Книга VIII
1. Предохраняет от тщеславия и то, что пока еще не смог ты прожить всю жизнь философом или по крайней мере не был им смолоду, но ясно как многим другим, так и тебе самому, что ты далек от философии. Итак, ты запятнал себя, так что тебе уже нелегко приобрести репутацию философа. Мешает и твое положение. Поэтому, если ты верно увидел, в чем заключается дело, не заботься о своей репутации. Будь доволен, если проживешь остаток жизни, каков он ни будет, так, как хочет от тебя природа. Поэтому осмысли, чего она хочет, и пусть ничто другое не отвлекает тебя. Ведь столько заблуждений ты уже испытал и ни в чем не нашел счастья: ни в умозаключениях, ни в богатстве, ни в славе, ни в наслаждении – ни в чем. Так в чем же оно? В том, чтобы делать то, что требует природа человека. Итак, как ты будешь это делать? Если будешь иметь основоположения, из которых вытекают устремления и действия. Что за основоположения? Такие, которые говорят о добре и зле, что, с одной стороны, нет никакого блага человеку в том, что не делает его справедливым, здравомыслящим, мужественным, свободным, с другой – нет никакого зла в том, что не порождает противоположного указанным [качествам].
2. При любом поступке спрашивай себя: каково его отношение ко мне? Не вызовет ли он потом раскаяния? Миг – и умру, и все кончится. Чего же мне еще желать, как не того, чтобы делать вот это дело так, как свойственно существу мыслящему, заботящемуся об общем благе и равному [в этом действии] богу.
3. Александр [Македонский], Гай [Юлий Цезарь] и Помпей – что они по сравнению с Диогеном, Гераклитом и Сократом? Ведь последние видели вещи, и их причины, и материю, а руководящее их начало было независимо. А у тех забота о каких ничтожных вещах и рабская зависимость от стольких вещей!
4. [Понять] что они как ни в чем ни бывало будут делать то же самое, хоть ты тресни!
5. Прежде всего не тревожься, ведь все совершается в согласии с природой целого и в скором времени станешь ты "никто", "нигде", как Адриан, как Август. Затем, сосредоточившись на самом деле, вникни в него и, припомнив, что тебе нужно быть хорошим человеком, и [что нужно делать] то, что требует от тебя человеческая природа, неуклонно делай это дело и говори то, что кажется тебе более всего соответствующим справедливости, но только благожелательно, спокойно, нелицемерно.
6. Природа целого занята тем, что существующее здесь переставляет туда, производит превращение, убирает отсюда и переносит туда. Сплошные видоизменения и не такие, чтобы можно было опасаться, как бы не случилось чего-нибудь нового: все привычно, да и уделы равны.
7. Любая природа довольствуется собой, если следует благим путем. Природа же разумного существа следует благим путем, если она в своих представлениях не соглашается ни с ложью, ни с неясностью, если направляет устремления только на дела для общего блага, а желания и нежелания – только на то, что зависит от нас, все же уделенное общей природой принимает с радостью. Ибо она [природа разумного существа] – часть ее, как природа листа есть часть природы растения с той только разницей, что природа листа – часть природы, неспособной к ощущению и неразумной, подвластной препятствиям, человеческая же природа – часть природы, не знающей препятствий, мыслительной и справедливой, поскольку последняя каждому дает равные и соответствующие его достоинству доли времени, естества, причинной силы, деятельности, обстоятельств. <Но доли равны.> Не ищи точного равенства во всем, но смотри, равны ли в целом все свойства этого человека совокупным свойствам того.
8. Читать нет возможности. Но гордыню сдерживать можно. Но брать верх над наслаждениями и страданиями можно. Но быть выше желанья славы можно. Но не гневаться на бесчувственных и неблагодарных, более того, заботиться о них – можно.
9. Пусть никто больше не услышит от тебя жалоб на жизнь при дворе, ни ты сам от себя.
10. Раскаяние – это некое порицание самого себя за то, что упустил что-нибудь полезное. Полезное должно быть чем-то хорошим, и человеку прекрасному и хорошему следует о нем печься. Но, пожалуй, ни один прекрасный и хороший человек не раскаялся, что пренебрег каким-нибудь наслаждением. Ибо наслаждение не имеет отношения ни к пользе, ни к благу.
11. Этот предмет – что он такое сам по себе по своему устройству? Каков он по своей субстанции и веществу? Какова причинная сила [породившая его]? Что он делает в мире? Сколько времени существует?
12. Всякий раз, когда неохотно пробуждаешься от сна, вспоминай, что твоему устройству и человеческой природе свойственно совершать поступки для общего блага, сон же – это то, что у тебя общее и с существами неразумными. То же, что соответствует природе в каждом существе, более близко и присуще, да и более приятно ему.
13. Постоянно и по возможности при всяком представлении применяй учения физики, этики, диалектики.
14. С кем бы ты ни встретился, тотчас задай себе предварительный вопрос: "Какие у этого человека основоположения относительно добра и зла?" Ведь если относительно наслаждения и страдания, и того, что порождает и то и другое, и относительно славы и бесславия, смерти, жизни у него именно такие основоположения, то мне ничуть не покажется странным и удивительным, что он поступает именно таким образом, и я буду помнить, что так поступать он вынужден .
15. Помни, что как постыдно изумляться тому, что смоковница приносит смоквы, точно так же постыдно изумляться и тому, что приносит мир из того, чем он плодоносит. И врачу, и кормчему постыдно изумляться тому, что этот человек заболел лихорадкой или что подул встречный ветер.
16. Помни, что человеку свободному одинаково свойственно и переменяться, и повиноваться тому, кто его исправляет. Ведь в этом случае осуществляется твоя деятельность в соответствии с твоим побуждением и суждением и именно твоим умом.
17. Если дело в тебе, зачем его делаешь так? Если в другом, кого ты винишь? Атомы или богов? И то, и другое [винить] – безумие.
Никого не нужно винить. Ведь если можешь, исправь [человека]. Если же не можешь этого, то по крайней мере [исправь] само дело. Если ж и его нельзя, то какой тогда прок в обвинениях? Ведь просто так ничего не следует делать.
18. Умершее не выпадает из мира. Если оно остается здесь, то оно и распадается здесь на частицы, общие с твоими и мировыми. И они сами тоже превращаются и не ропщут.
19. Все рождено для какой-нибудь цели – конь, виноградная лоза. Чему удивляешься? И солнце могло бы сказать: "Я рождено для такого-то дела", да и остальные боги. А ты для чего? Для наслаждений? Посмотри, выдерживает ли [критику эта] мысль.
20. Природа в каждом существовании ничуть не меньше, чем начало и развитие, предусмотрела и конец, как тот, кто подбросил мяч вверх. Итак, какое благо мячику от того, что он подброшен вверх, или зло от того, что он падает вниз или уже упал? Какое благо мыльному пузырю от того, что он возник, или зло от того, что лопнул. Подобное [имеет отношение] и к светильнику.
21. Выверни это наизнанку и посмотри, каково оно теперь, каково станет в старости, при болезни, при повреждении.
Недолговечны и тот, кто хвалит, и тот, кого хвалят, и тот, кто вспоминает, и тот, кого вспоминают. Вдобавок происходит это в уголке какой-нибудь страны света, и даже здесь не все согласны друг с другом, а каждый в отдельности – с самим собой. Да и вся земля в целом – точка.
22. Внимательно следи за предметом [твоей деятельности], или за самой деятельностью, или за основоположением [приводящим к той или иной деятельности], или за смыслом обозначаемого.
По заслугам ты это терпишь, потому что предпочитаешь завтра стать, а не сегодня быть хорошим.
23. Делаю что-нибудь? Делаю, соотнося дело с благом людей. Случается что-нибудь со мной? Принимаю, соотнося с богами и источником всего, из которого разворачивается все происходящее в тесной связи друг с другом.
24. То, чем выглядит для тебя купание: оливковое масло, пот, грязь, липкая жижа, все вызывающее отвращение, – такова же любая часть жизни и любой предмет.
25. Луцилла [пережила] Вера, затем [умерла и] Луцилла; Секунда – Максима, затем [умерла и] Секунда, Эпитинхан – Диотима, затем [умер и] Эпитинхан; Фаустину – Антонин, затем [умер и] Антонин. И так все. Целер – Адриана, затем [умер и] Целер. Где те острые умы, или провидцы, или люди, каким-нибудь образом поддавшиеся самообману, каковы были Харакс, Деметрий Платоник, Евдемон и им подобные? Все кратковечно, давно мертво. Некоторые были сразу забыты, другие превратились в миф, третьи уже и из мифов исчезли. Итак, помни, что придется либо твоему телесному составу распасться, либо дыханию погаснуть или переместиться и занять положение в другом месте.
26. Человеку доставляет радость делать то, что свойственно человеку. Свойственно же человеку благоволение к себе подобному, презрение к чувственной сумятице, различение достоверных представлений, созерцание природы целого и того, что происходит в согласии с ней.
27. Три вида отношений: первый – к оболочке [ "облегающему сосуду"], второй – к божественной причине, от которой происходит все случающееся со всеми, третий – к живущим с нами вместе.
28. Боль – зло либо для тела – и тогда пусть оно само подтверждает это, – либо для души. Но последняя способна сохранять свойственную ей ясность и покой и не воспринимать боль как зло. Ведь любое суждение, и устремление, и тяготение к чему-либо, и уклонение внутри нас, а сюда никакое зло не проникает.
29. Стирай представления, постоянно говоря себе самому: "Теперь в моей власти, чтобы в этой душе не было никакой злости, или влечения, или вообще какого-нибудь смятения. Но [напротив] видя все, каково оно есть [на самом деле], я пользуюсь каждой вещью соответственно тому, чего она стоит". Помни об этой своей способности.
30. Говорить согласно природе и в сенате, и с кем угодно: искусно, но без вычурности; пусть речь будет здравой.
31. Двор Августа, жена, дочь, внуки, пасынки, сестра, Агриппа, родственники, домочадцы, Арий, Меценат, врачи, жрецы и вот – смерть всего двора. Затем перейди к другим [императорским] дворам и к их смерти, затем к смерти целых городов, но к смерти не по одному человеку, а как в Помпеях. Вспомни и то, что пишут на надгробных памятниках: "В своем роду последний". Подумай, сколько терзаний было у предков, чтобы оставить какого-нибудь наследника, а затем – необходимость кому-то стать последним. И вот здесь – смерть целого рода.
32. Жизнь нужно слагать из отдельных действий и быть довольным, если каждое действие, по возможности, отвечает своему назначению. А чтобы оно отвечало своему назначению, в этом никто тебе помешать не может. "Но может возникнуть какое-нибудь препятствие извне." Никакого, если действовать справедливо, благоразумно и рассудительно. Возможно, это помешает какому-нибудь другому действию, но от приятия самого препятствия и благосклонного перехода к данному положению вещей тотчас возникнет взамен новое действие, гармонично вписавшееся в соединение, о котором речь.
33. Брать, не обманываясь, отдавать же с легким сердцем.
34. Видел ли ты когда-нибудь отрубленную руку или ногу или отрезанную голову, лежащую где-нибудь в стороне от остального тела? Таким же [как они] делает себя, насколько это в его власти, тот человек, который не принимает случающегося с ним и тем самым отделяет себя самого [от целого], или тот, который делает что-нибудь вопреки общему благу. Однажды ты был отторгнут от природного единства, а был ты рожден как часть его, теперь же отсек себя сам. Но тонкость здесь в том, что можно тебе опять обрести единство. Никакой другой части бог этого не дозволил: чтобы она, уже отделенная и отсеченная, снова встала бы на место. А погляди на благо, которым он почтил человека. Ведь он предоставил ему возможность и с самого начала не отрываться от целого, и, если оторвется, снова вернуться, и срастись, и занять положение части.
35. Наряду с тем, что природа разумных существ наделила почти каждого из них разными другими способностями, восприняли мы от нее и следующую. Подобно тому как она все встающее на пути и противодействующее поворачивает к себе, и соединяет с судьбой, и делает частью себя самой, так и само разумное существо способно любое препятствие сделать материалом для себя самого и воспользоваться им для достижения той цели, к которой оно устремилось до возникновения препятствия.
36. Пусть не смущает тебя представление о жизни в целом. Не охватывай мыслью трудности, какого характера и сколько может их встретиться, но в каждый отдельный момент совершающегося в настоящем спрашивай себя, что из этого дела нельзя вынести и стерпеть. Ведь будет стыдно признаться [что все можно вынести]. Затем напоминай себе, что не будущее и не прошлое удручают тебя, а всегда только настоящее. Оно же умалится в значении, если ограничишься только им, а разумение уличишь в том, что оно неспособно совладать вот с этим пустяком.
37. Разве сидят теперь Панфия или Пергам на могиле Вера? А? А Хабрий или Диотим на могиле Адриана? Смешно? А? Но если бы даже и сидели, те смогли бы почувствовать? А? А если бы почувствовали, доставило бы это им удовольствие? А если бы доставило удовольствие, смогли бы они быть бессмертными? Не было ли суждено и этим оплакивающим стать вначале старухами и стариками, а затем умереть? Так что бы впоследствии делали те [кого оплакивали], когда эти умерли?
38. Все это [тело] – смрад и мешок кровавой грязи. Если способен видеть остро, смотри.
39. Рассудив, как говорится, мудрейшим образом, не вижу я в устройстве разумного существа добродетели, противоположной справедливости, а противоположную наслаждению вижу: воздержание.
40. Если избавляешь восприятие от того, что, как кажется, печалит тебя, сам ты становишься неуязвимым. "Кто это сам?" – "Разум." – "Но я не разум." – "Будь им." И пусть разум не печалит сам себя. Если же что-нибудь другое в тебе чувствует себя плохо, пусть само относительно себя составляет мнение.
41. Стеснение ощущения – зло для животной природы; равным образом и стеснение устремления – зло для животной природы. И растительное устройство стесняет что-нибудь другое и представляет собой зло для него. Так, стало быть, стеснение ума – зло для мыслительной природы. Все это применяй к себе. Боль, наслаждение трогают тебя? Пусть ощущение имеет с ними дело. Возникло препятствие для устремления? Если ты отдался устремлению безусловно, то для существа разумного это уже зло; если же заранее учитываешь [могущее возникнуть препятствие], то ни вреда, ни стеснения уже не будет. По крайней мере тому, что принадлежит собственно уму, никто другой помешать не способен. Ведь его не касаются ни огонь, ни железо, ни тиран, ни клевета, ни что-либо другое. Пока шар кругл, он остается шаром.
42. Я не заслуживаю того, чтобы огорчать себя самого, ведь другого я по своей воле никогда не огорчил.
43. У каждого своя радость. У меня – когда руководящее начало здорово, так как не отвращается ни от какого-либо человека, ни от чего-нибудь случающегося с людьми, но смотрит на все благосклонным взглядом, все приемлет и использует соответственно тому, чего это стоит.
44. Одари себя самого вот этим временем. Те, которые больше заботятся о славе в потомстве, не учитывают, что потомки обещают быть точно такими же, как и современники, на которых они жалуются. И потомки ведь смертные. Вообще что тебе за дело, теми или иными словами будут они о тебе отзываться или иметь о тебе то или иное мнение?
45. Возьми и перенеси меня, куда хочешь. Ведь и там я сохраню своего демона кротким, то есть довольным, если его состояние и деятельность вытекают из свойственного ему устройства.