Вопрос о механизмах ангедонии изучался с позиций моделей научения. Была использована модель антиципации удовольствия (anticipatory pleasure), в которой основным побудителем к действиям, предопределяющим целенаправленное поведение, полагалось ожидание будущей награды или предвкушения успеха (Corr et al., 1995; Gard et al., 2007). Выраженность мотивации социального взаимодействия и сближения (approach motivation) отражает уровень социальной ангедонии и предлагалась в качестве одного из параметров измерения последней (Germans, Kring, 2000). Причастность ангедонии к когнитивным процессам была доказана в ряде работ, анализирующих процесс субъективного зашифровывании и/или запечатления положительных эмоций (Heinrichs, Zakzanis, 1998; Ashby et al., 1999; Aleman et al., 1999; Horan et al., 2006). Исследователи говорят как о дефиците способности пациентов, страдающих шизофренией, удерживать в памяти приятные впечатления, так и о наличии у них "контаминаций" – зашумления этих приятных впечатлений неприятными, что сопровождается негативными эмоциями (Horan et al., 2006). В связи с этим нельзя не вспомнить давно подмеченную амбивалентность больных шизофренией, трудности выработки однозначного отношения к эмоциогенному стимулу и опыту.
Изучалась ангедония и за пределами клиники шизофрении. Традиционными можно считать эмпирические исследования ангедонии при депрессивных расстройствах (Schuck et al., 1984; Bernstein, Riedel, 1987; Katsanis et al., 1992), применительно к патологии личности, в первую очередь шизотипальному типу (Brown et al., 2008), в сравнительном аспекте при разных видах психических расстройств (Katasanis et al., 1990; Blanchard et al., 1994; Romney, Candido, 2001). В числе значимых результатов сравнительных исследований – демонстрация того, что при депрессивных расстройствах ангедония является скорее временным состоянием, тогда как при шизофрении – устойчивой характеристикой, чертой (Loas, 2000; Blanchard et al., 2001).
Эти данные перекликаются с результатами отечественных исследователей. Так, Н. С. Курек, исследуя проблематику снижения психической активности при психических расстройствах, изучал особенности эмоциональной сферы и личности при шизофрении (Курек, 1986, 1988, 1996). Им был описан феномен "истинного дефицита положительных эмоций" у больных шизофренией, заключавшийся в "снижении интенсивности, частоты переживаний удовольствия, радости" (Курек, 1998). В проведенном совместно с Н. Г. Гаранян исследовании было установлено, что у больных шизофренией имеет место недооценка выраженности собственных эмоций в ситуации успеха-неуспеха, причем недооцениваются преимущественно положительные эмоции (Гаранян, 1986). Н. С. Курек аргументированно обосновывал влияние установленных особенностей на нарушения выбора цели, реакции на неуспех и, более широко, на нарушения психической активности (Курек, 1996, 1998). Другие отечественные авторы также указывали на отказ больных шизофренией вступать в социальное взаимодействие вследствие большого количества негативных эмоций, испытываемых больными в процессе такого взаимодействия (Вид, 2008).
Подводя итог, отметим, что в зарубежных работах последних лет предлагается трактовка ангедонии (точнее, гипогедонии) как сложного феномена, в котором можно выделить первичную гипогедонию как предиспозицию, основанную на генетическом факторе и порождающую шизотипию. Она, в свою очередь, может стать базисом для развития вторичной гипогедонии, сопровождающей опыт взаимоотношений личности с жизнью в целом и уже более непосредственно причастной к развитию шизофрении (Meehl, 2001). Указывая на сложность разделения первичной и вторичной составляющей гипогедонии, автор модели Р.Е. Meehl склоняется к признанию ключевой роли искаженного социального опыта в духе концепции "отказа" от жизни или "разочарования" в жизни (given up on life) Г. С. Салливена. Связь ангедонии с мотивацией социального поведения и социального научения, а также ее причастность к выбору целей поведения и общей его ориентации (на социальную активность, взаимодействие или против – с отказом и изоляцией) объявляются гипотезами, требующими эмпирической проверки.
Как мы попытались показать выше, в традициях московской школы клинической психологии придавать особое значение связи нарушений мышления и поведения при шизофрении с мотивационными и эмоциональными характеристиками больных, их отказом от активного социального взаимодействия (см. Холмогорова, 2012). В современных работах западных авторов социальная ангедония рассматривается как одна из особенностей эмоциональной сферы, но не системообразующая характеристика (Saperstein et al., 2004). Представляется важным включить в исследования на основе современных методов и концептов социального познания в качестве отдельного домена мотивационную направленность личности, а именно, социальную мотивацию, при этом в отношении больных шизофренией – с особым акцентом на изучении роли социальной ангедонии.
В одном из сравнительно недавних лонгитюдных исследований, направленных на оценку факторов прогноза шизофрении, было показано, что наиболее значимыми негативными факторами оказались социальная изоляция, продолжительность заболевания и проживание отдельно от родственников. Таким образом, значимость позитивных социальных отношений, роль социальных факторов для течения шизофрении получают все новые обоснования (Harvey et al., 2007).
Социальная изоляция и высокая социальная тревожность оказались также значимыми предикторами манифистации шизофрении в группах с высоким риском заболевания: заболевали в первую очередь те, у кого отмечались социальная изоляция и высокая социальная тревожность. Исследования показывают, что социальное тревожное расстройство широко распространено среди больных шизофренией, достигая 36 % выборки. В лонгитюдном исследовании 114 больных с первым психотическим эпизодом социальное тревожное расстройство было диагносцировано у 25 % из них (Michail, Birchwood, 2009). Было также показано, что спустя год критериям социальной фобии соответствовало уже 30 % выборки больных с первым эпизодом, при этом возрастала выраженность депрессивных симптомов, а также присоединялись другие тревожные расстройства. Сравнивая феноменологию социальной тревожности при психозах и при непсихотических тревожных расстройствах, авторы исследования выявили сходный профиль как по интенсивности социальной тревоги, так и по степени социального избегания. Помимо тревожных расстройств, примерно 31 % пациентов с первым психотическим эпизодом страдали различной по тяжести постпсихотической депрессией.
Авторы делают вывод, что расстройства аффективного спектра характерны для психозов шизофренического спектра и оказывают непосредственное влияние на их возникновение и течение (Michail, Birchwood, 2009). Бросается в глаза особая роль социальной тревожности в манифистации и течении психических расстройств. Вопрос о природе социальной тревожности, ее связи с нарушениями социального познания и удельным весом разных факторов этих нарушений привлекает внимание специалистов.
Таким образом, социальную мотивацию и ее нарушения следует рассматривать как досточно сложную по своей структуре и выраженности, включающую направленность от людей, которая может колебаться от отсутствия удовольствия в контакте с людьми до уровня социальной фобии, панического страха отвержения и оценки. В то же время эти два конструкта – ангедония и социальная тревожность – несомненно, связаны между собой, и связь эта должна стать предметом специального исследования.
4.4. Близкие понятия: эмоциональный интеллект, алекситимия, эмпатия
4.4.1. Эмоциональный интеллект и его составляющие
В свое время психология эмоций и психология когнитивных процессов казались весьма далекими друг от друга сферами, изучаемыми на основе различных моделей, а необходимость их соединения в рамках более общей теории скорее декларировалась. Исключение составляли отдельные теоретические модели, в которых эмоции трактовались с учетом когнитивной, информационной составляющей. Первой из теорий, где обозначена необходимость учета когнитивного компонента эмоциональных переживаний, стала "двухфакторная теория эмоций" С. Шехтера (Schachter, Singer, 1962). Эта линия рассуждений получила развитие в когнитивно-ориентированных моделях эмоций: концепции эмоции как интуитивной оценки объекта М. Арнольд или модели Р. Лазаруса (Lazarus, 1982), где когнитивная оценка определена как обязательный компонент эмоции. Такая связь эмоций с когнитивным содержанием переживания была убедительно доказана в работах А. Бека и его последователей (Бек с соавт., 2003). В отечественной психологии "потребностно-информационная теория эмоций" П. В. Симонова (Симонов, 1981) гласит: "…эмоция есть отражение мозгом человека и животных какой-либо актуальной потребности (ее качества и величины) и вероятности (возможности) ее удовлетворения", в оценке последней имеют значение как индивидуальный опыт, так и генетические механизмы (там же, с. 20). Здесь когнитивный аспект генеза эмоции не только обозначен, но фактически играет главную роль.
Однако все указанные модели эмоций недостаточно учитывают социальный, культуральный характер эмоций человека. А. Н. Леонтьев подчеркивал, что даже низшие эмоции человека есть продукт общественно-исторического развития, результат трансформации предшествовавших биологических форм и формирования новых, социальных по характеру эмоций (Леонтьев, 1975). С. Л. Рубинштейн также полагал ошибочным перенос трактовки эмоций животных на человека. Он указывал, что на уровне исторических форм существования человека, когда индивид выступает как личность, а не как организм, эмоциональные процессы связаны не только с органическими, но и с духовными потребностями, с тенденциями и установками личности и многообразными формами ее деятельности (Рубинштейн, 2000). Социальные факторы обусловливают когнитивное наполнение эмоций.
Не будет преувеличением сказать, что изменение представлений об эмоциях и их развитии в онтогенезе направлено ко все более отчетливому акцентированию когнитивного компонента, логическим следствием чего стала концепция эмоционального интеллекта. Ключевой для ее формирования период – 1980-1990-е гг., когда у многих исследователей возрос интерес к изучению взаимосвязей и взаимовлияний когнитивных и эмоциональных процессов. Популярной в экспериментальной психологии стала идея разведения "холодных" и "горячих" когниций (hot cognition, cold cognition) (Величковский, 2006), и научная общественность заинтересовалась концептом "эмоциональный интеллект" (ЭИ), хотя он предлагался и ранее (Leuner, 1966).
Первыми серьезными научными разработками стали труды P. Salovey, J.D. Mayer и их соавторов (Salovey, Mayer, 1990, 1997); в этот период издана и работа D. Goleman (Goleman, 1995), ставшая бестселлером, но вызвавшая полемический отклик (Mayer, 1999; Matthews, Zeidner, Roberts, 2002). Заявленная в первых работах роль эмоционального интеллекта как предиктора жизненного успеха оказалась существенно преувеличенной, как ясно из более поздних публикаций (VanRooy, Visveswaran, 2004), но научный интерес к концепту остается высоким, обнаруживает себя во многих областях психологии (возрастной, социальной), в области охраны психического здоровья, оценки кадрового потенциала и т. д.
Теория эмоционально-интеллектуальных способностей предлагает трактовать ЭИ как включающий "способности точно воспринимать, оценивать и выражать эмоции, способности получать доступ и/или генерировать эмоции, стимулирующие мыслительные процессы, способности понимать эмоции и регулировать их для оптимизации эмоционального и интеллектуального развития" (Mayer, Salovey, 1997, с. 10). Таким образом, модель включает четыре компонента (способности): восприятие, ассимиляция, понимание, регуляция эмоций. Модель предполагает иерархически организованные отношения между выделенными способностями: верхний уровень занимает способность к регуляции эмоций, предопределяемая их восприятием, затем следует позитивное влияние эмоций на мышление, обеспечиваемое через их ассимиляцию, далее – интерпретация (понимание), над которой и надстраивается регуляция. Указанная взаимозависимость и иерархия способностей характерны для понимания собственных и чужих эмоций. В предложенной авторами модели методике (Mayer-Salovey-Caruso Emotional Intelligence Test – MSCEIT) измеряются указанные составляющие (по два субтеста на каждый из четырех компонентов); в настоящее время существует адаптация методики для российской выборки (Сергиенко, Ветрова, 2010).
Иная трактовка ЭИ предложена R. Bar-On, который использовал термин "эмоционально-социальный интеллект" (The Bar-On model of emotional-social intelligence). В числе составляющих выделены внутриличностные навыки (intrapersonal skills), включающие эмоциональное самосознание (emotional self-awareness), ассертивность, самоотношение (self-regard), самоактуализацию, независимость; межличностные навыки (interpersonal skills) – эмпатия, межличностные отношения, социальная ответственность; адаптивные способности, такие как способность к решению проблем (problem solving), тестирование реальности (reality testing), гибкость (flexibility). Также в число компонентов социально-эмоционального интеллекта R. Bar-On включил способность к управлению стрессом (stress management), за которой стоят толерантность к стрессу и хороший контроль над импульсами, и показатель "общее настроение" (general mood), тестирующий способность испытывать счастье (happiness) и оптимизм (optimism) (Bar-On, 1997, 2004, 2006). Очевидно, что в список включен ряд параметров, относящихся к сфере личности, чего, по-видимому, сложно избежать в такой области, как измерение эмоций и связанных с ними черт. Это дает основания относить концепцию R. Bar-On к так называемым "смешанным" концепциям ЭИ, когда в число измеряемых параметров входят личностные, мотивационно-волевые черты (так называемые некогнитивные составляющие); здесь видится определенное методологическое противоречие, поскольку использование концепта "интеллект" предполагает приоритет когнитивной составляющей.
Активно развивающейся, но чаще критикуемой является концепция D. Goleman. Если в первой работе (Goleman, 1995) автор говорил о пяти основных компонентах ЭИ, то в дальнейшем он существенно расширил число причастных к нему компетенций (Goleman, 1998, 2001). ЭИ понимается как сумма компетенций, навыков, приобретаемых человеком в процессе научения, что предполагает возможность развития каждой, поэтому модель определяют как "теорию эмоциональной компетентности". Для оценки указанных компетенций D. Goleman полагает возможным опираться на интервьюирование и опросниковые методы, что заметно снижает перспективность использования методов в клинике психических расстройств (где далеко не всегда обследуются мотивированные на самопознание, способные к достаточной рефлексии испытуемые).
Трехуровневая модель M. Mikolajczak (Mikolajczak, 2009) включает показатели ЭИ человека, которые рассматриваются в контексте его физического и психического здоровья. Первый уровень знаний об эмоциях, их внешних проявлениях и поведении, соответствующих переживанию эмоций, реализуется на втором уровне в виде способностей применять знания и выбирать соответствующую стратегию поведения, что порождает склонность человека вести себя определенным образом в определенных ситуациях (третий уровень). Автор указывает на связь ЭИ с копинг-стратегиями, используемыми личностью, параметрами эмоциональной сферы (алекситимия), когнитивными процессами. Развитие ЭИ расценивается как важное для стресс-менеджмента и сохранения человеком своего психического здоровья.
В попытках создания единой концепции ЭИ были проведены обширные эмпирические исследования с последующим структурным анализом данных (Petrides, Furnham, 2001). Установлена связь общего показателя ЭИ с личностными чертами, отвечающими за адаптивные возможности личности, активный копинг, удовлетворенность жизнью (Petrides, Furnham, 2007), и получены данные, свидетельствующие о высокой роли ЭИ в качестве "негативного предиктора" (negative predictor) многих психопатологических проявлений: аффективной патологии (депрессия, агрессивность), ряда патологических личностных черт (см. там же). Авторы подчеркивают, что отсутствие единой и удовлетворяющей всех исследователей модели ЭИ не должно служить препятствием для эмпирических исследований с использованием данного концепта, поскольку становление его в теории неотделимо от эмпирической верификации роли составляющих ЭИ для психических процессов, развития патологических состояний, значимости в качестве предиктора социальной адаптации и успешности и т. д.
В двухкомпонентной модели ЭИ, предложенной Д. В. Люсиным (Социальный интеллект, 2004), концепт определен как набор способностей. Способность к пониманию эмоций включает распознавание признаков эмоции, ее идентификацию, нахождение для нее словесного выражения, понимание причин и последствий. Способность к управлению означает возможность контроля интенсивности переживаний, внешних проявлений чувств, при необходимости – произвольного вызова эмоции. Указанные способности могут быть направлены как на собственные эмоции человека, так и на эмоции окружающих его лиц, что в терминологии автора соответствует внутриличностному и межличностному ЭИ (Люсин, 2006).
Исследование эмоциональной сферы больных на основе зарубежных методик было предпринято в исследовании И. В. Плужникова (Плужников, 2010). Показатели больных шизофренией были значимо ниже показателей здоровых испытуемых по следующим шкалам теста эмоционального интеллекта (Mayer-Salovey-Caruso Emotional Intelligence Test – MSCEIT V2.0) в адаптации Е. А. Сергиенко: "Идентификация эмоций", "Использование эмоций для решения проблем", "Сознательное управление эмоциями". По шкале "Понимание и анализ эмоций" статистически значимые различия между здоровыми испытуемыми и больными шизофренией автором выявлены не были, однако следует отметить недостаточный объем обследованной выборки для каких-либо окончательных выводов.
Как показал анализ концепций ЭИ, очевидна близость этого понятия к социальному интеллекту, в первую очередь в связи с общностью содержания, к обработке которого оба вида интеллекта имеют отношение. Это прежде всего социально и личностно релевантные стимулы. Как пишет Д. В. Ушаков (2009), для эмоционального реагирования характерным является обобщенный, глобальный способ переработки информации, где недостаточность аналитической составляющей компенсируется возможностью целостной оценки ситуации. Кроме того, в социальных ситуациях часто невозможна отстраненная позиция, и анализ идет с определенной позиции субъекта (самого человека или того, с кем он идентифицируется). Такой тип реагирования принципиально отличается от рационального, более непосредственно связан с поведением, более прямо (и мгновенно, что часто важно и необходимо) предопределяет ответную реакцию. Необходимость быстрой оценки сложнейших, недоступных рациональному анализу ситуаций приводит к необходимости использования эмоционального их отражения, что зачастую отличает задачи, относящиеся к социальному интеллекту, от предполагающих аналитический подход заданий из области общего, академического интеллекта.
Дальнейшая разработка моделей СИ и ЭИ связана с уточнением их составляющих и взаимосвязи.