Русская ёлка: История, мифология, литература - Елена Душечкина 10 стр.


[328, 195]

Рождественские открытки начала XX века, сопровождаемые надписью "Мороз дедушка идёт, / Вам подарочки несёт" и изображающие Деда Мороза входящим в крестьянскую избу с ёлкой и с мешком подарков за плечами, где на него с изумлением смотрят ребятишки, вовсе не отражают реальности. Однако в предреволюционные годы крестьянские дети, видевшие ёлку в барских домах или участвовавшие в школьных ёлках, иногда устраивали её сами в одной из изб. В рассказе М.А. Круковского 1914 года "Своя ёлка" рассказывается о деревенских ребятишках, которые, после того как им не устроили ёлку в школе, сами срубают дерево, обряжают его тряпочками и конфетными обёртками и зажигают на нём свечи. Крестьяне удивляются: "Уделали ёлку, поют там, пляшут. Просто сказка. Чудно смотреть на них" [204, 354].

К праздникам ёлки и к связанным с ними мероприятиям отрицательно относилась и часть педагогов, считая, что эти праздники только "портят детей", а подарки "вызывают у них оскомину": дети, по их мнению, "не ценят ни ёлки, ни подарков, занимаются ими короткое время, привыкая к тому, что всё должно им "валиться с неба"" [250, 157]. Даже тогда, когда ёлка в России, как казалось, окончательно "укоренилась", член "кружка свободного воспитания" Е.М. Швейцер в брошюре "О вреде ёлок и подарков" (М., 1915) решительно выступил против устройства ёлок. Мемуаристка, пишущая о том, что Швейцер никогда не пускал на ёлки своих детей, комментирует его поведение: "Он в чём-то, мне кажется, "пересаливал"" [250, 157].

В полемике по вопросу о правомерности устройства праздника ёлки для детей сторонники елки встали на защиту "прекрасного и высокопоэтического обычая рождественской ёлки", полагая, что "в лесу всегда можно вырубить сотню-другую молодых ёлок без особенного вреда для леса, а нередко даже с пользой" [172, 1]. Профессор Петербургского Лесного института, автор книги о русском лесе Д.М. Кайгородов, регулярно публиковавший на страницах рождественских номеров газеты "Новое время" статьи о ёлке, уверенно заявлял: "С лесом ничего не станет, а лишать детей удовольствия поиграть возле рождественского дерева жестоко" [172, 1].

Отрицательное отношение к полюбившемуся обычаю вызывало возражение у части педагогов, воспитателей и писателей, которые всеми силами стремились отстоять ёлку и найти ей оправдание. Защитники ёлки настойчиво повторяли, что "рождественская ёлка имеет для детей огромное значение. Она даёт им столько удовольствий, что и выразить трудно… Этот обычай следовало бы поддерживать и распространять всеми способами" [478, 8]; "И сколько радостей она приносит для детей, сколько восторгов, сколько разговоров!" [478, 2-3].

Благодаря усилиям литераторов и педагогов ёлка вышла победительницей из борьбы со своими противниками. Новый обычай оказался столь обаятельным и чарующим, что отменить его так никому и не удалось.

Псевдонародная ёлочная мифология

Наблюдая за полемикой, которая велась вокруг ёлки с середины XIX века, можно увидеть, как параллельно с утверждением этого дерева в качестве рождественского символа намечается тенденция, свидетельствующая о поисках компромисса в вопросе о ёлке. В печати начали появляться тексты, в которых отчётливо проявляется стремление связать праздник ёлки с русской народной культурой. Думается, что этот процесс носил вполне сознательный характер. Инициатива принадлежала людям, с одной стороны, лояльным к Православной церкви, а с другой, не хотевшим лишать детей полюбившегося им праздника. Осознавая, сколь "благодетельна и желательна для детей праздничная ёлка" [478, 10], они упорно боролись против её отмены, считая это "безвредное развлечение" вполне "позволительным" [47, 457]. Так началась работа по созданию новой ёлочной мифологии, где образу ёлки придавался как бы "исконный", фольклорный (точнее сказать - псевдофольклорный) характер. Последовательность и отдельные детали этого процесса сейчас уже трудно восстановимы. Однако, просматривая рождественские номера педагогических журналов, детской периодики, а также всевозможные выходившие к Рождеству антологии, можно заметить, как в последней трети XIX века литература для детей начинает активно "насыщать" ёлку новыми значениями, связывая её с придуманными (чаще всего в результате несложных контаминаций) персонажами новогодней детской мифологии. (Аналогичные явления наблюдались и в других странах [см.: 508].) Эти новые представления о ёлке и о создающемся вокруг неё "мире" явились результатом коллективной деятельности и свидетельствовали о рождении нового "ёлочного фольклора", на первых порах получавшего распространение по преимуществу среди образованных слоёв городского населения.

Каждый из созданных в это время образов имеет свою историю и закреплённые за ними характеристики, но, соединившись в едином мифе, они предоставили возможность создавать литературные сказки, легенды, стихотворения, пьески, предназначенные для праздника ёлки. Они же позволили внести разнообразие в ёлочный праздничный сценарий, что было весьма существенно, поскольку праздник ёлки в детских учебных и воспитательных учреждениях требовал от педагогов определённой программы его проведения. Именно этот слой псевдонародной "ёлочной" мифологии в наибольшей степени способствовал укоренению ёлки на русской почве.

В новом для неё мире ёлка, продолжая оставаться сезонным растительным символом, стала связываться не столько с Рождеством, сколько с Новым годом и зимой, а пространственно - с лесом. Теперь из лесу её приносили Мороз, русский "старичок", "срубивший нашу ёлочку под самый корешок", "старички-кулачки" (что-то вроде русифицированных гномов), о которых рассказывала своим внукам бабушка, видевшая в лесу, как они заготавливали ёлки [360], Зима, которая "стучится к нам во двор / С свежей ёлочкой" [20, 441], или же "бабушка зима", как в известном стихотворении В.А. Соллогуба 1872 года:

Снегом улица покрылась…
Вот уж и сама
В гости к нам заторопилась
Бабушка зима.
Вся под белой пеленою
Ёлочку несёт
И, мотая головою,
Песенку поёт:
"Дети, к вам, на радость вашу
Ёлку я несу…
Ёлку всю я изукрашу.
Лакомств припасу.
Будут всякие игрушки:
Мячики, коньки,
Избы, куклы, погремушки,
Звери и волчки".

[403, 1]

Ёлка становилась не только главной героиней торжества, но и посланницей русского зимнего леса. На её ветвях в качестве украшения появились имитирующая снег вата ("Ватный снег внизу лежит / Наверху звезда блестит…" [85, 67]), блёстки, изображающие иней, шишки, грибочки и прочие лесные атрибуты. Вокруг ёлки закружились "снежинки" - одетые в белые платьица девочки, исполняющие дошедшую до нас новогоднюю зимнюю песенку-сценку: "Мы белые снежиночки…" [485, 124]. На праздник ёлки к детям начали приходить лесные жители: зайчики, белочки, ёжики, волки и медведи. Сценки с их участием, в том числе и народные сказки о животных ("Теремок", "Теремок Мышки", "Как комар убился" и пр.), стали на праздниках ёлки обычным явлением.

Если ёлки для взрослых постепенно соединились со святочными маскарадами, то формы детского ряженья в русской народной культуре вообще отсутствовали [160, 89-90]. В первые годы на детских ёлках ряженье также не было принято. Дети приходили на праздник просто в нарядных платьях. Однако постепенно, по мере вхождения ёлки в быт русского города, ряженье детей на ёлках становится всё более привычным: на фотографии 1892 года "Детский бал у новогодней ёлки" вокруг разукрашенного дерева толпятся дети в маскарадных костюмах. В наши годы ряженье детей на праздниках ёлки представляется нам совершенно естественным, и мало кто задумывается над тем, что столь знакомые нам детсадовские и школьные ёлочные маски и персонажи "ёлочных" текстов, неизвестные народной святочной традиции, были придуманы педагогами и писателями второй половины XIX века. Именно тогда начали оформляться персонажи праздника ёлки: Дед Мороз, Снегурочка, "бабушка Зима", Метелица, Снежинки, персонифицированные образы Старого и Нового года и другие новогодние образы.

Весь этот "лесной мир" вместе с ёлкой создавал атмосферу зимнего леса: игрушечных зверей вешали на ёлку, дети приходили на праздник в масках зайчиков, медведей и т.п., о зверях пели песенки и рассказывали стихотворения:

Вокруг стройного дерева, увешанного сверху донизу всякой всячиной, мы, дети, должны были петь и скакать, хлопая в ладоши:

Заинька вокруг ёлочки попрыгивает.
Лапочкой о лапочку постукивает!..

[245, 267]

Результатом этих перемен в организации праздника ёлки для детей явились и изменения в восприятии образа ёлки, растущей в лесу, в естественных для неё условиях:

Ёлка ветви свои опустила,
Белый иней осыпал её…
Отчего мне так близко, так мило,
Деревцо ты родное моё?

[88, 433]

О ели стали писать как о самом прекрасном из всех деревьев:

Широко раскинув ветви
В шубе снеговой,
Посреди поляны ёлка
Ввысь ушла стрелой.
На красавицу лесную
Лунный свет упал,
И огнями лёд кристаллов
В ветках заиграл.
Бриллиантовые нити
В хвое заплелись,
Изумруды и рубины
На снегу зажглись.
Ясной звёздочкой у ёлки
Светится глава…

[457, 28]

Теперь уже не только стоящее в доме наряженное дерево, но и растущая в лесу ель стала выступать в роли спасительницы и защитницы, укрывая от стужи и метели заплутавших детей и взрослых. Во многих произведениях говорится о том, как ёлка спасает "бедных зверюшек" от охотников и волков, укрывая их своими ветвями. В одной из сказок М. Юрьевой 1904 года поймавший зайца волк подслушивает, как старая ель рассказывает молодым ёлочкам, "отчего ёлки зелены": много лет назад ёлку благословил человек, поскольку она единственная из всех деревьев спрятала и обогрела его потерявшегося сына, проявив любовь, добро и сострадание. Разжалобившийся волк отпускает пойманного им зайчишку [493].

К концу XIX века детская литература буквально заполоняется литературными сказками о ёлке, лесных зверятах и птичках. В сказочке А. Ульянова 1900 года "Заячья ёлка" рассказывается о зайчике Белячке, жившем в доме вместе с детьми. Когда же летом его привозят на дачу, он сбегает в лес, где встречается с зайчиком Русачком. Перед Рождеством Белячок вспоминает о празднике ёлки в "человеческом" доме, рассказывает об этом своему другу, и они оба решают устроить в лесу "заячью ёлку" и пригласить на неё гостей. И вот к растущему на поляне прекрасному дереву сбегаются зайцы, начинают прыгать вокруг ёлки, беседовать между собой, есть капусту, морковку и другие овощи. Когда же к ёлке вдруг приходит Михайло Иванович Топтыгин, все зайчата в перепуге разбегаются в разные стороны [69]. Нечто аналогичное происходит и в сказке В.П. Желиховской 1902 года "Заячья поляна" [146]. И. Юрко в стихотворном рассказе 1911 года "Ёлка у медведя" повествует о том, как даже медведь, проснувшийся зимой и вылезший из берлоги, устраивает ёлку для лесных жителей:

Думал да гадал он.
Деток как утешить.
Детки небольшие,
Нужно их потешить,
Думал и надумал:
Деткам в утешенье
Нужно сделать ёлку
И для украшенья
Дикой стройной ёлки
Накупил игрушек…

…Притащились к Мишке
Два матёрых волка,
Были волченята,
И под свист метели
Хоровод устроен
Вкруг красивой ели.

[492, 48]

В рассказике "Пропадал и нашёлся", напечатанном в 1903 году в журнале "Малютка", повествуется о ручном скворце, который однажды вылетел в окно и на воле рассказал другим птичкам про ёлку в доме. После праздника дети решают не выбрасывать свою ёлку, а выставить её на оконный карниз, сделав из неё кормушку для птиц:

- Знаешь что, няня, - весело кричали детки ранним утром в погожий и мягкий зимний денёк, - милая няня, мы надумали вот что. Ёлочка теперь не нужна. Её хотят выставить в сад. Милая няня, устроим ёлочку для бедных птичек, которые живут за нашим окном. Мы навесим кусочков хлеба, насыплем зёрен и выставим ёлочку за окно…

[342, 11-12]

Вместе с другими птичками к ёлочке-кормушке прилетает клевать зёрна и их скворец.

В рождественском номере журнала "Мирок" за 1913 год дана картинка "Рождественская ёлка в лесу для птиц", а журнал "Тропинка" в 1911 году помещает "Загадочную картинку", на которой нарисована роскошная растущая в лесу ель с подписью под ней:

Лесной дед Корневик созвал на ёлку зверей, но, когда мы с вами пришли, они испугались и разбежались. Мы должны их отыскать. На ёлку пришли: лось, олень, кабан, 2 медведя, медвежонок, 2 лисицы, 3 волка, 5 зайцев.

[432, 967]

Подобные картинки-загадки со спрятанными предметами-персонажами с детства хорошо знакомы и нам.

Таким образом, принесённое из лесу дерево начинает вызывать в сознании образы зимы, зимнего леса, зимней природы, деревьев, среди которых ёлка росла, зверей, которые пробегали мимо или же прятались под неё, птиц, которые садились на её ветви, и т.п. Благодаря этому образ ёлки прочно срастается со знакомым зимним лесом, и в мечтах и снах уводит ребёнка в её родной лес:

И вдруг раздаётся сухой шорох игл, дверь моей комнаты отворяется, и входит большая ёлка, вся разукрашенная шарами, бусами, звёздами, золочёными орехами… Она протягивает ко мне зелёную ветку и говорит: "Пойдём со мной в мой родной лес! Там встретим Новый год!" И весь лес встречает с радостью свою разряженную подругу: как заскрипели, как застонали от восторга старые ели, сосны, пихты и кедры, увидев нашу ёлку! Как восхищались другие маленькие ёлочки её нарядным убором! Редко разбросанные по сторонам, утопающие в сугробах дубы, берёзы, осины и липы, лишённые листьев, одетые лишь снегом да ледяной бахромою, кивали ей: "Здравствуй, здравствуй, родная!"

[283, 181-182]

При утвердившейся связи ёлки с лесом наилучшим, самым естественным и вместе с тем романтичным местом встречи Рождества или Нового года становится именно лес. В очерке В. Романова "В гостях у дедушки Мороза" (1883) на новогодней ёлке старик рассказывает о том, как он с десятилетним сыном встретил на Рождество в лесу Деда Мороза: они возвращались из города, доехать до дому не успели, ночевали на заимке, и рабочие устроили мальчику ёлку в лесу с Дедом Морозом и ряжеными [357, 4]. В автобиографическом рассказе А.В. Круглова 1896 года "Ёлка в царстве зверей" мальчику, едущему в возке домой на рождественские каникулы, взрослые зажигают свечи на растущей в лесу ёлке, и эта ёлка на всю жизнь остаётся для него лучшим рождественским воспоминанием [202]. В рассказе Л.Ф. Черского 1904 года "Весёлая ёлка" мальчику также устраивается в лесу ёлочное торжество [470]. Организация праздника на природе, в естественных условиях, около растущей в лесу ели одно время становится даже модной. В рассказе А.И. Куприна 1911 года "Начальница тяги" молодых людей приглашают на праздник в окрестности Сиверской, где "ёлку предполагали устроить в лесу, - настоящую живую ёлку, но только с электрическим освещением" [211, V, 337-338].

На первых порах тексты о ёлке и её мифология связывались лишь с зимним праздничным сезоном - как будто бы положительные качества этого дерева проявлялись только в этот период. В другое время отношение к ней всё ещё оставалось нейтральным. Однако постепенно приобретённые елью свойства начинают закрепляться за ней и сказываются не только на зимних праздниках, но и в любое другое время.

Легенды о ёлке (чаще всего в переработанной драматургической форме) попадали в рекомендации по проведению праздников в детских заведениях и тем самым закрепляли в сознании детей этот прекрасный и поэтический образ. Костюмы лесных зверюшек, которые в детстве мы и наши дети надевали на праздники ёлки в детском саду и в младших классах школы, объясняются тем, что образы эти прочно утвердились в детской "ёлочной" литературе конца XIX века. Когда в конце 1935 года советская власть после нескольких лет борьбы с ёлкой (см. об этом далее) вернула её детям, именно эти произведения органично вписались в новогодний праздничный ритуал и дошли до наших дней. Они были не только практически полностью подхвачены детскими учреждениями, кинематографом и драматургией, но и существенно дополнены произведениями советских поэтов и писателей, сотрудников журналов "Мурзилка", "Пионер", "Вожатый" и другими, а также личной инициативой и фантазией детсадовских и школьных педагогов.

Украшение ёлки. Ёлочные игрушки

Наша ёлка зажжена.
Здравствуй, вечер благовонный.

В. Ходасевич. "За снегами"

Украшение культового дерева - явление обычное и многократно засвидетельствованное. Однако украшение рождественской ёлки выходит далеко за пределы всех известных фактов ритуального декорирования предметов растительного культа. Неординарность ёлки в этом плане заслуживает особого внимания: здесь вполне правомерной оказывается постановка вопроса об истории украшения дерева и символике предметов, которыми она увешивалась; здесь можно говорить об истории ёлочных украшений и их производстве; об изменениях, происходивших в самом ритуале украшения, о разных стилях, о моде на те или иные ёлочные игрушки, о семейных традициях и т.д. и т.п. Не имея пока полных и точных ответов на все эти вопросы, постараемся осветить их хотя бы в самых общих чертах.

Возвращаясь к началу - к новогоднему языческому культу ели у древних германцев, напомним, что в те времена к выбранному в лесу обрядовому хвойному дереву обычно прикрепляли горящие свечи, а на его ветви клали цветные тряпочки. С тех пор как ель превратилась в рождественское дерево, главная особенность её декора состояла в освещении: зажигавшиеся на ней свечи символизировали собой звёзды рождественской ночи. Вслед за этим на ёлку стали вешать фрукты - прежде всего яблоки: и в качестве символических даров младенцу Иисусу, и в знак того, что ель рассматривалась как райское древо, приносящее плоды. Согласно средневековому церковному календарю, 24 декабря является днём Адама и Евы. В Германии в этот день разыгрывались сценки о Рае. Перед представлениями актёры обычно проходили через весь город, причём Адам нёс "древо жизни", на котором висели яблоки [505, 74]. Затем на ёлке появились облатки - лепёшки из пресного теста, употребляемые католиками и протестантами во время причастия, которые, конечно же, соотносились со священными дарами дереву, ставшему символом Христа.

Назад Дальше