"Предложение тов. Постышева" было принято к сведению молниеносно: уже в том же номере газеты помещена заметка, включающая в себя столь знакомую по старым временам сценку продажи ёлок на рынках Москвы: "Между рядами стройных зелёных деревьев, поставленных прямо в снег, снуют покупатели. Здесь жёны рабочих, служащих, инженеров, командиров Красной Армии. Здесь дети и подростки. Ёлки охотно раскупают. Приближается новый год, наступают школьные каникулы, и ёлка становится желанной гостьей в каждом доме, где есть дети". Здесь же с укоризной говорится о директорах некоторых крупнейших рынков столицы, которые "считают почему-то (почему бы это? - Е.Д.) продажу ёлок… нарушением каких-то никому не ведомых правил и "баловством"" [341, 3]. Газета также пишет о том, как трудно купить ёлочные игрушки и украшения на ёлку: в магазинах и на рынках их почти нет. Следующий номер "Правды", за 29 декабря, информирует своих читателей о телеграммах, в срочном порядке разосланных районным секретарям комсомола во все концы страны, "в которых рекомендуется под Новый год устраивать для пионеров и школьников ёлки как в школах, так и в детских домах, кинотеатрах и на катках"; предлагается "организовать заготовку ёлок, закупку игрушек и украшений", а также сообщается, что фабрики и заводы готовят для детей подарки к ёлке. Московский облисполком даёт указания райсельхозам о заготовке ёлок, которая будет проходить организованно, под наблюдением лесотехников [285, 8]. За подписью секретаря ЦК ВЛКСМ А. Косарева публикуется постановление о проведении 1 января силами комсомольцев и пионеров ёлок в школах, детских клубах и детских домах и о необходимости привлечения к этому делу родителей и школьных шефов [198, 8]. 30 декабря "Правда" помещает фотографию, на которой радостные, улыбающиеся мальчик и девочка рассматривают ёлку, установленную в витрине магазина. Подпись к ней гласит: "Магазин "Детский мир" Гормосторга выставил украшенную ёлку, пользующуюся у наших покупателей большим успехом". В том же номере "Правды" с удовлетворением сообщается о "бойкой торговле ёлками" на всех рынках Москвы; о "повышенном спросе на ёлочные украшения", о грандиозных ёлках, которые в новогодний вечер засверкают в московских парках культуры и отдыха; о больших и маленьких ёлочках, расставленных в харьковском Дворце пионеров; о тысяче ёлок, которые пройдут в Киеве; о ёлках, установленных на десятках катков Ленинграда, и т.д. и т.п. [484, 8]. 31 декабря на прилавках магазинов, согласно сообщениям в прессе, уже появился "расширенный ассортимент ёлочных украшений", артели и промкооперации предлагают покупателям "специальные ёлочные наборы, фигурные пряники и марципанные фигуры", а кафе, рестораны и крупные заводские столовые готовятся к организации ёлок в своих помещениях. В последний день старого года наконец отреагировала и провинция - корреспондент из Воронежа сообщает: "Многие колхозники сегодня выехали в лес за ёлкой" [76, 8].
Так, в течение четырёх дней (включая день опубликования статьи Постышева) в приказном порядке был "положен конец неправильному осуждению ёлки" и возрождён дореволюционный праздничный обычай. Но теперь, как следовало из напечатанного в "Правде" документа, ёлка называлась не рождественской, как прежде, а новогодней или просто - советской: "Итак, давайте устроим хорошую советскую ёлку во всех городах и колхозах".
На первый взгляд, возвращение "старорежимного" обычая в жестокую эпоху 1930-х годов может показаться удивительным. Но следует учесть, что реабилитация ёлки произошла через месяц с небольшим после того, как 17 ноября 1935 года на I Всесоюзном совещании стахановцев Сталин произнёс знаменательную фразу "Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее". Если помнить об этом, то причина возвращения ёлки становится более понятной. По мнению советских идеологов, ёлка, как и многое другое в дореволюционной культуре, могла послужить укреплению победившего режима, возвращая людям привычные радости жизни. Постановление о ёлке было воспринято с огромной радостью теми, кому были дороги обычаи старой российской жизни. Н.В. Устрялов, который незадолго до опубликования статьи Постышева вернулся из харбинской эмиграции в CCСР "участвовать в жизни страны", 31 декабря 1935 года писал в дневнике:
К Новому году - две радости: одна - бытовая, другая политическая (имеется в виду отмена ограничений для детей-лишенцев и нетрудящихся при поступлении в вузы и техникумы. - Е.Д.). Разрешена и даже рекомендована ёлка, и везде, повсюду - ёлочный энтузиазм, ёлочная вакханалия. В срочном, срочнейшем порядке мастерятся украшения, в "Детском мире" за ними густые очереди, в магазинных витринах сверкают отлично убранные ёлки, повсюду весёлые разговоры на соответствующие темы - прекрасно!
[395, 28]
Известный литературовед В.С. Баевский, которому в 1935 году было шесть лет, рассказывал мне, как обрадовалась разрешению ёлки его мать, детский врач С.И. Кессель, как она сразу же начала вспоминать и рассказывать ему о ёлках своего детства и тут же приступила к изготовлению ёлочных игрушек; как была устроена ёлка в его детском саду и как перед праздником им, детям, никогда не знавшим ёлки, воспитательницы рассказывали об этом обычае.
Ёлка оказалась "востребованной" в качестве одной из иллюстраций к знаменитой формуле: "За детство счастливое наше спасибо, родная страна!" "Старый мир чтил стариков, как своё прошлое, а советская власть чтит и лелеет детей, как своё будущее" [358, 208]. Об этом событии в жизни страны помнят многие мемуаристы:
Вероятно, в тот же год была разрешена (вместо "религиозной" рождественской) новогодняя ёлка для трудящихся семей. Кончились рождественские затемнения окон! Обычай зажигать ёлку двинулся от интеллигенции в рабочие семьи - и началось безудержное вырубание молодого елового леса, пока для этого не стали выделять специальные плантации.
[127, 289]
А.Л. Войтоловская, работавшая в середине 1930-х годов в Новгородском пединституте, рассказывает об устройстве ёлки для студентов в начале 1936 года: "На зимние каникулы приехала мама… За несколько дней ей удалось организовать чудесную ёлку и самодеятельность студентов…" [78, 42]. Главное управление по контролю за зрелищами и репертуаром разрешило демонстрацию "для всякой аудитории" в течение всего 1936 года киноочерка "С Новым годом", в котором были отражены "важнейшие события минувшего 1935 года", иллюстрировавшие слова "Жить стало лучше, жить стало веселее", в том числе и разрешённая ёлка [351, 9].
Следующий, 1937 год советский народ, уже забыв о запрете на ёлку, весело встречал с "зелёной красавицей", не подозревая, что готовит наступающий год многим из веселящихся возле наряжённого и светящегося дерева.
Р.Д. Орлова вспоминает:
У нас встречали Новый, тридцать седьмой год с шуточными стихами, вином, ёлкой, весельем и глубокой убеждённостью: мы живём в прекраснейшем из миров. Новый год олицетворялся самой миниатюрной из наших девочек - Ханкой Ганецкой. Саша (Александр Галич. - Е.Д.) внёс её на руках, завёрнутую в одеяло, к пиршественному столу… кто мог предвидеть, что Ханке предстоит пережить смерть мужа, что её отца и брата расстреляют, мать посадят, а ещё через год она сама пойдёт по этапу…
[295, 326]
В эти же предвоенные годы проходили и другие, мало кому известные ёлки. Об одной из них сохранился устный рассказ Агнессы Мироновой-Король, жены крупного работника НКВД С.Н. Миронова. Накануне 1939 года Миронов удостоился великой чести быть приглашённым с женой на встречу Нового года в Кремль. Рассказчица передаёт подробности этого события (которое, как она полагала, сыграло роковую роль в жизни её мужа) со свойственной ей поразительной непосредственностью:
Большой двухсветный зал Кремлёвского дворца. Сейчас я вам нарисую план - как стояли столы, где была ёлка и где кто сидел.
Среди зала большая пышная ёлка, связанная из трёх елей. Сталин в глубине зала за широким столом. Напротив Сталина за тем же столом - жена Молотова Жемчужина и другие партийные дамы, все в синих костюмах и платьях, только оттенки разные. Слуги обносили нас один икру, другой осетрину, третий горячие шашлыки и ещё что-то. Блюда были изысканны, разнообразны … Столы уставлены винами. ...Мы сидели с Серёжей за боковым столом слева; если смотреть на схему так, как я вам начертила, вот тут, у самой ёлки. Место наше - в середине зала и не очень далеко от Сталина - указывало на наше положение: тут тщательно соблюдали субординацию. Если нам определили такое место, значит, мы в фаворе.
В этом драматическом рассказе "связанная из трёх елей ёлка" выполняет роль ориентира: Агнесса с мужем сидели "у самой ёлки"; "вход был за ёлкой"; "и вот Берия поравнялся с ёлкой…" и, увидев Миронова, "индифферентно прошёл мимо". Агнессу, которая встретилась с Берией глазами, в этот момент "как ударило, точнее всё во мне словно сжалось" [495, 126]. Этот новогодний инцидент, по её мнению, и решил судьбу её мужа, одного из "людей Ежова", с которыми Берия в это время как раз расправлялся: на шестой день наступившего года, 6 января, Миронов был арестован, а через год расселян [318, 301-302].
Разрешённая властями ёлка как будто бы утрачивала свою легендарную способность охранять и спасать людей.
Легенда о человеке, подарившем ёлку советским детям
Передо мной лежит разворот газеты "Правда" за 28 декабря 1935 года. На нём помещён вполне ординарный для тех лет материал: левая страница целиком занята докладом С.С. Лобова на пленуме ЦК ВКП(б) о вопросах лесной промышленности в связи со стахановским движением; на большей части правой - окончание доклада Лобова; внизу слева - статья А. Розенгольца "Советский торговый флот растёт и крепнет"; в правом нижнем углу - телеграмма делегации американских армян, адресованная тов. Калинину. Американские армяне сообщают "всероссийскому старосте", что они "покидают территорию СССР с незабываемыми прекрасными воспоминаниями", благодарят за гостеприимство и выражают "глубокое чувство удовлетворения от того, что увидели". В середине, чуть-чуть сбоку - совсем небольшая заметка, едва занимающая шестнадцатую часть страницы: "Давайте организуем к новому году детям хорошую ёлку!" И короткая подпись внизу: П. Постышев. Приведу этот текст полностью:
В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на новый год своим детям ёлку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев.
Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как "левые" загибщики ославили это детское развлечение, как буржуазную затею. Следует этому неправильному осуждению ёлки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец. Комсомольцы, пионер-работники должны под новый год устроить коллективные ёлки для детей. В школах, детских домах, в дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах - везде должна быть детская ёлка!
Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне нового года ёлку для своих ребятишек. Горсоветы, председатели районных исполкомов, сельсоветы, органы народного образования должны помочь устройству советской ёлки для детей нашей великой социалистической родины.
Организации детской новогодней ёлки наши ребятишки будут только благодарны.
Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская ёлка является буржуазным предрассудком.
Итак, давайте организуем весёлую встречу нового года для детей, устроим хорошую советскую ёлку во всех городах и колхозах!
Ежегодной радости нашего детства и детства наших детей мы обязаны этой заметке. Перечитывая её, я пылюсь понять, каким образом и почему она появилась здесь, на странице "Правды"? Была ли "спущена сверху" соответствующая директива или же эта заметка явилась личной инициативой автора? Как было получено одобрение свыше? А без одобрения она, конечно же, не была бы напечатана. Могло ли случиться, что она так бы и не увидела свет? В таком случае, возможно, что все мы жили бы без ёлки вплоть до эпохи перестройки и развала Советского Союза, когда началось активное возрождение православных и народных обычаев - пасхальных, рождественских, святочных… Подобное течение событий представляется вполне возможным: ведь обходились советские дети без ёлки на протяжении почти десяти лет. На зимних каникулах устраивались новогодние вечера и карнавалы, организовывались "вылазки" в лес на лыжах, ставились спектакли, проводились военные игры. Об этом всегда сообщалось в прессе. Но ёлки не было. Так могло продолжаться и дальше.
Не исключено, однако, что "реабилитация" ёлки была предопределена не столько заметкой в "Правде", сколько фразой Сталина о том, что жить стало лучше и веселее, или же заметка Постышева явилась прямым следствием этой фразы. Но если возвращение ёлки было предопределено, то почему всё-таки заметка была напечатана за подписью Постышева? В последние дни декабря 1935 года в Москве проходил пленум ЦК ВКП(б), и Постышев как член ЦК ВКП(б), кандидат в члены политбюро ЦК и 2-й секретарь ЦК КП(б) Украины, конечно же, был в Москве, участвуя в работе пленума. Сам он на заседаниях не выступал, но его короткие реплики в адрес докладчиков отмечены в печати. Через два с небольшим года, переведённый с Украины на пост первого секретаря Куйбышевского обкома и горкома партии, он вскоре был арестован и ещё через год - расстрелян.
Но в конце 1935 года Постышев ещё был в силе, и потому вопрос, не явился ли он действительно инициатором восстановления отвергнутого советской властью обычая, многократно разруганного в печати предшествующих лет, представляется вполне правомерным. Дать достоверный ответ на этот вопрос пока не представляется возможным. Однако можно проследить, как в книгах о Постышеве, которые одна за другой начинают выходить после его посмертной реабилитации в 1955 году, создаётся легенда о человеке, подарившем ёлку советским детям. Как бы ни оценивать личность и деятельность Постышева, эта создаваемая мемуаристами и биографами легенда имеет такое же право на существование, как и старинная немецкая легенда о Мартине Лютере, превратившем ёлку в рождественское дерево, английская легенда о королеве Виктории и принце Альберте, подарившим его англичанам, и целый ряд противоречащих друг другу американских легенд о появлении ёлки в Соединённых Штатах. В какой мере они соотносятся с реальностью, с точки зрения мифологии, не столь уж важно.
Описания эпизода о "реабилитации" ёлки, с которыми читатель встречается в мемуарах и биографических произведениях о Постышеве, дают возможность понять, во-первых, как создаются легенды о возникновении или же восстановлении в новом качестве ритуальных символических объектов; и, во-вторых, - как создаются легенды о "культурных героях", давших или же вернувших людям эти символические объекты.
Мемуаристы и биографы освещают жизненный путь Постышева как профессионального революционера и истинного коммуниста, загубленного Сталиным и его приспешниками. Постышев, который во время Гражданкой войны проводил военно-полевые суды на Дальнем Востоке и, как одобрительно пишут о нём некоторые авторы, говорил при этом, что "у нас нет уложений о наказании, у нас есть классовая совесть и революционное самосознание" [117, 348], в дальнейшей своей деятельности в мирное время изображается как партийный руководитель, главной заботой которого были люди. Его дела по улучшению жизни и бытовых условий населения перечисляются с неизменной тщательностью: занимая пост секретаря ЦК партии Украины, он благоустраивает городской сад в Харькове (бывшем тогда украинской столицей), улучшает работу городского транспорта, заботится о санитарном состоянии дворов, сам обедает в заводских столовых, следя за качеством еды для рабочих, и т.д. и т.п. "Доброе сердце" - так называет свои воспоминания о Постышеве один из его сослуживцев [66, 171].
По словам биографов, особенную заботу Постышев проявлял о детях. "Павел Петрович, - пишет мемуаристка, - очень любил детей. Он находил время, чтобы побывать в школах, детских домах, пионерских отрядах … в учреждениях, клубах и даже при жактах (жилищно-арендных конторах), где были пионерские форпосты" [56, 266]. Ему приписывается идея создания "культурного уголка ребёнка в доме" [249, 276]. Именно он в 1933 году обратился с призывом к пионерам села собирать колоски во время страды (сбором колосков занималась и я, пионерка начала 1950-х годов). В 1934 году, когда столица Украины переносится в Киев, Постышев передаёт харьковской пионерской организации здание республиканского ЦК с тем, чтобы создать в нём первый в стране Дворец пионеров, получивший его имя. Газеты сообщали о том, что, когда он покидал Харьков, школьники, не желая отпускать его, организовывали заставы. Рассказывая о посещении Постышевым два года спустя этого Дворца пионеров, корреспондент замечает: "Товарищ Постышев известен своею исключительной любовью к детям и исключительной заботой о них" [358, 206]. На второй день после опубликования заметки о ёлке Постышев, как сообщила "Правда", послал работникам этого учреждения срочную телеграмму: "Организуйте детям во Дворце пионеров новогоднюю ёлку" [285, 8].
Авторы мемуаров о Постышеве и его биографы, характеризуя своего героя, никогда не забывают включить в число его праведных дел напечатанную в "Правде" заметку о ёлке: "Разве забудут старые комсомольцы призыв Постышева сделать красочными новогодние праздники? Какой живой отклик и у родителей, и у самой детворы встретило его предложение устраивать ёлки?!" [256, 245]. Как обычно и случается в процессе создания легенд, поступок Постышева мифологизируется: одна за другой рождаются версии, каждая из которых, с одной стороны, повторяет, а с другой - развивает предшествующую, дополняя её новыми деталями. Нас убеждают в том, что именно у такого и только у такого человека могла возникнуть мысль о возвращении ёлки.