Оливер сидел на коленях, прижав руки к груди и свесив голову. Его глаза были открыты, он смотрел на камни, откуда вырастал деревянный идол. Исла села рядом с братом, и, не сводя с него глаз, коснулась его ладони. Мальчик разжал кулаки и опустил руки, обнажив содержимое. В его ладони Исла увидела вырезанную из черного дерева фигурку. Она взяла ее в руку и внимательно, с возбужденным интересом посмотрела на нее. Это была фигурка животного, напоминающего собаку.
– Это собака? – спросила Исла, едва заметно улыбаясь.
– Нет, – твердо ответил Оливер.
– Черная собака, а кто же еще.
– Не собака, – настаивал мальчик. – Она живет далеко.
Загадка заинтересовала Ислу и она начала гадать. Перечислив ряд животных, схожих с собакой, она остановилась на волке.
– Это волк, – решительно заявил Оливер.
– Что, черный волк? – удивилась девушка. – Но почему черный? У нас не бывает волков. Некоторые рыболовы, ходившие в океан на большое расстояние, видели земли, большие земли. Они говорят, что там встречали диких собак, которых местные люди прозвали волками. Может это они. Но они не черные, а серые.
– Нет, он черный, – настаивал мальчик, – черный, черный…
– Ну, хорошо, хорошо, успокойся, – ласково сказала девушка и вернула фигурку Оливеру. – Пусть будет черный волк. Но что ты с ним делаешь?
– Освятить, – был неуверенный ответ.
– Освятить? Но зачем?
– Талисман, защита, – пояснил Оливер.
– Ты хочешь, чтобы этот волк стал талисманом? – спросила Исла.
Мальчик кивнул и вновь прижал фигурку к груди.
– Это амулет, так будет правильней, – решила Исла.
– Да, амулет, – согласился Оливер и выпучил губы.
– Понятно, что ж, пусть так. Черный волк… – она размышляла, одна из мыслей натолкнула ее на вопрос. – Где же ты видел черного волка?
– Он пришел ночью, – пояснил Оливер.
– Ты хочешь сказать, что он приснился тебе? – девушка начала кое-что соображать.
– Он сказал… – мальчик запнулся, что-то тревожило его. Это было видно по беспокойно бегающим зрачкам.
– Что, что он сказал?
– Волк…
– Да.
– Волк сказал…
– Что он сказал? – Исла начала беспокоится за брата, ведь они находились в необычном месте, на священной земле. Вокруг них стояли древние идолы, прислушивающиеся к каждому брошенному слову. Здесь нельзя обманывать, лукавить. – Оливер, не бойся, – успокаивала она.
– Ты знаешь, что он сказал, – прерывисто сообщил Оливер.
– Я знаю? – удивилась Исла, – но я не помню, чтобы я…
И тут она вспомнила, подобно поэту, которому являются вдохновения, как записывала со слов Оливера чудесный и таинственный сон в виде стиха. Брат тогда диктовал, вспоминая, а она выводила камнем из сажи, слова на обратной стороне полотна, где был изображен ее портрет.
– Ты имеешь в виду тот стих, который я записала на твоем рисунке. Ага, значит, вот кто это продиктовал тебе, – девушка, прищурив глаза, лукаво улыбнулась.
– Возьми, – Оливер протянул руки. Исла взяла с его ладони фигурку черного волка.
– Но он же твой.
– Это тебе, теперь он – защита, – сказал мальчик.
– Ты хочешь сказать, что твой амулет защитит меня?
– Да, он защита, – повторил Оливер.
– Хорошо, пусть он будет со мной. Но ведь нам ничего не угрожает. Ничего.
– Он – защита, – настойчиво повторил брат.
– А ты? Как же ты? – спросила Исла.
Мальчик молчал, опустив голову на грудь. Его глаза бегали из стороны в сторону, словно искали ответ.
На другой день, когда солнце зашло за горизонт бескрайнего океана, оставив ярко-алую полоску и погрузив сине-зеленые воды океана в мрачные тени, на темно-синем небосводе, казавшейся бездной, запылали первые звезды, и самой яркой из них была Полярная звезда. Две ее спутницы не появились. Небо было на редкость безоблачным, дул порывистый морской бриз. Лицо Ислы нежно гладил ветер, развивая золотистую прядь вьющихся волос. Теплый морской ветер согревал и наполнял ее трепещущее сердце, внушал надежду, придавал ей те силы, которые, порой, поднимают настроение, улучшают самочувствие, и появляются из ниоткуда, когда сердце неспокойно настукивает нежный любовный мотив. Душа Ислы пела, а ее взволнованное сердце готово было согреть весь остров, подарить всем жителям тепло и счастье. Мечтательным взглядом Исла смотрела на догорающий закат, любуясь звездами, вспыхивающими в исчезающем свете, а по ее щекам лились горячие слезы. Она стояла у обрыва – метра два над уровнем моря, рядом с домом, где недалеко, у крыльца, сидел на влажной земле Оливер, и что-то вычерчивал на ней палкой. Мальчик, то втыкал палку в податливую землю, то вырисовывал замысловатые линии. Неожиданно, в проеме двери появился Логан. Он увидел дочь, стоящую у зеленого обрыва, на фоне темнеющего неба, посмотрел на склонившегося сына, возившегося в земле. Отец взял с бочки лампу, стоящей у входа, и поднес ее к мальчику. Логан присел, чтобы разглядеть то, над чем занят был его сын.
На земле он увидел точки и линии. Причудливые линии он сперва не заметил, не придал им значения, но в купе с точками, он увидел фигуру. Это был красивейший, из всех, что ранее рисовал Оливер, портрет девушки: вьющиеся локоны волос приподнялись у плеч под действием порывистого ветра, огибающего чудесное юное личико. "Исла, – подумал Логан Маккензи, – ну, конечно же, это была Исла. Как романтично". Брат изобразил сестру, стоящую на утесе.
– Ты мне раньше не показывал свои таланты, – удивился Логан, пораженный точностью линий рисунка. – Но почему на земле? Ведь завтра ветер и дождь все уничтожат. Будет жаль.
Мальчик молчал, а отец любовался творением сына. Хоть в этом безлюдном занятии есть толк от мальчика, подумал Логан. И вдруг, что-то неуловимое в рисунке испугало его. Что-то было в нем странное. Логан присел ниже, добавив света, и… Обомлел. У чудесного портрета, – копии Ислы, не было глаз.
– Что же ты не изобразил глаза? – строго спросил, немного смутившись, Логан.
– Это не она, – ответил, казалось, неуверенным голосом Оливер.
– Что, не сестра? Но кто же тогда? – спросил удивленный и озадаченный отец, его голос смягчился, он успокоился.
– Это… – мальчик указал рукой куда-то на север, в небо.
Пораженный ответом, Логан, но привыкший к причудам сына, взглянул в черную бездну неба, в указанном направлении, и… не увидел Полярной звезды. Он встал, оставив лампу на земле. Его глаза привыкли к темноте, и он увидел звезду, одну. Где же две другие, которые взошли на небосвод с рождением дочери? Он увидел лишь тусклые, угасающие очертания.
– Не может этого быть, – пробубнил он. – Они исчезли. Исчезли также неожиданно, как и появились, – последние слова он произнес в тревоге, шепотом. – Что скажут люди?
Логан вдруг вспомнил, как держал крошечный комочек плоти – новорожденную дочь. Это было в такой же приятный вечер, как сейчас. Его сердце волнующе билось, он чувствовал малое тепло, исходившее от младенца. Он прижимал дочь к груди и глядел зачарованным взглядом на север, где горела Полярная звезда. Она подарила ему еще две звезды, горевшие мерцающим синим светом. На следующий день довольный отец увидел чудесные синие глаза дочери, которые превратились из мутного взгляда новорожденного в удивительные синие озера. В тот день он сообщил людям о появлении в небе, рядом с Полярной звездой, двух синих спутников, которые стали для рыбаков хорошей приметой и указателем направления в морском походе. Так все узнали о появлении на свет дочери вождя. Имя он дал ей "Исла", что означает слово "остров". Хоть и был он внешне грозен, а с детьми порой суров, но он любил их всем сердцем. Самым дорогим для жителей деревень были острова – это был их дом. Поэтому Логан назвал первенца в честь родной земли, которая была кормилицей, приютом и защитником.
Логан задумался об исчезнувших звездах. Рыбаки и раньше жаловались на неожиданное снижение их блеска, а теперь он увидел, как они и вовсе пропали. Но звезды не могут исчезнуть без причины. Он вспомнил слова своего отца, учившего его созвездиям. Отец Логана говорил, что звезды воздействуют на людей – на их характер, на судьбу, особенно их сила влияет на новорожденных.
Что же будет теперь? С этой терзающей мыслью он подошел к дочери, казавшейся безучастной ко всему.
Видимо, до слуха девушки дошли звуки тяжелого шага отца. Она обернулась и испуганным, словно загнанный зверь, голосом промолвила:
– Это ты, отец?
Логан удивился такому вопросу, ведь дочь стояла прямо перед ним. Он видел очертания ее лица, значит, и она должна была его увидеть.
– Это я. Что с тобой? – удивленно спросил Логан. Он уже привык к чудачествам сына, но от дочери он не ожидал такого.
Исла бросилась к отцу, прижавшись к его широкой груди, и начала рыдать. Логан успокаивал дочь и был в недоумении. Что так могло растрогать ее?
– Ну, ну, успокойся, – говорил он, гладя ее по волосам. – Не стоит так переживать, подумаешь, исчезли. Это еще не конец света. Звезд на небе много, одни гаснут, другие появляются. Они, как люди, появляются неожиданно, негаданно.
Исла немного успокоилась, рыдания затихли, но прерывистые девичьи всхлипывания остались. Она оторвала от отцовской груди голову, и с мокрыми от слез глазами произнесла:
– Отец, я слепа.
– Что, что, повтори, я не понял? – сконфуженно, не понимая слов дочери, сказал Логан.
– Я слепа, я ничего не вижу.
Она дрожала, но не от холода, а от страха, пролезшего в сознание и сковавшего ее мысли. Впервые, за все ее существование, она открыла глаза и ничего не видела. Лишь темнота была ее спутником. Горевший закат догорал для нее очень быстро, пока он не исчез совсем, окунув Ислу во мглу. Девушка очутилась во мраке, где не было форм, не было границ, не существовало линий, а потому не было красоты, гармонии, лишь тьма, бесконечная непроницаемая тьма. Мир погас для нее, навсегда. Но ее сознание все еще было способно рисовать воображение, картины, как крохотный лучик во мраке светил, рисуя чарующий и загадочный образ, так и не появившегося суженого. Это был конец мечтаний и надежд. Где-то в глубине мыслей она судорожно гадала: "Встречу или увижу?", но не могла вспомнить слов тёти.
Исла с широко раскрытыми глазами, смотрела в глаза отца, но ничего не видела. Логан держал ее за плечи, всматриваясь в два чудесных синих озера, он искал отражения, причину, погубившую этих два синих драгоценных камня. Что сгубило ее зрение? Какая сила забрала способность видеть, наслаждаться красивым миром, окружающим человека?
Глава 31
Дождь поливал надгробный камень, а где-то высоко в небесах, вспыхивали молнии, призрачно освещая мрачное ущелье Эльфов. Раскаты грома, казалось, содрогали каменные стены мрачного ущелья, отражая звук несколько раз. Лес, он казался черным, беспросветным, способным поглощать, уничтожать свет. Здесь нашел свой покой бывший жрец, великий колдун и любящий супруг Оливии. На его могиле, спрятанной среди зарослей небольшого леса, она когда-то установила могильный камень, что было в память вечной любви. Люди смертны, а их чувства, порождающие любовь, несут в себе память о былых отношениях между людьми, делая любовь вечной, придавая ее новой форме.
На темном камне, в свете молнии, изредка, на мгновение появлялась надпись: "Камень Робертсона, сына Гордона, великого тула на Фарерских островах". Слово "тул" означало "предсказатель или колдун".
Дождь не переставал лить, но Оливия не двигалась с места. Она застыла на месте перед могилой мужа, а ее лицо выражало скорбь. Казалось, она была погружена в забвение.
От простых для нее мыслей мести, где раскрылись картины из недавнего прошлого, в котором она изготовила зелье тьмы и дала его матери Ислы, чтобы та поила свою дочь каждый день, пока та не ослепла полностью и безвозвратно, она перешла в глубокое прошлое, время которого давно прошло, а имена людей стали забываться. Прошлое нельзя унять, вычеркнуть из памяти, оно надежно хранится в недрах мозга, пульсируя, напоминая о себе.
Старая ведьма, как называли ее в шутку люди, не всегда была страшной и коварной. В дни своей молодости она была любящей и заботливой, трудолюбивой женщиной. Выйдя замуж за жреца по имени Робертсон, она не только была любима, но и настоящей помощницей мужа. Видя ее стремление и тягу к магии, Робертсон обучал Оливию некоторым премудростям своего мастерства. Она помогала по хозяйству, смешивала травы, готовила отвары, подпевала ему в святилище. Ей казалось, что они были созданы друг для друга.
Но однажды Робертсон стал как-то странно себя вести: он замыкался в себе, искал уединения, был груб, подолгу проводил время вне дома. В один из дней Оливия решила проследить за мужем, ей не давали покоя сомнения в верности супруга. Она сильно удивилась, когда вдруг увидела, что Робертсон направился не в селение, к людям, а в противоположную сторону, в уединенное место – за гору, к прекрасному озеру, куда люди давно не ходили.
Озеро было расположено на острове Сандой. Когда-то здесь была земля, но из-за смещения земных пород, земная твердь дала трещину, и образовался фьорд. Вода быстро наполнила пустое пространство, и появился залив. Но со временем часть скалы – у самого выхода фьорда в океан, обвалилась, и залив замкнулся, превратившись в продолговатое озеро. Много поколений шотландцев менялось на острове Сандой. Здесь образовался и закрепился клан Морей, к которому принадлежал Робертсон.
Оливия помнила, что муж еще до женитьбы любил ходить к этому озеру. Что же его так манило теперь? Оливия спряталась за камнем и стала наблюдать за мужем. Робертсон долго стоял у берега, смотря на тихую гладь. Потом он, не входя в воду, стал что-то тянуть из нее. Затем бросил и перешел в другое место и там сделал тоже самое. Оливии стало любопытно, и она высунула голову из укрытия.
Она уже позабыла о супружеской неверности, потеряла бдительность, успокоившись. Ее сердце не волновалось, но в сознании проникло любопытство. Чем же занимается ее муж? Неужели он ловит рыбу? Он ведь жрец, а не рыбак.
Оливия покинула укрытие, подошла к берегу и стала спокойно глядеть на старание мужа. Робертсон был чем-то взволнован. Завидя жену, он пришел в негодование, но не набросился на нее, а сдерживаясь сказал:
– Тебе не место здесь.
Глядя на вопрошающий взгляд и удивленное выражение лица, он добавил:
– Идем домой, я все расскажу там. Здесь не место для этого.
Смущенная, не скрывая любопытства, она пыталась разузнать у него подробности, но он угрюмо и молчаливо шел по вьющейся тропинке, пока они не дошли до их хижины.
Робертсон развел огонь, а Оливия тихо сидела за столом, ожидая рассказа.
– Я заметил тебя с самого начала, – начал Робертсон. – Тогда я понял, что должен рассказать тебе то, что знаю сам. Расскажу нашу фамильную тайну, которую мне поведал, перед своей смертью мой отец, Гордон, а ему рассказал его отец. Эта тайна передавалась в нашем роду из поколения в поколение. Без этого я не был бы жрецом. Рассказываю я тебе это потому что у нас нет детей. Возможно, их и не будет.
– Что же это за тайна? – нетерпеливо спросила Оливия, затаив дыхание.
Муж посмотрел на жену сурово, как порой учитель смотрит на незадачливого ученика.
– Я уже сказал, что расскажу тебе нашу семейную тайну, ведь ты член семьи, да кое-чему ты уже научилась от меня. Но обещай, что ты должна хранить ее и быть сдержанной с ее обращением, терпелива.
– Я обещаю, – вымолвила Оливия, кивая головой, словно послушник перед священником. – Сгореть мне в огне, если я не выполню обещания.
– Наша семья, семья жрецов владеет силой, которой не владеет ни один человек.
И Робертсон рассказал Оливии о необычном озере, которое было образовано силами природы, отделив его воды от океана. Вместе с водой в земной ловушке оказались и морские обитатели. Древняя тайна, ставшая легендой, говорит о необычной черной рыбе, которая случайно стала заложников фьорда, а со временем и в образовавшемся озере. Это была беззубая рыба, внешне схожая со змеей. Она была шире змеи, но намного короче, чем-то напоминала мурену, но была начисто лишена зубов. Чем она питалась, было загадкой. Она была не похожа ни на одно подводное существо. Вероятнее всего, это предположение сделал отец Робертсона, эта тварь обитает в океанских глубинах. И лишь раз в столетие поднимается на поверхность.
Легенда гласит, что один из предков семьи поймал эту рыбу, зажарил и съел. Он был, как и все в его роду, жрецом. После обеда рыбой он по ночам стал видеть сны, которые исполнялись, по непонятной причине днем. И вот тогда один из членов семьи догадался, что рыба эта обладает уникальной силой – она дает возможность человеку предсказывать, видеть события за день до их наступления, во сне. Правда, эти сны появлялись спонтанно, независимо от желаний жреца. Несмотря на кажущуюся простоту явления, никто из потомков семьи не мог поймать больше одной рыбы за всю свою жизнь, пока был жрецом. Неизвестно, где могла рыба плодиться и прятаться. На сети она не ловилась, но однажды ее находили у самого берега, запутавшуюся в водорослях. Казалось, что рыба сама приходила к берегу, в руки людей, чтобы найти свою смерть. Однажды мы узнали о втором рыбьем грехе – человек, съевший рыбу, не должен входить в океан, он не должен касаться морской воды.
Муж замолчал, угрюмо склонив голову.
– Что же произойдет с тем, кто нарушит запрет? – спросила Оливия.
– Я не знаю, – неуверенно сказал Робертсон. – Мой дед, Гордон, знал правду, но не рассказал ее сыну. Поэтому я не знаю.
– Но ведь можно проверить, – предложила Оливия.
– Само умение видеть будущее – это уже большой подарок людям, который сделала эта рыба.
– Ну и что? – Оливия страстно хотела узнать тайну, ее глаза блестели огоньком, как никогда. Казалось, она прикоснулась к запретной тайне знания.
– Он пропал, – вдруг сказал Робертсон.
– Кто? – удивилась Оливия.
– Мой дед, он тайну унес в океан.
– Неужели мы никогда не узнаем?
– Узнаем, если нам повезет.
– Но ведь тогда ты исчезнешь, как и твой дед, – испугалась Оливия.
– Это эксперимент. Все мы когда-то исчезнем, – с какой-то загадочной грустью сказал Робертсон.
– Я не хочу этого. Обещай мне, что, когда поймаешь ее, не станешь входить в океан.
Муж задумчиво закивал головой в знак согласия, чтобы успокоить жену. И вдруг он увидел, что глаза жены взволнованно забегали.
– Ты хочешь сказать, что тому, кто съест рыбу, – сказала Оливия, – до конца своих дней нельзя входить в океан?
Он кивнул головой.
– Верно. Так без следа исчезло несколько моих предков. Они ушли и не вернулись. С тех пор мы не входим в океан, боимся.
Глаза Оливии сжались в страхе.
– Нет, нет, пока не отведаешь ее мяса, проклятие не действует, – неуверенно сказал муж.
– Ты меня напугал, – вздохнула с облегчением Оливия, ведь она любила своего мужа, и не хотела его потерять. Но сам таинственный тон мужа насторожил ее, она сердцем чувствовала беду. Что-то в его словах, недосказанных, было не так. Какой-то зловещий смысл ускользал от нее. Она вновь сжалась от страха.