попробуй, рискни тут! Ты никогда не можешь быть уверенной, что она этого не сделает, а она – раз, и окажется там, внизу, на земле". Но жертвы инцеста могут говорить о нем, только если они чувствуют, что перед ними возможный слушатель, что кто-то готов их выслушать и поверить им: "Если бы я увиделась с ней снова, я бы ей все рассказала о том, чего ей следовало бояться. С тех пор прошло столько времени. А тогда я не смогла, а она не хотела". Поэтому слова и не приходили к ним, даже в полицейском участке: "Я вошла и подумала: что я скажу? Как об этом говорить с полицейским? Вечная проблема – как подобрать подходящие слова".
Финал романа написан столь же ярко и выразительно, в соответствии с образом главной героини и всей книгой, далекой от жалостливого тона и патетики. Она наполнена юмором, шутками, и, похоже, именно благодаря им, а также природной ясности ума и некоторой доли хитрости героини (обманывать обманщиков, предавать предателей), ее фантазиям на тему мести (как убить отца), и откровенным рассказам (в школе, в комиссариате, у кюре, с подругами), дочь избегает позиции жертвы. Позиции вечно несчастной, которой все и всегда что-то должны из-за ее страданий и которая никак не может их прекратить из-за того, что рискует потерять слишком многое:
"Откажитесь от иллюзий и уверенности простофиль в том, что нужно все время взрыхлять болезненные воспоминания о прошлых несчастьях, как будто это пожизненный долг, который постоянно требует новой оплаты.
Откажитесь от иллюзий о морали, которую так красиво внедряли вам в грешную душу и которая превращает воспоминания о грязных ситуациях в бесконечно повторяющийся ад юных лет.
Не знаю почему, но это – не по мне. [...] Страдать от того, что пережил страдания, – увольте, нет".
Насилие
Роман "Изнасилование" (1997) Даниэль Сальнав, состоит из "шести разговоров, нескольких писем и одной заключительной беседы" между исследователем-женщиной и одной из опрашиваемых женщин из народа. Эта женщина замужем за человеком, отбывающим тюремное заключение за изнасилование дочери этой женщины и своей собственной дочери – ее падчерицы. Хотя интрига раскручивается стремительно, книга написана почти документально, как будто жанр романа не вполне подходит для описания столь травмирующих событий.
По ходу повествования мы становимся свидетелями трудного признания этой женщины в двойной вине – за преступление своего мужа, а затем и за собственное предательство. Поначалу она пыталась делать вид, будто не осознавала происходящего, и чуть ли не выдавала себя за жертву (в ответ на обвинение, исходящее от дочери), затем лгала, что пыталась защитить дочь и обратиться в правоохранительные органы, но в конечном итоге она призналась, что ее муж насиловал падчерицу с самого раннего детства (а не только, когда та была подростком), и не только падчерицу, но и ее родную дочь. После того, как она попыталась изобразить свою супружескую жизнь безупречно счастливой и гармоничной, постепенно выясняется, что ее сексуальные отношения с мужем прекратились вскоре после свадьбы. Наконец, она подошла и к моменту, когда начался инцест, который она не только не пыталась предупредить или прекратить, напротив, она способствовала ему, заставляя дочь уступить отчиму, чтобы удержать его в доме: "Ты понимаешь, что ты делаешь со своим отцом? Ты что, не видишь, как он устал? Ты хочешь, чтобы он заболел? [...] Глупая девчонка!" С молчаливого согласия, если даже не одобрения матери, насилие над ее родной дочерью совершает человек, который является не только ее отчимом, но и мужем ее матери, – на лицо "символический" инцест первого типа, дублированный "реальным" инцестом второго типа.
Таким способом эта женщина обеспечила сохранение семьи, удержала мужа, а себе гарантировала место "первой", то есть замужней женщины. Чтобы поддержать свой статус, она позволила заменить себя собственной дочерью, позволила мужу насиловать ее, а также попустительствовала продлению инцеста первого типа между мужем и падчерицей.
В самом финале, к большому удивлению читателя, она признается, что это она, мать, анонимно сдала своего мужа в полицию в тот день, когда он решил уйти от нее.
"Ослиная шкура" или материнская роль
В сказке Шарля Перро "Ослиная шкура" мать умирает, поэтому сирота по матери остается в полном распоряжении отца и его сексуальных притязаний – настолько явных, что он даже решительно требует выйти за него замуж.
У кого еще искать защиты девушке, у которой такой слишком предприимчивый отец? Есть правда, "добрая мать", фея-крестная, которая подсказывает ей решение: попросить у отца невозможный свадебный подарок, а именно, платье – "цвета времени", "цвета луны" и "цвета солнца", – но что может быть невозможного для влюбленного мужчины, да к тому же короля? Наконец, платья были доставлены и свадьба объявлена, а последний способ защиты состоит в том, чтобы попросить у недостойного отца шкуру осла, который ему так дорог, так как его экскременты – это золотые монеты. Но что поделаешь? Страстное желание требует любых жертвоприношений: так Саломея требует голову святого Иоанна-Крестителя. Девушка получает "отвратительную" ослиную шкуру, мерзкую и вонючую, в которую она сразу же обряжается, "и ее лицо покрывается гадкой грязью" – все это для того, чтобы убежать подальше от родительского очага и превратиться в деревенскую девчонку, мишень для насмешек и плохого обращения. Мораль ясна – для молодой девушки любая участь лучше, чем уступить инцестуозным притязаниям отца, так как ничего не может быть хуже, чем инцест.
"Ослиная шкура" заставляет вспомнить о лохмотьях, в которые часто рядятся больные психической анорексией. Сегодня уже известно, какую роль может играть в появлении анорексии у девочки-подростка ситуация совращения или даже инцеста со стороны отца. В случае Ослиной шкуры объединяются сразу несколько предпосылок, так часто встречающихся в историях заболевания анорексией. Во-первых, не изжитый траур, в данном случае по матери, то есть идентификация "со смертью", которую все время нужно поддерживать в жизни. Во-вторых, необходимость защищаться от притязаний отца – реального или воображаемого, и очищаться от него благодаря полной пищевой аскезе, худобе, скрывающей или задерживающей проявления женственности. Из сказки нам не известно, были ли у ее героини приступы анорексии, но одно подтверждение вполне определенно: когда дочь готовила пирожное для принца, она уронила в него колечко, настолько маленькое, что ни одна другая девушка в стране не могла претендовать на такие же тонкие пальчики.
Как мы видим, ослиная шкура выполняет функцию, которую должна была бы выполнить мать, что та и делает, если занимает предназначенное ей положение жены и защищает дочь от инцестуозных желаний отца. Эта роль тщательно описана в "Саломее" (1983) Оскара Уайльда, в которой Иродиада, мать, не перестает повторять своему мужу Ироду: "Не надо смотреть на нее. Вы все время на нее смотрите"; и далее: "Вы снова смотрите на мою дочь, не надо смотреть в ее сторону. Я уже говорила вам об этом"; "Вы то и дело говорите об этом", – отвечает Ирод; "Я просто повторяю", – следует реплика Иродиады. Она также предупреждает Саломею: "Не танцуйте, дочь моя". Саломея избегнет инцеста только ценой убийства Иоанна, чью голову она попросит в подарок. Можно найти более поздние варианты того же сюжета, когда матери удается защитить дочь ценой ли собственной сексуальности, или она просто изолирует детей от отца. Так, в фильме Сандрин Вейсе "Будет ли снег на Рождество?" (1996) мать увозит детей от отца, когда он начинает вести себя двусмысленно и делать авансы старшей дочери, достигшей подросткового возраста.
Инцест – явное следствие ситуации, в которой мать слишком устраняется и позволяет отношениям троих сократиться до отношений двух человек: дочери и отца, – если мать отсутствует, то отца становится слишком много. Сексуальные отношения с отцом подкрепляются влиянием отцовского авторитета над дочерью, и если она попытается их избежать, то только затронув всю семью в целом, которая почти всегда приговаривает жертву к молчанию. К кому же взывать о помощи? К матери, для которой она стала соперницей? Тем более, как мы уже могли убедиться, мать может быть даже сообщницей своего мужа, по меньшей мере, из-за своей пассивности.
Конечно, случается, что отец сам насильно исключает мать из отношений с дочерью. Например, в романе "Баллада и Источник" (1944) Розамунды Леманн мать покинула мужа ради связи с другим мужчиной, но надеялась вернуться позже и забрать свою дочь. Смертельно раненая гордость отца ("Больше всего на свете она заботилась о собственном положении. Я сделаю все, чтобы подорвать ее репутацию, ее особенное положение") подтолкнула его сделать из дочери заложницу своей мести. Он так и не позволил жене забрать дочь, которую мать увидит еще два или три раза, очень кратко, после провальной попытки похитить ее. Отец посадит дочь под замок, а затем, став мистиком и окончательно свихнувшись, принудит ее к инцестуозным отношениям, когда она достигнет подросткового возраста. Инцест здесь становится способом отомстить жене, которая сначала самоустраняется из семьи, уехав с любовником и покинув дочь, и только потом отец окончательно исключает мать из своих отношений с дочерью.
По свидетельству дочерей, совращенных собственными отцами, зачастую прекращение всяких отношений с матерью становится символом этого ее "странного" отсутствия на предназначенном ей природой месте – месте супруги и матери. Рассматривая переход от самоустранения к соучастию, необходимо ответить на вопрос: что выигрывает мать, закрывая глаза на тот факт, что муж спит с ее собственной дочерью, помимо того, что это позволяет избежать открытого конфликта в случае, если дело выплывет наружу?