Но одними художественными средствами, которыми пользовался итальянский Ренессанс, довести эту революцию до конца было невозможно: они пригодны лишь для создания психологических предпосылок свершения революции. Оттого, что мы любуемся красотой и талантами человека, он становится лишь главным украшением мира, но не его истинным центром – там же находится Бог! Правда, можно, в принципе, заявить, что никакого Бога вообще нет, но на такое радикальное высказывание люди долго не могли решиться. Да и Церковь, имевшая тогда огромную силу, сразу крутыми мерами пресекла бы такое вольнодумство. А что если, не оспаривая основного догмата Церкви о существовании единого в Трёх Лицах Бога, подправить некоторые второстепенные догматы таким образом, чтобы человек всё-таки оказался центральной фигурой сущего? К началу XVI века необходимость в такого рода богословской софистике стала чрезвычайно актуальной, особенно в Северной Европе, где был достигнут самый высокий для того времени уровень материального развития. А коли есть спрос, непременно будет и предложение. Адаптированную к антропоцентрическому мировоззрению религию первым предложил настоятель кафедрального собора города Виттенберга в Саксонии Мартин Лютер, и она тут же была подхвачена многими богословами в немецких землях, в Швейцарии, Голландии, а потом и в Англии.
Это – редчайший случай, когда грандиозный идейный переворот, потрясший весь мир, имеет точную дату: 31 октября 1517 года (интересно, что другой грандиозный переворот, отозвавшийся на всей планете, тоже произошёл в семнадцатом году, только не шестнадцатого, а двадцатого столетия). В этот день Лютер прибил к двери Виттенбергского собора 95 возражений против продажи Церковью индульгенций. Это был, конечно, бунт, поскольку финансовое благополучие католической Церкви во многом было обязано торговле индульгенциями – квитанциями, подтверждающими отпущение таких-то грехов такому-то человеку. Узнав о бунтаре, папа пришёл в ярость и попытался доставить его в Рим для разбирательства. Но произошло неожиданное: курфюрсты немецких княжеств прикрыли диссидента, заявив Святому престолу: руки прочь от нашего Лютера! Дело в том, что его демарш был на руку их политическим интересам, ибо содействовал ослаблению давно уже тяготившей их зависимости от Рима.
Сменившее Средневековье Новое время обычно отсчитывают от года открытия Америки Колумбом -. 1492 год. Это крайне неудачная датировка. Во-первых, Колумб ничего не открыл, поскольку задолго до него скандинавы плавали на североамериканский континент и даже основали там постоянное поселение, недавно раскопанное археологами. Во-вторых, ни сам Колумб со спутниками, ни пославшая его в экспедицию испанская королева Изабелла не знали, что это новый материк, полагая, что это край Азии (Вест-Индия). В-третьих, высадка экипажа каравеллы Колумба на нынешнем Гаити не привела к каким-либо изменениям в политической или экономической жизни Европы – они начались гораздо позже, когда последующие колонисты взялись за хозяйственное освоение Нового Света. Новое время надо, несомненно, отсчитывать от 1517 i о. ia – на 25 лет позже, чем это принято. Именно этот год ознаменовал начало цепной реакции, охватившей Европу и повернувшей её на новый путь развития. Не сумев истребить заразу на корню, папа прислал Лютеру буллу, отлучавшую бунтаря от Церкви, а тот публично её сжёг – и его популярность сильно возросла. В 1529 году на 2-м Шпейерском рейхстаге Церковь осудила лютеран, как еретиков, и они тут же подали на это официальный протест, после чего и стали именоваться протестантами. Потом пошли уже прямые кровопролития – в 1573 году Варфоломеевская ночь, с 1618 по 1648 год Тридцатилетняя война, отражённая в бесчисленных романах, в частности в "Трёх мушкетёрах" и "Королеве Марго" Александра Дюма. Завершилось это перетягивание каната в 1789 году Великой Французской революцией – окончательной победой протестантизма.
В чём же состояла догматика нового верования, которое сразу же было принято Северной Европой на ура, как нечто давно ожидаемое и весьма желанное? Вот его основные постулаты.
1. Войдёт в Царство Божие тот, и только тот, кто имеет в своём сердце веру во Христа, даже если эта вера ни в каких делах не выражается и потому о ней никто не знает, кроме его самого.
2. Всякий мирянин может самостоятельно изучать Евангелие и понимать его так, как считает правильным.
3. Никаких "таинств" не существует – это выдумки Церкви (исключение некоторые протестантские толки делают только для крещения).
4. Институт монашества является вредным, не спасительным и должен быть упразднён.
О более мелких вероисповеднических положениях мы здесь говорить не будем, тем более что относительно их нет единого мнения среди самих протестантов, быстро разбившихся на бесчисленное множество сект. Это было закономерным следствием второго догмата. Результатом же третьего догмата стало то, что протестанты лишились священства, ибо священником является тот, над кем совершено таинство рукоположения, а таинств у них нет. Протестантов наставляют на путь истинный не пастыри, а пасторы – уважаемые люди, грамотные в богословском отношении, чьи проповеди ничем не отличаются от лекций мирских просветителей. Дух протестантизма, выраженный его догматикой, как всё, обладающее свойством овладевать миллионными массами, предельно прост, в нём смешаны три различные установки: антицерковности, индивидуализма и рационализма. Они-то и одурманили Европу и сделали её зависимой от них как от наркотика. Сравнение это вполне уместно: как и наркотик, эти три установки подменяют наше многокрасочное, многоголосое, многоплановое и полное противоречий, распутывая которые мы обогащаем свой внутренний мир, восприятие жизни, искусственным существованием по плоской схеме и тем самым значительно упрощают для нас решение возникающих при взаимодействии с окружающим миром проблем. Простота же решений есть комфорт, а к комфорту как раз больше всего и привыкаешь после того, как его испытаешь. Зачем тратить время на долгие церковные богослужения, рано вставать, куда-то ехать – ведь можно просто почитать дома Евангелие. Результат тот же (говорит нам Лютер), а удобно. Зачем взваливать на себя какие-то обязательства перед обществом – не спокойнее ли стать эгоистом и обслуживать собственные потребности? Что толку в эмоциях, в кипении чувств – Господь дал нам разум, вот и надо им пользоваться для хладнокровного просчёта всех ситуаций и нахождения оптимального ответа на каждую из них. Представляете, сколько освободится времени и сил, если придерживаться такой идеологии? Правда, тут могут спросить: а что делать с этим временем и на что направить эти силы – не сидеть же сложа руки. Разумеется, нет – их надо отдать какому-нибудь конкретному делу, не требующему нервного напряжения и приносящему осязаемые плоды, не важно какому, пусть даже неблаговидному, – ведь спасают не дела, спасает только вера. Если у тебя в душе есть вера, иди работать хоть палачом, старайся, выполняй свои обязанности добросовестно, и получишь от этого внутреннее удовлетворение, а по кончине войдёшь в Царство Небесное.
Религиозная санкция на любой род человеческой деятельности, данная протестантизмом, немедленно привела к принципиальному изменению всего уклада жизни в Северной Европе – к возникновению там капитализма. Существование тут прямой причинно-следственной связи убедительно доказал немецкий историк и социолог Макс Вебер (1864–1920) в своей блестящей работе "Протестантская этика и дух капитализма". Капитализм, по Веберу, возник в Европе потому, что протестантизм благословил сразу два необходимых для его развития рода деятельности (наряду с любыми другими) – ростовщичество и эксплуатацию трудящихся, которые раньше считались греховными, осуждались Церковью и потому не могли получить широкого распространения. Теперь любителям наживы были развязаны руки и они развернулись вовсю, вовсе не чувствуя себя нарушителями заповедей, обречёнными на вечную муку. Так новая религия, продолжая называть себя христианской, подготовила индустриальную революцию.
Не менее важным обстоятельством является то, что протестантизм породил великую европейскую науку, вернее, точные науки и естествознание (то есть то, что по-английски именуется science). Она появилась только в XVII веке, хотя интенсивно развивающееся европейское хозяйство давно в ней нуждалось. Спрашивается: почему же она не появилась раньше? В данном случае приходится согласиться с тем ответом на этот вопрос, который злорадно дают атеисты: её душила Церковь. Это не пропаганда, это правда. Дело в том, что наука в указанном понимании этого слова есть не что иное, как исследование свойств физической материи и создание теоретической модели, позволяющей предсказывать её поведение. Такая модель реализуется в перечне имеющих математическое выражение "законов природы". Чтобы открывать эти законы, отдавая этому занятию всю свою жизнь, учёный должен предполагать, что они неизменны и вечны: если бы они были сегодня одни, а завтра другие, какой бы был смысл их формулировать? Но их неизменность и вечность означает то, что они "встроены" в саму материю, как говорят философы, имманентны материи, то есть составляют её неотъемлемую внутреннюю характеристику. Иными словами, учёному, вглядывающемуся в поведение материи, методологически удобно считать, что это поведение не зависит ни от каких посторонних влияний, то есть что материя представляет собой субстанцию – самодостаточную и замкнутую в самой себе данность. Но тут его одёргивает Церковь, говоря: у тебя нет права на такую презумпцию, материя сотворена Богом и им держится, её поведение определяется Его о ней замыслом. Поэтому, чтобы её познать, надо в первую очередь познать этот замысел, а это может только богословие, и с ним тебе с самого начала необходимо советоваться. Учёному же эта принудительная опека со стороны религии не могла нравиться, и в нём накапливались относящиеся к Церкви отрицательные эмоции, легальный выход которым дал протестантизм. Уже этим он порадовал науку, а кроме того, как ей было не благодарить его за санкцию заниматься любым делом, лишь бы оно делалось добросовестно, в частности и исследованием тварной материи, отвлекаясь от мысли об её Творце. Как только такое абстрагирование стало легитимным, наука начала подниматься как на дрожжах, и что примечательно, – все её "отцы-основатели" – Декарт, Паскаль, Ньютон, Лейбниц и Гюйгенс – были по своим убеждениям протестантами.
Конечно, вмешиваясь в дела науки, католическая Церковь была не права. Верно, что материю создал Бог, верно, что Он же наложил на неё законы её поведения, верно и то, что Он в любом месте и в любой момент может отменить эти свои законы, что бесчисленное число раз наблюдалось в феномене чуда, – например, в мироточении икон локально и временно отменяется закон сохранения материи, и маслянистая ароматная жидкость появляется на образе, возникнув "из ничего". Но учёные и не возражают против этого – их ведь учили Закону Божию, и они помнят слова молитвы "Бог идеже хощет побеждается естества чин". Они просто хотят понять, как ведёт себя материя, когда она предоставлена Богом самой себе, а чудеса, которые могут с ней происходить, уже не в их компетенции. А поскольку чудеса довольно редки, разве будет плохо, если мы точно будем знать, как ведёт себя материя в остальное время?
Невозможно поверить, чтобы все церковники были настолько тупы, чтобы не счесть такую аргументацию весьма разумной. Но папский Престол за Средние века так привык контролировать в Европе всё и вся, что не захотел терять контроль над деятельностью учёных ни на какой её стадии. Что бы они ни делали, твердил им: посоветуйтесь сначала с богословами, они лучше вас знают, какие законы мог Господь предписать товарному миру, а какие не мог. Доказал же Фома Аквинский, что философия – служанка богословия, и это утверждение распространяется и на натуральную философию, то есть на физику. А вот это было со стороны Церкви уже превышением полномочий, ибо даже сам великий Фома Аквинский не может проникнуть в мысли Бога, чья воля неисповедима. Замахнуться на это не может никто, а если кто замахнётся, будет непременно посрамлён. И такое посрамление богословия, вмешавшегося в науку, действительно произошло в истории и привело к сильному падению авторитета Церкви, если не сказать – к её позору. Речь идёт, разумеется, о пресловутом вопросе о том, что вокруг чего вертится – Солнце вокруг Земли или Земля вокруг Солнца. Церковь решительно стояла на первой точке зрения, ибо все шесть дней творения, описываемые в Книге Бытия, были нацелены на последний, шестой день, когда Бог увенчал созданный Им мир человеком, поместив его на земле. Раз человек есть центральное существо по своей ценности для Бога, значит, и земной шар, на котором он живёт, должен быть центральным объектом вселенной. Логика вроде бы железная, но оказалось, что у Бога другая логика, и ценностные категории Он никак не связывает с пространственными. Не надо думать за Бога, даже если ты магистр теологии.
Ни Коперник, ни Галилей не хотели конфликтовать с Церковью – они были глубоко верующими христианами. Но они показали всему миру, что она может ошибаться, так что её мнения не являются непогрешимыми. А вскоре к её мнениям вообще перестали прислушиваться, ибо на большей части Европы воцарилась протестантская цивилизация, антицерковная по самой своей природе. Богословие было вытеснено в ней куда-то на обочину культурной жизни (стоит ли тратить усилия на изучение Бога, который и так у тебя в сердце), а наука была возведена на пьедестал и объявлена всемогущей. В общем, Новое время оснастило себя всем, что было ему нужно, и, казалось, могло торжествовать и вершиться всем на радость. Но одного ему всё же не хватало, и это одно было именно тем, из-за чего всё и началось. Убедительное доказательство тому, что центральное место в мире по праву принадлежит человеку, а не Богу, всё ещё отсутствовало.
Да, ссылаясь на достижения науки и техники, кричали: "Воля и труд человека дивные дивы творят!" Но это было возвышение человека по факту, по эмпирическому материалу, а для полного завершения начатого всё ещё недоставало теоретического доказательства божественности человека. Прежде такое доказательство надо было бы искать в богословии, но у протестантов оно стало второстепенной отраслью знания, а его место в качестве носительницы универсальной истины заняла его бывшая служанка – философия. Значит, требуемое доказательство нужно было вырабатывать ей.
* * *
Вот мы и подошли к разгадке сути того социального заказа, который вызвал к жизни странную тяжеловесную немецкую классическую философию и обеспечил ей, несмотря на её искусственность и заумность, неимоверную популярность. Кант и Гегель были возвеличены и прославлены по той же причине, по которой за пятьсот лет до этого был возвеличен и прославлен Фома Аквинский. Последний создал философию католицизма, а первые двое – философию протестантизма, в которой народившаяся цивилизация остро нуждалась.
После Гегеля, объявившего, что отныне уже не будет никакой другой философии, ибо в его системе раскрылась для себя и для людей Абсолютная Истина, протестантская цивилизация окончательно уверовала в то, что она одна на всём свете является подлинной цивилизацией и её священный долг-распространяться на весь мир, сделав ныне отсталые народы просвещёнными, разумными и счастливыми. Об уроке Древнего Рима, одержимого той же идеей вселенского мессианства и плохо кончившего, она в своей эйфории не вспоминала.
Глава 3
В преддверии двадцатого века
События, о которых мы рассказывали, развёртывались на просторах Западной Европы, а точнее – Северо-Западной. Естественно, что отзвуки этих событий прежде всего должны были коснуться остальных частей континента, в частности России. Её отношения с западными соседями с самого начала были очень тесными: шла оживлённая торговля, иностранные специалисты приглашались нами для выполнения различных заданий – например, итальянцы построили стены и несколько соборов Московского Кремля. Иногда возникали столкновения (как при попытке поляков посадить на русский трон Лжедмитрия), но в основном взаимодействие было конструктивным и плодотворным для обеих сторон. Но это взаимовыгодное общение на равных продолжалось ровно до тех пор, пока не появилась протестантская цивилизация, и Западная Европа обрела совершенно другой облик.
Протестантизм стал доминирующим фактором в Европе в результате Тридцатилетней войны. Она завершилась в 1648 году. Что происходило в это время в России? Интенсивное восстановление её государственности, разрушенной в период Смуты. Быстрому материальному восстановлению страны сопутствовал мощный духовный подъём. И первый, и второй представители новой династии Романовых показали, что Земский собор не ошибся в выборе, и умело руководили возрождением отечества. В 1649 году факт его возрождения был констатирован в "Уложении" Алексея Михайловича, своеобразной Конституции. И, заметьте, она была принята как раз в то время, когда на Западе начали сказываться последствия Тридцатилетней войны. Таким образом, к середине XVII столетия возникает совершенно новая геополитическая раскладка: в качестве главных игроков европейского материка вместо католического Запада и России Рюриковичей на сцену выходят протестантский Запад и Россия Романовых. С этого момента их сложные взаимоотношения становятся главной интригой европейской духовной жизни.