Находясь в здравом уме и при трезвой памяти?
Сомнительно.
И для Вас – в первую очередь.
Поскольку Вы сами прекрасно понимаете, что даже если Вы заставите Вашего несовершеннолетнего ребенка выучить наизусть все четыре (вместе с незавершенным К.Марксом – четвертым) тома "Капитала", ничего хорошего из этого не выйдет, а выйдет только наоборот.
Вы же не хотите, "чтоб наоборот"?
"Естественно", – ответите Вы, и тут же спросите: "А что же делать, чтобы не-наоборот?".
А для не-наоборот требуется всего-то-ничего: просто помыслить по-другому, чем это принято среди взрослых, опирающихся на дихотомию: "Либо "А", либо "не-А", и третьего не дано".
И тогда перед мыслительным взором взирающего откроется удивительной красоты картина, в которой, как и в жизни, кроме черной и белой краски заблистают во всей своей красе и другие цвета.
Отнюдь не уступающие ни черному, ни белому.
Ни по своей уместности, ни по правомерности своего применения.
И окажется тогда, что кроме сформированного в Вашем воображении "черного" – плохого мальчика, со всем априорно присущим ему вандализмом крушащего и кромсающего ни в чем не повинные электровозики-вагончики дорогостоящей игрушечной железной дороги, и "белого" – хорошего мальчика, благочинно и многочасово созерцающего циклический процесс движения не-поломанных им электровозиков-вагончиков по замкнуто-кольцевой линии, – реально существует совсем другой мальчик – ни "черный", ни "белый".
Не ограничивающийся в своих действиях двухзначной (традиционной, классической) логикой.
Ломающий игрушечный вагончик игрушечной железной дороги не для того, чтобы проявить свой вандализм, и не с тем, чтобы причинить своим родителям душевные муки от "выброшенных на ветер денег", а руководствуясь совсем иными соображениями.
Неудержимо пытающийся выяснить, почему этот вагончик на колесиках едет, как он устроен для того, чтобы ехать, и стремящийся внести свои изменения в его дизайн сообразно своим представлениям о том, как он должен выглядеть.
Это означает, что тот, кем есть этот мальчик, не только не исчерпывается, не ограничивается оценочной дихотомией: "А" – "хороший" – не ломающий игрушек мальчик, или – "не-А" – "плохой", ломающий их, – но даже не сводится к ней.
Как сказали, не сговариваясь, два человека, незнакомых друг с другом, но по-настоящему понимающих психологию детского возраста, одного из которых звали Эвальд Васильевич Ильенков, а другого – Владимир Андреевич Роменец, ребенок познает Мир руками.
Познает не так, чтобы просто принятьокружающий Мир как раз и навсегда данное в неизменном и незыблемом виде, не так, чтобы покорно смириться с тем, каков этот Мир есть на сегодня, а так, чтобы лучше Его узнать и глубже Его понять.
Для того чтобы углядеть в Нем действительно существующие внутри Него связи и отношения, чтобы впоследствии, используя приобретенное таким образом знание и понимание, смочь Его изменить.
В лучшую для нас всех – людей – сторону.
Не мучая, не насилуя, не ломая "через колено".
Ни Его, ни себя.
Мальчикам свойственно стремление разгадывать секреты внутреннего устройства механических игрушек.
Девочкам – экспериментировать с нарядами и прическами своих кукол.
И то, и другое – нормально.
Как говорится, на здоровье.
И физическое, и – психическое, и – социальное.
Не имеющее ничего общего ни с аномией, ни с девиантностью, ни с оценочной дихотомией его поведения, его действий и его поступков как относительно завершенных действий.
Не мешайте ребенку ломать его игрушки.
Какими бы благородными и надзирательно-назидательно-воспитательнвми мотивами ни было продиктовано Ваше мешающее ломанию игрушек Вашим ребенком вмешательство.
Ваша родительско-взрослая власть над игрушкой своего ребенка заканчивается в момент дарения.
Ее ему.
Ваша же власть над ребенком как ассиметричное влияние властвующего на подвластного заканчиваться не должна.
Потому что не должна начинаться.
Хотите, чтобы Ваш ребенок был Вам другом?
Хотите.
Не можете не хотеть.
В таком случае – будьте другом ему.
Отношения дружбы – в отличие от отношения властвующий/подвластный – являются симметричными.
По определению.
Друг – это всегда друг другу.
И нет тут, и не может быть никакой иерархии и подвластности.
Иначе – это все, что угодно, но только не дружба.
Сломать же нормальные человеческие отношения дружбы, которые складываются между взрослыми и – пока еще – не-взрослыми – чрезвычайно легко.
Значительно легче, чем не-взрослому сломать игрушечный вагончик/электровозик.
Восстановить…
Вот это уже – проблематично.
То, что на языке взрослых называется "сломать", "испортить", "раскурочить" игрушку, в представлении не-взрослых означает понять, как она устроена, и постараться преобразовать ее.
В соответствии со своими представлениями.
О том, какой она должна быть.
Мальчик обязательно постарается освободить в сплошь металлической конструкции тепловозика/электровозика место для вылепленного им из пластилина машиниста, иначе, что же это за локомотив без машиниста?
Для девочки же ее кукла – безбрежное море воплощений фантазий.
По преобразованию своей красавицы-куклы в сказочную принцессу или в невесту в подвенечном наряде.
И за это Вы будете корить своего ребенка?
Так кто Вы тогда будете?
Палач фантазий?
Провоцирующий своего ребенка на горький плач страданий оттого, что его не понимают?
Не иначе, как так.
"Так что же делать, если ребенок совершенно по-варварски и по-вандальски курочит и кромсает только что подаренную ему дорогущую игрушку??!", – воскликните Вы в полнейшем отчаянии.
Мужайтесь.
Усядьтесь понадежнее в мягкость Вашего кресла.
Сейчас Вы полýчите ответ.
Жесткий.
Готовы?
Тогда – получúте.
Если Вы увидели продукт содеянного Вашим ребенком по отношению к подаренной ему игрушке варварства и совершенного им вандализма, если Вы убедились, что точка невозвращения к исходному состоянию игрушки в процессе ее "преобразования" Вашим ребенком уже пройдена, подсядьте к нему/ей, и помогите ему/ей доломать (докромсать, докурочить) эту игрушку окончательно.
Во-первых, потому что Вы вместе с Вашим ребенком сможете это сделать более квалифицированно, чем Ваш ребенок в одиночку, а, во-вторых, для того, чтобы он почувствовал, как в песне поется, "что вдвоем вдвойне веселей".
Плечо друга – великая сила.
И остается она таковой даже при ломании, курочении, кромсании игрушки.
Попробуйте.
Если Вам поначалу эта затея и не очень понравится, то потом – когда Вы войдете во вкус – Вы ощутите радость первооткрывателя, испытываемую же, только в несопоставимо бóльшей мере, Вашим ребенком.
Любые обвинения по поводу того, что таким образом стимулируется неуважение к труду тех людей, которые создавали, в данном случае, игрушки, не могут быть признаны состоятельными по той простой причине, что для взрослого и для не-взрослым одни и те же вещи имеют разную ценность.
Если же Вы хотите добиться, чтобы Ваш ребенок научился понимать и уважать, признавать и принимать Вашу систему ценностей, извольте понимать и уважать, признавать и принимать его систему ценностей.
По-другому – никак.
Только в такой последовательности.
Сначала – Вы понимаете своего ребенка, потом – он Вас.
Почему именно так, а не иначе?
Потому что Вы старше.
Вы – опытнее.
Вы – смеем надеяться – мудрее.
Видя Ваше стремление понимать его, ребенок и сам будет стремиться понимать Вас.
И, естественно, наоборот: Ваше нежелание понимать Другого вызывает ответную и симметричную реакцию Другого.
По отношению к Вам.
В полном, строгом и точном соответствии "эффекту бумеранга".
Как бы Вы ни заставляли своего ребенка относиться с должной почтительностью к тому, что почитаемо Вами, насильно Вам, да и никому другому этого добиться не удастся.
Единственное, чего Вы сможете достигнуть в этом направлении действования, так это смирения и покорности.
По крайней мере – их внешних проявлений.
Смирение же и покорность ребенка, иногда действительно достигаемыепри воспитующем воздействии на его сознание, становятся свидетельством не его благоприобретенной почтительности, а либо прогрессирующего его благоглупостного отупления, либо затаенного – "до поры – до времени" – стремления к мести.
Мести с отложенным сроком ее исполнения.
Как пресловутое ружье.
Мирно и благопристойно, казалось бы, висящее на стене.
В первом акте пьесы.
И оно же – обязательно выстреливающее в последнем акте.
Для каждого нормального ребенка, не успевшего отупеть от пыток воспитанием, аргументы вроде того, что: "Нельзя потому что нельзя", – или: "Так надо, потому что надо именно так", – или: "Я так сказал (сказала) значит так и будет", – даже при наличии определенного авторитета того, кто произносит такую или подобную ей ахинею, не являются и не будут являться ни необходимо, ни достаточно убедительными.
Чем больше такой ахинеипроизносится, тем больше падает авторитет произносящего ее.
И это – нормально.
Ненормально – если не падает.
Восприятие ненормального в качестве нормального является прямым свидетельством аномальности восприятия.
Формирующейся и закрепляющейся в сознании ребенка (в первую очередь, главным образом, прежде всего) по вине воспитующих его.
Стремящихся подогнать под себя и сознание ребенка, и его действия.
Цель такой подгонки – сделать не-взрослого (пока еще) человека удобным для пользования им.
Отныне и "вовеки веков".
Цена такого удобства – либо убожество всей последующей интеллектуальной и эмоциональной жизни воспитуемого, либо – происходящий в нем "взрыв замедленного действия" – всегда неожиданный, всегда непредсказуемый, всегда – непóнятый и непонятный, а потому – пугающий ("в тихом омуте черти водятся" – см. фольклор разных народов).
И, соответственно, осуждаемый.
Воспитующим.
Как сказал Марк Фабий Квинтилиан в своем трактате "Наставления оратору", ("Dammant quod non intellegant"), "Осуждают то, чего не понимают".
Взрослые осуждают не-взрослых за то, чего эти самые взрослые не понимают.
Того, например, почему не-взрослые ломают, курочат и кромсают игрушки.
То, что происходит с психикой не-взрослых, сталкивающихся "лоб в лоб" с непониманием их и с осуждением их же взрослыми, можно квалифицировать по-разному.
Однако самой мягкой из возможных квалификаций будет: тяжелая травма.
Психическая.
Крайне трудно залечиваемая.
Поскольку об ее излечивании – без каких бы то ни было остаточных явлений – речь вообще не может идти.
"Счастье – это когда тебя понимают", – под этой формулой (см. фильм "Доживем до понедельника"), – пусть и корявой с точки зрения правил построения лингвистических конструкций, – готов подписаться каждый, кто хотя бы раз в своей жизни столкнулся с – по сути – трагической ситуацией его непонимания.
"Так что же, для того, чтобы избежать трагедии непонимания ребенка его родителями, им нужно разрешать ребенку ломать, кромсать, курочить подаренные ему дорогостоящие игрушки, или даже – чур нас, чур! – поощрять его в таких действиях?!", – вырвется у Вас, что называется, крик души.
Если Вас в этой ситуации больше всего беспокоит ее финансовая сторона, то тут-то как раз все просто.
Просто не дарите своему ребенку дорогостоящих игрушек.
Дарите дорогие.
Дорогостоящие – те, что стóят много.
В денежном выражении.
Безличном.
И – безразличном.
По отношению к Личности.
Маленького по росту и весу, малолетнего по возрасту, но уже Человека.
Дорогой же подарок – это тот, что по душе.
Личности.
Единственной и неповторимой.
Ведь, как сказал Генрих Гейне (см. его "Путевые заметки"), "каждый человек – это целый Мир, который вместе с ним рождается и умирает, и под каждой могильной плитой лежит Всемирная История", ведь ей пришлось славно потрудиться для того, чтобы появился именно этот – неповторимый и уникальный – Человек.
Дорогой подарок – это тот, воспоминания о котором как о совершенно ценном будут греть душу одариваемого.
Долго-долго.
Умение найти и сделать именно такой – дорогого стóит.
Но – и воздается сторицей.
Неспроста.
Потому что ой как непросто подарить именно такой подарок!
Чтобы был он действительно, что называется, по душе тому, кому он предназначается!
Потому что требуется для этого от дарящего и понять, и почувствовать то, что на душе у одариваемого.
В том числе и то, о чем даже сам одариваемый не знает, а только лишь испытывает смутное томление.
Именно такой подарок и делает честь Вам как дарящему, и вызывает неописуемую радость.
И у одариваемого, и у дарящего.
У последнего – радость свою, испытываемую от радости Другого – друга.
Каковым в данном случае является Ваш ребенок.
Как любил говаривать Марк Аврелий (см. его "Размышления"), "чужая душа – потемки".
И пребудет она для Вас именно в такой ипостаси до тех пор, пока не осветится исходящим от Вас светом любви, уважения и стремления к пониманию.
Только слияние воедино сей "святой троицы" дает эффект освещения душú Другого.
Ведь любовь без уважения и понимания – слепа.
Уважение без любви и понимания – бесплодно.
Понимание же без любви и уважения – бесчувственно.
По меньшей мере, наивно ожидать, что Ваш ребенок безоговорочно примет Вашу, взрослую систему ценностей, и тотчас же заменит ею свою – не-взрослую.
Речь должна идти не о досрочной замене одной из них в пользу другой, но о признании не-взрослым человеком права на существования системы ценностей взрослого человека, а обязательным предварительным условием для этого может и должно быть безусловное признание взрослым права на существование системы ценностей не-взрослого человека.
Желаемый Вами результат может быть достигнут только в такой последовательности, и ни в какой иной.
Хотите, чтобы Ваш ребенок Вас любил?
Хотите.
В таком случае – любúте его.
Не "за что-то", а просто потому, что он есть.
Со всеми его слабостями и недостатками.
Ведь все они даже не устранимы, а просто исправимы.
Вашим с ним взаимодействием.
Фактически – взаимосодействием.
Хотите, чтобы Ваш ребенок Вас уважал?
Хотите.
Тогда – извольте уважать его: не абстрактно, а вполне конкретно – в живых, жизненных ситуациях.
Проявляя свое уважение в совместных с Вашим ребенком взаимодействиях.
Прямо и непосредственно свидетельствующих о признании Вами прав, свобод и достоинств уважаемого Вами не-взрослого.
Хотите, чтобы Ваш ребенок Вас понимал?
Хотите.
Значит, соблаговолите понимать его.
Будьте так любезны.
И – не сочтите за труд.
Как бы сложно и трудно Вам это ни доставалось.
Сказанное – не поучение и не наставление.
Но – предложение и просьба одновременно.
От всех не-взрослых – ко всем взрослым.
Если хотите, это – призыв.
К принятию.
Того, что находится "по ту сторону" благоглупостей и благогнусностей.
Совершаемых взрослыми по отношению к не-взрослым.
Проявляющих себя в виде поучений и наставлений, нравоучений и запретов, то есть, всего того комплекса который, увы, и поныне принято называть Воспитанием, и который ничего, кроме комплексов, спровоцированных отчаянием бессилия противостоять диктату воспитующих, у воспитуемого не вызывает и вызвать не может.
Ведь как это соблазнительно для воспитующего – сурово насупив брови, пригрозить воспитуемому пальчиком: "Низзя!", – дескать.
Пригрозил – и дело с концом.
Потом только останется наказать пригроженного, если он посмеет нарушить запрет.
Неизмеримо морочливее – понять скрытую даже от самогó не-совершеннолетнего воспитуемого логику его действий и его поступков как относительно завершенных действий.
А, поняв, найти не-оскорбляющие, не-унижающие, не-уничижающие человеческого достоинства аргументы, побуждающие не-взрослого Человека признать убедительной, и, если это необходимо, принять позицию Человека взрослого.
Только совершив в себе самом такую революцию, взрослый Человек сможет добиться того, что его любовь к Другому Человеку – пусть маленькому по росту и юному по возрасту, но уже – с большой буквы – перестанет быть слепой, а уважение – бесплодным.
Только лишь таким образом возможно совершить переход от отношений Воспитания, где обязательно есть субъект кактот, кто является источником воспитательной активности, и объект как то, на что направлена воспитательная активность субъекта, к подлинно человеческим.
Построенным на принципиально иной системе отношений: на взаимодействии двух равно-суверенных субъектов.
Несмотря на существующую весьма существенную разницу между субъектами сего взаимодействия.
По целому ряду параметров.
Как то: возраст; рост; вес (как в прямом, так и во всех переносных смыслах); авторитет; жизненный опыт; образование; имущественные и гражданские права, etc.
Как сказал в свое время Квинт Аврелий Симмах в своей "Реляции об алтаре Победы", "человек человеку – Бог. Каждый каждому".
Не рабовладелец – рабу, не феодал – вассалу, не воспитующий – воспитуемому, поскольку в таких системах отношений нет и не может быть места равно-суверенности субъектов, а друг другу.