Произошло это вначале почти незаметно. Находясь в стенах 13 лаборатории в разгар напряжённых будней по реализации текущих задач, я обнаружил, что на соседнем рабочем столе, где трудился мой друг и боевой товарищ Евгений Георгиевич Разницын, появилось множество LC-банок – элементов дешифраторов, использовавшихся в те годы в многоканальной импульсной связи. "Вот наградили" – сказал Разницын в ответ на мой недоумённый взгляд. Наверное, он и сам не знал, зачем ему вдруг поручили создать рабочую модель дешифратора. Затем выяснилось, что в план лаборатории включён новый заказ "Галактика". Было это в начале 50-х годов. Руководителем заказа по 13 лаборатории был назначен Г. В. Кияковский (а не Г. Я. Гуськов, как пишут некоторые авторы). Как и зачем появился этот заказ, долгое время никто не знал. Сейчас, после опубликования ряда работ по истории ракетной техники и космонавтики и особенно книг ближайшего соратника С. П. Королёва, известного специалиста Б. Е. Чертока, многое стало ясным. Вопрос о прохождении работ по этой тематике применительно к 13 лаборатории и 108 институту в целом мало отражён в литературе, но представляет, на мой взгляд, несомненный интерес. История этого вопроса восходит к 1947–1948 гг., когда Б. М. Коноплёв читал студентам радиофака МАИ лекции по радионавигации. Тогда мы услышали такие понятия как угломерно-дальномерные и разностно-дальномерные системы местоопределения движущихся объектов. Сам Коноплёв запомнился высоким ростом, хорошо поставленным голосом с оттенками командного тона и неизменной медалью лауреата Сталинской премии на его пиджаке. Б. М. Коноплёв одним из первых в нашей стране стал заниматься разработкой методов радиоуправления ракетами дальнего действия. Для исследований в этой области был создан НИИ-885 (гл. инженер М. Рязанский, гл. теоретик Е. Богуславский), и, как пишет Б. Е. Черток, в пятидесятом году в него был переведён Б. М. Коноплёв. Коноплёв энергично взялся за дело, загрузив производственные мощности института настолько, что при таких сложных радиосредствах ракетчикам, как выразился Черток, "некогда будет заниматься собственно ракетой". Об этом было доложено генеральному конструктору С. П. Королёву. Сюда прибавлялись весьма непростые отношения Коноплёва с руководящими деятелями НИИ-885. По-видимому, опасаясь монополизма и его пагубных последствий для всей работы, Королёв решил продублировать это направление и обратился к академику А. И. Бергу с просьбой о создании параллельной линии работ в 108 институте. Было это в 1953 г. Учитывая полную загрузку Г. Я. Гуськова в то время, главный инженер А. М. Кугушев направил карточку на открытие НИР "Галактика" Г. В. Кияковскому. Так появилось в 108 новое направление. С 1953 по 1955 г. работа шла без особого напряжения. Проводились эксперименты, поиски схемных решений, составлялся отчёт. Но в конце 1955 г. возник переломный момент. Коноплёв ушёл из НИИ-885, и работа там "повисла", что грозило провалом. Оперируя аргументом сверхважности работы, радиочасть всего комплекса решили возложить на 108 институт, К этому времени в 108-м появился новый главный инженер – Т. Р. Брахман. Загрузка в институте была сначала достаточно высокая. Брахман сначала, как я понимаю, пытался отговориться, ссылаясь на автономный вариант. Но до автономного варианта было ещё плыть и плыть… И перед Брахманом встала сложнейшая задача: где добыть в напряжённом плане института людские и иные ресурсы, чтобы приступить к реализации заявленной работы. Самым трудным во всём этом были, однако, сроки. В течение года с небольшим надо было спроектировать, настроить и изготовить образец комплекса. Этот образец должен был стать основой системы радиоуправления ракетой Р-7, генеральным конструктором которой был С. П. Королёв. Как пишет Б. Б. Черток, главными показателями Р-7 были максимальная дальность, мощность боевого заряда и точность стрельбы. По первым двум показателям разногласий не было. Что касается последнего показателя, то "точность или КВО на 90 % определялась системой управления" (стр. 125).
Т. Р. Брахман вызвал Г. В. Кияковского и показал ему директиву и проект ТЗ. Осознав размах работы и требования к комплексу, Кияковский, по-видимому, понял, что надвигающаяся глыба может его и придавить Он почувствовал, что здоровье даёт сбой, возник спазм, ему стало плохо. Вызванный врач констатировал, что больному нужен покой. Ввиду неотложности дела Брахману ничего не оставалось, как продолжить разговор, теперь уже с Г. Я. Гуськовым. Так Гуськов стал руководителем нового заказа и главным конструктором ОКР "Днестр". О судьбе, трагической судьбе талантливого инженера и учёного Г. В. Кияковского я расскажу отдельно. А сейчас о новой работе Г. Я. Гуськова. Разобраться в присланных бумагах было непросто. Но Гуськов был не из тех людей, которые пасуют перед трудностями или страшатся будущих неудач. Чтобы определить объём работ, он вызвал компетентных представителей Богуславского из НИИ-885 и попросил подробных разъяснений. Постепенно прояснялись контуры задачи, которую предстояло решать. Необходимо было разработать приёмо-передающий радиокомплекс для траекторных измерений и передачи команд управления на борт стартующей ракеты. Такую работу 108 институт до тех пор не выполнял, сколь-нибудь подготовленных кадров для этого не имел. Прибывшие сотрудники НИИ-885 "утешили", сказав, что счётно-решающие операции они берут на себя, как и головную роль по всей ракетной тематике.
После обсуждения в коллективе существа новых задач Гуськовым был намечен предварительный план дальнейших работ. Он включал несколько этапов. Этап первый состоял в приёме сигналов бортового передатчика по каналам главного и зеркального пунктов. После декодирования сигналов по величине задержки импульсов вырабатывалось напряжение, пропорциональное разности дальностей "борт – главный пункт" и "борт – зеркальный пункт". Разностное напряжение далее передавалось по линии связи на борт, где в соответствии с методом Коноплёва-Богуславского формировались сигналы бокового отклонения и боковой скорости ракеты относительно плоскости стрельбы. Эти сигналы отрабатывались автоматом стабилизации, тем самым осуществлялась боковая коррекция и уменьшался до минимума угол рыскания. Этап второй заключался в разработке аппаратуры определения радиотехническими методами угла визирования стартующей ракеты. Требования к точности по углу превосходили более чем на порядок достижимые в то время. Достаточно сказать, что один из вариантов антенны составлял в диаметре 10 м (затем размер был уменьшен). Пеленгатор амплитудного типа должен был работать в режиме автоматического слежения. Естественно, что этот этап разработки был одним из самых трудоёмких.
Этап третий состоял в получении на главном пункте на основании измеренных данных информации о дальности до ракеты и скорости её изменения. Счётно-решающие устройства направляли полученные напряжения на датчики, которые определяли динамику полёта ракеты и выдавали для передачи на борт команду отсечки двигателя. Для реализации таких обширных планов нужны были квалифицированные специалисты. Брахман понимал, что 13 лаборатория не потянет такого груза работ, но, с другой стороны, прекрасно осознавал, что никто ему не простит, если он оголит другие, коренные направления деятельности 108 института. И Брахман пошёл по пути мобилизации всех не полностью загруженных специалистов, а также направил в распоряжение Гуськова вновь прибывших молодых офицеров.
Разработку уникальной антенны для пеленгатора Гуськов поручил И. Б. Абрамову. Всего нужно было разработать, если не ошибаюсь, до 40 блоков. Но главное состояло в том, чтобы "закрыть" важнейшие направления заказа. Старшим по отработке схемы пеленгатора Гуськов назначил Ю. М. Круглова, тогда подполковника, уже имевшего опыт работы в области систем автоматического регулирования. Разработку элементов СВЧ-тракта взял на себя подполковник О. С. Индисов.
Меня Гуськов вызвал в кабинет, где находился представитель НИИ-885 (фамилию его не помню, но говорил он от имени Е. Богуславского). Познакомились. Гуськов сказал: "Надо разработать датчики, дающие с большой точностью информацию о координатах стартующей ракеты (дальность, угол) и их производных (т. е. скорости изменения)". В качестве исходной "бумажной" модели гость передал мне принципиальную схему трёхступенчатого датчика. "Три ступени для уменьшения габаритов", – добавил он и пообещал привезти модель "живьём". В заключение Гуськов заметил: "Учти, что команды с датчиков передаются на борт ракеты, и она будет их отрабатывать".
1956 г. стал годом разработки аппаратуры по заказу "Днестр". На производство были отправлены чертежи макета антенны. Размеры антенны поначалу превосходили все возможности заводского оборудования, но упорной работой технологи с этой задачей справились. Однако для доведения точности пеленгации до требуемых кондиций схемщикам пришлось изрядно повозиться.
Ознакомившись с переданными мне материалами, касавшимися построения координатных датчиков, я понял, что надежда авторов на повышение точности съёма в многоступенчатом датчике при уменьшенных габаритах не оправдана, т. к. возникают практически не устранимые ошибки при переключении ступеней. Привлекая множество источников для расчёта потенциальной точности подобных устройств, я пришёл к выводу, что добиться требуемых параметров будет непростой задачей. Составив схему расчёта, я получил количественные данные, позволяющие оценить возможности создания и изготовления таких приборов. С этими данными я решил ознакомить специалистов смежных предприятий, имеющих опыт в этой области. Я объездил несколько предприятий с отрицательным результатом. Наконец, когда я приехал на опытное производство НИИ, в котором я и ранее бывал, мне показали образцы приборов, которые они выпускают. При этом сказали, что добиться указанных мною точностей просто невозможно. Я приехал в институт и рассказал Гуськову об увиденном, отдал результаты моих расчётов и выходные параметры, необходимые для создания приборов. Как я в дальнейшем понял, эти данные были включены в постановление Правительства именно тому НИИ, в котором я побывал. Вся эта история была уже почти позабыта, когда вдруг позвонили и сообщили, что пришла многотонная грузовая машина с упакованными приборами. Тогда ещё не было лифта, и человек пять еле справлялись, чтобы втащить на четвёртый этаж каждый из пяти привезённых ящиков.
Вся разработанная аппаратура была смонтирована в фургоне и вместе с антенной была отправлена в Тюротам в начале 1957 г. В степи, на выделенной позиции начались наладочные работы. Для имитации сигналов борта была использована вышка, но на определённом этапе при замере ошибок пеленгации её высота оказалась недостаточной и был задействован аэростат. Работы велись в тяжелейших условиях казахской полупустыни, но система радиоуправления всё же была подготовлена, и 16 мая 1957 г. состоялся успешный пуск королёвской ракеты Р-7, ознаменовавший начало эпохи межконтинентальных баллистических ракет. С помощью того же комплекса управления через несколько месяцев, а именно 4 октября 1957 г., был запущен первый спутник Земли. 12 апреля 1961 г. состоялся исторический полёт Ю. А. Гагарина. Как всякое пионерское начинание работа по созданию ракетного щита страны и космических аппаратов сопровождалась не только победами, но и неудачами, срывами и аварийными ситуациями. О них подробно пишет в своей книге "Ракеты и люди" Б. Е. Черток. Но вот что интересно. Среди множества факторов, о которых он упоминает, лишь один-два касаются нештатной работы или отказа радиокомплекса 108 института. Первый случай я хорошо помню, и заключался он в захвате сигнала бортового передатчика не основным, а боковым лепестком антенны пеленгатора, вследствие чего ракета пролетела мимо цели – Луны. Было это в начале 1959 г., когда Гуськов, прилетев с полигона, сообщил об этом факте. Немедленно были внесены исправления в схему, после чего подобные случаи были исключены. Другой факт был связан с отказом в работе электропитания, к чему мы, радисты, обычно не имеем отношения, т. к. существует спецслужба электриков.
Радиокомплекс проработал около 10 лет, и все успешные пуски в этот период производились с использованием радиоуправления. Поэтому мне представляется, что работу этого комплекса следует считать как весьма надёжную. В этой связи меня удивляет, что в своей книге Б. Е. Черток, подробно рассказывая об истории создания радиокомплекса для управления движением ракет, не счёл нужным даже упомянуть о работе коллектива 108 института. Чем можно объяснить игнорирование очевидных фактов со стороны автора книги и уважаемого специалиста, мне трудно сказать. Возможно, это связано с тем, что ракетостроители всё время надеялись на создание автономных навигаторов на борту ракет, с помощью которых можно было бы освободиться от радиоуправления. Однако почти 10 лет этого не удавалось сделать. Радиоуправление показывало существенно более высокую точность. Считая факт замалчивания работы большого коллектива людей, внёсших весомый вклад в ракетостроение и космонавтику страны, фактом несправедливости, я решил в меру своих сил восполнить образовавшийся пробел и рассказал об исполнителях заказа "Днестр" и о главном конструкторе Г. Я. Гуськове.
А. М. Кугушев
Из сказанного может сложиться впечатление, что все конструкторские работы 108 института заканчивались успехом и могли служить примером стратегически выверенного подхода к делу. Однако это не так. Бывали случаи завышенных авансов, которые затем на практике не оправдывались и работы прекращались. Значительно чаще имели место факты неучёта реальных свойств электронных приборов, являющихся основой построения будущей станции или всего комплекса. Но наиболее обидными выглядели истории успешной разработки и лабораторной сдачи аппаратуры, не выдержавшей, однако, испытаний в реальных условиях полигона или комплекса. Так что неудачи случались, иногда казалось, что ситуация безнадёжная, за горизонтом провал, но затем напряжённым трудом находился какой-то выход из положения, и работу, что называется, "вытаскивали" из ямы.
Хочу в этой связи остановиться на истории одной разработки, которую задали институту как головной организации отрасли. Был 1951 год, суровое сталинское время, и институт имел на своём счету ряд успешно выполненных опытно-конструкторских работ. Так что престиж института по тем меркам был достаточно высоким. И вот институту выдали заказ на создание радиолокационной станции дальнего обнаружения самолётов. Дело в том, что долгие годы, в довоенный и послевоенный периоды, шли дискуссии о путях развития систем обнаружения самолётов в интересах ПВО страны. Конечно, главным показателем для таких систем, по которому шли обсуждения, был связан с максимальной дальностью обнаружения целей. Естественно, что не забывали и о точности определения координат лоцируемых объектов. Спор касался также вида зондирующих сигналов – непрерывного или импульсного. Определённые преимущества импульсного метода зондирования закрепились после работ Ю. Б. Кобзарёва и его коллектива. Перед самой войной была разработана импульсная станция дальнего обнаружения "Редут" (РУС-2), которая затем усовершенствовалась и выпускалась во время войны и в послевоенный период серийно под названием "Пегматит". Станция работала в четырёхметровом диапазоне волн с максимальной дальностью обнаружения около 150 км. Как надёжное средство защиты ПВО станция имела много поклонников среди военных и гражданских специалистов. Я сам, работая на "Пегматите" в сороковых годах прошлого века помню, что эта станция считалась тогда большим достижением советской радиолокационной науки и техники. В условиях превалирования станций этого типа возникали, однако, вопросы, связанные с возможностями увеличения дальности обнаружения и повышения точности определения координат целей, что обуславливалось в частности переходом в дециметровый диапазон волн. Известно, например, что эффективная площадь рассеяния круглой пластины определяется не только площадью этой пластины (S), но и обратно пропорционально квадрату длины волны.
Что касается самолётов, то экспериментальные данные показывают, что в дециметровом диапазоне волн имеет место примерно такая же зависимость σ от длины волны. Несмотря на это, попытки получения выигрыша в дальности обнаружения путём перехода в дм диапазон, долгое время не приводили к успеху. Было ясно, что действовал ряд причин. Выяснить эти причины и спроектировать станцию в дециметровом диапазоне с улучшенными параметрами поручили 108 институту. При этом сохранялись разработки НИИ, специализировавшегося в области дальнего обнаружения. Почему выбрали именно 108 институт? Во-первых, здесь была мощная школа специалистов по распространению волн, во-вторых, налицо были успехи в разработке современных РЛС, в-третьих, институт был известен созданием мощных выходных приборов излучения УКВ диапазона; в-четвёртых, был сильный коллектив конструкторов радиоаппаратуры. Всё это предопределило, по-видимому, желание руководства дать возможность институту проявить себя в самой передовой области р/л техники. Имелись, однако, негативные моменты, которые, скорее всего, учтены не были. Институт не обладал опытом разработки станций этого типа, в то время как целый ряд организаций в стране доминировал в исследованиях по этой проблематике. В институте не было коллективов, в той или иной степени причастных к решению указанных задач. Не видно было и потенциального руководителя из главных конструкторов, который бы "горел" этой тематикой. Учитывать надо было и загруженность института другими заказами.