Три дерева - пальма, маслина и ёлка -
У входа в пещеру росли;
И первые две в горделивом восторге
Младенцу поклон принесли.
Прекрасная пальма его осенила
Зелёной короной своей,
А с нежных ветвей серебристой маслины
Закапал душистый елей.
Лишь скромная ёлка печально стояла:
Она не имела даров,
И взоры людей не пленял красотою
Её неизменный покров.
Увидел то ангел Господень
И ёлке любовно сказал:
"Скромна ты, в печали не ропщешь,
За это от Бога награда тебе суждена".
Сказал он и - звёздочки с неба
Скатились на ёлку одна за другой,
И вся засияла, и пальму с маслиной
Затмила своей красотой.
Младенец от яркого звёздного света
Проснулся, на ёлку взглянул,
И личико вдруг озарилось улыбкой,
И ручки он к ней протянул.
А мы с той поры каждый год вспоминаем
И набожно чтим Рождество…[353, 31-32]
Тот же сюжет был обработан Д.С. Мережковским в стихотворении "Детям", впервые опубликованном в 1883 году в детском журнале "Родник", а впоследствии под разными названиями неоднократно перепечатывавшемся в рождественских выпусках периодических изданий:
Ликовала вся природа,
Величава и светла,
И к ногам Христа-Младенца
Все дары свои несла.
Близ пещеры три высоких,
Гордых дерева росли,
И, ветвями обнимаясь,
Вход заветный стерегли.
Ель зелёная, олива,
Пальма с пышною листвой -
Там стояли неразлучной
И могучею семьёй.
И они, как вся природа,
Все земные существа,
Принести свой дар хотели
В знак святого торжества.
Предвидя неприкаянность земной жизни Христа, пальма обещает предоставлять ему приют под "зелёным шатром" своей кроны; "отягчённая плодами" олива даёт обет протягивать Христу свои ветви и стряхивать для него на землю "плод золотистый", когда он будет "злыми людьми покинут без пищи".
Между тем в унынье тихом.
Боязлива и скромна,
Ель зелёная стояла:
Опечалилась она.
Тщетно думала, искала -
Ничего, чтоб принести
В дар Младенцу-Иисусу
Не могла она найти;
Иглы острые, сухие,
Что отталкивают взор,
Ей судьбой несправедливой
Предназначены в убор.
Горестно поникают ветви ели, и, "между тем как всё ликует, / Улыбается вокруг", она начинает плакать "от стыда и тайных мук":
Эти слёзы увидала
С неба звёздочка одна,
Тихим шёпотом подругам
Что-то молвила она.
Вдруг посыпались - о чудо! -
Звёзды огненным дождём,
Ёлку тёмную покрыли.
Всю усеяли кругом,
И она затрепетала,
Ветви гордо подняла,
Миру в первый раз явилась,
Ослепительно светла.
С той поры, доныне, дети,
Есть обычай у людей
Убирать роскошно ёлку
В звёзды яркие свечей.
Каждый год она сияет
В день великий торжества
И огнями возвещает
Светлый праздник Рождества.[255, 204-206]
Из литературных легенд подобного рода ребёнок узнавал о том, что ёлку ему посылает "Боженька", а приносят её ангелы. В рассказе В. Евстафиевой 1905 года "Ваня" маленькая девочка спрашивает: "Няня, а ангелочки уже прилетели?" - "Прилетели, прилетели, родной мой. Будь паинькой, как я тебя учила, а то они улетят и ёлочку назад к Боженьке унесут" [130, 196]. И далее приводится реакция детей, увидевших нежданную ими ёлку:
Посреди комнаты, вся сверкая огнями, стояла небольшая нарядная ёлка. Вбежавшие дети с восторгом смотрели на неё и, радостно хлопая в ладоши, весело повторяли: "Боженька нам ёлку послал. Боженька добрый!"
[130, 199, см. также: 297]
Символическая соотнесённость ёлки с Иисусом Христом привела к возникновению образа "Христовой" или "Божьей ёлки", которая зажигается в небе рождественской ночью:
- Отчего, скажи мне, мама,
Ярче в небе звёзд сиянье
В ночь святую Рождества?
Словно ёлка в горнем мире
В эту полночь зажжена,
И алмазными огнями
И сияньем звёзд лучистых
Вся украшена она?
- Правда, сын мой.
В Божьем небе
Ночью нынешней святой
Зажжена для мира ёлка,
И полна даров чудесных
Для семьи она людской…[282, 1041]
Тот же образ разрабатывается во многих других текстах:
Чутко спят дети.
Их в сладких видениях
Ёлка манит с высоты…[90, 76]
Образ "Христовой ёлки" положен в основу известного в Европе рождественского сюжета о ёлке у Христа, на которую попадают дети-сироты, умершие в канун Рождества. Одним из первых произведений о "ёлке у Христа" стала баллада немецкого поэта Фридриха Рюккерта "Ёлка ребёнка на чужбине". Этот сюжет хорошо знаком нам по рождественскому рассказу Достоевского 1876 года "Мальчик у Христа на ёлке":
- Пойдём ко мне на ёлку, мальчик, - прошептал над ним вдруг тихий голос. … и вдруг, - о, какой свет! О, какая ёлка! Да и не ёлка это, он и не видал ещё таких деревьев! … Это "Христова ёлка", - отвечают они ему. - У Христа всегда в этот день ёлка для маленьких деточек, у которых там нет своей ёлки…
[123, XXII, 16]
Именно благодаря образу "Христовой ёлки" трагическое повествование о смерти ребёнка получает у Достоевского светлый финал. Сразу же после появления этого рассказа он становится образцовым рождественским текстом. Уже на следующее Рождество 1876 года о нём писали как о произведении, "отличающемся высокими поэтическими достоинствами (напоминающими творчество Гофмановского гения)", где "бедному замерзающему ребёнку снится ёлка с радужными огнями и плодами у Христа" [289, 871]. О широком распространении представлений о "Христовой ёлке" свидетельствуют многие тексты: в рассказе Е. Тихоновой "Рождественская ёлка" (1884) дочери лесничего, отец которой был посажен в тюрьму, Христос прислал с ангелами ёлку, пообещав, что вскоре он будет выпущен на свободу [420, 1808-1817]; в рассказе В. Табурина "Ёлка на небе" (1889) сын прачки, посланный за щепками для растопки печки, заблудился в городе и начал замерзать; его подбирает "барыня" и относит к себе в дом, где отогревшийся ребёнок видит наряженных ангелами детей и роскошное дерево, которое он принимает за ёлку, устраиваемую "Боженькой бедным детям" [418]; в рассказе некоего В.Н. "В лесу" (1898) девочка Дашутка, ища в лесу "тятьку", думает, как хорошо её умершему "братику" на небе, где "ангелы ему устраивают ёлку - большую, как у господ" [77, 4] и др.
Из легенд, сказок и рассказов о рождественской ёлке ребёнок узнавал, как она неизменно выступает в роли спасительницы и защитницы униженных и обездоленных; как её наличие в доме способствует выздоровлению тяжелобольных детей [468; 489], как вместе с ёлкой в дом возвращаются блудные сыновья, дочери, мужья и жёны, находятся потерявшиеся или же украденные дети [163], как в семью приходит мир и благополучие [120; 130; 9; 183 и др.]. В рассказе Е. Тихоновой "Рождественская ёлка" (1884) ёлка приютила и согрела мальчика, спешившего на Рождество в город к маме [420]; в рассказе К.В. Назарьевой "Потухшая ёлка" (1894) вместе с ёлкой к детям возвращается мать, а к отцу - жена, покинувшая его много лет назад [267]; в рассказе Коваля "Сочельник" (1894) вернувшийся на Рождество из дальних странствий разбогатевший возлюбленный героини приносит ёлку, делает ей предложение и высказывает желание усыновить её детей [190]; в рассказе А.И. Куприна "Тапер" (1900) именно на празднике ёлки происходит встреча маленького музыканта-тапера со знаменитым композитором и пианистом Антоном Рубинштейном, определившая его дальнейшую судьбу как музыканта [211, III, 84], и т.д., и т.п.
Согласно таким текстам, появление ёлки, само её присутствие создаёт благоприятную атмосферу, которая как бы стимулирует свершение счастливых событий. Ёлка становится для детей "путеводной звездою к добру", как в стихотворении С. Караскевича "Ёлка" (1904), в котором умирающая мать завещает отцу ежегодно зажигать ёлку "для сиротинок детей", надеясь, что это будет для них спасением:
Маяком она сыну блеснёт.
Остановит над пропастью дочь.[176, 1056]
Подобного рода рождественские "ёлочные" утопии в неисчислимом количестве заполняли праздничные номера газет и журналов, создавая идеализированные картины семейного счастья, которое принесла в дом рождественская ёлка.
Двойственность символики русской ёлки
Усвоение в России западных представлений о рождественской ёлке привело к тому, что образ её получил двойственный и противоречивый характер: оставаясь в народном сознании соотносимой с "нижним миром", продолжая традиционно использоваться в похоронном ритуале, где она выполняла функцию "древа смерти", ель одновременно с этим оказалась прочно связанной с темой Рождества. Вступившие в противоречие символические смыслы нуждались в мотивировке, что привело к возникновению особой группы текстов, пытавшихся связать эти смыслы и объяснить двойственность восприятия русскими людьми этого дерева. Так, например, согласно одной из "рождественских легенд", из ели, росшей на берегу Иордана, был сделан крест, на котором распяли Христа, отчего она и получила название "крестного дерева". С тех пор ели лишились счастья: они усыпают своими ветвями путь к могиле и точат смолистые слёзы. Но Господь, сняв с них проклятье, сделал их "символом светлым Христова рожденья", и поэтому теперь вокруг них слышны детские голоса и смех, а сами они ликуют и "славят Рожденье Спасителя мира" [35, 368].
Эти два смысла ели в некоторых произведениях перекликаются и дополняют друг друга, как, например, в сказке П.В. Засодимского "История двух елей" (1884), где рассказывается о судьбе двух ёлок-близнецов, одну из которых срубают на Рождество и, использовав на празднике, выбрасывают; через двадцать лет срубают второе, уже старое дерево; его хвоей устилают дорогу, по которой несут гроб с человеком, который когда-то мальчиком участвовал в празднике в честь первой ёлки [151]. В состоящем из трёх частей "Стихотворении в прозе" И.Ф. Лонжинского (1886) в первой части ("Ёлка") очаровательная девочка Липочка танцует на празднике детской ёлки; во второй части ("Ель") девушке Липе под елью объясняется в любви молодой человек; в третьей ("Ельник") - Олимпиаду правожают на кладбище по дороге, усыпанной еловыми ветвями [231]. То же в стихотворении Александра К. "Ёлка, Ель и Ельник" (1884) [173]. При слове "ёлка" в сознании всплывал и образ разукрашенного рождественского дерева, и хвойные ветви, использовавшиеся в погребальном обряде, и ёлки, посаженные на могилах: "И невольно вспоминается сегодня ещё одна ёлочка. Она зеленеет на одной из могил на русском кладбище в Sainte Geneviève des Bois", - говорится в печальном "Рождественском рассказе", написанном двумя русскими эмигрантами [490, 26]. Эта двойственная символика ели постоянно напоминала о себе:
Разгорелись ёлки яркими огнями.
Разубрались фольгой, лентами, цветами,
Любо деткам видеть, как гирлянды вьются,
Как из тёмных веток куколки смеются,
Будут всем подарки, и венки, и розы.
Детский сон украсят золотые грёзы.
Наши ж ёлки дремлют тёмные, густые, -
На дороге жизни сторожа немые -
Только ночи тускло светят им звёздами,
Да зима сурово кутает снегами,
Да по ветвям тёмным ледяным узором
Разубрал мороз их, проходя дозором.[284, 1086]
Полемика вокруг ёлки
Несмотря на всё возрастающую популярность ёлки в России, отношение к ней с самого начала усвоения русскими людьми этого обычая не отличалось полным единодушием: споры о ёлке, о правомерности устройства праздника в её честь сопровождают всю её историю. Приверженцы русской старины видели в ёлке очередное западное новшество, посягающее на национальную самобытность: она вызывала раздражение неорганичностью и уродливостью своего вторжения в народный святочный обряд, который, как считалось, необходимо было бережно сохранять во всей его неприкосновенности. Для других ёлка была неприемлемой с эстетической точки зрения. О ней иногда отзывались с неприязнью как о "неуклюжей, немецкой и неостроумной выдумке":
…взять из лесу мокрое грязное дерево, налепить огарков, да нитками навязать грецких орехов, а кругом разложить подарки! Ненатурально, и детям, я думаю, приторно смотреть, просто невыносимо! Копоть, жара, сор, того и гляди ещё подожгут какую-нибудь занавеску!
[98, 103]
Некоторые удивлялись тому, как это колючее, тёмное и сырое дерево, да к тому же ещё и мёртвое ("Труп уничтоженной ели, начавший слегка разлагаться…") могло превратиться в объект почитания и восхищения.
В последние десятилетия XIX века в России впервые стали раздаваться голоса в защиту природы и прежде всего - лесов. А.П. Чехов писал:
Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи… Лесов всё меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днём земля становится всё беднее и безобразнее.
[471, IX, 491]
В эти годы в печати прошла "антиёлочная кампания", инициаторы которой, тогдашние экологи и экономисты, ополчились на полюбившийся обычай, рассматривая вырубку тысяч деревьев перед Рождеством как настоящее бедствие. Среди них были и учёные, и публицисты, и писатели, как, например, Ф.Ф. Тютчев (сын поэта), который в рассказе "Горе старой ёлки" (1888) с тревогой отмечал, что в лесу перед Рождеством ежегодно вырубается множество стройных молодых елей [438, 1-2] (та же самая проблема, впрочем, стояла и в связи с вырубанием берёз на Троицу, против чего не раз выступали детские писатели: в рассказе А. Кедровой "Что случилось в лесу" мальчик накануне Троицы видит сон, побудивший его отказаться от рубки берёз [179]). В одной из литературных "экологических" сказок высаженная в кадку и поставленная в оранжерею Ёлочка, несмотря на хороший уход, тоскует по лесу и в конце концов умирает [375, 2-3].
Некоторые противники ёлки, сожалея о напрасно истраченной древесине, выдвигали на первое место экономические проблемы. К последним присоединился И.А. Гончаров в своём незавершённом очерке-фельетоне "Рождественская ёлка", над которым он работал для газеты "Голос" в 1870-е годы: "Крестовский и другие окрестные леса уже стонут и трещат под топорами!" - с тревогой замечает он. Писатель высказывает мысль о необходимости запретить этот обычай:
А на ёлку не мешало бы и проклятие наложить! Ведь эти ёлки такая же пустая трата леса! Вот хоть бы в Петербурге примерно двадцать тысяч домов: положить на каждый дом по две ёлки: будет сорок тысяч ёлок, а в домах бывает по десяти, по двадцати квартир - Боже ж ты мой! Сколько будущих домов, судов, телег, саней, посуды и всего прочего погибает даром!
[98, 100]
Распространению праздника ёлки и процессу его христианизации препятствовала и Православная церковь, а вместе с нею - ортодоксально настроенная часть русского общества. Если в лютеранских кирхах ёлку возжигали во время рождественской литургии, то в православных церквах еловые деревца (ненаряженные и не зажжённые) появились совсем недавно. В домах духовенства ёлка никогда не устраивалась. Церковные власти стали самым серьёзным противником ёлки как иноземного (западного, неправославного) и к тому же языческого по своему происхождению обычая. Запреты церкви на устройство праздников ёлки и осуждение приверженцев этого обычая сопровождали ёлку на протяжении всей её дореволюционной истории. Святейший Синод вплоть до революции 1917 года издавал указы, запрещавшие устройство ёлок в школах и в гимназиях: "Прежде для всех учащихся заведено было делать ёлку, по обыкновению, с наградой и сюрпризами; но вот уже года два как это удовольствие сочли за несоответствующее воспитательным целям" [72, 2].
Не была принята ёлка и в крестьянской избе: как отмечает Т.А. Агапкина, "в крестьянском быту восточных славян ни рождественское, ни новогоднее украшение домов еловыми ветками и срубленными деревцами в XIX в. привиться не успело" [3, 4]. Если для городской бедноты ёлка была желанной, хотя часто и недоступной, то для крестьян она оставалась чисто "барской забавой". Крестьяне ездили в лес только за ёлками для своих господ или же для того, чтобы нарубить их на продажу в городе. И "старичок", согласно известной песенке, срубивший "нашу ёлочку под самый корешок", и чеховский Ванька, в Сочельник вспоминающий поездку с дедом в лес за ёлкой, привозили её вовсе не для себя, а для господских детей. Чехов пишет о своём маленьком герое:
Он вспомнил, что за ёлкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Весёлое было время! … Срубленную ёлку дед тащил в господский дом, а там принимались убирать её…
[471, IV, 504]
Крестьянские дети видели ёлку только в том случае, если господа приглашали их к себе на праздник. Тот же чеховский Ванька просит своего деда:
Милый дедушка, а когда у господ будет ёлка с гостинцами, возьми мне золочёный орех и в зелёный сундучок спрячь. Попроси у барышни Ольги Игнатьевны.
[471, IV, 503]
Иногда о рождественском дереве крестьянские ребятишки узнавали из рассказов их родных, служивших у господ. В стихотворении Я.П. Полонского 1877 года "Ёлка" крестьянский мальчик в Сочельник спрашивает свою бабушку, долгие годы жившую в барском доме:
Наяву или во сне
Про рождественскую ёлку
Ты рассказывала мне?
Как та ёлка в барском доме
Просияла, как на ней
Были звёзды золотые
И гостинцы для детей.