Под сенью звезд - Середенко Игорь Анатольевич 28 стр.


– Интересно, что это ты так бережёшь? – спросил Натан, глядя, как сестра аккуратно кладёт свою ношу в широкую миску, накрывая плед сверху. Он смог лишь рассмотреть чей-то длинный широкий чёрный хвост, видимо, принадлежавший какой-то рыбе. Сестра молча возилась с пледом.

– Не знал, что ты ловишь рыбу, – сказал Натан. – Её надо уже класть в казан, иначе испортится, пойдёт запах…

– Что?! – удивилась Оливия, окатив его тревожным взглядом, словно он сообщал ей о извержении вулкана или гибели всей деревни. – Ты почувствовал запах?

Он увидел в её блестящих глазах какую-то нервозность, испуг.

– Не понимаю, – ответил он, – зачем тебе так нервничать из-за запаха рыбы. И ты зря её так укрыла. Если хочешь, чтобы она была свежей, и её мясо дожило в таком состоянии до приготовления, то не следует её так укутывать. Пусть дышит воздухом.

Эти слова Натана успокоили её. Она подошла к огню и помешала длиной ложкой варево.

– Слава богу, Натан, что у тебя нет обоняния, – с каким-то облегчением в голосе сказала она.

– В нашем возрасте всё притупляется: не тот слух, неверный глаз, плохое обоняние. Но ведь это рыба?

– Ты почувствовал её запах гниения? – вновь насторожилась она. Подбежав к широкой миске, она стала принюхиваться, словно хищник.

– Нет, я увидел её рыбий хвост.

Оливия выпрямилась и, как будто вновь успокоилась.

– Эта рыба вообще не имеет запаха, – сказала Оливия. – Ты заставил меня понервничать.

– То есть, как нет запаха? – удивился Натан. – Все рыбы имеют запах. Они должны иметь запах, хотя бы моря…

– Эта рыба не имеет запах моря. Она свежая, потому что не имеет запаха.

– Этого не может быть, – улыбнулся Натан. – Все рыбы должны…

– Но не эта. Возможно, она не рыба… – задумавшись, сказала Оливия.

Видя упорство сестры, Натан решил больше не волновать её.

– Ты её укутала, чтобы мясо лучше…

– Нет, не для этого. Её мясо очень нежное, и оно боится нашего прикосновения, оно не любит наш воздух. Может ей и вовсе противны люди, но всё же, она сама приплыла к нам.

– Сама? – удивился Натан. – Что бы рыба… – он осёкся, вспомнив, что сестра назвала эту тварь не рыбой.

– Возможно, это существо само не знает, зачем оно это сделало. Но раз в пятьдесят лет, оно вынужденно поднимается к поверхности, чтобы… – она замолчала.

– Чтобы, что?

– Что бы умереть или быть пойманной.

– Впервые слышу, чтобы рыба сама шла на смерть.

– Это не рыба, – поправила она его.

– Но любая тварь – морская или сухопутная или птица, не пойдёт умирать по доброй воле, её нужно поймать, – возмущенно сказал он.

– Ты плохо знаешь животных, впрочем, и людей тоже, – ответила Оливия. – Среди животных есть много загадок. Я всю свою жизнь изучала их: от пауков до птиц. Поверь мне.

– Допустим, – согласился Натан, – тебе эти знания необходимы во врачевании и гадании, но живые существа не станут идти на смерть, становясь жертвой, – упорствовал Натан.

– Из моих собственных наблюдений, Натан, скажу тебе, что они вовсе не знают ничего о смерти. Им знакомо чувство боли и тогда они всячески стараются её избежать. Но они не ведают, ни о смерти, ни о загробной жизни.

– Какие они должно быть счастливые. Не знать, что ты смертен – это дар, дар Бога. Христос тоже бессмертен.

– Да, я слышала ты начал изучать христианство? Хочешь стать священником? – она посмотрела на него исподлобья.

– Может быть, я пока не думал над этим. Просто меня интересуют разного рода законы, христианские тоже, почему бы и нет? Олаф говорил о том, что христианство довольно распространено в восточных землях.

– Животные, отличаются от человека, они не имеют души…

– Может, поэтому им незнакома смерть, – сказала Оливия, раскладывая сосуды на столе. – Они не знают ничего о Боге, но им и не знакома смерть. Ни рождение, ни гибель их не трогает, лишь само существование их интересует. Это настоящие ангелы, они не обремени временем, ибо оно порождает и разрушает, – она замолчала, а потом добавила, что-то вспомнив. – Я не раз убеждалась в том, что среди животных тварей есть такие виды, которые, не зная ничего о смерти, о времени, сами, совершенно добровольно идут на смерть.

– Допустим, но ради чего?

– Ради жизни. Ради продолжения своего рода. Самки производят потомство и гибнут, самцы спариваются, зная, что после этого будут съедены голодной самкой. Ради жизни, да… смерть ради жизни. Они бесстрашно отдают свои жизни, ради других, ещё не рождённых.

– Ты хочешь сказать, что они знают будущее, ведь ради будущего потомства они идут на смерть? – спросил Натан.

– Не имея ни малейшего понятия о коварном и беспощадном палаче – времени, они прекрасно осведомлены о будущем. Они приспособились за долгое своё существование не только к природе, но и к самому беспощадному хищнику, который только может существовать во все времена.

– Какому?

– Времени, – ответила Оливия.

Натан погрузился в размышления, как бы нерешительно покачивая головой в знак согласия.

– Для чего ты меня пригласила? – спросил он.

– Что бы ты не ел чёрную рыбу, которую подадут к столу.

– Чёрную рыбу? – удивился Натан.

– Да, я приготовлю её, – она указала на широкую миску.

– Это блюдо будет подано на свадебный стол?

– Да.

– Она отравлена? – с подозрением спросил он.

– Нет, но она необычная.

– В чём же заключается эта необычность?

– Эта рыба способна погубить всех викингов и главного из них – Олафа.

– Но, убив Олафа, мы не спасёмся, викинги лишь разгневаются.

– Нет. Я уже договорилась с Суртом. Ему нужна смерть Олафа. Сурта здесь ничего не держит. Корабли готовы и он хочет отправиться домой.

– Ну и что?

– Ему мешает Олаф. Я не знаю, как Сурт собирается стать королём, но он давно мечтает о троне Олафа, – сказала Оливия.

– Допустим. И ты хочешь погубить Олафа, в обмен на то, что Сурт и все викинги уберутся с наших островов?

– Да, – ответила Оливия, хотя мысли её были о другом.

Жаль, что люди слышат лишь слова, произнесённые вслух. Ведь ложь существует, благодаря неспособности человека прочесть мысли собеседника. Мысли, как рыба попадают в сети нашей глухоты, и мы слышим лишь их эхо – тёмные лживые странники, именуемые словами, произнесённые нами. Видимо, Бог позаботился об этих сетях мозга, чтобы существовала ложь грешника, фильтруя её в памяти. А может быть, это человек старается приспособиться к Богу, к бессмертию, стараясь выглядеть перед ним чистым ангелом, пряча в своих сетях сознания всю ложь и неправду.

– Он угрожает жизни нашей племянницы и её сына, – добавила она.

– Но что сделают викинги, когда бездыханное тело Олафа, их короля, упадёт на свадебной церемонии? А если от этой рыбы и другие отравятся? Тогда они всё поймут и нам не сдобровать, ты хоть понимаешь…

– Я понимаю значительно больше, чем ты.

Она подозвала его к небольшому сундуку, стоящему у стены в углу.

– Ну, старый сундук. В нём твои вещи?

– Отодвинь его и увидишь, – сказала она.

Натан сдвинул сундук и увидел под ним, в небольшом углублении, каменную плиту с надписью. Язык ему был незнаком, хотя буквы были знакомы.

– Что это за надпись?

– Это древний язык. Здесь написано заклятье.

– О чём оно? – поинтересовался он.

– Когда-нибудь узнаешь, – загадочно ответила она.

– Но зачем же ты мне его показываешь?

– Не знаю. Ведь те живые твари, о которых я говорила тебе, тоже не знали, зачем они идут на смерть.

Натан отошёл от камня и сел на табуретку.

– Ты хочешь спасти Ислу, но не знаешь как, – сказал он.

– Хорошо, я расскажу тебе кое-что. Мясо этой рыбы не убивает сразу. Оно превратит человека, испробовавшего это мясо в какую-то морскую тварь. Эта рыба так защищается – тот, кто её отведает, перестанет существовать в своём теле.

– Не понял, поясни.

– Его тело временно превратится в морское существо. И когда это произойдёт, его надо убить.

– Зачем же? Если это так, как ты говоришь, хотя звучит это неправдоподобно, то имеет смысл подождать, когда морское существо задохнётся на суше.

– Ты болван! – вдруг рассвирепела Оливия, но потом успокоилась и продолжила. – Человек превратится в морское существо лишь тогда, когда… – она притихла, словно не желала, чтобы её подслушивали, тревожно бросила взгляд на дверь, и полушёпотом продолжила. – Если человек окунётся в морскую пучину.

– Чудесно, – спокойно сказал Натан.

Он посчитал, что Оливия больна, у неё какое-то нервное расстройство, вызванное переживанием. Возможно, она так переносит гибель брата, Логана, а быть может, переживает из-за Ислы? – думал он.

– Хорошо, Оливия. Я всё понял.

– Кто её съест – тот смерть найдёт. Я прочту тебе отрывок из этой древней надписи, – сказала Оливия. – Лишь любящее сердце спасётся, хоть тело изменится, – она замолчала, ожидая его реакцию.

– Ясно, – сказал Натан. "Бедная Оливия, – подумал он. – Её мозг уже не способен отличить реальность от фантазий". – Хорошо, я помогу тебе во всём. Ты права, Ислу надо спасать. Что мне делать?

– Ты будешь ждать меня у скалы, отплыв от неё на лодке, на некоторое расстояние, – начала она уверенным голосом. – Там три корабля викингов, остальные корабли находятся далеко. Вероятнее всего, что Олаф возьмёт один корабль. Твою лодку должен увидеть охранник с берега – как ты садишься в неё с девушкой, на которой будет накидка Ислы. Он должен будет узнать тебя, но не видеть лица девушки.

– А что будет с Ислой?

– О ней не волнуйся. Я отведу её в одно тайное место, откуда она и её ребёнок отправятся на другой остров. Они будут плыть в другом направлении, а Олаф должен клюнуть на приманку и пойти за тобой.

– А если он нагонит меня?

– Ты пойми, у меня нет более верного человека, чем ты, брат. Он не сможет тебя быстро нагнать.

– Почему?

– В его корабле будет дырка, об этом позаботятся, – пояснила Оливия.

– Но ведь потом обман раскроется.

– Нет, его корабль вместе с ним и дюжиной его верных друзей уйдёт под воду.

– Да, но ведь викинги отлично умеют плавать. Ты забыла это?

– Нет, не забыла. Это ты забыл, и не внимательно меня слушал.

– Не понял.

– Они ведь все отведают эту чёрную рыбу.

– И превратятся в… – легкомысленно, с недоверием сказал он.

– Да, тише говори, – сказала Оливия.

– Ладно, – согласился он, размышляя.

"Во всяком случае, я скажу ему, что на свадьбе воруют невест, и кто-то похитил Ислу. Это уж его задача вернуть её", – думал Натан.

День был пасмурным, тёплым. В воздухе переплетались запахи сырости ущелья, благоухания трав и, какой-то жуткий запах гнили. Оливия ещё не поняла, что это был за неприятный запах, но что-то в нём было ей знакомо. И лишь когда она подошла ближе, она почуяла разлагающуюся плоть. На деревьях висели тела чёрных дельфинов, вниз головой. Рядом с деревьями викинги разожгли костры. В свете пылающего огня стволы тёмных деревьев как-то необычно блестели, а их листья казались неестественно тёмными. Лишь когда она подошла ближе, то смогла разглядеть причину. Деревья были покрыты кровью убитых животных. Викинги подвязывали тела. На деревьях она насчитала более десяти гринд. Варг ходил между телами с копьём. Подойдя к несчастному животному, ещё живому, он проткнул его тело копьём. Потекла кровь. Жрец набрал кровь в чашу и разбрызгал её на ветви дерева. Дерево содрогнулось, от предсмертных колебаний дельфина, словно часть боли и страдания передалось и ему. Дельфин издавал истошные крики, казалось, что и природа вместе с ним возмущается насилию, и оплакивает смерть кровью, ручьями стекающей по ветвям.

– Это священные деревья, – сказал жрец, замечая Оливию, которая словно дикая кошка подкрадывалась к нему.

– Готовишь святилище? – спросила она с сарказмом.

– Мы принесли их тела нашему богу, Тору, – сказал жрец.

– Не хватает людей, врагов?

– Их полно тут, – ответил жрец. – Стоит мне отдать приказ этим бравым воинам, и они вмиг тебя подвесят. Как тебе такой конец для ведьмы?

– У тебя найдутся более опасные враги, чем я, – ответила Оливия.

– Что ты можешь об этом знать, ведьма.

– Например, Олаф.

– Что ты можешь сделать? – недоверчиво сказал он. – Разве что приготовить яд или… принести жертву в ущелье эльфов очередную лягушку в жертву, – он посмотрел на неё, словно о чём-то догадывался.

– Ты шпионил за мной? – сердито спросила Оливия.

– Ты ведь приняла меня тогда за тёмный дух, не так ли?

Оливия вспомнила, что когда она приносила жертву в жертвенном лесу, то видела, чью-то тень и слышала шаги. Тогда она дала слабину, подвергая себя опасности, ослабила бдительность, расслабилась. Теперь ей было ясно, чья это была тень в ту ночь, когда она придавалась воспоминаниям о покойном муже. Она хотела наброситься на жреца и задушить его. Но её единственный глаз предупреждал её, что слова жреца могут быть исполнены. Угроза её жизни была реальной. Она успокоилась и приняла свой прежний облик хитрой змеи.

– Ты, вероятно, удивлён, почему я пришла к тебе.

– Возможно, – сказал Варг, не глядя на неё. Он смотрел, как трое викингов подтягивали дельфина на ветку дерева. Дельфин был небольшой, но сильный. Им пришлось оглушить его ударом тяжёлой палки по голове, прежде чем закрепить его тело за трепыхающийся хвост. Дельфин не хотел умирать, он задыхался и чувствовал, что ему конец.

– Тебе нужна жертва. Необычная жертва, – начала она.

– Я наслышан о твоём плане. Сурт рассказал мне всё. И ты думаешь, что я поведусь на такую глупость. Сурт слаб умом, но силён телом. Но меня ты не обхитришь, ведьма.

– Если я дам в твои руки наследника викингов, ты сумеешь…

– Сигара? Сына Олафа? – удивился Варг, скривив в изумлении лицо.

– Да, я принесу тебе этого младенца. Ты знаешь, что с ним делать?

– И что? – с недоверием спросил Варг, словно его поймали за кражей.

– Он мог бы пополнить твою коллекцию, – она указала ему на повешенных вниз головой дельфинов. Твой бог, Тор, мог бы возблагодарить тебя.

– Твои слова звучат опаснее шипения самой ядовитой змеи, – сказал Варг, проникнувшись доверием к её словам. – Ты лжёшь.

– Увидим. Я принесу тебе его, а ты обещай, что убьёшь его на одном из этих деревьев. Ты принесёшь его в жертву своему богу, Тору.

– Тебе надоело жить, это я вижу. А если Олаф узнает об этом? Ты хочешь, чтобы он убил меня? Хочешь избавиться от меня?

– Нет, ты мне нужен. Я хочу, так же, как и ты уничтожить всё, что связано с… – она осеклась.

– С кем?

– Не важно. Я ведь его сама тебе передам.

– Олаф может не поверить.

– Ему будет не до этого, поверь.

Варг раздумывал. Он мог принести младенца в жертву погодя несколько дней. Показать его Сурту, и тогда решиться на жертвоприношение. Ему было ясно, что Оливия не шутила. Будь она в сговоре, то не передала бы жизнь сына Олафа в руки чужестранца, готового убить его. "Нет, – думал он, – она ведёт какую-то игру, но на своей стороне. Возможно, ей кто-то мешает из своих – шотландцев, кому она хочет отомстить?"

– У тебя есть враги? – спросил он, решив разгадать эту загадку.

– Так же, как и у тебя. Когда я передам его тебе, ты не должен его показывать никому.

– Это понятно, – согласился жрец. – Но как ты собираешься погубить Олафа. Отравить рыбой?

– Нет, но живым он из моря не вернётся, – ответила она. – О его душе надо позаботиться.

– Я возьму это на себя. Я знаю обычаи викингов. Это не просто…

– Я слышала, вы в могилу забираете и живых?

– Да, слуг, любовниц…

– Исла подошла бы для этого?

Он нахмурился, обдумывая её слова.

– Твой яд силён. Убить собственную племянницу… Ты её ненавидишь, это я уже понял. Хочешь убить её сына, а потом и её?

– Тебя это не касается, я же не спрашиваю, почему ты и Сурт желаете смерти королю.

– Хорошо, останемся при своих целях, тем более что они совпадают в одном месте, – сказал Варг.

– Может и не только в одном месте? – загадочно произнесла Оливия, но Варг не обратил внимания на её слова, сказанные вполголоса. Он был занят своими планами.

Глава 46

День выдался солнечным и тёплым. Мать Ислы молча смотрела на склонившуюся перед ней дочь. Её руки еле касались головы Ислы. Пальцы чувствовали мягкие волосы дочери.

– Моя дочь, – сказала Холли. В её голосе была слышна зыбкая дрожь. – И я ничего не могу сделать. Ты уже взрослая.

– Мама, я прошу тебя. Я люблю его, и у нас есть сын, – умоляюще сказала Исла. Мать сверху смотрела на склонившуюся перед ней, в знак почтения, дочь, и ей казалось, что она всё ещё ребёнок, маленькая непослушная девочка. Перед ней, словно картины пронеслись моменты жизни, моменты прошлой счастливой для неё жизни. И она ничего не могла поделать, – нельзя было вернуться назад и уберечь дочь от страшного, как ей казалось, нынешнего времени.

Действительно, Исла права, её дочь стала взрослой, самостоятельной. Она выполнила, материнский долг – воспитала и вырастила дочь. Одного ей жалко и обидно, она не хотела смириться с тем, чтобы отдать свою единственную, дорогую дочь замуж за чужестранца, за варвара, дикаря, как она считала. Не этого она хотела для Ислы. На её глазах вырос и распустился этот юный цветок. Если бы она только могла не выдать Ислу за Олафа, если бы это было в её власти. В её роду, испокон веков, невесты сами выбирали себе женихов. Она знала это очень хорошо, потому что сама когда-то сделала свой выбор на Логане. А теперь её дочь имеет право выбора, право голоса.

За её спиной послышался голос младенца, маленького Сигара. Он ещё начинает свою жизнь, а имя он носит уже не шотландское, чужое. Холли вспомнила, значение этого имени и её окатил страх за его жизнь. Он ещё мал, а уже содержит кровь чужестранца, викинга. Сможет ли она, уже бабушка, смириться с этим?

– Мама, так решили боги, – робко сказала Исла, поглядывая на кроватку, где двигался её сынишка, подняв ручки. – Он хочет есть, пора кормить.

Холли против своей воли, опустила руку на голову дочери и нежно погладила её.

– Только вы одни у меня остались, – сказала Холли.

Рукой она почувствовала, как по телу Ислы прошла благодарная дрожь волнения. "Она счастлива, – подумала мать, – да, она счастлива. Она любит своего Олафа, любит сына". Это она чувствовала и знала, хоть сердце ей подсказывало, что надо держаться подальше от викингов, и в особенности от этого дикаря, короля чужестранцев. Ради дочери она смирилась.

– Я постараюсь принять его, но полюбить не смогу, – сказала Холли.

– Большего я и не прошу, – Исла обняла руки матери и стала их целовать.

Младенец был накормлен. Ислу готовили к свадебной церемонии. Две женщины трудились над её нарядом. В дом вошли два викинга и принесли с десяток шкур. Это были подарки от жениха. Один из викингов, по имени Хакон, принёс инкрустированный меч и повесил его на стене, напротив детской кроватки.

– Вырастет, станет великим воином и вождём, как его отец, – сказал Хакон.

– Вот, возьмите эту кровать, – сказала Холли, – она крепкая.

Назад Дальше