Впоследствии получили иную декорировку четыре комнаты, расположенные в углу дворца с окнами на Неву и Адмиралтейство, группа помещений с окнами на Адмиралтейство и Дворцовую площадь, некоторые комнаты первого этажа. Эти работы были произведены архитектором Штакеншнейдером. В работе Т. Петровой "Андрей Штакеншнейдер" особо выделена Зеленая столовая Зимнего дворца. "Сложность оформления комнаты, – писала Петрова, – заключалась еще в том, что лишь одна ее стена не имела дверей. Столовая была охвачена соседними помещениями с трех сторон и сообщалась со всеми комнатами. Кроме того, она расположена в глубине здания и не имеет окон". Штакеншнейдер сделал в потолке остекленный просвет, а окраска стен помещения в светло-зеленые тона способствовала еще большей ее освещенности. Столовая была оформлена в стиле рококо. Здесь широко использована лепка, живопись и скульптура. Как и другие комнаты, созданные Штакеншнейдером, она отличалась легкостью восприятия, изысканностью и изяществом.
Но, пожалуй, самой прекрасной жемчужиной из творений Штакеншнейдера в Зимнем дворце стал Павильонный зал. Этот зал построен на месте пяти небольших изолированных помещений и занимает весь объем второго этажа здания, созданного Валлен-Деламотом. Окна его выходят на Неву и висячий сад. Ощущение нереальности возникает здесь сразу при входе, если смотреть на Неву и понимать, что находишься на втором этаже, и, вдруг, переведя взгляд на противоположную сторону, вздрогнуть, увидев, что стеклянная дверь ведет без единой ступеньки в необычно светлый, какой-то лучезарный зеленый сад со скульптурой и фонтаном.
"Как красива, – вспоминал князь Сергей Михайлович Волконский, – в эрмитажном павильоне бальная зала в мавританском стиле, белая с золотом. Бал в этом зале – одно из самых красивых зрелищ. Зал отделен колоннами от смежной гостиной, и над этими колоннами балкон, с которого можно обозревать обе комнаты – и танцующих на блестящем паркете, и гуляющих по мягкому малиновому ковру гостиной. Из гостиной – открытая дверь в зимний сад, в котором во время балов в спрятанных за зеленью клетках стрекотали канарейки…". Петрова в указанной работе писала: "…вошедшего в это помещение не покидает ощущение легкости, изящества и своеобразной праздничности. Сверкающая позолотой лепка потолка, множество великолепных хрустальных люстр, беломраморные камины со скульптурными рельефами, зеркала в золоченых рамах делают зал ослепительно нарядным". Думается, такое впечатление и по сей день выносит каждый посетитель этого зала.
Многие, видевшие жизнь двора того времени, в том числе и де Кюстин, отмечали, что Николай I отличался особой педантичностью в исполнении законов и обязанностей. Это в первую очередь отражалось на самых близких императору людях. Так, несмотря на то, что Николай I "только в кругу семьи забывал о своем величии", когда речь шла о государственных делах, он не считался даже со здоровьем императрицы. Николай I всегда помнил, что он – монарх. И тем не менее, по воспоминаниям М. Каменской, "ничто человеческое не было ему чуждо. Император был смешлив и влюбчив".
Официальная жизнь Николая I, как, впрочем, и других императоров, подчинялась исполнению государственных обязанностей, причем одной из них было присутствие на балах. Именно там, незаметно для непосвященных, порой решались важнейшие вопросы жизни государства и судьбы людей.
При Александре II
Сохранилось великолепное описание выдающегося французского писателя Теофиля Готье об одном из балов, даваемых в Зимнем дворце императором Александром II: "Расскажу о празднике, на котором я присутствовал, не участвуя в нем… Бал при дворе!… Все взгляды толпы обратились к двери, через которую должен был войти император. Створки распахнулись: император, императрица, великие князья прошли галерею между двумя мгновенно образовавшимися рядами гостей. Затем вся императорская группа исчезла в двери, находившейся напротив той, в которую она вошла. За ней последовали высшие должностные лица государства и дипломатический корпус, генералы, придворные.
Только кортеж прошествовал в бальный зал, как глаз, снабженный на этот раз хорошим лорнетом, устремился туда же. Весь зал походил на яркое сияющее пламя, пламенеющее сияние – можно было даже подумать о пожаре. Огненные линии тянулись по карнизам, в простенке между окнами, торшеры в тысячу свечей горели как неопалимая купина, сотни люстр спускались с потолка, словно созвездия, горящие фосфорицирующим туманом. И все эти огни, скрещивая свои лучи, создавали самую ослепительную иллюминацию, которая когда-либо зажигала свое солнце над каким-либо праздником.
Первое ощущение, особенно когда стоишь наверху, наклонившись над бездной света, – это головокружение. Сначала ничего нельзя различить сквозь взрывы яркого света, искры свечей, зеркал, золота, бриллиантов, драгоценных камней, тканей. Мишурящийся свет мешает различить формы предметов… Из конца в конец глаз осматривает гигантский зал, весь из белого мрамора или его имитации, полированные поверхности которого отсвечивают, как яшма и порфир в вавилонской архитектуре на гравюрах Мартина, смутно отражая свет и предметы… При появлении императорской семьи весь этот движущийся блеск замер, и сквозь успокоившееся сверкание можно было, наконец, рассматривать лица.
В России балы при дворе начинались полонезом. Это не танец, а нечто вроде процессии, имеющей свой ярко выраженный особый колорит. Присутствующие теснятся по сторонам, чтобы освободить середину бального зала, где образуется аллея из двух танцующих. Когда все занимают свои места, оркестр играет музыку в величественном и медленном ритме, и процессия начинается. Ее ведет император, дающий руку княгине или даме, которой он желает оказать честь… За императорской семьей идут офицеры высшего состава армии и охраны двора, высшие должностные лица, каждый из которых подавал руку даме… Процессия продвигается и к ней присоединяются новые пары: какой-нибудь господин отделяется от ряда зрителей, подает руку даме, стоящей напротив, и новая пара пускается в путь, замедляя или убыстряя шаги в ногу с теми, кто идет впереди. Наверно, не так просто идти, касаясь друг друга лишь кончиками пальцев, под огнем тысячи глаз… Военная выправка спасает многих, но какая трудность для дам! Однако большинство превосходно выходит из положения, и о многих можно сказать: "Богиню видно по походке".
Женщины шествуют под перьями, цветами, бриллиантами, скромно опустив глаза или блуждая ими с видом совершенной невинности, легким движением тела или постукиванием каблука управляя волнами шелка и кружев своих платьев, обмахиваясь веерами так же непринужденно, как если бы они прогуливались в одиночестве по аллеям парка. Пройти с благородством, изяществом и простотой, когда со всех сторон на вас смотрят! Даже большим актрисам не всегда это удавалось… Когда в полонезе пройдены были зал и галерея, бал начинался. Танцы ничем характерным не отличались: это были кадрили, вальсы, польки, как в Париже, Лондоне, Вене, повсюду в высшем свете. Исключение, однако, составляла мазурка, которую танцуют в Санкт-Петербурге с невиданным совершенством и элегантностью…
После двух-трех часов созерцания… глаз перенесся под арку другого зала, где далекий шум оркестра слышался как смутный шепот. Относительная темнота царила в этом необъятном зале: шли приготовления к ужину. Многие соборы меньше этого зала… Подобный шуму падающей воды, уже слышался рокот приближающейся толпы. Император появился на пороге, и чуть видный огонек побежал от одной свечки к другой, с быстротой молнии все разом зажглось, потоки света, как по волшебству, залили огромный зал… Императрица, окруженная несколькими лицами высокого ранга, взошла на помост, где был поставлен подковообразный стол. За ее золоченым креслом, словно гигантский растительный фейерверк, распускалась огромная, распластанная по мраморной стене ветвь бело-розовой камелии. Двенадцать высоких негров, выбранных среди самых красивых представителей африканской расы, одетых мамлюками в белых тюрбанах, в зеленых куртках с золотыми обшлагами, широких красных шароварах, схваченных кашемировым поясом… ходили туда и обратно по лестнице помоста, передавая тарелки лакеям или беря блюда из рук… благодаря им вполне европейский ужин выглядел азиатским пиршеством в лучших традициях… Император переходил от стола к столу, обращаясь к тем, кого хотел отметить, иногда присаживаясь и пригубляя бокал шампанского… Эти остановки на несколько минут считались большой честью. После ужина танцы возобновились, но бал уже не представлял прежнего интереса…".
Готье описывал бал в 1865 году. По словам иностранных наблюдателей, русский двор до того времени никогда не блистал столь ослепительно. Празднества устраивались с неслыханной роскошью и великолепием. Английский дипломат лорд Лофрус, живший в это время в Петербурге, в своих мемуарах поражался почти сказочному богатству жизни двора. Он писал, что здесь было что-то, напоминавшее ему восток. Балы, "с их живописным разнообразием военных форм", среди которых выделялось "романтическое изящество кавказских одеяний, контрастирующих с исключительной красотой дамских туалетов и сказочным сверканием драгоценных камней". Английский посланник, как, впрочем, и многие другие, отмечал, что жизнь русского двора роскошью и блеском превосходила все, что он видел в других странах.
А между тем, как раз в это время стали возникать террористические группы и раздались первые выстрелы в императора. Одно из многочисленных покушений на Александра II закончилось трагически… "На следующий день после смерти государя, – вспоминала фрейлина Александра Андреевна Толстая, – 2 марта, в день интронизации новых монархов, придворные и горожане были приглашены в Зимний дворец на торжественный благодарственный молебен, который полагался по этикету. Залы дворца были полны народа. Никто, конечно, не упустил случая попасть на церемонию. Праздничные туалеты – расшитые мундиры и разноцветные дамские шлейфы, блиставшие под мартовским солнцем, лучи которого проникали через огромные окна дворца, – весь этот блеск составлял резкий контраст с тем, что творилось в сердце каждого из нас. Самые приближенные свитские ожидали выхода Их Величеств обыкновенно в Малахитовом зале. Их появление только усилило владевшее всеми волнение. Они были так трогательны! Я до сих пор вижу их лица, залитые слезами. Кто-то сказал мне, что они не спали всю ночь… Они подошли к нам. Государыня обняла каждую из нас по очереди, а Государь пожал нам руки. Мы как-то старались подавить рыдания, а они уже не сдерживали слез и, казалось, даже не замечали их. Кортеж двинулся, и едва Государь показался в праздничной зале, как при виде его раздался громогласный возглас. Боже, что это был за крик и как мало он походил на громогласное "ура"! В этом возгласе было все… Если перевести его в слова, то они прозвучали бы так: "Верьте нам – Вас защитят – Вам служат – Вас любят". И это самое малое, что можно было услышать в восклицании, от которого задрожали и стены".
Вскоре новый император переехал в Аничков дворец, который сделал своей официальной петербургской резиденцией.
Балы в Зимнем дворце прекратились, светская жизнь на какоето время замерла…
25 января 1886 года залы Зимнего дворца были впервые освещены электричеством.
В Эрмитажном театре по-прежнему шли спектакли.
"…После эрмитажных спектаклей бывал ужин в залах картинной галереи. Что за красота! Среди Веласкесов, Тицианов, Веронезов, в этих дивных, мрамором лоснящихся залах музея – круглые столы, скатерти, серебро, хрусталь, цветы и вокруг столов белые с золотом ампирные стулья. Шум и движения рассаживающейся толпы. Бриллианты, мундиры, голые плечи, эполеты, перья, ленты, звезды и красные ливреи придворных служителей в белых чулках. В музейных залах, среди малахитовых и ляписовых ваз, пахло цветами, и над чашками поднимался легкой струйкой вкусный пар горячего бульона".
При Александре III
В царствование Александра III двери парадных помещений Зимнего дворца широко открылись для приходивших на экскурсии гимназистов и студентов. Прекрасные интерьеры служили образцами, на которых воспитывался вкус молодого поколения. В делах дворцового управления находится обширная переписка с желающими посетить Зимний.
При Николае II
В царствование Николая II возобновились балы в Зимнем дворце. Были пересмотрены и усовершенствованы правила их поведения. Новый этикет определял даже право входа на бал через определенные подъезды. Наиболее почетным считался подъезд со стороны Дворцовой площади. Он получил название "подъезда Ее величества". Через него входили придворные и офицеры кавалергардского полка. Все прочие приглашенные появлялись со стороны набережной. Этот вход назывался Крещенским подъездом. У всех наружных дверей дежурили солдаты-великаны из Измайловского полка. Они были одеты в парадную форму и медные каски с плюмажем. В ротонде гостей встречали нарядные скороходы в шляпах с плюмажем из страусовых перьев и негр-великан в белой чалме (еще со времен Петра I негров считали лучшими телохранителями царствующих особ).
Пока гости собирались в большом Николаевском зале, главная люстра была притушена. Музыканты обычно размещались в углу. В другом углу собирались члены дипломатического корпуса. Бал открывался включением главной люстры, заливавшей все ярким светом. Одновременно звучала музыка, и во дворце начиналось замечательное представление.
Около дверей, через которые входила царская семья, собирались высшие чины свиты. Они становились по старшинству по обе стороны входа. Когда двери открывались, хозяева Зимнего дворца, великие князья проходили через них "сквозь строй" подданных. Все члены царской фамилии на балах имели своих пажей, назначавшихся из Пажеского корпуса, в который принимали юношей из самых знатных фамилий. К царю, царице, к каждой великой княжне прикреплялся, в зависимости от успехов в учебе, свой паж сроком на год. Пажеская служба состояла в обязательном участии во всех празднествах и выходах высшего света. Пажи обязаны были предупреждать малейшие желания членов царствующей фамилии. Они сопровождали высочайшие выходы по случаю Нового года, крещенского водосвятия, пасхальной заутрени, на больших балах. "Не проходило недели, – писал А. Игнатьев, бывший пажом при императрице в течение года, – чтобы нас не высылали в полной форме в Царское Село, где нас встречала придворная карета, запряженная парой энглизированных рысаков…".
"Сопровождаемая пажами царственная колонна медленно двигалась через все залы Зимнего дворца, отвечая на поклоны съехавшихся на высочайший выход во дворец сановников и офицеров гвардии, – писал много раз видевший такие церемонии Игнатьев. – Дамы, допускавшиеся во дворец, были в придворных платьях в виде стилизованных русских сарафанов и в кокошниках".
"22 января 1903 года весь Петербург танцевал в Зимнем дворце. Я точно помню эту дату, так как это был последний большой придворный бал в истории Империи…" – писал в своих воспоминаниях двоюродный дядя последнего Российского императора, великий князь Александр Михайлович. Бал, как и прежде, был полон блеска и роскоши, но в воспоминаниях Александра Михайловича сквозили тревожные предчувствия. "Почти четверть столетия прошло с той достопамятной ночи, когда я и Никки (имеется в виду Николай II) смотрели на появление царя-освободителя под руку с княгиней Юрьевской. Под сводами этих зал отражались в своих зеркалах семь поколений Романовых. Внешность кавалергардов оставалась все та же, но лицо империи резко изменилось. Новая враждебная Россия смотрела через громадные окна дворца. Я грустно улыбнулся, когда прочел приписку в тексте приглашения, согласно которому все гости должны были быть в русских костюмах XVII века. Хоть на одну ночь Никки хотел вернуться к славному прошлому своего рода".
Этот костюмированный бал стал событием не только в Петербурге. О нем говорили и в России, и в Европе. Всем участникам бал доставил немало хлопот и изрядно опустошил их кошельки, так как на вечер бала шили дорогостоящие наряды, соответствовавшие фантазии и вкусу их владельцев.
Николай II и Александра Федоровна появились здесь в костюмах царя и царицы времен Алексея Михайловича. Их окружали толпы бояр и боярынь, барышень, сокольничих и монахинь… И лишь дипломатическому корпусу было сделано исключение: дипломаты присутствовали на празднестве в обычных костюмах своего времени.
За несколько дней до бала в Эрмитажном театре состоялась его репетиция. В этот вечер русский двор на несколько часов как бы поменялся ролями с актерами… Директор императорских театров В. Теляковский впоследствии вспоминал: "Зрительный зал представлял редкую картину, особенно заинтересовавшую артистов, участвующих в спектакле этого вечера. Через дырочки занавеса они внимательно разглядывали всех костюмированных и делились своими замечаниями по поводу манеры и умения приглашенных носить столь необычное для них и столь обычное для актеров платье".
С середины ХIХ до начала ХХ века ежегодно в Золотой гостиной для обитателей Зимнего дворца устраивали елку. Фрейлина императрицы Марии Александровны, А. Тютчева, оставила воспоминание об одном из сочельников, проводимых царской семьей в Золотой гостиной. Здесь "располагался целый лес елок. Вся большая Золотая зала была превращена в выставку игрушек и всевозможных прелестных вещиц".
Первого января проводили так называемый Народный карнавал. В этот день во дворец приходили все желающие поздравить императора с Новым годом. Кстати, празнование Нового года с елкой пришло в Россию из Германии в середине ХIХ века (Пушкин еще не знал этого праздника – Т.С.) . "К определенному часу – писал граф В. Соллогуб, – весь дворец освещался, все двери отпирались… Первого вошедшего гостя и последнего вышедшего записывали на память. Другого церемониала не было. Посетителей всех видов и сословий собиралось более 30000. О полиции и помина не было. Народные массы шли по сверкавшим покоям чинно, скромно, благоговейно, без толкотни и давки. К буфетам редко кто подходил. Праздник был вообще трогательный, торжественный, семейный, полного глубокого смысла. Царь и народ сходились в общем ликовании. Когда залы переполнялись, государь с двором выступал из внутренних покоев. На мужчинах были накинуты сверх мундиров легкие венецианские эпанчи, дамы были в кокошниках и русских платьях. Общее впечатление было великолепное, а вид придворного ужина даже волшебен. Театр был превращен в сверкавший бриллиантовый шатер из граненых стеклышек, между собой плотно связанных и освещенных сзади. Магический свет разливался по амфитеатру. Если я не ошибаюсь, эта декорация была придумана при Екатерине II. Во время ужина играла музыка. Нас водили внутренними лестницами из половины обер-гофмаршала в зимний сад Эрмитажа, откуда уже было удобно ходить любоваться красивейшими моментами вечера. Вообще придворные праздники того времени повторялись редко, но отличались художественностью".