""На один гривенник"
Игумен Исаакий впоследствии с горькой иронией говорил: "Я принял обитель с одним гривенником". Так оно было на самом деле: монастырская казна состояла действительно из гривенника, да и то случайно завалившегося в трещину денежного ящика старца Моисея. Однако это не значит, что монастырь вовсе не имел доходов, просто не было свободных денег: Оптина активно строилась и развивалась, львиная доля поступлений в монастырскую казну уходила на пополнение библиотеки и издательскую деятельность.
Новый игумен продолжил дело старца Моисея и прежде всего достроил храм во имя Всех Святых на новом кладбище. В историю Оптиной пустыни игумен Исаакий вошел как великий строитель и устроитель обители. При нем было завершено строительство водопровода, Казанский собор был значительно расширен, и в нем устроен новый иконостас. Обновили иконостас и в Введенском соборе.
В 1874 году, по завещанию умершего в 1873 году скитоначальника старца Илариона, на пожертвованные деньги за стенами монастыря было выстроено большое здание для больницы с церковью во имя Святого Илариона Великого. При этой больнице была обустроена аптека, снабженная необходимыми медицинскими средствами для общего бесплатного пользования братии и посетителей обители. Аптека находилась под наблюдением врачей из числа братии.
В память старца Макария в скиту был устроен придел во имя преподобного Макария Египетского и приобретен колокол в семьсот пятьдесят пудов весом. Были воздвигнуты здания хлебной, настоятельской кухни, братской, прачечной, переделаны братский корпус, настоятельские покои, скотный двор. Игумен Исаакий поощрял и поддерживал усердие отца-казначея Флавиана в разведении в обители садов и огородов.
Вся эта бурная деятельность требовала огромных материальных затрат. В первое время отсутствие свободных средств тяжелым бременем легло на плечи нового настоятеля. Бывали такие времена, что не на что было содержать братию, кладовые пустели. Однако все как-то благополучно разрешалось: то богатый помещик совершит благотворительный дар и уплатит все долги монастыря, то щедрый жертвователь завещает обители пятнадцать тысяч рублей.
Конечно, настоятель и сам не плошал. Пригодились в управлении огромным монастырским хозяйством навыки, приобретенные отцом Исаакием во времена его мирской жизни, когда он успешно вел дела купеческого дома Антимоновых. Купеческая сметка помогала ему искать дополнительные доходы для обители. Он догадался устроить в монастыре собственный свечной завод, начавший действовать и приносить доход с 1865 года. Заметив возросший спрос паломников на духовную литературу, благословил строительство нового большого корпуса для книжной лавки. С выгодой для обители были куплены лесные участки, что раз и навсегда решило проблемы с топливом и строевым лесом. По случаю были приобретены и луговые земли на Болховской мельнице. Оптина пустынь стала одним из самых процветающих монастырей России второй половины XIX века.
Но за заботами о материальном благе обители не забывал настоятель и о благотворительности. Простому народу, приходившему в обитель во множестве, бесплатно раздавались крестики, священные изображения, книжки нравственного содержания.
Многие доходы приносили обители великие старцы оптинские, слава о которых распространилась по всей России, привлекая нескончаемый приток паломников, которые несли в монастырь посильные пожертвования. Старцы Амвросий и Иларион имели множество духовных детей, многие из которых были весьма состоятельными людьми, поддерживавшими обитель щедрыми дарами и денежными взносами.
Если старцы Амвросий и Иларион без устали утешали скорбящих, наставляли сомневающихся в вере, то отец Исаакий заботился о самих старцах, стараясь доставить им всевозможные удобства для облегчения их многотрудного и многополезного служения людям. Заботился отец настоятель и о богомольцах: была выстроена новая гостиница, корпуса старых гостиниц переделаны и снабжены максимальными удобствами.
Для монахинь из разных монастырей, находившихся под духовным руководством старцев, отец Исаакий выделил к уже существующим дополнительный корпус и благословлял их жить по несколько дней безвозмездно. Для странников, убогих и неимущих отец Исаакий построил особое здание странноприимного дома. Там, по его распоряжению, каждую субботу кормили по триста человек, раздавая при этом милостыню.
Положив много сил на внешний порядок и внешнее устройство монастыря, еще больше пекся отец Исаакий о душевном благоустройстве монашествующих. Деятельность настоятеля не ограничивалась хозяйственными заботами. Главным для него всегда было отечески строгое попечение об исполнении монашествующей братией послушаний и устава.
Познав на своем опыте великую пользу и силу старчества, отец Исаакий предоставил духовное руководство братией старцам Амвросию, Иосифу, Анатолию, Илариону. Но и сам не оставил монахов без наставлений. Всеми силами поддерживал отец настоятель Исаакий старчество Оптиной пустыни. О благотворном влиянии старцев на братию обители говорили мир и согласие, царившие в Оптиной пустыни.
Если же кто-то выражал недовольство тяжестью порученного послушания, роптал и хулил монастырские порядки, отец Исаакий говорил ему: "Брат! Возьми мои ключи и начальствуй, а я пойду исполнять твое послушание". Как правило, таким образом ему удавалось усовестить и вразумить недовольного.
"Дедушка"
Отец Исаакий был строг, но в то же время прост в обращении с "подчиненными". Вне начальственных отношений считал всех равными себе. Он старался не выказывать кому-то особой любви, чтобы не возбудить зависть в других, а в том, кого отличил, не вызвать гордыню. Особое внимание настоятель уделял постоянному посещению монахами храма Божьего, являя собой пример, строго соблюдая церковный устав, чинное пение, неспешное, ясное чтение и благоговейное поведение в храме. Того же требовал и от монахов, прекрасно зная, что исправление монаха идет от внутреннего к внешнему.
Были вещи, которые отец Исаакий на дух не переносил: гордость, тщеславие, желание поставить себя выше других. Настоятель строго напоминал о монашеском обете: плакать о грехах своих, а не кичиться Богом данными, природными талантами. Особо строго отец Исаакий карал дерзость и упрямство. Если кто-то из монахов, даже после старческого внушения и наложенного на него наказания, не исправлялся, настоятель незамедлительно высылал упрямца из обители, чтобы у неокрепших духом иноков не было перед глазами примера дурного поведения и недопустимого в монашестве непослушания. Бывали такие случаи редко. Если изгнанный из обители осознавал греховность своих поступков и чистосердечно раскаивался, его принимали обратно.
Отец Исаакий неохотно отпускал монахов из монастыря, особенно на длительные сроки. Он полагал, что пребывание в миру вредно отражается на внутреннем устроении монаха, требующем сосредоточения и погружения в молитвы. Исключения делались крайне редко и только в случае необходимости, исключительно для поездок по монастырским делам по послушанию, сила которого способна сохранить инока от мирских искушений.
Монахи ценили бережное попечительство отца настоятеля и любили его, отдавая дань уважения строгому начальнику и сердечную любовь любвеобильному отцу. Между собой братия любовно называла его "дедушкой". Многие иноки на себе познали силу действия его слова. Если на исповедь или беседу к старцу Исаакию инок входил расстроенным, чем-то огорченным, то выходил от него всегда успокоенным, с радостным сердцем, позабыв про все свои заботы. Когда кто-то из иноков излагал отцу Исаакию свои скорби, мудрый настоятель делал удивленное лицо: "Какие у нас скорби? У нас не скорби, а скорбишки. Вот в миру скорби так скорби: жена, дети, обо всем забота, а у нас что? Полно Бога гневить, надо только благодарить Его – живем на всем готовом".
Принимая в монастырь желающего присоединиться к братству, отец Исаакий действовал по обычаю, заведенному со времен старца Моисея: все приходящие принимались в монастырь по благословению старца и с согласия настоятеля. Отец настоятель Исаакий был всегда расположен к каждому, желавшему стать сыном обители. Ко всем он относился как к своим духовным детям, не допуская никаких сословных различий, хотя и снисходил к слабостям и с каждым старался поступать, учитывая его духовную зрелость и даже мирские привычки.
Поначалу отец Исаакий хотел не только следовать сам, но и вести братию по старым правилам строгого монашества, но в годы его управления обителью времена изменились. В миру царило всеобщее ослабление нравов, упадок веры и уважения к Церкви. Поскольку в монастырь приходили люди, жившие до этого в миру, они волей-неволей вносили в обитель свои человеческие слабости. Меры строгости, существовавшие в обители прежде, все более и более сменялись снисхождением к слабостям, послаблениями.
Когда этого требовала обстановка, игумен Исаакий мог отнестись к ситуации с иронией. Был случай, когда из монастыря ушел некий послушник. Он был образован, окончил курс Московского университета, прожил какое-то время в монастыре, но его замучила гордыня. Долго скитался бывший послушник по стране и через некоторое время явился в Оптину пустынь, озлобленный и взвинченный. Он пришел к настоятелю Исаакию, выбрав момент, когда вокруг было много монахов, и наговорил почтенному отцу настоятелю множество дерзостей, закончив свой гневный монолог так: "Вот ты игумен, а не умен". Отец Исаакий выслушал гневную и дерзкую тираду отступника спокойно и терпеливо и лишь последнюю реплику удостоил ответом: "А ты вот хоть и умен, да не игумен".
Но если по отношению к вновь поступающим в обитель инокам отец Исаакий допускал послабления, то в отношении себя оставался строг. Не отличаясь от простых монахов, ходил в простой поношенной одежде: подряснике, рясе и мантии для служения церковных служб. Сам, не допуская келейников, чинил свою одежду, штопал носки. Столь же неприхотлив и воздержан он был в еде, всегда ходил в общую трапезную, не допускал излишеств. Строго и неукоснительно соблюдал все посты.
Будучи еще послушником, он воспитал в себе молчаливость и старался не говорить без крайней необходимости. Был случай. На торжественном обеде в Шамординском монастыре, проходившем в присутствии архиерея, во время оживленной застольной беседы отец Исаакий по своему обыкновению в разговоры не вступал. Когда же владыка пригласил его принять участие в общей беседе, отец Исаакий ответил, что уже принимает участие тем, что слушает других, поскольку должен кто-то исполнять и эту обязанность.
После кончины своего духовного отца, старца Амвросия, отец Исаакий продолжал каждую субботу посещать преемника старца Амвросия – старца Иосифа, так же терпеливо дожидаясь своей очереди, несмотря на то что старец Иосиф был из числа его, отца Исаакия, пострижеников. И только незадолго до собственной кончины, когда силы телесные окончательно покинули его, он стал приглашать нового старца к себе.
Отец Исаакий прославился благотворительностью. Кроме всевозможной монастырской помощи нищим, он от себя раздавал щедрую милостыню, стараясь утаить содеянное им доброе дело. После его смерти не осталось никаких материальных ценностей, ему принадлежащих, хотя распоряжался он огромными деньгами да и в мирской жизни был человеком богатым.
Полностью отрекшись от мирской суеты, отец Исаакий к наградам и повышениям в церковной иерархии относился равнодушно, стараясь по возможности отказываться от них.
В 1877 году Оптину пустынь посетил президент Российской академии наук великий князь Константин Константинович, внук императора Николая I, поэт, известный в истории русской литературы под криптонимом К. Р. Простота и духовная мудрость отца настоятеля Исаакия произвели на высокого гостя глубочайшее впечатление. Впоследствии великий князь неоднократно говорил, что подобных людей ему не доводилось видеть. Общение между Константином Константиновичем и отцом Исаакием не прекращалось до самой кончины последнего. В библиотеке Мраморного дворца, где жил великий князь, находились духовные книги, присланные из Оптиной. А в монастырской библиотеке Оптиной пустыни хранились книги и письма великого князя.
Великий князь Константин Константинович и сам подумывал о монашестве, а за год до женитьбы даже обращался к императору Александру III, своему двоюродному брату, с просьбой отпустить его в монастырь постричься в иночество. Император не отпустил.
В последние годы жизни настоятелю Исаакию были посланы тяжкие испытания. Самым тяжелым из них был отъезд старца Амвросия в Шамординскую общину. Отец Исаакий говорил: "Двадцать девять лет провел я настоятелем при старце и скорбей не видел, теперь же, должно быть, угодно Господу посетить меня, грешного, скорбями".
Здоровье отца настоятеля, ослабленное печалями и многими заботами, заметно ослабело. И он келейно принял пострижение в схиму, которое свершил над ним братский духовник, скитоначальник старец Анатолий.
Вскоре скончался старец Амвросий, и после его кончины на отца Исаакия во все инстанции последовали тайные жалобы и доносы о его неспособности управлять обителью по преклонным летам его и постоянным болезням. В обитель зачастили комиссии, но вся братия горой стояла за своего настоятеля, однако здоровье отца Исаакия было безвозвратно подорвано.
В июне 1894 года началась предсмертная болезнь отца настоятеля. Братия, с печалью убедившись в неминуемом исходе, пошла к отцу Исаакию за последним благословением. Умирал он тихо, в окружении своих плачущих духовных детей. Когда кто-то из них со слезами спросил: "Как, батюшка, жить после вас?", – он ответил: "Живите по совести и просите помощи у Царицы Небесной, и все будет хорошо".
Последним наставлением его братии было: "Любите Бога и ближних, любите Церковь Божию, в службе церковной, в молитве ищите благ не земных, а небесных; здесь, в этой святой обители, где вы положили начало иноческой жизни и оканчивайте дни свои". 20 августа с отцом Исаакием случился удар, с этого дня он больше не мог говорить. Господь перед кончиной наградил его безмолвием.
Скончался отец Исаакий 22 августа 1894 года в глубокой старости, восьмидесяти пяти лет от роду.
Жизнь его стала достойным примером и продолжением духовного подвига великих старцев оптинских.
14 февраля 1995 года во время восстановления Казанского собора состоялось обретение святых мощей старца Исаакия, погребенного здесь под спудом. После освящения храма в день канонизации преподобных оптинских старцев 26–27 июля 1996 года святые мощи преподобного Исаакия находятся в Казанском соборе под спудом.
Глава десятая
Жизнь под знаком чудесных видений
Иосиф Оптинский Преподобный иеросхимонах Иосиф,
скитоначальник и духовник, в миру Иван Ефимович Литовкин (2/15 ноября 1837 – 9/22 мая 1911)
Что трудом приобретается, то и бывает полезно.
Иосиф Оптинский
В 1890 году старец Амвросий уезжал в Шамординский женский монастырь. "Подумать только, – пришло ему в голову, – это сколько же мы прожили бок о бок с моим келейником отцом Иосифом? Так, посчитаем, без малого тридцать лет! Да-а-а, стаж солидный". Отец Иосиф был ближайшим учеником старца Амвросия – по духу, по силе послушания, преданности и любви. Как на него ни посмотришь: смиренная поступь, опущенные глаза, краткий ответ с поклоном на приветствие, всегда неизменная скромно-приветливая улыбка.
Старец Амвросий доверял отцу Иосифу во всем, называл его своей правой рукой. Все, кто узнавал отца Иосифа, проникались к нему искренним уважением, а он говорил: "Что я значу без батюшки? Нуль – и больше ничего". Вспомнив характерный ответ своего келейника, старец Амвросий улыбнулся. "Ну, это мы как раз и посмотрим, что за "нуль" я воспитал, – подумал он. – Хоть никогда мы не разлучались прежде, пришло время расстаться". В поездку в Шамординский монастырь старец Амвросий келейника с собой не взял, сказав:
– Тебе нужно здесь оставаться, ты здесь нужен. И переходи-ка жить в мою келью.
И в ответ на возражения коротко ответил:
– Прими послушание, отец Иосиф.
К послушаниям отцу Иосифу было не привыкать. Жизнь так сложилась.
Жизнь сироты
2 ноября 1837 года в селе Городищи Харьковской губернии в семье сельского головы Ефима Литовкина родился сын. Мальчика назвали Иваном. В семье было шестеро детей. Родители мальчика, люди глубоко верующие, детей воспитывали в почитании Бога.
В четыре года Ваня потерял отца, скончавшегося от болезни. Все заботы о семье легли на плечи матери, Марии Литовкиной.
Когда Ване было восемь лет, произошел случай, долго вызывавший пересуды односельчан Литовкиных. Ваня играл с ребятишками на улице, вдруг побледнел лицом, поднял руки вверх и без чувств упал на землю. Прибежали взрослые, отнесли Ваню в избу, уложили. Когда мальчик пришел в себя, мать озабоченно стала расспрашивать, что с ним случилось.
– Я увидел в воздухе Царицу Небесную, – широко распахнул глаза мальчик.
– Почему ты думаешь, что это была Царица Небесная? – удивилась мать.
– Потому, что на Ней была корона с крестиком, – ответил мальчик.
– Ты упал без чувств, я так за тебя испугалась, – мать прижала сына к груди. А он, уткнувшись ей в теплую шею, прошептал:
– Около Нее было такое солнце, я не знаю, не знаю, как сказать! – и от бессилия выразить словами увиденное, заплакал.
Это чудесное видение оставило ярчайший след в душе ребенка. Он очень изменился, стал тихим и задумчивым, сторонился шумных игр и забав, старался быть возле своей матери. В его сердце навсегда поселилась живая вера и любовь к Божьей Матери Царице Небесной.
Вскоре после этого случая Литовкины переехали в новый, только что отстроенный дом. Не успели они обжиться, как в их селе случился большой пожар, с которым никак не могли справиться. Огонь перекидывался с дома на дом. Мария Литовкина вывела детей на улицу и с ужасом наблюдала, как огонь неотвратимо подбирается к их дому. Ваня видел испуг матери, бессилие взрослых перед разбушевавшейся стихией. Не зная, как помочь, у кого просить помощи, мальчик протянул руки в сторону сельской церкви во имя Покрова Пресвятой Богородицы и стал просить: "Царица Небесная! Оставь нам наш домик, ведь он совсем новенький!" И случилось чудо. Детская молитва была услышана, и огонь, спаливший почти все село, остановился возле ограды дома Литовкиных.
В одиннадцать лет Ваня остался круглым сиротой. Потеряв мать, мальчик вынужден был сам зарабатывать себе на жизнь. Нелегкая жизнь у сироты, горек его хлеб. Мальчику приходилось жить по чужим углам, браться за любую работу. Он с утра до ночи работал в трактире, бакалейной лавке, терпя унижения и грубость хозяев. Таскал пятипудовые мешки, выполнял черную работу, сопровождал обозы с товаром. Он узнал и нужду, и голод, и скитания, бывал жестоко бит хозяином. Но эта грубая и страшная жизнь не сломила и не озлобила мальчика: молитва стала его защитой, а храм – местом утешения.