Глава III
ПРАВОСЛАВИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ РОССИИ
В конце X в. молодая Киевская Русь переживала эпоху кризиса язычества. Ко времени становления государственности Руси основные цивилизации Ойкумены развивались в рамках монотеистических религий. Приобщение к цивилизации, которого требовало становление государственности, с необходимостью двигало Русь к принятию одной из мировых религий. В 988 г., после долгих раздумий и безуспешной попытки реформы местного язычества, киевский князь Владимир Святославич принял крещение по православному обряду, введя тем самым православие как господствующую религию государства.
Почему было избрано именно православие? В толковании этого вопроса существует две устойчивые традиции. Если дореволюционная российская историография исходила из предпосылки об изначальной предуготованности русских славян к православной проповеди, то советская историография трактовала данный выбор как исключительно прагматический, учитывающий отношения с сильнейшим из соседних государств - Византийской империей. На наш взгляд, каждая из этих версий по-своему достоверна.
Выбор, безусловно, диктовался тем, что сегодня назвали бы геополитическим фактором - суммой политических, экономических и культурных связей, заданной географическими реалиями. При том, что Русь формировалась в нейтральном пространстве, она с двух сторон, с Балтики и с Черного моря, охватывалась христианским миром. Все западные границы нового государства были границами с христианскими странами, и лишь треть или четверть ее пограничной территории выводила Русь к контактам с исламским миром и со скорее экзотическим для этого региона Хазарским иудаизмом. Экономическая и геополитическая логика диктовали Владимиру выбор христианства. Таким образом, реальная дилемма сводилась к выбору между римским папой и константинопольским патриархом, между Германской империей и Византией.
Логику выбора, совершенного князем, иллюстрирует карта конфессиональной принадлежности славян. Обратившись к ней, мы обнаруживаем, что все южные славяне, т. е. народы, тяготеющие к бассейну восточного Средиземноморья, за исключением непосредственных соседей Италии - хорватов, приняли православие. Православие утверждается даже в романоязычной Румынии. В то время как западные славяне - народы, тяготевшие к бассейну Балтики: поляки, примыкавшие к ним чехи и словаки, лужичане избирают католицизм.
Принимая цивилизацию, молодые народы интегрировались в культурные круги, которые сложились в двух основных морских бассейнах Европы. Последующая тысячелетняя история, Реформация, османское завоевание южных славян усложняет эту картину. Тем не менее, граница между православием с одной стороны и католицизмом и протестантизмом - с другой демонстрирует на протяжении истории некоторое динамическое равновесие между регионами западно-европейской и восточно-европейской цивилизаций, сложившимися на рубеже I и II тысячелетий.
Литовцы - непосредственные соседи русских славян, веками жившие бок о бок с ними, принимают христианство на 300 лет позже Руси и, поэтому, на этапе становления государства переживают значительное влияние православия. Тем не менее в момент выбора исторического пути Литва избирает католицизм именно в силу того, что геополитически этот народ был центрирован на бассейне Балтики. Совершенно иными были доминанты киевского князя. За сто лет до принятия христианства легендарный Олег, правивший вслед за основателем династии полусказочным Рюриком, переносит княжеский центр из Новгорода в Киев. Ближайшая цель князя Олега - контроль за водным путем "из варяг в греки". Однако исторические последствия такого шага выходят далеко за пределы этого предприятия, поскольку перемещение центра государства в Киев смещает интересы Руси из бассейна Балтики в бассейн Черного моря, т. е. в сферу Византийского влияния.
Став цивилизационной доминантой, православие впоследствии определило собой этническую, географическую стрелу развития русской истории. Ориентация на православную Византию, черноморский бассейн - область движения кочевых племен - выводила Русь к активному соприкосновению со степью, а сопротивление кочевникам задавало географическую доминанту русской истории - устремление в Азию. Этнос и его культура формировались в постоянной ассимиляции финно-угорских и степных туранских элементов.
Вместе с тем сегодня в достаточной мере осознана роль конфессии как фундаментального фактора, определяющего тип цивилизации. Начиная с осевого времени, т. е. с эпохи становления мировых религий (в VIII–V вв. до н. э.), конфессиональная идея становится формообразующей силой, задающей природу культуры. Конфессия выступает формой цивилизационного синтеза. В ходе такого синтеза народы, племена, общества, объединенные некоторым сущностным единством, интегрируют глубинные черты культуры, общие для всех основы миросозерцания, сжимая их в особое конфессиональное ядро. В догматических концепциях, в ритуальной практике, в системе религиозной нормативности откладываются главнейшие особенности культуры, общие для множества племен и народов. Конфессия интегрирует локальное многообразие культур вокруг фундаментальных ценностей. Концепция бесконечного - Творца - есть особая и важнейшая сущностная форма саморефлексии, само-обнаружения широкой ментальной и психологической общности. В договоренности по поводу высших ценностей преодолеваются локальные различия и фиксируются сущностные истины.
Однажды сложившись, конфессия/(идеология) начинает жить, расширяясь до естественной границы культурного круга, т. е. доходит до тех пределов, за которыми доминируют иное мироощущение и другие цивилизационные доминанты. Конфессия живет в диалектическом единстве с традиционной культурой обнимаемого ею региона, структурирует ее и одновременно испытывает обратное воздействие.
Как церковная традиция православие исследовано достаточно полно. Гораздо меньше оно осознано и исследовано как цивилизационная доминанта. Самым продуктивным для понимания православия будет соотнесение последнего с его исторической альтернативой - католицизмом и культурой западного мира.
Католицизм и православие сложились как результат цивилизационного синтеза в рамках двух культурных кругов - Запада и Востока, - делящих между собой общехристианское культурное поле. Оба вероучения оформили и закрепили в себе цивилизационные различия этих регионов и заложили два основных пути развития в рамках общехристианской цивилизации. Хронологически разделение церквей восходит ко времени распада Римской империи на Западную и Восточную (конец IV в.), К VII в. на Западе и на Востоке накапливаются различия в догматике, обрядах, церковной организации. Православие, как и католицизм, окончательно оформилось после раздела христианской церкви в 1054 г.
Что же различало Восток и Запад христианского мира? С момента утверждения христианства основным объективным содержанием европейской истории стал растянувшийся на тысячелетия процесс формирования христианской цивилизации. Важно подчеркнуть, что построение ее шло по пути синтеза христианства и античности. Изначально голая христианская схема, высоко валентная, т. е. способная к ассимиляции культурного материала, но резко противопоставленная античности в первые века, начинает по мере становления нового общества притягивать к себе античный культурный материал. Усваивая и осваивая этот материал, христианство все более отходило от облика противопоставляющей себя миру секты, и все более превращалось в целостный культурный космос. Случилось так, что данный процесс пошел двумя путями, история реализовала две стратегии синтеза христианства и античности.
На Западе происходит полное крушение античного общества. Культурный материал античности разрушается, дробится до неразложимых элементов. Так, римская архитектура разлагается до ордера, литература - до лексических единиц латыни, римское право дробится до отдельных постулатов. Были атомизованы школа и образование. Античность, разложенная до простейших матриц культуры, была утоплена в хаосе варварского сознания. Такова реальность так называемых "темных веков" (V–VIII вв.). Затем каждые сто лет наблюдается маленький "ренессанс" - Каролингский, Оттоновский, Фридриховский и т. д., - т. е. целенаправленное движение к построению здания христианской цивилизации посредством качественной перегруппировки элементов античности. Блоки античности снова и снова используются для воссоздания целостной христианской культуры. "Ренессансы" средневековья направлены на освоение нового материала; при этом каждый "ренессанс" осваивал свою "порцию", К XIII в. здание христианской цивилизации было построено. Это - эпоха готики, схоластики, сложившейся теории феодального права, время Фомы Аквинского.
Другая картина вырисовывается на Востоке. Тому было несколько причин. Прежде всего, Византийская империя не пала под натиском варваров, и традиция поздней античности здесь не прерывалась. Если римский этнос исчез, растворился в варварских волнах, то "усталый" греческий этнос, исчерпавший свои потенции формирования нового, стал живой скрепой двух эпох. Кроме того, Византия находилась в регионе, тысячелетия включенном в древневосточный цивилизационный процесс. Народы, которые формировали ее культуру, были наследниками древних азиатских цивилизаций. Они привнесли в византийский культурный синтез архаическую "доосевую" ментальность, идею обожествления власти. Существенным фактором такого синтеза была мощная культура Ирана, задававшая дуалистическую доминанту мировосприятия.
Нельзя возродить то, что не умирало. Пережившая себя поздняя античность мешала продуктивному синтезу нового. Антропоморфный, чувственный античный космос, не до конца отвергнутый византийским мироощущением, мог сочетаться с христианством в достаточно узкой сфере. Отсюда - изначальный дуализм византийской культуры. Отсюда - такое характернейшее явление византийской истории, как иконоборчество. С одной стороны, для грека был убедителен только образ, который явлен в чувственном, физическом облике. С другой стороны, спекулятивный дух православной догматики был ориентирован на чисто восточные, трансцендентированные образцы Творца.
Такие же напряженные, взаимоисключающие тенденции возникали и в других сферах. Поэтому все силы уходили на погашение этих противоречий. Энергия культуры расходовалась на создание скреп, удерживающих сознание, культурную и идеологическую реальность в рамках какой-либо целостности66. Противоречия между христианской парадигмой и античным космосом не рождали позитивного третьего. Если Рим создавал новые культурные формы, качественно новые явления, то Византия, скорее, варьировала позднеантичные модели. К примеру, римская мозаика переместилась с пола на стену. Византийское варьирование античных традиций нельзя сравнить с их глубочайшей трансформацией путем разрушения и варваризации на Западе.
Восток взял от христианства и античности далеко не самые выигрышные черты. От Рима - имперское сознание, произвол и деспотизм, гедонизм. От христианства - аскезу, ригоризм, нетерпимость, а также акцентировку на ощущении начальной греховности человеческого рода и отдельного человека, которые довольно быстро трансформировалось в идею социальной вины, т. е. изначальной вины каждого перед лицом властной иерархии.
Цивилизационный синтез на Западе и на Востоке по-разному задает исторические судьбы личности. На Западе в ходе переосмысления традиций римского права складывается жесткая, корпоративная общественная система, в которой каждый член общества посредством принадлежности к определенной корпорации обретает совокупность законных, а потому нерушимых и безусловных прав, обязанностей и свобод. Постепенно эти права расширялись и наполнялись содержанием. Этап за этапом европейский человек уверенно вычленялся из своего социального, корпоративного, культурного контекста и превращался в автономную личность.
Совсем иной характер приняло развитие на Востоке. Здесь складывалась культура, в которой человек был растворен в социальном абсолюте. Невычлененность отдельной личности - одна из существеннейших характеристик византийского социокультурного организма. Подавление неизбежных тенденций к автономизации было заложено на всех уровнях культуры. Дело в том, что типология доминирующей ментальности задает социальные формы общества. Вычленение отдельной личности является следствием, социальной экспликацией распада синкретического сознания. Рационально-дискурсивное мышление, разваливая мифологическую целостность, позволяет отдельному человеку сформировать самодостаточный автономный космос. Происходит неизбежная субъективизация человека, которая находит свое выражение в системе социальных отношений. Православие наделяло нерасчлененное состояние сознания высшей ценностью. Нормативизуемый в культуре субъект противостоит рассудочному, аналитическому мировосприятию. Сфера идеала прочно увязывается с нерасчлененным и невербализуемым апофатическим переживанием67.
Если в европейской культуре последовательно утверждались апелляции к рациональным аргументам, к суждению как базису духовной позиции личности, то православие апеллировало к ритуальным моментам, к ритмически воспроизводимым суггестивным процедурам, основанным на внушении и подражании, к коллективному переживанию, которое является чрезвычайно значимой категорией в православном культурном космосе. Коллективное религиозное переживание воспринималось как экспликация истины и заменяло собой исследование и доказательство последней. Все вместе это можно объединить в понятие "культ". Культ в Византии играл особую роль. Поражающие воображение варвара ритуалы стали идеальным механизмом воспроизводства ментальной и социальной нерасчлененности.
В этой связи можно вспомнить понятие "соборность". Оно возникает сравнительно поздно, но осмысливает одну из важнейших и устойчивых характеристик православного сознания. Соборность можно трактовать как мистическое единение правоверных во времени и пространстве. В идее соборности глубоко архаическое, родо-племенное мироощущение, мыслящее род как единое целое, пролегающее из прошлого в будущее, объединено с чувством мистического единения всех верующих в ритуале. Идея соборности - концепт, тотально противостоящий автономному личностному мироощущению.
Рассмотрим еще одно исключительно важное различие Запада и Востока - различие в основаниях социальной регуляции.
В истории человечества отработаны две модели такой регуляции. В одной из них в качестве фундамента социальной регуляции положено право. При этом право понимается как основная общественная конвенция, как всеобщий и нерушимый регулятор. Оно неизменно, носит всеобщий характер, т. е. уравнивает всех и вся, гарантирует каждому человеку некоторые безусловные, неотъемлемые права и трактует его обязанности. В таких обществах право сакрализуется и переживается как высочайшая социальная ценность. В рамках этой модели все социальные группы, властные структуры вынуждены существовать и достигать своих целей в рамках права.
В другой модели в основание социальной регуляции положена иерархия. При этом власть осознается как онтологически истинная субстанция, проявляющая себя как воплощенная воля. Сакральная власть также порождает право, однако оно носит чисто инструментальный характер, направлено сверху вниз, причем источник права - Власть - находится вне, и над правом. В чистом виде сакрализации власти образ последней и нормы ее поведения нигде не описаны и не могут быть охвачены какой-либо сформулированной нормой.
Большинство из реализованных в истории цивилизаций тяготеет к одной из двух предложенных моделей. Общество опирается либо на безусловность иерархических структур, либо на безусловные общественные конвенции о правах, нормах и процедурах. Либо власть обретает свою легитимность в законе, либо закон онтологизируется властью.
История Запада - история борьбы права с иерархией, которая завершается победой права. С раннего средневековья право как фундаментальный социальный регулятор получает в Европе особое значение. Социальные интересы обеспечиваются путем борьбы за расширение прав и привилегий, отраженных в Законе. Культура Запада проникается юридическим духом.
Византия сохраняет доставшийся ей от Рима сакральный образ Власти. Такое понимание власти было глубоко органичным для большинства населения империи. Соответственно этому выстраиваются судьбы права. Римское право сохраняется и кодифицируется. Однако византийская законность никогда не перерастает в Право с большой буквы. Она подчинена задачам и велениям Власти.
Стоит отметить различия в понимании характера правовой нормы на Востоке и на Западе. Закон на Востоке был волей сакральной инстанции. Личности оставалось лишь исполнять ниспосланную свыше норму. На Западе норма осознается как конвенция, как покоящийся на общественном соглашении норматив. Власть провозглашает, освящает и выполняет некоторые устоявшиеся в обществе конвенции. Идея конвенциональности права питалась географической, политической, а также социальной многосубъектностью западного общества.
Подводя итоги, можно сказать, что реализованная в Византии модель соединения христианства и античности не была синтезом в собственно философском смысле. То, что получилось в результате, характеризовалось мощными внутренними напряжениями, отсутствием динамизма, минимальной способностью к саморазвитию.
Диалектика исторического развития Запада и Востока иллюстрирует итоги двух путей культурного синтеза. В VI–VII вв. соотношение Востока и Запада несоизмеримо. Блистательной цивилизации Востока противостоят хаос и деградация "темных веков" на Западе. Однако к эпохе Оттонов в X–XI вв. Запад и Восток фактически выравниваются. На фоне безудержного роста католического мира Византия хиреет и отступает.
В XIII–XIV вв. Византия - маленькое провинциальное государство на границе Азии и Европы. Оно давно утратило инициативу и озабочено лишь задачей выживания. Единственное достояние Византии - память об огромном престиже Константинополя и тысячелетней истории империи. В это время Запад переживает пик средневековья. В Европе зреют предпосылки раннебуржуазного общества, т. е. формируется цивилизационное качество, к самостоятельному порождению которого византийское, как и любое другое православное, общество в принципе не способно.
Доминанта мирового развития явно перемещается из евроазиатского пограничья в Европу. Падение Константинополя в 1453 г. оказывается закономерным. Византия погибает в ореоле героической приверженности общества к исторически обанкротившейся культуре.
Попытка узкого круга лидеров страны модернизировать Византию ценой отказа от утвердившихся догматических принципов - Флорентийская уния - была осуществлена слишком поздно, встретила жесточайшее сопротивление во всех слоях общества и, в конечном счете, потерпела провал.
Запад не обнаружил желания спасать от катастрофы зашедшее в тупик общество, в обмен на декларацию о признании исповедальных ценностей западной цивилизации.