Затем они церемонно сходят с круга. Особые люди подают им воду. Они смачивают части тела или обрызгивают себя, набирая воды в рот. Борцы совершенно голые, если не считать широкого пояса на бедрах.
Выходя снова на круг, борцы по пути берут небольшие щепотки соли, заранее приготовленной здесь же на кругу, и разбрасывают ее в знак того, что приемы их борьбы будут так же чисты, как соль.
Затем снова приседают на корточки ближе к середине круга, нагибаются туловищем вперед, иногда упираясь головой в голову, постепенно опираются на обе руки и зорко следят друг за другом.
Это обыкновенно минуты крайнего напряжения, страшно нервирующие публику, которая неистово подбадривает борцов, хулит их противников и, конечно, в свою очередь, чрезвычайно возбуждает и самих борющихся.
Победа выражается в искусстве быстро сбросить противника с круга. Таким образом, выбор момента нападения представляется крайне важным, и иногда это удается сделать простым толчком в плечи неосторожно зазевавшегося противника.
Это петушье положение на корточках обыкновенно затягивается, враги встают, делают перерыв, опять садятся, выслеживают друг друга. Чем известнее борцы, тем больше являются они конкурентами один другому по силе и ловкости, тем больше тянется это подсиживание. Поражение – дело одной минуты и несет за собой не только срам, но и материальные невыгоды.
Затяжка борьбы раздражает публику, она обзывает борцов трусами, требует нападения, шумит и сплошь и рядом переходит врукопашную, исчерпав весь запас острот и ругательств по адресу противников своих фаворитов.
Напряжение растет. Тысячи глаз сосредоточены на маленьком земляном кругу, на двух огромных, словно застывших телах.
Наконец, выбрав момент, борцы кидаются друг на друга, и схватка кончается полетом за круг одного или обоих борцов, сбившихся в один огромный ком.
Помощник посредника веером показывает победителя. Бои (прислуга) подметают круг. Публика неистовствует. Выходит новая пара. При большом напряжении и ловкости, борьба бедна приемами. Только одна пара наиболее популярных борцов боролась красиво, причем победитель чрезвычайно эффектно бросил своего противника за борт.
Результат этой победы, совершенно неожиданный для меня, очень огорчил моего соседа генерала Хагино – побежденный был его земляк и доселе считался непобедимым.
Я был приглашен в ложу начальника Генерального штаба. Генерал Уехара познакомил меня с бывшим в ложе начальником морского Генерального штаба и всеми находившимися там офицерами.
Вчера смотрело борьбу военное министерство, сегодня Главное управление Генерального штаба. Офицерство очень интересуется борьбой.
Генерал Уехара любезно занимал меня, говорил по-французски. "Вы замечаете эту повышенность настроения, в этом играют роль не одни борцы – идут ставки на популярных борцов. Открыто это у нас запрещено, но тайно играют во всю".
Оказывается, играют не только на месте борьбы, но и сидя в ресторанах, дома, результаты передаются мгновенно по телефону.
В театре среди публики было много молодых женщин. "И это продукт времени, – заметил мой собеседник, – раньше женщины не могли посещать борьбы, правда, здесь большинство полусвет". Борцы пользуются большим вниманием гейш, которые, помимо любви, тратят на своих избранников и большие деньги.
Я спросил, как относятся к борьбе двор и высшее общество. Оказывается, и там большой интерес к борьбе. Высший сановник государства делает собственноручно прическу победителю. "Часто в аристократических домах для приглашенных лиц императорской фамилии вызываются борцы. По обычаю, они единственные люди, представляющиеся голыми даже императору", – заметил, улыбаясь, Уехара.
Подали угощение: деревянные ящички с рисом, рыбой и сластями, кулечек с миндалем и два апельсина, саке, воды, затем принесли лангусты и другую снедь. Угощалась и вся публика. Прислуга все время разносила кушанье, питье и фрукты.
При высокой входной плате – 3 иены – сбор огромный, и так по 10 дней два раза в году. Около места борьбы – целый базар. Сегодня весь день везло западу. Окончательная победа дает победившей стороне переходящее знамя на целый год.
Газеты переполнены статьями и расчетами, посвященными борьбе. Какое-то огульное помешательство.
На пути домой видел бегущего в белом человека. Это бежал в храм член семьи, в которой очень болен кто-нибудь из близких – ему не до борьбы. Унылый звон колокольчика долго раздавался в ушах.
Токио. 19 января
Ливень, тем не менее поехал в русский собор к обедне. Служба торжественная. "Херувимская" Римского-Корсакова взволновала меня красотой напева. В этом храме сохранялось еще огромное моральное влияние России, оно было особенно дорого теперь, в минуты нашего страшного унижения. Пил чай у епископа Сергия в обществе двух представителей англиканской церкви – один здешний, другой из Кореи. Меня поразило их благоговейное почтение к Сергию, при прощании они поцеловали его руку коленопреклоненные, со стороны бриттов это знаменательно.
Оба не любят японцев и в большой дружбе с Ноксом. Нокс вообще очень близок и к русским духовным представителям, видит в них одно из средств для вразумления "заблуждающегося" русского народа. "Утрата монарха может быть восполнена только религией" – это мнение не одного Нокса, и оно всерьез учитывается иностранцами.
Токио. 20 января
На дворе мороз. Первый раз из окна комнаты увидел дивную панораму Фуджи. Отовсюду видна эта белая, очаровательная вершина. Так понятно мистическое поклонение и обожествление ее японским народом.
В сопровождении Исомэ поехал в токийское военное училище. По идеально чистому двору подъехали к подъезду сравнительно скромного дома. У входа встретил заместитель начальника училища генерал М. (начальник училища в командировке в Сибири) и персонал училища. Обычные приветствия. Чай в парадной приемной.
С чаем недоразумение – внутри кусочка, брошенного в чашку, оказалось что-то темное, быстро окрасившее содержимое чашки в темный цвет. Я даже вынул половину кусочка из чашки, думая, что в сахар случайно попал сор. Оказалось, это был кофе.
Внутрь сахарных кусков вложены плиточки прессованного кофе, таким образом получается готовый кофе из брошенных в кипяток кусочков сахара.
В поданных изящных чашечках был просто кипяток, который я машинально принял за обычно светлый, слегка зеленоватый японский чай.
В тот же день был и в токийском кадетском корпусе, там такой же примерно прием. Для последовательности изложения начну с кадет.
Первоначальное военное воспитание и образование получается в Японии в кадетском корпусе. Корпус всесословный, имеет три приготовительных и два специальных класса. В последних двух, кроме общих предметов гимназического курса, преподаются и военные предметы. Воспитание резко отделяется от образования; то и другое ведется особыми лицами. Все преподаватели считаются военными, даже штатские люди.
Режим суровый. Отпуск только днем в воскресенье. Ночных отпусков нет. Изоляция от внешнего мира способствует большому развитию корпоративного духа.
В общем здоровые физически и хорошо тренированные кадеты в большом проценте имеют слабое зрение: многие в очках – это, впрочем, общий физический недостаток японцев.
Питание простое: миска вареного риса в 50 грамм, такая порция выдается три раза в день, тарелка крошеного мяса, смешанного с овощами, или рыба и кусочки какого-то зеленоватого фрукта и чай.
Обедают кадеты за столом, но едят по-японски – особыми палочками. Стоимость довольствия каждого кадета (для 1919 года), кроме стоимости риса, заменяющего наш хлеб, около 50 сен (40–47 коп. зол.). Спальни спартанские в весьма прохладных помещениях с настежь открытыми ставнями и дверями – на дворе стоял январь. Зато воздуху и свету обилие.
Помещения спален из ряда отделений по 6 кроватей каждое; на кровати стеганый матрац, очень узенькая простыня и семь одеял (летом пять), одно из них теплое. Маленький твердый валик заменяет подушку.
У стенки ящики с одеждой и обувь. Праздничное первосрочное обмундирование очень чистенькое.
Необходимо заметить, что в японской армии полнейшее однообразие одежды. Трудно отличить кадета, особенно старшего возраста, от юнкера или солдата. У кадет нет петлиц и звездочек на плечевых нашивках. Какое это упрощение в вопросе обмундирования! Нет, как в прежней русской армии, ни "серой пехоты", ни "пестрых гусар".
Принцип равенства в японской армии проводится твердо.
Классные помещения также весьма скромны. Всю мебель составляют коричневые парты – столы – для кадет; деревянное возвышение, стол и доска – для преподавателя. Стол для кадета – принца императорской фамилии несколько повыше, чем у других кадет, лучше окрашен, и скобы у ящика не железные, как у всех, а под серебро.
Бросается в глаза изобилие учебных пособий. Преподавание вдумчивое. Вот урок географии.
Учитель, почтенный японец в сюртуке и очках, объяснял кадетам горные массивы Азии. На классной доске висела очень рельефная карта берлинского издания Клиперта. Перед каждым кадетом на его парте (парта на одного) лежал атлас с точной копией той же карты меньшего масштаба, рядом учебник географии на японском языке. И то и другое как будто сейчас принесено из магазина.
Можно подумать, что эти чистенькие учебники специально выданы перед посещением иностранца, или японские дети так хорошо берегут казенные вещи!
На каждой парте кожаный чехол и дощечка с фамилией кадета. Объясняя по карте строение поверхности Азии, учитель на рядом стоящей доске широким мелом схематически изображал горные узлы и направление хребтов, причем все время короткими вопросами привлекал внимание учащихся, напряженно следивших по своей карте и схеме учителя за ходом урока. Ни о рассеянности, ни о сне не могло быть и речи.
Учитель ежеминутно вызывает кого-нибудь, и каждый должен быть готов к ответу. Спрошенный мгновенно вскакивал, произносил громкое "ха" и отвечал.
В методе преподавания чувствовалась строгая система, логическое развитие мысли и наглядная зависимость явлений природы одно от другого, например, климата от строения земной поверхности, комбинаций суши, воды и т. д.
Большое значение в корпусе придают изучению иностранных языков. Между прочим, кадеты весьма бойко читали и переводили с русского языка на японский по хрестоматии Покровского. Однако этот кажущийся успех был значительно ослаблен при моих попытках заговорить с кадетами во время перерыва уроков. Простые вопросы: "Сколько вам лет?", "Кто ваш отец?" – оставались без ответа. Окружившие меня мальчуганы только улыбались. Живой язык чужеземца оказался менее понятен, нежели книга.
Много уделяется в корпусе внимания и времени гимнастике, бегу и фехтованию на ружьях (старшие классы) и на мечах.
Удивительный бег у японцев. Они как будто бы не касаются земли и имеют вместо ног эластичные пружины.
По окончании корпуса кадеты на шесть месяцев поступают в войсковые части и оттуда уже в военное училище. Мера недурная, шестимесячное испытание в суровой казарменной обстановке – хороший фильтр для непригодных к военному делу.
Возвращаюсь к военному училищу.
В военное училище принимаются кадеты, предварительно отбывшие шестимесячное прикомандирование к войскам, причем в училище сосредотачиваются представители всех родов войск, то есть пехоты, конницы, артиллерии.
Проведение принципа единой военной школы имеет много положительных сторон: экономия, а главное – отсутствие розни между пехотой, артиллерией и другими родами войск, что постоянно чувствовалось в старой русской армии. Тогда особый "ученый" кантик мундира юнкера-артиллериста уже давал ему некоторое основание относиться свысока к "серости" своего товарища-пехотинца.
У японцев совершенствование специальности происходит потом, путем прохождения особых школ.
Условия жизни юнкеров те же, что и у кадет. Та же простота и скромность, начиная со стола, помещения и пр.
В училище уже серьезная военная подготовка, теория и практика военного дела и военной техники, иностранные языки, гимнастика и столь популярное в Японии фехтование на ружьях и мечах.
Сейчас прочно утвердилось в японских военных школах преподавание наряду с немецким и французским языками и русского языка. В пропорции 6:2:1, единица – число обучающихся русскому языку, на него приходится до 50 юнкеров из общего числа обучающихся в 800–1000 человек.
Фехтовальный зал, куда пригласил меня помощник начальника училища, – обширное деревянное здание. Юнкера в белых блузах и штанах и в белых легких головных уборах стояли отдельными группами, возглавляемыми инструкторами. Перед боем сверх указанной легкой одежды надеваются бамбуковые латы с набедренниками и хорошо пригнанные шлемы с наплечниками и рукавицы.
Вместо ружей употребляются особые бамбуковые палки с кожаным шарообразным утолщением на конце.
Все эти предосторожности весьма кстати при той ярости, с которой дерутся японские юнкера. Уже самая команда инструктора к изготовке, произносимая неистовым голосом, возбуждает сражающихся. Самый бой сопровождается такими яростными звуками "ха", "ха"… что, кажется, будто дерутся два смертельных врага.
Бой лишен красоты. Удары сыпятся довольно беспорядочно и сопровождаются стремительной беготней и яростными наскоками друг на друга. Бойцы, видимо, быстро утомляются, после двух-трех схваток тяжело дышат, но они учатся наступать.
Перед возвращением на свои места враги, стоя друг перед другом, вежливо кланяются.
То же увлечение и горячность и в национальном бою на мечах (несколько коротких бамбуковых палочек равной длины, схваченных обручами, чтобы не было очень сильных ударов сплошной массой дерева), на концах мечей то же круглое утолщение. Та же ярость, те же крики во время боя. Юнкер, у которого случайно выбивается оружие, бросается, нисколько не смущаясь, с голыми руками на врага. И правильно – или сближение грудь с грудью – зубы, кулаки, или все равно смерть от меча противника.
Мечом допускаются удары по голове, шее, в живот и по рукам выше кисти.
И у юнкеров, и у кадет в большом ходу игры: теннис, футбол и простое перебрасывание мяча.
В гимнастике много добросовестного желания изучить то, что показывается, но нет лихости и щегольства нашей молодежи. Прохождение по узкому деревянному рельсу никому из пытавшихся не удалось. Кадеты показывали очень трудное упражнение на железном брусе – подтягиваются на левой руке и правом локте, затем раскачиваются и выкидываются вперед.
И у кадет, и у юнкеров любезно снабдили учебными программами. У кадет, кроме того, пришлось и позавтракать.
Успели еще заехать в инженерно-артиллерийскую школу. Это одна из существующих в Японии школ, предназначенных для специализации в службе того или иного рода войск (пехоте, артиллерии, инженерных войск и т. д.).
В школе 2 отделения: артиллерийское и инженерное. Слушателей 300 человек от всех родов войск. Прослушавшие один курс возвращаются в войска как инструктора необходимых сведений по артиллерии и инженерному искусству.
Из этих 300 человек на второй курс попадают не более 100, из которых уже вырабатываются специалисты по артиллерии и по инженерному искусству для службы в арсеналах, заводах, крепостях и пр. И, наконец, из этих 100 человек 6–7 командируются вольнослушателями в университет для окончательного усовершенствования в артиллерийской и инженерной технике (конструирование, материальная часть) и для занятия высших руководящих должностей по этим специальностям.
Система преподавания в школе лекционная – три лекции в день по 1/2 часа – и практические занятия. Курс в общем более теоретический. Преподаются иностранные языки и верховая езда. Лаборатории школы бедны. Кроме приборов – модели орудий, мостовых укреплений, рельефный план Порт-Артура. В подвальном этаже – стрельбище в блиндированном коридоре.
Прикомандирование к университету избранных слушателей имеет большое значение. Не говоря об экономии (не надо особых академий), оно избавляет от излишней однобокости и замкнутости ведомственной специализации, расширяет технический горизонт, дает представление о тех технических возможностях в общегосударственном масштабе, которые могут быть полностью использованы с момента мобилизации армии.
Руководитель школы, генерал Ватанабе, имел ряд командировок во Францию, и поэтому он хорошо знаком с постановкой инженерного и артиллерийского дела у французов.
Вечером были Авксентьев, Зензинов и их спутники – заезжали проститься перед отъездом в Америку и затем во Францию.
Роговский передал письма от В. и Ч., из которых я узнал, что выехал из Владивостока своевременно. Подготовлялся мой арест и насильственная высылка за границу. Ч. на целых 8 страницах излагал свою теорию спасения России, но, конечно, без указания каких-либо практических путей к ее осуществлению. В. находит, что положение в Омске ухудшается, пророчит водворение большевизма тотчас же после ухода союзников.
Токио. 21 января
Поехал посмотреть частную жизнь японского генерала, воспользовавшись предложением генерала Х. посетить его семью. Он живет в небольшом собственном доме почти на окраине Токио, на склоне возвышенности с чудесным маленьким садиком и очаровательным видом на Фуджи – мечта каждого японца.
Х. оказался большим хлебосолом, угощал чаем из русского самовара и вместе с другими напитками смирновской водкой, до которой он, как и многие японцы, большой охотник. Годы, проведенные в России, прошли не даром. Пришли дети генерала – девочки-подростки. Я привез им цветы – чудесную гвоздику, были очень довольны, принесли свои фотографии, просили переслать моим детям.
Прислуга-девушка разговаривала с хозяином и гостями, опускаясь на колени. Я обратил внимание, что даже хозяйка дома и дочери перед входом в комнату, где мы сидели, делали поклон, при котором их колени тоже почти касались пола. Обычай, рисующий положение женщины в японской семье. При этом кажущемся унижении я в то же время не раз подмечал и во взглядах хозяина, и в его словах большую дружбу и теплоту как в отношении супруги, так и по адресу дочерей.
Приглашение на чай в японском обиходе имело большое значение. Им широко пользовались даймии при обсуждении политических вопросов. Важный даймия приглашал к себе нужных ему гостей. В общем зале устраивался общий обед, затем хозяин по очереди приглашал в ближайшую комнату на чай своих сторонников или просто нужных ему лиц для интимной беседы. Ни женщин данной семьи, ни прислуги при этом не допускалось.
Создавался невинный предлог для собрания и беседы с кем нужно, при полном отсутствии третьих лиц, которые могли бы разболтать слышанное или отнестись подозрительно к собранию.
Токио. 22 января