30. Тот философствует без хитона, этот – без книги. А тот, полуголый, утверждает: "Не имею хлеба, но верен разуму". Я же не получаю пропитания от философских положений, но верен им.
31. То скромное искусство, которому ты выучился, люби, отдыхай в нем. Остаток же жизни пройди, от всей души посвятив все свое [внутреннее] достояние богам, из людей же ни для кого не став ни тираном, ни рабом.
32. Подумай, например, о временах Веспасиана, с виду все то же: брачующиеся, растящие детей, болеющие, умирающие, воющие, празднующие, торгующие, обрабатывающие землю, льстящие, кичащиеся собой, подозревающие, злоумышляющие, жаждущие чьей-нибудь смерти, ропщущие на настоящее, любящие, копящие сокровища, алчущие консульства, верховной власти. И вот этой их жизни уже нет нигде. Перейди ко временам Траяна. Опять все то же самое: умерла и эта жизнь. Подобным же образом рассмотри и другие отрезки времен в жизни целых народов и погляди, сколько [людей] выбивавшихся из сил в скором времени умерли и распались на составные части. Особенно же нужно перебирать в памяти знакомых тебе людей, тех, которые увлекались пустыми вещами, которые не желали поступать соответственно устройству своего существа, цепко держаться за него и довольствоваться им одним. Необходимо также помнить и то, что внимание в любом деле имеет особенную цену и соразмерность: так, не потеряешь терпение, если не будешь заниматься малым с большим, чем ему подобает, вниманием.
33. Когда-то употребительные слова – теперь редкие выражения. Точно так же и имена когда-то прославленных мужей – некоторым образом тоже теперь редкость: Камилл, Цезон, Волез, Дентат, а немного погодя и Сципион, и Катон, затем и Август, потом и Адриан, и Антонин. Все ведь быстро увядает и начинает походить на миф. И быстро все поглощает полное забвение. И это я говорю о тех, кто каким-нибудь удивительным образом просиял, потому что остальные, едва испустят дух, – "невидимы, незнаемы". Да и есть ли что вообще вечнопамятное? Пустое все. Что есть такого, о чем стоит заботиться? Одно это: праведное помышление и деяния, направленные на общую пользу, разум, который никогда не обманывается, и расположение духа, благосклонно принимающее все случающееся как необходимое, как [хорошо] знакомую вещь, как вытекающее из такого же [общего] начала и источника.
34. Не противясь, вручи себя Клото, предоставив ей вплетать тебя в какие ей будет угодно отношения.
35. Все исчезает в один день – и то, что помнит, и то, о чем помнят.
36. Непрестанно рассматривай все становящееся благодаря превращению и привыкай к мысли, что ничто так не любит природа целого, как превращать сущее и создавать подобное ему новое. Ибо все сущее представляет собой некоторым образом семя того, что возникнет из него. Ты же представляешь, что семена – это только то, что падает в землю или материнское чрево. Это слишком банальное представление.
37. Скоро умрешь, а между тем все еще не стал ты ни простым, ни безмятежным, ни чуждым опасений какого-либо внешнего вреда, ни благосклонным ко всем, ни полагающим разум в одном только делании по справедливости.
38. Разгляди их руководящее начало и каково то, чего они избегают и к чему стремятся.
39. Не существует для тебя зла в чужом руководящем начале, а также в каком-нибудь повороте и изменении окружающего мира. Тогда где же? Там, где у тебя возникает мнение [о чем-то как] о зле. Поэтому не признавай его, и все будет хорошо. И если даже то, что теснее всего связано с ним, а именно жалкое тело, режут, жгут, если оно гноится, гниет, все же часть, порождающая мнение об этом, пусть остается спокойной, то есть пусть считает, что ничто не является ни злом, ни добром, если оно равным образом может случиться как с хорошим, так и с плохим человеком. Ведь то, что одинаково случается с живущим вопреки природе и с живущим согласно природе, не есть нечто ни согласное с природой, ни противоречащее ей.
40. Постоянно представляй мир единым живым существом, имеющим единую душу и единое естество, и [представляй] как в единое его чувствование передается все, и как согласно единому устремлению совершается все, и как все связано [ "сопричинно"] во всем происходящем, и какого типа эта связь и взаимное переплетение.
41. Душоночка ты, таскающая на себе труп, как говаривал Эпиктет.
42. В том, чтобы подвергнуться превращению, нет никакого зла, как нет никакого блага и в том, чтобы возникнуть в результате превращения.
43. Вечность – это некий поток становлений и вынужденное их течение. Ведь едва показалось что-нибудь – и уже пронеслось [мимо], и [вот уже] проносится что-нибудь другое, а первое [опять] приносится.
44. Все происходящее так привычно и знакомо, как роза весной и плоды в пору урожая. Ибо таковы и болезнь, и смерть, и клевета, и коварство, и все, что радует или печалит глупцов.
45. Последующее всегда присоединяется к предшествующему родственным образом. Это не так, как при перечислении разнородного и насильственно приводимого к единству ряда чисел, но это – насыщенная смыслом связь: и подобно тому, как гармонично слажено сущее, так и становящееся обнаруживает не пустую преемственность, но некоторую удивительную родственность.
46. Всегда помни изречение Гераклита о том, что смерть земли означает рождение воды, смерть воды – рождение воздуха, смерть воздуха – рождение огня и наоборот. Вспоминай и о человеке, забывающем, куда ведет дорога, и что более всего [люди] расходятся с тем, с кем постоянно общаются, – с разумом, управляющим целым, а то, с чем они ежедневно имеют дело, [на самом деле] является для них чуждым; и что не следует делать и говорить словно во сне: ведь и в этом случае кажется нам, будто мы делаем и говорим; и что не надо уподобляться маменькиным сынкам, то есть твердить только одно: "Нас так научили!"
47. Например, если кто-нибудь из богов сказал бы тебе, что ты умрешь завтра или в крайнем случае послезавтра, то уже не было бы для тебя большой разницы между смертью послезавтра или завтра, если бы, конечно, ты не был крайне малодушным человеком, – потому что велика ли разница? – точно так же считай, что ничуть не важно, умереть ли через много лет или завтра.
48. Постоянно думай о том, сколько умерло врачей, часто хмуривших брови над больными, сколько астрологов, предсказавших смерть как нечто значительное, сколько философов, тысячи раз волновавшихся в раздумьях о смерти и бессмертии, сколько героев, умертвивших множество людей, сколько тиранов, распоряжавшихся властью над душами с ужасной надменностью, словно они [тираны] бессмертные, сколько городов целиком, так сказать, умерло: Гелика и Помпеи, Геркуланум и другие без числа. Перейди и к тем, кого ты знал, – к одному за другим: один заботился о том, чтобы похоронить этого, затем умер и сам, другой – о том, чтобы [похоронить] еще кого-нибудь [и тоже умер]: все – за короткий срок. Вообще смотри всегда на человеческие дела как на [нечто] однодневное, ничтожное: вчера ты слизь, а завтра набальзамированное мясо или пепел. Итак, проведи этот короткий отрезок времени сообразно природе и отделись кротко, как падает созревшая оливка, благословляя выносившую [ее землю] и чувствуя благодарность к взрастившему ее дереву.
49. Будь подобен скале, о которую беспрестанно бьется волна, она же стоит, и ревущий поток воды успокаивается вокруг нее.
"Несчастен я оттого, что это со мной случилось!" Отнюдь нет. Но [говори]: "Счастлив я, потому что несмотря на то, что это со мной случилось, пребываю беспечальным и ни настоящим не сломлен, ни грядущего не страшусь!" Ведь случиться это могло со всяким, но не всякий при этом остался бы беспечальным. Тогда почему то в большей мере считается несчастьем, чем это – счастьем? Назовешь ли ты вообще несчастьем для человека то, что не есть отклонение от человеческой природы? Но разве кажется тебе отклонением от человеческой природы то, что не находится в противоречии с волей этой природы? В чем же дело? Волю ее ты познал: поэтому разве помешает тебе это происшествие быть справедливым, великодушным, здравомыслящим, рассудительным, осторожным при принятии решения, нелживым, скромным, свободным и прочим, в наличии чего заключается особенность человеческой природы? Впредь не забывай во всем, что приводит тебя к печали, пользоваться таким правилом: это не несчастье, но счастливый повод к благородному перенесению этого.
50. Пошлое, но все же действенное средство презирать смерть: постоянное размышление о тех, кто упорно цеплялся за жизнь. Разве выиграли они что-нибудь по сравнению с безвременно умершими? Совершенно одинаково покоятся Цедициан, Фабий, Юлиан, Лепид или кто-нибудь другой, кто похоронил других, а потом сам был похоронен. Совсем малый отрезок [времени] – и тот проходит среди стольких и каких страданий и в каком ничтожном теле. Поэтому не стоит беспокоиться. Взгляни назад на зияние вечности и на другую беспредельность впереди. В виду их есть ли различие между тремя днями или тремя человеческими жизнями?
51. Всегда иди кратчайшим путем. Кратчайший же путь – это путь, согласующийся с природой. Так что говори и делай все самым здравым образом. Ведь такое решение вопроса освобождает от затруднений и нерешительности, от всякого расчета и хитрости.
Книга V
1. Поутру, когда медлишь вставать, пусть придет к тебе мысль: я пробуждаюсь, чтобы поступать так, как достойно человека; итак, я еще недоволен, когда отправляюсь делать то, ради чего я родился и ради чего приведен в мир? Или для того я создан, чтобы греться, лежа в постели? "Но это приятнее!" Стало быть, для наслаждения ты создан? А вовсе не для работы, не для деятельности? Разве не видишь, как растения, воробьи, муравьи, пауки, пчелы делают свойственное им дело, созидают мировой порядок? И ты после этого не хочешь делать то, что полагается человеку? Не спешишь на дело, отвечающее твоей природе? "Но нужно и отдохнуть." Нужно. Не спорю. Однако и этому положила предел природа, как положила она его для еды и питья, и тем не менее ты переходишь границу, которая достаточна для удовлетворения потребности? А в делах поступаешь уже не так, но "в пределах возможного". Ведь не любишь ты себя самого, иначе наверняка любил бы и свою природу и ее веления. Те же, кто любит свои занятия, прямо-таки прирастают к делам, связанным с ними, немытые и голодные. Ты же почитаешь собственную природу ниже, чем чеканщик – чеканку, плясун – искусство пляски, сребролюбец – серебро, честолюбец – свою маленькую славу? Они, когда загорятся желанием, предпочитают не есть, не спать, но увеличивать то, к чему толкает их страсть. Тебе же разве кажутся общеполезные деяния более пустячными и заслуживающими меньшего усердия?
2. Как легко отбросить и оставить любое докучливое и чуждое представление и тотчас очутиться в полном покое.
3. Считай себя достойным любого дела и слова, отвечающего природе. И пусть не волнует тебя, если последуют за ним чьи-то упреки или толки, но, если сделано или сказано прекрасно, не откажи самому себе в достоинстве. Ведь у тех людей свое руководящее начало и поступают они по им свойственному устремлению. Не обращай внимания на это, а иди прямой дорогой, следуя собственной и общей природе: у той и у другой – одна дорога.
4. Шествую через то, что дано природой, пока, упав, не успокоюсь, отдав дыхание тому, от кого получаю его каждый день, упав на то, от чего и отец мой получил семя, мать – кровь, кормилица – молоко, от чего и сам я на протяжении стольких лет каждый день питаюсь и получаю питье, что носит меня, хоть я попираю его и столько злоупотребляю им для себя самого.
5. Остротой своего ума ты их не можешь удивить. Пускай. Но есть многое другое, о чем ты не можешь сказать: "ведь не дала природа". Поэтому обнаруживай то, что всецело в твоей власти: искренность, достоинство, перенесение страданий, пренебрежение к наслаждениям, довольство судьбой, потребность в малом, благожелательность, благородство, умеренность, воздержанность на язык, величие. Не чувствуешь, сколько всего мог бы ты уже проявить, относительно чего не годится ссылка на отсутствие природных данных и неспособность, а между тем ты по своей воле остаешься ниже [своих возможностей]? Или из-за неудачного природного устроения вынужден ты и роптать, и придираться к мелочам, и льстить, и обвинять [это] жалкое тело, и угождать ему, и кичиться, и столько метаться душой? Нет, клянусь богами! Напротив, ты мог бы давно избавиться от этого, заслужив в этом случае обвинение разве что в излишней медлительности и непоследовательности. И в этом-то и нужно упражняться, не упуская из виду [цели действия] и не наслаждаясь бездействием.
6. Иной, если окажет кому-нибудь благодеяние, склонен тотчас требовать от него благодарности. Другой не склонен к этому, однако про себя при случае помышляет об облагодетельствованном как о должнике и сознает, чтоў сделал ему. Третий некоторым образом даже не сознает, чтоў сделал, а подобен виноградной лозе, принесшей плод и ничего другого не требующей сверх того, что она однажды принесла свой плод. Человек, сделавший добро, не ставит себе этого в заслугу, а переходит к другому делу, как виноградная лоза переходит к новому принесению плода в свой срок, как бегает конь, выслеживает след собака, собирает мед пчела. Итак, надо быть в числе тех, кто делает это как бы неосознанно. "Конечно. Но следует это самое осознавать, ведь, как говорят, существу, действующему для общего блага, свойственно ощущать, что он поступает для общего блага, и, клянусь Зевсом, свойственно хотеть, чтобы и другой член общности ощущал это." То, что ты говоришь, верно, но то, о чем идет речь, ты понимаешь превратно. Поэтому тебя следует отнести к числу тех, о ком я упомянул прежде: ведь и их вводит в обман некая убедительность расчета. Если же захочешь понять, в чем, наконец, смысл сказанного, не опасайся, что упустишь из-за этого какое-нибудь деяние для общего блага.
7. Молитва афинян: "Дай дождя, дай дождя, любимый Зевс, пашням и равнинам афинян!" Либо не следует молиться вовсе, либо вот так, просто и благородно.