Г.А. Марягин, по его признанию, "знавший и наблюдавший" Постышева "в течение многих лет", в книге о нём, вышедшей в 1965 году в серии "Жизнь замечательных людей", пишет, что Постышев заговорил о возвращении ёлки "как-то на одном из заседаний", вспомнив при этом "о ёлке в Сокольниках, на которую вместе с Владимиром Ильичом приезжала Надежда Константиновна Крупская". Сюжет "ёлки в Сокольниках" пересказывается Марягиным явно по памяти и с ошибками: не Ленин с Крупской приезжали к детям на ёлку, как пишет он, а Ленин навещал жену в Сокольниках, где она в декабре 1919 года отдыхала в помещении лесной школы. Автор откровенно модернизирует события: до 1935 года, когда ёлка была под запретом, этот эпизод из жизни вождя не афишировался; широко известным он стал только после разрешения ёлки. Далее Марягин вкладывает в уста своего героя фрагмент из заметки, напечатанной в "Правде", превратив её в речь, адресованную его партийным сослуживцам по Киеву: "В дореволюционное время буржуазия и чиновники всегда устраивали на Новый год своим детям ёлку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев" и т.д. Вскоре после этого заседания, как пишет Марягин, и была напечатана заметка Постышева в "Правде", а в газетах появились шаржи: "Идёт высокий сутулый человек, с хмурым озабоченным лицом, но лучистыми глазами и несёт большую новогоднюю ёлку с пятиконечной звездой" [249, 278].
Т.П. Брауде, бывшая в 1930-х годах на Украине крупным профсоюзным деятелем и знавшая Постышева по Харькову, и по Киеву, на теме "Постышев очень любил детей" делает особый упор. Фантазируя на основе заметки, напечатанной в "Правде", она приводит якобы слышанные ею факты о "тяжёлом детстве" Постышева: "У Павла Петровича было очень тяжёлое детство. Он рассказывал, как с завистью засматривался в окна богачей, где на рождество стояли нарядные ёлки, светившиеся огнями. Стоял и думал: "Неужели никогда мне не придётся побывать у такой ёлочки?"" Советский партийный руководитель предстает в воспоминаниях Брауде в роли того самого "малютки", который, заглядевшись в окно богатого дома на разукрашенное дерево, думает "хоть раз бы мне праздник такой!" (см. выше сюжет о "чужой ёлке"). Образ "друга детей" мифологизируется в соответствии с известной и давно затасканной литературной схемой. Помня о своём тяжёлом детстве, лишённом ёлки, Постышев и задумывает "подарить всем детям праздник ёлки". Мемуаристка считает необходимым дать современному читателю, не осведомлённому в истории русской ёлки, пояснение: "Дело в том, что ёлка, как и другие атрибуты религиозных праздников, в частности рождество, после революции отпали сами по себе". (Как они "отпали сами по себе", мы уже знаем.) Далее говорится об отъезде Постышева в Москву на пленум, где поставленный им вопрос о ёлке был решён положительно. По возвращении в Киев он организует "первую послереволюционную ёлку на Украине": лично распоряжается, чтобы во Дворец пионеров привезли самую большую, ветвистую ель, наказывает работникам не жалеть сил и средств, чтобы ёлка была "по-настоящему праздничной, красивой, нарядной": "…и пусть дети вокруг неё танцуют, поют, играют, радуются приходу Нового года. Раздайте им подарки". Все его наказы, разумеется, были выполнены, и ёлка получилась замечательной. Постышев, придя на праздник со своими детьми, спрашивает их: "Ну, как, нравится?" Те, конечно, отвечают: "Очень нравится!" Отец радостно усмехается и говорит: "Раз нравится и старым, и малым, значит действительно хороша" [56, 276-278].
В мемуарах сына Постышева Леонида (впоследствии - старшего научного сотрудника Академии общественных наук при ЦК КПСС) история возвращения ёлки излагается как семейная легенда. Однажды летом 1935 года, вспоминает он, отец, обращаясь к детям, вдруг произносит странную фразу: "Что-то мы всё-таки не додумали…" По словам сына, Постышев все насущные проблемы всегда обсуждал с детьми. На этот раз "чем-то недодуманным" оказалось запрещение ёлки. Леонид приводит речь отца, которая представляет собой вариант всё той же заметки в "Правде". Однако в его изложении эта речь приобретает мемуарный характер: говорится уже не о каких-то абстрактных "детях рабочих, с завистью через окно посматривающих на… ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев", а о самом Постышеве и его сверстниках: "С какой завистью мы заглядывали в окна богатеев, где вокруг наряженной и обвешанной подарками ёлки водили хороводы буржуйские дети". Составляя мемуары об отце, сын подготовился к изложению вопроса лучше, чем сослуживцы. В разговоре с детьми Постышев серьёзно обосновывает своё решение вернуть ёлку: теперь, когда появилась возможность дать детям рабочих радостный праздник, ёлку запретили как поповский предрассудок; однако при этом хорошего, весёлого праздника для детей так и не придумали. Попы были умнее: они, несмотря на то, что ёлка - обряд языческий, не стали с ним бороться, а использовали в своих интересах; "…подумал ещё и сказал твёрдо: "Вот будет очередной пленум ЦК, выступлю и поставлю вопрос о том, чтобы вернуть нашим детям этот чудесный праздник"". Отец напоминает детям о тех ёлках, на которых они сами присутствовали до наложенного запрета: "Да вы сами-то, наверное, помните, как маленькие веселились на ёлке?" Проблема обсуждается с разных сторон. Встаёт вопрос и о вреде, наносимом порубкой деревьев: "…но нам в школе объясняли, почему ёлку запретили: в лесу вырубали очень много маленьких ёлочек и этим наносили вред природе!", - замечает один из детей. Однако у отца уже всё продумано, и он без промедления отвечает, что ёлочки можно будет специально выращивать для продажи вблизи городов; "можно же делать их искусственными, из пластмассы или ещё из чего-нибудь, чтобы использовать не один год…" (Вопрос о ёлочных плантациях, насколько мне известно, не поднимался вплоть до 1960-х годов.)
Перед Новым годом Леонид тяжело заболевает двухсторонним воспалением лёгких. Когда отец уезжал на пленум, состояние сына было критическим. Вернувшись через несколько дней из Москвы, Постышев сразу же идёт к сыну, ставит на тумбочку возле его постели маленькую ёлочку, включает вилку в розетку - и "засветилась десятком маленьких стеклянных свечек красивая искусственная ёлочка": "Смотри, что я тебе привёз Москвы! Это подарок тебе и всем советским детям. С этого Нового года опять будет праздник ёлки!" Леонид моментально пошёл на поправку: подаренная отцом ёлочка способствовала его выздоровлению. В семье так и говорили, что вылечили его не врачи, а ёлка [333, 303-304].
В посвящённом Постышеву романе Валерия Исаева "Соратник Сталина", вышедшем в 1999 году и "написанном по недавно рассекреченным документам архива ФСБ", легенда о человеке, подарившем ёлку советским детям, получает дальнейшее развитие. Эпизод о ёлке развёрнут здесь в пространное повествование и оформлен как самостоятельная новелла. Материалом, помимо всё той же заметки в "Правде", послужили биографии и воспоминания о Постышеве, но главным её стержнем, судя по всему, явились мемуары сына, предоставившие автору почву для безудержной фантазии. Как пишет Исаев, незадолго до наступления 1936 года Павел Петрович устраивает со своими детьми домашний "партактив", на котором ставит "проблему государственной важности" - о возвращении ёлки советским детям. На вопрос, как они предпочитают встретить Новый год - с ёлкой или без ёлки, все дети, не задумываясь, дружно высказываются за ёлку, но тут же пугаются. Для оправдания своего крамольного желания они ссылаются на всё ту же "ёлку в Сокольниках": "Почему так получается? Все мы помним знаменитую ёлку в Сокольниках - во всех газетах писали про неё, про то, как у московской детворы побывали на ёлке Владимир Ильич Ленин и Надежда Константиновна Крупская, а теперь про ёлку и говорить нельзя?" Вопрос о ёлке был задан и больному Леониду. Подросток реагирует на него весьма скептически: "А кто вам её разрешит, разбежались, она отменена, как буржуйская забава, чуждая нам…" Отец молча наблюдает за детьми, но "в душе" он уже знает: "ёлка в стране будет!"
Выслушав мнение детей, отец делится сними воспоминаниями о своём тяжёлом детстве. Сюжет "чужая ёлка" приобретает в этом рассказе особенный драматизм: оказывается, маленький Павлик вместе со своими сверстниками, с завистью глядя в окна на ёки в богатых домах, рисковал жизнью: "…в такую же новогоднюю пору, перебравшись через высоченную изгородь господской усадьбы", они, дети рабочих, "подбирались к ярко освещённым окнам, за которыми горела огнями чудо-ёлка. Она будила воображение, влекла к себе"; "мальчишки с рабочих прокопчённых окраин Иваново-Вознесенска уже ползли к ней… казалось, со всех концов города была видна ёлка, которая могла стоить им жизни". Здесь следует напомнить, что даже в самых трагических рассказах о бедных "малютках", глядящих через окно на чужую ёлку, никто и никогда не угрожал им. В худших случаях они просто замерзали тут же под окном.
Стремясь подчеркнуть, сколь сильно "дети рабочих" желали иметь ёлку, Постышев продолжает:
И кто-то, помню, сказал, что видел в доме у ёлки мальчика, который был недоволен праздником, сидел кислый и хмурый, мы даже остановились посреди улицы - это казалось невероятным. С какой горестью взирал я на своих оборванных братьев, какой жестокой и несправедливой виделась мне их жизнь, а ведь они такие же дети, как и те, за освещёнными окнами особняка, и им, конечно, хотелось бы такую же ёлку, а такие же подарки на ветках, такой же праздник, хоровод…
Вспомнил он и об обстановке "спального" рабочего района Иваново-Вознесенска, где прошли его детство и трудовая юность, те комнаты, в которых о ёлке детям и мечтать было нельзя:
Вот так мы жили тогда. И куда было деться с ёлкой - не принесёшь же её в нашу "спальню", да и мало кому принесла бы она в ту пору радости. Наработавшись за день в цехе, не то что ёлочку, а жить не захочешь…
Включение в роман о человеке, все предложения которого (как пишут о нём) "казались заимствованными из самой жизни, возвращёнными ей по справедливости", традиционного сюжета о "чужой ёлке", приуроченного к пролетарскому периоду борьбы с царизмом, весьма знаменательно. Постышев, как стремится показать Исаев, на себе познал, что значит быть лишённым ёлки, и через всю свою жизнь пронёс память о страстном желании ребёнка с окраины пролетарского городка иметь ёлку. Это и стало важнейшим стимулом к его хлопотам по восстановлению отвергнутого обычая. Домашний "партактив" единогласно принимает решение "о необходимости восстановления празднования Нового года с ёлкой".
Павел Петрович едет на пленум, где, согласно автору романа, выступает с предложением об организации в стране новогодних детских ёлок. По возвращении домой он ставит у кровати больного сына, на выздоровление которого, по мнению врачей, уже не было никакой надежды, "крошечную искусственную ёлку, украшенную игрушками". Леонид перестаёт кашлять и встаёт с постели: ёлочка спасает его, вылечив от тяжёлой затяжной болезни, как это неоднократно бывало в традиционных рассказах о ёлке-спасительнице и избавительнице:
Всем им казалось, что на всём белом свете рядом с ёлкой никто никогда болеть не будет, потому что счастьем тоже можно лечиться, оно сильнее профессоров и лекарств.
[166, 296-301]
Как нетрудно заметить, текст этой новеллы опирается на штампы традиционных рождественских произведений о ёлке, начиная от страстного желания детей иметь ёлку и кончая самыми популярными и избитыми сюжетами о рождественском дереве - "чужой ёлке" и "чуде исцеления", свершающемся в его присутствии. Так на основе небольшой заметки, опубликованной в "Правде", была создана легенда о человеке, подарившем ёлку советским детям. В этой этиологической легенде, объясняющей существующий порядок, Постышеву приписывается роль "творца", "культурного героя", возвратившего людям утраченный ритуальный объект. Текст конструируется на основе определенного набора штампов и весьма ограниченной документальной информации. Процесс создания этой легенды показывает, каким образом происходит активизация архетипической структуры: вместо восстановления причинно-следственного процесса (почему ёлка была разрешена) создаётся повествование о "начале", "происхождении", "восстановлении" явления и о герое, который явился его "творцом" [см.: 253, 23-40].
Как сказал Пушкин, бывают странные сближения. Задолго до появления заметки Постышева, в 1919 году, А.И. Куприн напечатал в выходившей в Гельсингфорсе газете "Новая русская жизнь" юмористический святочный рассказ "Последний из буржуев", действие которого приурочено к концу 1935 года: накануне Рождества к единственному сохранившемуся в СССР "буржую" Рыбкину приходят "два комиссара", которые утешают его, просят не умирать и не переходить "на советскую платформу". А "буржуй" совсем раскис, бродит перед Рождеством по городу и с грустью вспоминает старые времена: "Вот, думаю, прежде у людей ёлка бывала… детишки… свечей много… золото сусальное блестит… бусы качаются… смолой пахнет. И так грустновато мне стало…" Вернувшись домой, он вдруг обнаружил у себя в гостиной небольшую ёлочку, "всю сияющую маленькими тёплыми огоньками":
Золотые и серебряные украшения весело поблёскивали. Тут висели, подрагивая и чуть раскачиваясь, миниатюрные гильотинки, изящные модели виселиц, топоры и плахи, серпы и молоты и другие революционные игрушки и эмблемы.
Как оказалось, эту ёлочку в утешение "последнему буржую" устроили те самые "два комиссара". ""В борьбе обретёшь ты имя своё", - пролепетал Рыбкин и заплакал. Заплакал от горя и умиления" [210, 77-78].
Ёлка Ильича
В обширной "детской" лениниане, которая на протяжении нескольких десятилетий создавалась советскими писателями, специализировавшимися на конструировании канонического образа В.И. Ленина, два сюжета имеют прямое отношение к нашей теме: "Ёлка в Сокольниках" и "Ёлка в Горках". Нескольким поколениям советских людей рассказы о Ленине, присутствовавшем на детских ёлках, были известны едва ли не с младенчества: их читали в детских садах, они включались в буквари, в школьные учебники и хрестоматии, они миллионными тиражами издавались в сборниках "Ленин и дети" (в 1983 году, например, тираж одной из таких книжек составил два миллиона шестьсот тысяч экземпляров [52]). Создание и тщательная обработка произведений, в которых вождь мирового пролетариата и основатель советского государства организует для детей ёлку, беспечно веселится и водит с ними хоровод вокруг разукрашенного дерева, вызывались необходимостью не только утвердить, но и постоянно поддерживать в детях культ "дедушки Ленина". У маленьких читателей или - чаще - слушателей этих произведений должно было возникать ощущение абсолютной естественности и правомерности описываемого события: ведь Ленин, как им постоянно внушалось, очень сильно любил детей.
Каждый из этих текстов - "Ёлка в Сокольниках" и "Ёлка в Горках" - имеет свою историю. Они возникли в разное время, основываются на разных событиях и разных источниках. Прежде чем был выработан их канонический вариант, оба текста тщательно и неоднократно редактировались. История их создания показывает, сколь строго в процессе формирования образа Ленина, идеализированного в человеческом отношении и безукоризненного в идеологическом плане, взвешивались и подтасовывались факты, фильтровались подробности и нюансы событий его биографии.
В основу "Ёлки в Сокольниках" положены воспоминания видного советского и партийного деятеля, сподвижника Ленина В.Д. Бонч-Бруевича. Эпизод о ёлке в Сокольнической лесной школе, на которой присутствовал Ленин, содержится в очерке "Нападение бандитов на В.И. Ленина в 1919 г.", который впервые вышел отдельной брошюрой в 1925 году в издательстве "Жизнь и знание". Через пять лет, в 1930 году, был опубликован цикл воспоминаний Бонч-Бруевича "Три покушения на В.И. Ленина", а год спустя увидел свет полный свод его "Воспоминаний о Ленине", который представляет собой довольно толстую книгу. В нём интересующий нас очерк имеет название "Нападение на Владимира Ильича Ленина в 1919 г.". Сюжетным центром этого очерка является не столько праздник ёлки, сколько эпизод нападения бандитов на машину, в которой Ленин ехал в Сокольники. Главная цель мемуариста состояла в изображении тех постоянных опасностей, которые подстерегали Ленина на его жизненном пути. И хотя в данном случае ему угрожали не "враги", а простые "бандиты", автору было важно донести до сознания читателей мысль о том, как часто Ленин подвергался смертельной опасности. Как рассказывает Бонч-Бруевич, в конце 1919 года Н.К. Крупская по настоянию Ленина едет, чтобы поправить здоровье, в лесную школу, расположенную в Сокольниках. Ленин часто навещает жену, и однажды в конце декабря он предлагает Бонч-Бруевичу отправиться в Сокольники вместе с ним, чтобы повидать Надежду Константиновну, а заодно и принять участие в детском празднике ёлки. Ленин даёт Бонч-Бруевичу деньги "для складчины" и наказывает ему купить продукты и игрушки для ёлки: "…доставайте, где хотите, пряников, конфет, хлеба, хлопушек с костюмами, масок, игрушек и поедем 24 декабря к вечеру" [51, 370]. Выполнив наказ, Бонч-Бруевич приезжает в Сокольники и обнаруживает, что Ленина ещё нет. Все с нетерпением поджидают его, дети отказываются начинать праздник без него, Надежда Константиновна беспокоится. Появившийся наконец Ленин прежде всего просит Бонч-Бруевича не волновать "Надю", а потом рассказывает ему о происшествии, случившемся с ним по дороге в Сокольники: на машину, в которой он ехал, напали бандиты, грозили револьвером, вышвырнули его и шофёра из машины, оставив на дороге, так что им пришлось добираться до Сокольников "своим путём". Бонч-Бруевич немедленно вызывает по телефону отряд курсантов для охраны лесной школы и, связавшись по телефону с Дзержинским, организует срочные розыски машины, которую в конце концов находят брошенной.
А тем временем в школе проходит праздник. Ленин ласково беседует с детьми, вызывая у них полное доверие к себе, организует хоровод вокруг ёлки, поёт песни, играет с ними в кошки-мышки. После того как на дереве зажглась иллюминация, устроенная местным электриком, "ликованию и радости детей не было конца, и всё ещё бодрей запели и закружились в дружном хороводе вокруг ёлки, которая переливалась разноцветными огоньками". Поскольку больше рассказывать о празднике было явно нечего, то автор снова и снова, слегка варьируя фразы, пишет о хороводе как главном ёлочном ритуале: "Вот опять и опять закружились вокруг ёлки, складно запели другую песню…"; "…и все понеслись быстрей и быстрей в радостном хороводе смеющихся и счастливых детей". Свой рассказ о ёлке в Сокольниках Бонч-Бруевич заканчивает фразой, характеризующей Ленина: "Ведь он так сильно и привязчиво любил детей!", после чего снова возвращается к теме о нападении бандитов и рассказывает, как проводилось расследование этого инцидента [51, 374-375].
Несмотря на то, что полностью мемуары Бонч-Бруевича были опубликованы в 1931 году, в самый разгар антиёлочной кампании, эпизод о ёлке в Сокольниках не был из них исключён. По всей видимости, этому способствовал ряд причин: во-первых, речь шла о событиях давнего прошлого; во-вторых, их автором являлось авторитетное лицо, ближайший соратник Ленина; в-третьих, в контексте всего корпуса воспоминаний эпизод о ёлке составил совсем небольшую и на общем фоне малозначимую их часть. И всё же до "реабилитации" ёлки в конце 1935 года рассказ о празднике в Сокольниках продолжал оставаться лишь мемуарным эпизодом: "для детского пользования" он не употреблялся.