Оптимальная отзывчивость – это способность оптимально реагировать на элементарные потребности объектов самости ребенка или пациента; о ней можно говорить тогда, когда человек, ухаживающий за ребенком или заботящийся о пациенте, наилучшим образом удовлетворяет его актуальные потребности, идет им навстречу, соответствует им. Если такое соответствие достигнуто, то ребенок (или пациент) чувствует, что он в безопасности и что его понимают (Wolf, 2000, S. 63 и далее).
Таким образом, психология самости расставляет акценты иначе, чем это делается в господствующем психоаналитическом подходе. Способности психоаналитиков приобретают неожиданное значение, которое раскрывается в ходе психоаналитического процесса в форме совершенно особых отношений двух людей, участвующих в этом процессе.
5.5. Интерсубъективизм и психоанализ отношений – возможность синтеза?
Как пишет Шмидт-Хеллерау (Schmidt-Hellerau, 2002), растущее значение психоаналитических групп интерперсоналистов, интерсубъективистов и школы психоанализа отношений, представленных в Германии Томэ и Кэхеле (Thomä & Kächele, 2006), а также Альтмейером (Altmeyer & Thomä, 2006), следует понимать, прежде всего, как ответ на механистическую классическую метапсихологию и на хартманновскую психологию Я, а также как дальнейшее развитие кохутовской психологии самости. Кроме того, обнаруживается также влияние философских течений, особенно деконструктивизма, на распространенную в Северной Америке психоаналитическую теорию объектных отношений. При всех существующих различиях общим для этих групп является то, что они особо подчеркивают влияние индивидуальности и субъективности аналитика, его организующую роль в терапевтическом процессе и даже его влияние на бессознательное анализанда, а также взаимодействие между пациентом и аналитиком. Интерсубъективистов, интерперсоналистов и школу психоанализа отношений объединяет категорическое неприятие фрейдовской психологии с ее теорией конфликта и защитных механизмов, кохутовской теории нарциссизма (Kohut, 1971), а также кляйнианской и посткляйнианской теории объектных отношений и психоанализа Кернберга, соединившего положения психологии Я с теорией объектных отношений. Рассматриваемая в данном разделе психоаналитическая группа разработала, исходя из положений М. М. Гилла (Greenberg & Mitchell, 1983), социально-конструктивистскую модель психоаналитической ситуации, в которой внимание направлено не столько на интрапсихические конфликты или проективно-идентификационные процессы, сколько на осознанные интеракционные, интерсубъективные взаимодействия аналитика и анализанда. Акцент делается прежде всего на структурообразующем и даже кумулятивном влиянии теоретических установок, личности и бессознательного психоаналитика на перенос.
По мнению Джекобса (Jacobs, 1986) и Реника (Renik, 1998), своей клинической теорией, применяемой лично им техникой лечения, своей субъективностью, а также своим мировоззрением и своим представлением о человеке психоаналитик оказывает глубокое, по сути решающее влияние на перенос, причем это не идет ни в какое сравнение с влиянием пациента, обремененного многочисленными бессознательными инфантильными конфликтами. Гилл (Gill, 1984) считает, что направление исследования должно быть сосредоточено на реальных отношениях между аналитиком и анализандом. Перенос не является ни модифицированным воссозданием инфантильных объектных отношений в актуальных ситуациях (как считал Фрейд в структурной теории), ни активацией внутренних бессознательных объектов (как утверждают [пост] кляйнианцы), ни актуализацией интернализованных объектных отношений (в соответствии с психологией Я и теорией объектных отношений). Скорее, в "биперсональном поле" (Ferro, 1999) формируется "бифокальный перенос" (Thomä, 2001), который создается не инфантильным бессознательным (Фрейд), не бессознательными фантазиями и внутренними объектами (Кляйн), а двумя находящимися в симметрии индивидами, комплементарной парой (Огден, Реник), причем в каждый момент времени он создается заново. Сначала, независимо от двух других групп, интерперсоналисты во главе с Р. Столороу (Atwood, Ross, Brandchaft) развивали подход психологии самости и занимались проблемой "непреодолимой субъективности психоаналитика" и его огромным влиянием на аналитическую ситуацию, а также его субъективно окрашенными предпочтениями той или иной теории и техники лечения. Они разработали концепцию переноса для диадной системы, состоящей из двух находящихся в симметрии субъектов. Кроме того, вслед за культуралистами (Салливан, Фромм, Хорни, Фромм-Райхман, Томпсон) интерперсоналисты попытались интегрировать в свою концепцию межличностных отношений аналитика и анализанда британскую теорию объектных отношений, созданную Балинтом, Фэрберном, Винникоттом, и, кроме того, теорию привязанности Боулби и психологию самости Кохута. Наконец, попытку интеграции предприняла также интерсубъективная школа психоанализа (Бромберг, Фридланд, Фоссхейг, Митчелл, Гринберг), объединив в общую концепцию различные направления теории объектных отношений, психологию самости, интерперсоналистов и интерсубъективистов. Основной упор в клинических и теоретических подходах здесь делается на реальные межличностные отношения и в гораздо меньшей степени – на интрапсихические процессы анализанда.
III. Является ли психоанализ наукой?
"Познай самого себя" – вот и вся наука.
Ф. Ницше. Утренняя заря
1. История развития наук
Итак, мы проследили историю психоанализа на протяжении многих десятилетий, от его открытия Фрейдом до сложившейся на сегодняшний день ситуации. Теперь пришло время обратиться к часто задаваемому вопросу о научности психоанализа. Чтобы разобраться в этом, вначале неплохо сориентироваться в "ландшафте" наук и составить представление об их статусе. Кроме того, мы сможем погрузиться в научно-теоретическую проблему классификации наук по методам, теориям и их практическому применению, выявляя, в чем их сходство и различия.
Вначале в университетах преподавали лишь признанные церковью науки. Здесь странствующие студенты изучали грамматику, риторику, диалектику и математику или же логику, физику, метафизику, этику, политику, астрономию и геометрию. Позднее их ряды пополнили студенты факультетов свободных искусств, юристы, медики и теологи. Постепенно гуманитарные и естественные науки все больше специализировались. Из первых выделились социология, педагогика, психология, теология, философия, история, классическая и современная филология и искусствоведение. Из вторых – математика, физика, химия, биология, геология, география, информатика и медицина.
Язык науки весьма специфичен. Но если ученые захотят приложить хоть немного усилий, чтобы перевести свой профессиональный язык на обиходный, они вполне смогут изложить сложные положения какой-либо науки в понятной форме. В этом убеждают многочисленные научно-популярные издания. Конечно, при этом всегда есть опасность излишнего упрощения, опасность, от которой не застрахованы и мы. Ведь в любой науке существуют положения, многоплановость которых довольно трудно изложить простым языком. Специфичность методов исследования и сложность теорий не позволяют перевести их на обиходный язык без потери всей полноты значения. В таких случаях я могу или доверять свидетельству ученого, или нет. Если я не доверяю ему, у меня всегда, в принципе, есть возможность изучить соответствующую науку, т. е. самому познакомиться с ее методами и научиться применять их на практике, чтобы не зависеть от других и быть в состоянии проверить, подтверждаются ли данные этой науки с помощью ее собственных методов или нет.
Образно говоря: труднодоступную гору на "ландшафте" наук я смогу исследовать только обладая соответствующим горным снаряжением, чтобы по примеру Александра фон Гумбольдта составить карту местности с помощью секстанта. Но с тем же самым снаряжением я не смогу заниматься исследованиями подводного мира. Ясно, что просто так, без предшествующего обучения и без наставника нырять в загадочную морскую пучину опасно. Правда, и ныряльщик-любитель, не используя никакого особого снаряжения, может с определенным успехом ознакомиться с подводным миром. Для этого ему нужны лишь здоровые легкие, маска для подводного плавания и дыхательная трубка. Читатели уже догадались, что мы хотели сказать этой метафорой.
2. Естественные и гуманитарные науки
Все науки собирают знания и делают их достоянием широких кругов общественности благодаря журнальным и книжным публикациям. При этом в "золотой фонд" науки входит только то, что считается гарантированно подтвержденным, т. е. то, что можно воспроизвести и что действительно объясняет некие факты и закономерности, а не является просто случайным наблюдением. Иначе говоря, предварительно должны быть проведены систематические исследования, направленные на проверку гипотез с помощью определенных методов. Это проще всего сделать в естественных, "измеримых" или измеряющих науках. В рамках номотетического подхода в них формулируются общие законы, например закон падения тел, когда после многих экспериментов индуктивно делаются выводы относительно универсальных закономерностей. В более широком смысле мы говорим также об эмпирических науках (гр. empeiria – опыт), т. е. о науках, данные которых основываются на опыте, в том числе на наблюдениях. Если данные, полученные с помощью наблюдений, позволяют сделать точные выводы, мы говорим также о точных науках, результаты которых зафиксированы в так называемых "протокольных предложениях" (Protokollsätze). Таким образом, положения, требующие разъяснения (объясняемое, лат. explanandum), истолковываются с помощью объяснений этих положений (объясняющего, лат. explanans). Сначала это может быть лишь высказывание, относящееся к одному-единственному случаю. Однако если это высказывание подтверждается при повторных экспериментах, то можно сделать вывод об общих закономерностях. При этом, согласно так называемой схеме Хемпеля – Оппенгейма, мы исходим из научной гипотезы о некоем законе; при определенных условиях она логично и последовательно объясняет положение вещей, причем так, что объясняемое положение действительно разъясняется посредством объясняющей гипотезы в форме закономерности, которая должна все время проверяться новыми исследованиями.
3. Объяснительные науки
В гуманитарных науках это невозможно. Будучи описательными (идиографическими) научными дисциплинами, они только фиксируют единичное явление во всем его индивидуальном своеобразии, например конкретную историческую эпоху какого-либо общества или поведение совершенно определенной личности. К результатам подобного рода мы приходим не с помощью измерений и подсчетов (как это делается в естественных науках), а путем сосредоточения на отдельной личности, "вчувствования" в нее с целью понять, как она думает, чувствует и действует.
Таким образом, гуманитарные науки имеют дело не с измеряемым внешним предметом, а с опытом субъективных переживаний и индивидуальной психической установкой человека. В полном соответствии со своим "предметом" (с духовно-психической структурой) метод гуманитарных наук оказывается не объясняющим, а понимающим, истолковывающим, интерпретирующим, как, например, при интерпретации произведения искусства или литературного текста. Наша цель – выявить, что хочет сказать художник, какой смысл кроется за строчками текста или в чем заключается скрытое послание картины. При этом важную роль играют наша интуиция, наша фантазия, наша чуткость и наша общая способность настроиться на текст, скульптуру или картину, чтобы невидимое сделать видимым. Наиболее четко это можно показать на примере изобразительного искусства.
Художник творит, опираясь на свое воображение. Хотя при этом он выражает некую сознательно пережитую реальность, его творение уже выходит за рамки индивидуально-субъективной сферы, в равной степени воздействуя как на самого художника, так и на того, кто знакомится с его произведением. Восприятие произведения искусства возможно лишь при условии общего (совместного) исторического "горизонта понимания", причем субъективная реальность, как показывают картины импрессионистов и экспрессионистов, не обязательно должна полностью соответствовать объективной реальности.
Но толковать, интерпретировать приходится и в некоторых на уках, например в литературоведении и философии. Чаще всего интерпретируются письменные тексты, стихотворения, рассказы или целые романы. Мифы также интерпретируются. При этом речь идет прежде всего о том, что данный миф означает для человека и как представителя биологического вида, и как конкретного индивидуума.
4. Герменевтика и феноменология
Итак, мы оказались среди гуманитарных наук, в которых невозможно проводить такие же тщательные измерения, как в точных науках. Правда, нам удается достаточно близко подойти к объективной реальности, чтобы субъективно измерить, осветить и "просветить" ее. Это отнюдь не означает, что мы должны сомневаться в научном характере гуманитарных наук. Мы имеем дело с двумя различными научными подходами или парадигмами. В гуманитарных науках некоторые процессы тоже удается довольно точно описать. И в естественных науках, например в современной атомной физике, некоторые процессы могут быть описаны только с определенной степенью вероятности и лишь приблизительно. Физикам иной раз приходится обращаться к образам; например, когда они называют характеристики электрона, они вынуждены использовать то образ волны, то образ частицы. Гуманитарные науки интерпретируют имеющиеся источники, пытаясь выяснить, например, образ жизни какого-либо народа во времена седой древности. Однако эти источники могут привести к ошибочным выводам, так как они неоднозначны. Точность интерпретации должна быть подтверждена дальнейшими исследованиями источников, раскопками и т. д.
В любом случае выдвинутая гипотеза должна быть подтверждена соответствующими доказательствами. Тогда сначала неясные данные, полученные например, при раскопках, позволят сделать множество предположений, каждое из которых совершенно законно с научно-теоретической точки зрения. Но на продвинутой стадии исследований эти гипотезы необходимо будет надежно обосновать, чтобы гарантировать хотя бы минимум "объективности".
К арсеналу методов гуманитарных наук относится, кроме герменевтического, еще и феноменологический метод. В самом широком смысле слова феноменология – это учение о феноменах, т. е. о явлениях в том виде, в каком они предстают для восприятия органами чувств. В более узком смысле феноменология – это философское направление, основанное Гуссерлем. Она занимается феноменами, которые исследуются как "сущности" и/или как семантические значения. Многочисленные представители феноменологического движения (Гуссерль, Шелер, Хайдеггер) стараются (и в этом обнаруживается его сходство с герменевтикой) с помощью непосредственного созерцания и интуиции прийти к научным выводам, которые исходят из непосредственного переживания и направлены на достижение целостности, нахождение смысла и экзистенциального понимания. При этом фантазия, т. е. наша способность создавать виртуальное представление о каком-либо предмете или деле используется интуитивно, подобно тому как фантазии аналитически проверяются на логичность (Гуссерль, 1900–1901).
Таким образом, феноменология – это не просто созерцательный подход, находящийся полностью вне теории. Это метод рефлексии, подвергающий критике все непосредственные наглядно-образные представления (интуицию). Поэтому недостаточно просто "вчувствоваться" в человека, страдающего от безответной любви, вспоминая при этом свою собственную влюбленность, чтобы понять его. Нам придется также проверить, действительно ли чувство, вызванное у нас воспоминанием о своей влюбленности, совпадает с чувством, которое испытывает другой человек. Без таких проверок очень легко могут возникнуть недоразумения, но их можно избежать, постоянно придерживаясь критической позиции.
В герменевтике происходит то же самое. Когда мне лично знакома ситуация, о которой рассказывает человек, я думаю: "Ага, вот что ты сейчас чувствуешь". Иногда для этого приходится долго выслушивать рассказы собеседника, в которых он точно описывает свои переживания. Причем в простом случае, например в автомобильной аварии, в которой был поврежден кузов, можно довольно быстро разобраться. И напротив, сложную и запутанную семейную ситуацию, такую как проблема в браке или трудности воспитания детей, сразу понять бывает непросто. Еще труднее добиться понимания, если нам нужно "вчувствоваться" в человека, пребывающего в тяжелой депрессии и подумывающего о самоубийстве, не говоря уже о человеке, который "сошел с ума", или страдает шизофренией.
Но если мы проявим терпение, будем внимательно слушать собеседника, обратим внимание на обертоны его речи и постараемся понять, что его мучает, нам всегда удастся увидеть за сначала непонятным поведением лежащие в его основе скрытые мотивы. При этом надо стараться методом проб и ошибок вновь и вновь находить и высказывать предположения, а также, задавая вопросы другому человеку, перепроверять, соответствует ли наше предположение действительности.