Плаха. 1917 2017. Сборник статей о русской идентичности - Александр Щипков 7 стр.


Вот, что тогда советовала протестующим со страниц гламурной "Афиши" поэтесса и сотрудник радио "Свобода" Елена Фанайлова: "Я с интересом бы посмотрела на следующих массовых мероприятиях на отряды самообороны протестного движения и активистов, которые организовывали бы передвижение мирных граждан и занимались бы их безопасностью. С неменьшим интересом я познакомилась бы, например, с инициативами однодневных забастовок московских адвокатов, которые парализовали бы работу судов. С явлениями самоорганизации студентов – вплоть до захвата аудиторий в случаях споров с администрацией (см. практику Сорбонны в 1968‑м и Карлова университета в Праге в 1989‑м). С деятельностью лидеров рабочего стачечного движения… Всем желающим гулять по любимому городу без комендантского часа рекомендовала бы изучать историю организованной борьбы левого движения как XX, так и XXI века. Практики оргработы большевиков после 1905 года ничуть не хуже других практик, кроме того, они оказались успешными. То же я попросила бы сделать Навального и Удальцова".

Вспомним Ленина: "Печать – это не только коллективный пропагандист и агитатор, она ещё и коллективный организатор". Прямо про Фанайлову сказано…

Итак, преодоление большевизма для России более чем актуально. Надо просто разобраться с вопросом о том, кто нынче большевик. А потом – преодолевать в первую очередь не оружие и не денежные вливания из-за границы по системе незабвенного Парвуса, а именно словарь большевизма, то есть свойственный ему язык борьбы на уничтожение.

Преодоление словаря

О необходимости преодоления большевизма в России говорят давно – и всё без толку. Проблема – в разных значениях самих слов "большевизм" и "большевик". Этой-то путаницей и пользуются новые большевики. Английский словарь предлагает целых три возможных значения слова "большевик". Обратимся к Webster's New Universal Unabridged Dictionary.

Итак, первое значение: член течения большинства внутри Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) до революции 1917 года. Это течение после 1917 года сформировало российскую, а после образования СССР – "всесоюзную", коммунистическую партию большевиков – ВКП(б).

Второе значение: советский коммунист, член единственной и по определению правящей партии Советского Союза.

И, наконец, третье значение, с пометкой "в негативном, враждебном смысле": беспринципный радикал, сторонник захвата власти любыми путями, от законных выборов до незаконных переворотов.

Профессиональные борцы с большевизмом из либерального лагеря (например, телекомментатор Николай Сванидзе) обрушиваются, как правило, на исторических персонажей, стоящих за первыми двумя значениями слова "большевизм". Сванидзе очень раздражает, что в российских городах есть улицы, названные в честь участвовавших в терактах большевиков (вспомним первое значение слова "большевизм"), а его главными политическими противниками до недавнего времени были люди с самоназванием "коммунисты", то есть члены КПРФ, возглавляемой Геннадием Зюгановым.

О друзьях – или хорошо, или ничего

О большевистских методах прихода к власти и захвата собственности со стороны любимых г-ном Сванидзе политиков – "либералов" Анатолия Чубайса, Альфреда Коха и других "молодых реформаторов" – Николай Карлович предпочитает не говорить. Оно и понятно: о друзьях либо хорошо, либо ничего. В итоге третье – и самое продуктивное на нынешнем этапе! – определение большевизма со стороны Сванидзе, естественно, игнорируется. Иначе придётся признать события 2014 года в Киеве типичным большевистским переворотом – захват правительственных зданий, привоз народа на просмотр захваченных "царских хоромов" Януковича, преследования нелояльных православных священников, запрет на профессии и "люстрация" для представителей проигравшего режима – всё как в 1918‑м.

Да и в России воспоминания о том, как в 1993‑м или в 1996‑м те же Чубайс, Березовский, Ходорковский и другие олигархи захватили власть абсолютно большевистскими методами (стрельба и избиения, захват СМИ через скупку их акций дружественными бизнес-структурами, разгон или игнорирование представительных органов власти), – эти воспоминания ещё свежи. Это был (и во многом остался!) настоящий ПРАВЫЙ большевизм, направленный на приватизацию власти и уничтожение российских культурных традиций СПРАВА – со стороны того самого "бессердечного чистогана", о котором писал ещё Карл Маркс. (Закрытие "финансово несостоятельных" традиционных газет и театров и замена их по-либеральному сосущими госбюджет проектами типа Gogol Center господина Серебренникова – из той же оперы, что и замена императорского балета "синей блузой" в 20‑е годы минувшего века, только мерилом народности теперь объявлены деньги из box-office.)

"Правые" большевики опаснее левых

Что же касается левого большевизма, к борьбе с которым по-прежнему призывают Эггерт и Сванидзе, то он в России находится в летаргическом состоянии и никакой опасности давно не представляет, тихо заснув ещё в 70‑е.

Ну каким большевиком, каким "красным дьяволом" был горбачёвский председатель Совмина Николай Иванович Рыжков? (Недаром за незлобивым премьером ещё в 80‑е закрепилась оксюморонная кличка "плачущий большевик".) Или конструктор космических аппаратов Сергей Королёв, рядовой член КПСС, пострадавший от сталинских репрессий? Единственное, что роднило Королёва с революционерами типа Троцкого и Ленина, – это "большевистские темпы" в работе. Но такие же темпы давали и капиталисты Форд с Рокфеллером. Так что, ругая русский народ за "нераскаянность" в большевизме и требуя запрета на советские символы, эфирные комментаторы Николай Сванидзе и Константин Эггерт явно лукавят: истинно советские, то есть ЛЕВЫЕ БОЛЬШЕВИСТСКИЕ символы из российской жизни давно вытравлены или успешно вытравляются (недавний снос в Александровском саду в Москве стелы, посвящённой теоретикам социализма, и замена её на памятники патриархам и императорам – всё это говорит само за себя).

Почему снос этих коммунистических символов происходит сегодня столь безболезненно?

Брусиловский призыв

Да потому что левый большевизм Россия вполне успешно преодолела в течение XX века. Она преодолела его не столько активным, сколько пассивным сопротивлением, действуя по формуле генерала Алексея Брусилова, призвавшего царских офицеров к службе в Красной Армии, руководствуясь формулой: "Правительства приходят и уходят, а Россия остаётся". Американский историк Бриан Тейлор, автор книги "Politics of the Russian Army, Civil-Military Relations, 1689–2000", отмечает, что без массового перехода большинства царских "военспецов" на сторону Красной Армии во время гражданской войны большевикам вряд ли удалось бы победить и в целом восстановить территорию страны (за исключением ныне проявивших себя во всей красе Прибалтики и Западной Украины). Тогда брусиловская формула спасла единую Россию.

А чуть не погубила Россию в 1917 году, по мнению Тейлора, как раз политическая неграмотность и наивность дореволюционного офицерства: не читавшие газет офицеры и генералы (включая трагически погибшего главнокомандующего Михаила Алексеева) явно не осознавали меру некомпетентности Временного правительства, которое армия сперва приветствовала как желанную замену царско-распутинской "камарилье". Одно только разрешение от Временного правительства на создание в армии ячеек политических партий и солдатских комитетов чего стоит… Тогда оно привело к двоевластию в армии, а потом и к гражданской войне. Нет сомнения, что бесконечные требования наших новых "либеральных" большевиков насчёт замены государственных структур "гражданским обществом" – эти требования конечной целью имеют всё то же двоевластие. "Раздвоенная" вертикаль – это уже намного более ломкая структура, не являющаяся серьёзным препятствием на пути к власти для новых "правых" большевиков.

Предварительный итог

Подводя итог вышесказанному, можно сказать, что дебольшевизацию нужно начинать не слева, а именно СПРАВА. И государство, и общество должны выработать у себя иммунитет, а ещё лучше активное неприятие того языка вражды, который сегодня рекой льётся из уст таких персонажей, как Эггерт, Сванидзе или Матвей Ганапольский. И ни в коем случае нельзя отдавать этим людям знамя борьбы с большевизмом. Наоборот, надо объяснять, что это их собственный, новый большевизм, – только он и способен разрушить то "красно-белое" примирение, которое в стране вполне успешно завершилось и которое в своё время начинал ещё Алексей Алексеевич Брусилов.

Д. О. Бабич

Белое и красное

На советских развалинах

Не секрет, что украинский нацизм в России поддерживают и защищают те же люди, которые были в активе "перестройки" четверть века назад и которые сегодня пытаются обелить её преступления. Это всё те же "правозащитники", "псевдолибералы", "Эхо Москвы", "Новая газета", телеканал "Дождь" и т. д. Впрочем, родство тех, кто в России себя называет "либералами" и "правозащитниками", активистами гражданского общества" и "московской интеллигенцией", с нацистами на Украине и "Правым сектором" – особый вопрос, который требует отдельного изучения. А пока хотелось бы понять, как и почему порой складывается тот исходный тип неонациста, на который все они ориентированы.

Возьмём для примера самого радикального политика нынешней коричневой Украины. Дмитрий Ярош родился в 1971 году, и как считается – успел побывать и в пионерской организации, и в ВЛКСМ. А потом – вступил в "Народный Рух". А потом – стал одним из основателей и лидеров "Тризуба". А потом – образовал "Правый сектор".

Полным названием "Руха" было "Народний Рух України за перебудову" – "Народное движение Украины за перестройку". Это к вопросу о том, где искать корни современного украинского нацизма – в идеологии "перестройки", политике "перестройки" и "движении за перестройку".

Был пионером и комсомольцем. Стал бандеровцем и неонацистом…

Понятно, что в 1980‑е годы членство и в пионерской, и в комсомольской организациях носило противоречивый характер. Зачисляли в них почти автоматически. Были там и искренние молодые коммунисты, и карьеристы, и просто конформисты – кто угодно. И те, кому всё было безразлично.

Но конформисты после разрушения СССР не вступали в радикальные политические организации, карьеристы шли служить новой власти, и те и другие – подавались либо в уголовники, либо в бизнес, как комсомольские секретари Ходорковский и Невзлин. Причём одно от другого часто мало отличалось. Поэтому Ярош, скорее всего, всё же был не из их когорты. Неизвестно, насколько твёрдые убеждения он имел в период СССР. Интересно другое: каким должен был стать активный комсомолец с внутренней потребностью во что-то верить и чему – то служить, если его настойчиво убеждали: всё, чему вас учили до сих пор, – неправильно. Компартия – преступная организация. СССР – тоталитарное государство, империя Зла. А путь, пройденный огромной страной, – это путь лжи, который ведёт в исторический тупик и должен закончиться катастрофой.

Если человеку и обществу объявляют всё это, у человека и общества есть три пути самоопределения.

1. Не согласиться и начать сопротивляться. Такие люди были и остаются, но это тяжело и сложно, особенно когда против тебя направлена вся машина информационного террора времён "перестройки" и начала 1990‑х.

2. Стать животным. То есть пьянеть от изобилия сортов колбасы, возможности поехать на третьеразрядный иностранный курорт и слушать радиостанцию "Эхо Москвы".

3. Приняв под давлением официальной пропаганды тезис о том, что до сих пор всё было порочно и преступно, но, сохраняя потребность в неких идеалах, искать новый путь. Пытаться понять, когда же твоя страна и общество свернули с правильного пути или, как минимум, где и когда была возможность альтернативы, от которой в силу каких-то обстоятельств общество отказалось.

Сначала этот процесс шёл в самой КПСС, при этом всё разнообразие внутрипартийных платформ конца 1980‑х годов сводилось к разным мнениям о местонахождении той самой "точки трагической ошибки", которую когда-то совершили партия и страна.

"Демократическая платформа" считала, что ошибочен был выбор социалистической ориентации партии, и особенно – Октябрьская Революция.

"Платформа ЦК", сторонники Горбачёва, к 1991 году объявили в подготовленном ими "Проекте Программы КПСС", что ошибкой был "раскол между большевиками и меньшевиками".

Ленинградское "Движение коммунистической инициативы" основной ошибкой считало "реформы Косыгина 1965 года".

"Большевистская платформа" – XX съезд и политику Хрущева.

"Марксистская платформа" считала трагической ошибкой X съезд, поражение "рабочей оппозиции" и запрет партийных фракций.

КПСС утонула в разговорах о прошлом и реальных или мнимых исторических ошибках – и забыла о будущем. Чем это в итоге закончилось, хорошо известно. Но вслед за ней утонуло и всё общество.

Когда было объявлено, что главная ошибка – существование самой партии большевиков и Октябрьская революция, определились ещё два противостоящих сектора. Один, взявший в 1991 году власть, утверждал, что хороша была Февральская революция и плоха Октябрьская. Другой, оказавшийся тогда в оппозиции, но застолбивший за собой существенное влияние во власти сегодня, утверждал, что всё зло было уже в Февральской революции и в свержении монархии. Есть и те, кто считает, что порочна была и отмена крепостного права. И такие, которые полагают порочными реформы Петра. И даже те, кто считает злом принятие христианства, – но это уже экзотика.

Вполне естественно, что официальное отречение от Октябрьской революции и Советской власти неизбежно ведёт к осуждению Красных, а значит, к прославлению Белых, отречение же от революции как таковой – к прославлению дореволюционных порядков, монархии и самодержавия. Кончится это для России, возможно, тем же самым, чем кончилось для КПСС, но сейчас речь идёт о другом. Подобное самоопределение в альтернативах, существовавших в прошлом, естественно и предсказуемо для России. Но не для Украины, Грузии или любой другой республики СССР. Формула "Советы плохи, царь и белые хороши" может оказаться привлекательна для разочаровавшегося российского комсомольца, но абсолютно чужда для разочаровавшегося комсомольца украинского, грузинского, латышского или казахского и т. д. Потому что если для кого-то в России русские цари и Колчак с Деникиным и могут представлять "несбывшееся желаемое альтернативное", то для ищущих альтернативу большевикам в республиках СССР они уж точно такой альтернативой быть не могут.

Красный – он красен, а Белый – он бел

Скандалы вокруг памятников советским воинам-освободителям уходят корнями в так называемую новейшую историю России. И поскольку России не удалось отстоять свою позицию в этом вопросе, они будут иметь и более отдалённые последствия. Проблема возникла на волне политической истерии конца 80‑х годов. Именно тогда, и вовсе не из Прибалтики, Грузии и Украины, а из Москвы пошла волна истерических криков о "секретных протоколах" к пакту Молотова-Риббентропа, об СССР как оккупанте Прибалтики и Восточной Европы, о необходимости "покаяния". Тогдашняя союзная власть практически поощряла эту истерию, а люди, ставшие позже "новой российской властью", инициировали и раскручивали эту истерику. Было создано новое пропагандистское направление – "десоветизация", которое возглавили профессора Афанасьев, Пивоваров и Зубов.

Именно в Москве, а не в Прибалтике или на Украине в 1990 году начали устранять наименования, напоминавшие о советском периоде, а в 1991‑м – сносить памятники советской эпохи. Истоки нынешней фашистской власти на Украине и в Прибалтике – в той самой "демократической России". И не только в её "демократической", но и в её "патриотической" составляющей.

В 1990‑е годы этот разрыв демонстрировался властью явно, открыто и ежечасно. Но власть была достаточно слаба и не могла в полной мере навязать свою волю обществу. Слабея с каждым годом, она уступала в этом вопросе. Если в 1992 году власть ещё пыталась просто игнорировать День Победы, то в 1996‑м она вынуждена была, заигрывая с голосами ветеранов, признать статус Знамени Победы, приравняв его к государственному знамени. Тогда, во второй половине 1990‑х, ей было уже не до культурной экспансии своих ценностей – приходилось ногтями цепляться за своё положение, каждый момент рискуя рухнуть. И шаг за шагом униженное Горбачёвым советское социокультурное начало поднималось и всё твёрже ощущало себя в противостоянии деградирующей действительности.

Поэтому новая власть, укрепляясь в 2000‑е годы, вынуждена была предложить в принятии государственных символов абсурдный компромисс герба, гимна и знамени. При всей нелепости этого сочетания оно как минимум претендовало на то, чтобы обозначить равноправие разных периодов отечественной истории. Однако уже в то время можно было предположить, что условия компромисса не будут сохранены в неприкосновенности. Сделав государственным флагом знамя белогвардейцев, а знаменем Вооружённых Сил – знамя разгромившей их Советской Власти, нынешняя власть заложила в своей политике и своих ценностях основы будущего противостояния, на деле склоняясь не к объединению периодов, а к постепенному возвышению деятелей белой контрреволюции.

Сначала власть раскрасила Красное Знамя Вооружённых Сил древнерусскими лубочными узорами и четырёхглавым орлом с восемью карикатурными звёздами, затем стала перевозить в Россию останки деятелей контрреволюции и представителей монархии. Если речь шла о своеобразном "примирении", надо было бы ещё вернуть в Россию прах Льва Троцкого и похоронить его рядом со Сталиным. Без этого крен в сторону монархизма и контрреволюции становился слишком явным.

Но если Россия показывала пример в уничижении памяти о советском периоде, с какой стати она рассчитывала, что возымеют действие её протесты против такого же надругательства над памятью советского периода со стороны эстонских фашистов? Если в Москве у метро "Сокол" стоит памятный знак русским эсэсовцам, оберегаемый московской милицией, – почему Россия возмущается маршами в Эстонии эстонских эсесовцев? И если Россия, на словах шумно протестуя против прибалтийского варварства, на деле даже пальцем не пошевелила, чтобы защитить память советских солдат, разве это не обречено было быть сигналом польским и западноукраинским фашистам сносить всё, что напоминает о советском периоде?

Взаимоотношение белых и красных в истории России XX века – тема отдельная и больная. Если православные патриоты одобряют и призывают к замене советских памятников на православно-церковные, то, во-первых, о каком союзе красных и белых может идти речь? И, во-вторых, если Россия подвергает анафеме Красное – почему она ждёт, что это Красное будут пестовать её соседи?

Кстати, официально война 1941–1945 годов называется Великой Отечественной войной советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Современная Эстония свой советский период рассматривает как период её оккупации и наследником СССР себя ни в коем случае не считает. Те, кто не принимал в Эстонии советскую власть, шли в СС. Именно их наследниками считают себя правители нынешней Эстонии. Так почему они должны хранить память о Советских победах?

Назад Дальше