Самый большой бизнес делается на потребностях, возрастающих по мере удовлетворения и удовлетворяющихся лишь иллюзорно. Для "прямых" ощущений не нужно ни разума, ни образования, ни интеллекта; нужен только чувственно-воспринимающий аппарат. Данный вид "предпринимательства" способствует процессу психологической американизации.
Процесс перманентного расширения "слепых пятен" рынка начался еще со времен "великой депрессии" на Западе. В конечном итоге оказалось, что в "зону ошибок рынка" входит практически все, что относится к долговременным условиям развития "человеческого фактора". Для мира современного капитализма свободная конкуренция остается как бы исторической, генетической основой. Но усиливающееся значение начинает приобретать политическая борьба по особым правилам.
Парадокс современной ситуации состоит в том, что главные адепты свободного рынка – западные либералы – вынуждены выступать против него. При свободном ценообразовании в объятиях невидимых рук рынка и потере политических рычагов управления цена на главный ресурс (нефть) обязательно увеличивается. В результате девальвируется доллар, что в свою очередь, ставит под сомнение гегемонию Запада на планете.
Америка безусловно стремится к контролю над энергетическими ресурсами планеты и хочет от России второстепенности. Но ей выгодны наши ресурсы против Европы и наш щит-меч против крепнущего Китая. Россия является стратегическим партнером Америки в Евразии. Выгода Америки состоит в том, чтобы иметь Россию под своим влиянием и в результате неэквивалентного обмена подпитывать свою финансовую систему.
Как следствие, в современной России "конкуренция" понимается в основном следующим образом: акционерное общество закрытого типа – АОЗТ – с емким названием "Кремль" реализует "геополитику большой трубы" и крутит вентиль в произвольном порядке, а толпа одноцветного электората на площадях приветствует его действия бурными, продолжительными аплодисментами. Каждый человек еще до достижения детородного возраста начинает понимать, что достигать "успеха" и "самоутверждаться" сегодня лучше всего во власти и у "крана". А вот "всесторонне развиваться" как раз и не очень надо. Кого надо и так "разовьют".
Адепты американской мечты обещали создать рыночный Эдем для россиян. Но следствием перехода данного типа социального идеала в мир российских явлений была социальная дезориентация населения и коллапс экономики. Младореформаторы и "шокотерапевты" большевистскими методами воплощали знакомый лозунг: "Отнять все (теперь уже у государства) и поделить!". В результате "терапия" досталась избранному меньшинству ("произошла приватизация доходов"), а долгий и непрекращающийся "шок" – всему остальному населению (на их долю выпала "национализация расходов").
В постсоветском обществе на первый план выходит владение собственностью и деньгами. Именно они открывают неограниченные возможности в новых условиях. Происходит качественное изменение в общественном устройстве – власть от номенклатуры с ее связями переходит к плутократии, владеющей деньгами и богатством.
Коррумпированные правители, занимающиеся отправлением политических и административных "функций" и не способные к эффективному управлению, воспринимают свои должности, как места за ломберным столом и жаждут западных кредитов. Но им ставится непременное условие: кредиты даются под программу демонтажа всего того, что можно отнести к внерыночной подстраховке "человеческого фактора".
Сегодня публичный или непубличный политик (чиновник) работает не из абстрактной любви к власти и не ради того, чтобы "наследить в истории". Безусловно, политик стремится к повышению своего статуса, но статус в данном случае выступает чаще всего как источник денег. Впрочем, деньги тоже нужны не сами по себе, а преимущественно как средство повышения статуса. A "status guo", в свою очередь, дает возможность из права согласующей визы алхимически извлекать определенную денежную ренту.
В распоряжении политиков и олигархов есть определенные средства реализации своей власти. Преимущественно это "негативная власть" денег и контроль над умами, возможность которого открывают находящиеся в распоряжении "олигархов" средства массовой информации (СМИ). Однако данная власть не стабильна и не воплощена в устойчивых структурах. В обществе нет большого желания и готовности подчиняться этой не "узаконенной" власти.
Только на первый взгляд для олигархов важен только "бубновый интерес" при абсолютной индифферентности по отношению к идеологии. На самом деле "экономическая элита" достаточно активно интересуется массовой идеологией и "думами" жителей страны. Олигархи скупают или финансируют СМИ, заказывают написание книг и создание по своим сценариям фильмов. Они тратят весьма немалые деньги на "промывку мозгов" простого люда и информационную войну против своих противников.
(Тележурналист С.Л. Доренко – основное "таранное" оружие "главного черта" России и "Крестного отца Кремля" Б.А. Березовского – сыграл немалую роль в изничтожении политического блока "Отечество" и раскрутке "Единства", превратившегося со временем в партию "Единая Россия").
В силу примитивности российской экономики, отрасли, в которых "реально делаются миллиарды", можно подсчитать на пальцах одной руки. В общем и целом, миллиардные состояния являются сферой финансовой, сырьевой и экспортно-импортной мафии. Сырьевая мафия объективно заинтересована в узкой специализации экономики, зацикленной на углеводороды и безопасности системы, обеспечивающей монопольное право на контроль "краника" и финансовых потоков.
Сфера производства, высокие технологии, наука, образование, медицина интересуют капиталистических недорослей, выросших на "приватизационном навозе", в лучшем случае не очень глубоко. В самом деле: зачем заниматься каким-то общественно-полезным трудом, рисковать, вкладывать деньги, если можно просто сидеть верхом на "трубе" или "контролировать финансовые потоки"? К тому же, даже если и обнаружится в этих областях деятельности какой-нибудь рыночный резон с "реальным откатом", гипотетические прибыли будут много меньше тех, что получаются в сфере финансово-сырьевого паразитирования.
Олигархи как волевые сверхчеловеки "свободного" (от социальных ограничений) рыночного общества выступают как антиэтатисты, тяготящиеся государством-"левиафаном"; им противостоят "ленивые от рождения" и социально незащищенные "недочеловеки", адресующиеся к государству в поисках защиты и минимальных социальных гарантий. Но в современной России слабое государство как "удобный и компактный поставщик услуг" для сверхчеловеков почти всегда игнорирует интересы слабых и делает их еще слабее.
Россия в конце XX века была близка к "естественному" состоянию, описанному самым последовательным этатистом (от фр. " etat -государство) среди философов Т. Гоббсом в "Левиафане". В данной социальной конструкции отсутствует центральное правительство, ограничивающее действия индивидов и их выбор средств достижения цели. Должностные лица, "теоретически" обязанные следить за порядком и исполнением законов ("сдерживать отдельные эгоистические атомы"), на практике предоставляли частные охранные услуги, конкурируя на одном экономическом поле со своими оппонентами из преступных группировок или других неформальных силовых структур.
Слово "справедливость" в современной России чаще всего используют преступники и политики. Право становится биметаллическим – золота и свинца (по Веллеру), а различия между общественным и личным, государственным и частным, законным и незаконным – весьма условными [112] .
Со времен Платона, а на самом деле еще раньше, люди строили теоретические модели справедливого государства. Существует несколько теорий возникновения государства. Их суть в конечном итоге одна и состоит в следующем: люди стремятся к такой организации своего сообщества, чтобы в сумме быть сильнее. Изначально государственная политическая власть представляет собой результат стремления человека к максимальнымдействиям, которые возможны только системой, коллективом, государством. Сущность власти состоит в том, что она позволяет (заставляет) человека реализовывать свою энергию и совершать максимально возможные действия.
Государство как надличностная структура успешно развивается и является сильным до тех пор, пока его подъем и существование реализуется в интересах общественных сил. Современное слабое государство как "комиссия по дележу и ликвидации наследства" и "честный централизованный рэкет" не способно контролировать и направлять мощные социальные процессы и само является игрушкой в их руках.
Структурный кризис может произойти практически в любой сфере государственного устройства, но наиболее глубоким он становится в том случае, если затрагиваются государственные "устои" – способность контролировать силу, вершить правосудие и собирать налоги. Практическим выражением фрагментации или структурного кризиса является расширение возможностей для ведения "силового предпринимательства" и появления олигархов.
Для олигархов неформальное государственное прикрытие играло роль организованных преступных группировок для малого и среднего бизнеса. Неофициальная государственная "крыша" представляет собой особый тип коррупции и избирательного использования государственных средств в интересах частных лиц или групп. В этом случае применение закона легко превращается в форму шантажа, конкурентной борьбы или наказания. Сугубо же криминальные формы силового партнерства ненадежны и лишены долгосрочной перспективы [113] .
Повышение "системности" организованной преступности и ее относительная легализация являются результатом рекрутирования в криминальную среду специалистов и профессионалов: представителей спецслужб, Вооруженных сил и правоохранительных органов.
На вопрос о том, что ныне происходит с Россией, следует, очевидно, ответить следующим образом: если в настоящее время Россия – буржуазная страна, то совсем не такая, как "классические" буржуазные страны. В России капитализм реставрировался, с одной стороны, на почве мелкобуржуазных тенденций, которые проявляли себя при социализме и способствовали к его разложению; с другой стороны, капитализм в Россию во многом привнесен извне или списан с других стран.
Лишь только на первый взгляд может показаться парадоксальным следующий тезис: Советский Союз с партократами и диссидентами мог считаться капиталистической страной с несколько большим основанием. В СССР не разрушался собственно капитал, являющийся не только деньгами, но и средствами производства (оборудование, технологии, квалифицированные работники и система их обучения).
В условиях изменения геополитических ландшафтов "развитые" страны обычно не углубляются в сложные процессы, идущие в "депрессивных" регионах мира. Между тем именно "транзитивные" общества демонстрируют свою потенциальность. Она проявляется в способности непрерывно генерировать новые идеи и альтернативные варианты развития. Там, где есть опасность, есть также и возможности возрождения. Следует надеяться, что именно данные процессы способны "освежить" дыхание Истории и сообщить ей новое качество, создав предпосылки для понимания миром красоты Духа.
Мудрый министр иностранных дел A.M. Горчаков после поражения России в Крымской войне высказал емкую фразу: "…Россия сосредотачивается". Современная "гипсовеющая" Россия снова должна "сосредоточиться". Для этого надлежит (пере)определить границу между возможным и невозможным.
11. Политика как искусство невозможного
Образно говоря, Россия как земная собственность русской идеи есть страна непредсказуемого прошлого и с большим трудом обсуждаемого будущего. Весьма актуальна выработка стратегической линии и идеологии выхода страны из нынешнего "транзитивного состояния" в завтрашний, а не вчерашний день человеческого сообщества. Следует определить, откуда и куда надлежит двигаться России в исторической перспективе.
Имеющий политические глаза да видит, что "переходные" явления в современной России является результатом утраты страной перспективного мышления и "имперской гравитации". Следует не забывать, что всякая империя опирается не только на силу [114] , но и на мессианское призвание. Империя – не только грубый захват, но и фундаментальная государственная работа и созидание. Империи не удались как раз у тех, кто пытался целиком захватить весь мир – у Александра Македонского, Чингисхана, Тамерлана.
Геоисторическая сущность, не "знающая" своего призвания и не движимая позитивной энергией созидания, не может остаться в целости. Тем более она не может "успешно" развиваться. В современной России событий масса, а кардинальных сдвигов нет. Реформа в классическом смысле этого слова возможна только в том случае, если реформируемая субстанция не ведет себя как полноправный субъект.
Чтобы прагматическая мораль "успеха" овладела сознанием сторонников "мистического традиционализма", она должна находить свое подтверждение в реальном социальном опыте. Но опыт народов, подключившихся к стратегии "догоняющего развития", ее часто не подтверждает. Это касается и нынешнего российского народа. Толпы рефлектирующих граждан испытывают странное чувство социальной тоски. В стране нет драйва.
Согласно Аристотелю, политика (polί-много, tikos-интерес) есть "всеобщее благо". Если политика как "концентрированное выражение экономики", по В.И. Ленину, правильно отражает потребности развития материальной жизни общества, то она становится преобразующей силой.
В основу политических реформ в России был положен принцип, согласно которому первичной социальной единицей является не общество, а лишь некое аморфное и случайное собрание индивидов, своего рода "гора социального песка". В современной России на месте коллективной идентичности больших субъектов истории прогнозируется появление разрозненных социальных атомов – кочующих в поисках (материальной) удачи "граждан мира". Безродность современного человека прогрессирует, несмотря на то, что он имеет комфортабельное жилище и может свободно перемещаться по всему миру. Рассуждать о "всеобщем благе" стало возможным лишь на кухне, в Интернет-сети и малотиражных изданиях.
В настоящее время политика сводится преимущественно к сеансу гипноза и игре аффектами. В отличие от Перикла [115] , современные ораторы не стремятся привлечь слушателей твердой логикой, уверенностью в своей правоте и истинностью своей позиции. Население в нынешней политической системе превращается в некую биомассу для социал-дарвинистских экспериментов.
Политика становится игрушкой средств массовой информации, избирательных технологий и политической рекламы. "Конвергируя" с хрематистикой, политика и геополитика становятся выгодным видом бизнеса и чаще всего понимаются как "искусство возможного" [116] в русле существующей системы. Результатом обычно становится новая расстановка сил и политический компромисс, допускающий возможность перераспределения финансовых потоков. В мире ускоряется глобальный передел собственности по понятиям. Российское добро не спешит домой из "оффшорной одиссеи".
Успешный афроамериканец, ставший Президентом США, Б.Х. Обама порицает ситуацию, в которой политика становится бизнесом: "…политика сегодня стала бизнесом, а вовсе не миссией.. ." [117] .
Современный политик как "совесть нации" склонен утверждать и повторять, что былое утопическое напряжение как символ остывшей веры трансформировалось в сознательное или бессознательное подчинение сложившейся ситуации.
Для "общественных мудрецов" чрезвычайно важно одержать победу таким образом, чтобы "виктория" выглядела как результат титанического сверхнапряжения всех душевных, интеллектуальных и физических сил в поиске компромисса. Появилась новая профессия имиджмейкер, что в переводе на русский язык означает "создатель образа". Теперь политиком надо не "быть", а "слыть" и "казаться". Если образ составлен правильно, человек становится великим, а кандидат на какой-либо пост (президента, депутата) избирается. Хотя сам кандидат очень сильно отличается от образа.
Подавляющее большинство политических структур и блоков в современной России являются идейно эклектическими и сугубо конъюнктурными: не левыми и не правыми, не консервативными и не либеральными. Практически все политические партии (Единая Россия, КПРФ, Родина, Яблоко, СПС) представляют собой по сути PR-проекты, которые формировались и запускались под очередные выборы политиками и чиновниками, а также частными заинтересованными инвесторами и консультантами. Страну заполнили полчища лже-пророков с маловразумительными идеями и экспертными псевдомифами.
В результате анализа программ современных политических партий можно заметить их ориентированность преимущественно не в будущее, а на прошлое и настоящее. Актуализация идеала (цели) и планирование будущего представляются обычно примерно в таком виде: "все будет хорошо под нашим руководством", "увеличим, удлиним и углубим ВВП на определенное количество процентов".
Даже при большом желании конструктивно воспользоваться такой программой не представляется возможным. Поэтому текущая работа партий ориентирована на сиюминутную политическую суету, реагирование на ускользающее настоящее. Вполне очевидна неспособность этих пропагандистских установок быть руководством или алгоритмом социального действия. Власть правит именем навсегда закрепляемого отставания. Чаемой же программы строительства Царства Божьего на Земле никто не предлагает.
Официальная оппозиция вполне удачно адаптировалась к нынешней ситуации "управляемого хаоса". Прикрываясь торжественной риторикой и демагогией, она впустую растрачивает историческое время и толкает страну в направлении очередного социального кризиса, предвестием которого становится неуправляемая инфляция. Инфляция ("вздутие") с философской точки зрения представляет собой не просто обесценение денег, а практическую реализацию одного из законов диалектики по переводу качества в количество.
Иными словами: Россия утрачивает экономическую и эмоциональную связь с землей и не может обеспечить свое собственное пропитание. Россия переводит дорожающее земное богатство в обесценивающиеся бумажные "фантики". Образно говоря, она "выходит в тираж". Истинные организаторы инфляции поставлены во главе "борьбы" с ней. Денег все больше, реальности все меньше – это и есть инфляция, или точнее и образнее, все более надувающийся глянцевый мыльный пузырь [118] .
Главная "оппозиционная" сила в лице КПРФ и НПСР много лет выпускает пар социального и патриотического недовольства в безопасный гудок и всегда готова "конструктивно" договориться с любой властью. Обладая воинственной риторикой, КПРФ как "спарринг-партнер" для "Единой России", всегда в "трудный" момент поддерживает Кремль, несмотря на возникающую в связи с этим напряженность со своим электоратом. Парламентские коммунисты уже давно ничего не говорят ни о пролетариате, ни о революции, ни об интернационале.
Проблема состоит в том, что исчерпан потенциал идеологий некогда "классического" политического спектра – и правых, и левых. Эта исчерпанность ярче всего проявляется в том, что любое позиционирование на этой шкале порождает в обществе "автоматическое" признание оптимальности "центризма" и как следствие – бесконечное самовоспроизводство адептов нынешнего status-guo.