Живое время - Илья Светозаров 10 стр.


К величайшему сожалению в последние годы политические и прочие деятели стремятся насильно поделить тело нашей великой и неделимой страны. Они пытаются разорвать на части эту и без того многострадальную землю, чтобы разорвав ее, попробовать повыгоднее продать доставшийся каждому кусок. Эти люди, клянущиеся на Библиях и беспрестанно повторяющие о своей любви к родине, на самом деле давно не имеют собственных душ. Они потому и клянутся, что терять им просто нечего. А те немногие, у которых когда-то была хоть какая-то душа, давно заложили ее, а то и вовсе продали. Если бы это было не так, им бы никогда даже в голову не пришла мысль разделить такую великую страну. Это все равно, что разделить Солнце. Это – то же самое, что разделить Бога. Как можно разделить то, что нераздельно? Как можно разделить живое тело, принадлежащее одной душе? Естественно, что уже совсем скоро все вернется на круги своя. Это – всего лишь очередное испытание, необходимое для того чтобы все люди поняли на всю оставшуюся жизнь: Россия – едина и неделима. Тот, кто пытается разорвать ее на куски – преступник, идущий против совести своего же народа, а значит – против единого Бога, защищающего нас и нашу страну. Россия, Украина и Белоруссия – три великие сестры, три части величайшей восточнославянской нации, которой в совсем уже недалеком будущем предстоит решить важнейшую и глобальнейшую историческую задачу. Именно объединенная Россия должна в скором времени принять и вместить все лучшее, что наработала за всю историю своего существования нынешняя человеческая цивилизация. Мы не зря страдали. И за наши страдания именно нашей нации выпала великая честь – объединившись вместе, сплотить под своим крылом все прогрессивные, все положительные и созидательные силы Земли. И, в конце концов – вместить в себя все Добро, всю душу этого мира, Душу Земли. Когда и это произойдет, именно наши народы должны будут передать эту душу Спасителю, который придет на Землю, чтобы сразиться со Злом и, победив его, завершить еще один цикл в развитии Земли и вселенной, еще одну часть своего глобального Божественного замысла. Именно так записано на небесах. Других вариантов нет. Это – призвание России, это судьба Украины и Белоруссии. Это – наша величайшая миссия и судьба всего нашего мира.

Моя жизнь сложилась так, что я постоянно нахожусь между Россией и Украиной. Вся моя судьба растянута между двумя величайшими городами – между Киевом и Москвой. Эти столицы как мощный магнит поочередно притягивают меня, как плюс и минус сообщают всей моей жизни необходимый для движения потенциал и дают мне энергию и силу. Когда я после долгого отсутствия вновь приезжаю в Москву или в Киев, я каждый раз замечаю те перемены, которые происходят не только в жизни этих городов, но и в жизни тех частей страны, к которым они сейчас принадлежат. За то время, которое прошло после распада Советского Союза, эти города очень изменились. Москва изменилась просто до неузнаваемости. И дело не только в новых домах и приукрашенном внешнем облике. Изменилась энергетика города. Она стала крайне отрицательной. Москва превратилась в жесткий и злой мегаполис. Она подавляет и порабощает. Не только приезжих, но и всех людей, включая собственных и коренных жителей. В этом городе жить нельзя. В этом городе живут те, чья цель – зарабатывание денег, карьера, бизнес, и так далее. Одним словом – грубое материальное развитие организма. Москва для России – как США для мира. Такой же агрессивный энергетический центр. "Или ты живешь по моим законам, или ты не живешь здесь!" – этот лозунг давно уже висит на всех энергетических въездах в российскую столицу.

В этом плане Киев гораздо лучше и спокойнее. Сюда, слава Богу, еще не добралась "цивилизация" в том смысле, в котором она уже накрыла Москву, заодно, на всякий случай, задушив и растоптав в ней все живое. Здесь, в Киеве, жизнь развивается и бурлит. Даже, несмотря на оранжевый шабаш и всю последующую новейшую историю, Киев остается положительным полюсом. Ну, а что же вы хотели? Киевская Русь – мать городов русских. Самое интересное, что здесь настолько положительный фон, что люди продолжают радоваться и веселиться всегда, и не взирая ни на что. Сама земля поддерживает в своих жителях все лучшее и самое доброе. Именно поэтому, несмотря на то, что на Крещатике каждый день проходят какие-нибудь митинги и акции протеста, это, в общем-то, никого не волнует. Причем даже тех, кто участвует в этих митингах. Я как-то наблюдал марш протеста учителей, требовавших сначала выплатить зарплату, а потом всю ее повысить, или наоборот, я уже не помню. Но суть не в том. Суть в том, что над всей колонной протестующих стоял такой хохот, что невозможно было расслышать их гневные требования и отчаянные крики души, звучавшие из мегафонов их активистов. Видно было, что педагоги ничуть не меньше детей рады лишний раз не появляться в трижды любимой и каждому по-своему дорогой школе. Обстановка в Киеве намного добрее и уютнее, чем в российской столице. Я не представляю, что нужно сделать перед милиционерами на железнодорожном вокзале или на Площади Независимости, чтобы они обратили на тебя внимание, а обратив внимание – подошли к тебе. Сплясать гопака или спеть "Мурку" будет явно недостаточно. Этим и так занимается полстраны. В то время как любой, приехавший на Курский или Киевский вокзалы в Москве, уже виноват. А если он зимой вышел из поезда в шапке – все! Он сам себе подписал смертный приговор. Если же при этом, его лицо покрыто щетиной, даже слегка, а он не выговаривает русское "г", это – такие отягчающие обстоятельства, что в московском уголовно-вокзальном кодексе просто нет соответствующих статей за такие немыслимые правонарушения. Поэтому в этих случаях судьба и вся жизнь этого несчастного преступника висит на волоске, а волосок этот находится в чистых руках честных и справедливых привокзальных московских полицейских. В виде украинского паспорта, миграционной карты и билета на поезд, которые любой сержант может в любую секунду взять в заложники, требуя все, что у украинского гостя вообще есть в этой жизни. Если же требования не будут выполнены немедленно и в полном объеме, украинский гость рискует сначала стать просто гостем (в этом случае полиция забирает и рвет карту или паспорт), а затем – настоящим преступником и бомжом-террористом, приехавшим, чтобы взорвать Кремль и убить президента. Для этого после паспорта с картой рвется билет, а сам террорист бросается в клетку. Зачем, спросите вы? Здесь тонкая полицейская логика. Во-первых, может быть у него, то есть у желто-синего гостя, все-таки где-то есть деньги. Ведь проведенный досмотр всего лишь наружный. Во-вторых, к кому-то же он приехал в эту Москву. Следовательно, если не у него, так у того, к кому он прибыл, могут быть деньги. Это же элементарно, Ватсон!

Несколько лет назад, как только я пересек украинско-российскую границу, несмотря на то, что как всегда в этих случаях была глубокая ночь, едва поезд тронулся и застучал по российской территории, мой телефон буквально начал разрываться. Меня по очереди приветствовали все мобильные операторы, работающие и не работающие на территории бескрайней России. Я забыл вытащить украинскую сим-карту и именно на этой частоте и стали приходить многочисленные послания инопланетного разума. Я даже не успевал дочитать одно сообщение, как телефон опять пикал, и приходило новое, еще более горячее приветствие. Хотя не скрою – было приятно, что хоть кто-то меня так любит и ждет. Конечно, я подозревал, что за этим все же кроется некоторая фальшь. Но я не хотел думать о грустном, ведь душу и сердце до краев заполняла радость от новой встречи с Россией. Приехав в Москву, я вышел из вагона и решил не отходить далеко от украинской территории на колесах, зная из прошлых жизней, насколько это может быть опасно. Я ждал своего московского друга, который обещал меня встретить. Но что-то я не наблюдал его в обозримой перспективе. Зато я заметил трех серых коршунов с красными глазами и околышами, обыскивавших незадачливых украинцев, отчаянно нырнувших со ступенек вагона – прямо в Москву. Теперь они в буквальном смысле вынуждены были расплачиваться за свою неосмотрительность. Бывшие вокзальные менты, не так давно повышенные в статусе самим президентом полицейского государства, удачно заканчивали проверять гостей из дружественной Украины, прицеливаясь к следующей жертве. И этой жертвой был я. В этот момент из-за их спин наконец-то показался мой приятель. Грозные воины уже неотвратимо надвигались на меня тяжелым державным шагом, как живое воплощение неумолимых рыцарей кармы. Ситуацию отягощало еще и то, что, несмотря на прикрытый тыл в виде тюкающих и шокающих на пол-Москвы проводниц, на мне была вражеская форма. Черная норковая шапка. Хотя на улице, по московским меркам, стояла настоящая жара. Всего-то каких-то пя-аат-надцать градусов мороза. Дело в том, что любой москвич хочет казаться не только коренным, но и богатым. Надеть шапку зимой – значит расписаться в собственной нищете. Это значит, что за углом абсолютно не стоит твой автомобиль. А если у тебя нет автомобиля, какой же ты, вообще, москвич? Тем более коренной. Ты – лузер и жить тебе в Рязанской области, а не здесь, среди крутых и богатых людей. Вот, что значит шапка в Москве!

Мой друг обгоняет коршунов, которые уже раскрыли свои клювы, бросается ко мне, срывает с моей головы шапку и быстро прячет ее в заранее приготовленный им пакет. Это все нужно было видеть! Потом он берет меня за руку и рывком выдергивает из– под прицела противника. И что характерно. Как только с моей головы исчезла шапка, они подрастерялись! Эти уважаемые люди настолько привыкли жить на рефлексах, что сразу же дезориентировались, как только один из раздражителей исчез. Самый главный и, по-видимому, самый умный из них, хотел что-то сформулировать. Но ведь для этого ему нужно было время. Необходимо было проделать мощнейшую аналитическую работу и найти в голове хоть одну мысль. Затем поймать ее, вытащить из подсознания, перевести в сознание. А после этого – преобразовать ее в человеческую речь и, наконец, что-нибудь произнести. Ясно, что так долго я не собирался стоять и мерзнуть. Тем более, уже без шапки.

В России, как и везде, мне нужно было быть на связи, поэтому через пару дней я отправился в ближайший офис первого попавшегося мобильного оператора, чтобы купить элементарную симку за десять долларов. Такие стартовые пакеты на Украине можно приобрести за пять секунд в любом киоске. Здесь же это вылилось в целую церемонию. Сначала мне предложили заполнить "небольшую" анкету. Когда я выезжал за настоящую границу, анкета была меньше. Пришлось ответить на такие вопросы, которые сам я себе ни разу в жизни не задавал. В конце концов, я добросовестно все заполнил и уже надеялся получить заветную карту. Но не тут-то было! Меня еще ждал договор, написанный на четырех страницах мелким и убористым шрифтом. Наверное, контракт с Дьяволом по объему меньше. Я решил при случае поинтересоваться у Джоан Роулинг, сколько страниц в этом контракте. Я уже не удивился бы, если бы в этот момент меня отправили за флюорографией. Но, к счастью, этого не потребовалось. Когда мне вручали заветную карточку, я ожидал, что сейчас торжественно грянет марш Мендельсона, знаменуя это выдающееся в моей жизни событие по оформлению законных отношений с компанией сотовой связи.

В другой день, когда я, сделав все свои дела, спокойно присел на автобусной остановке, мне пришлось удивиться не меньше. Я сразу и не заметил, что невдалеке стояла машина с посиневшими номерами. Когда подошел автобус и все кроме меня уехали, эта машина, заподозрив неладное, тихо подкралась к остановке. Чтобы не спугнуть меня. Своим странным поведением я, очевидно, вызвал подозрение у блюстителей правопорядка. Они остановились, просканировали меня сквозь затемненные стекла, затем, видимо немного посовещались: застрелить меня сразу или сначала для порядку все-таки задать пару формальных вопросов. Дверь открылась, и в нее вывалилось грузное серое тело с коротким автоматом наперевес. На этот раз это были не коршуны, а то ли ястребы, то ли беркуты, но точно не орлы. Не покидая машины, а может быть, просто застряв в дверях, тело спросило, "а че это я здесь сижу". Мой ответ, наверное, был полной для него неожиданностью, не предусмотренной уставом. Я сказал: "Отдыхаю". Дверь закрылась, машина продолжала стоять. Из нее слышались сдавленные рацией голоса его коллег. А может быть, это были их собственные голоса? По-видимому, они связывались со своим начальством, чтобы уточнить, что делать и куда стрелять в такой нештатной ситуации, когда человек просто, без всяких на то объективных причин, сидит на автобусной остановке, да еще нагло заявляет, что он, видите ли, отдыхает. В то время, как вся страна работает, неуклонно повышая и без того слишком завышенный уровень ВВП. Начальство ничего путного им не подсказало. А может быть, где-то еще кто-нибудь отдыхал. Как бы там ни было, машина вдруг с визгом сорвалась с места и унеслась в вечереющий мегаполис.

В этой связи я вспоминаю еще одну историю. Было это в конце девяностых годов, через несколько месяцев после того, как в Москве террористами было взорвано несколько жилых домов. Впоследствии эта взрывная волна прокатилась по всей России. Я тогда занимался бизнесом и после напряженного рабочего дня изрядно уставший возвращался домой. День был удачный и насыщенный работой, я провел несколько прибыльных сделок. "Сделок с совестью", как я их всегда называл. По пути я забрал ребенка. Пару дней назад ему исполнилось одиннадцать лет, и я подарил ему пластмассовый китайский автомат. Оружие так понравилось парню, что он не расставался с ним даже дома. Автомат был сделан на удивление тщательно и правдоподобно: черного цвета, в натуральную величину и со всеми мельчайшими подробностями. При желании с ним можно было успешно ограбить какой-нибудь банк. Воин сидел рядом со мной, на переднем сиденье, а его оружие лежало на заднем. Несколько слов нужно сказать о машине. Это был черный БМВ, доставшийся мне в наследство от одной из бандитских группировок, с которой мы давно и плодотворно сотрудничали. Все их машины имели специальные номера, для того чтобы милиция при нормальном ходе событий лишний раз никого не тормозила и не отвлекала от дел. В то же время, при неблагоприятном раскладе милиционеры могли отследить любое перемещение и без труда выдернуть того, кого нужно. Естественно, с учетом специфики моей работы, не было особого резона перерегистрировать машину и менять эти замечательные номера. В тот день машина была не совсем чиста, так как у меня все не хватало времени заехать на мойку. На улице начинало темнеть.

Я как всегда несусь по последнему длинному мосту на пути домой. И в самом его конце замечаю постового милиционера со своим светящимся жезлом. Он, в свою очередь, замечает меня и легким движением волшебной палочки останавливает машину. Олега пересаживать назад было поздно и, останавливаясь, я сказал ему: "Если спросят, сколько лет, скажешь четырнадцать". Детям, не достигшим этого возраста, запрещается сидеть впереди. Остановивший нас гибэдэдэшник (это слово так же трудно написать, как и выговорить) был каким-то стажером и несмотря на повышенную боеготовность, кроме полосатой дубинки ему ничего не доверили. На улице моросил дождь, и мне очень не хотелось выходить из машины. Стажер сразу же отдал мне свою честь, взамен попросив документы. Опустив стекло, я протянул ему права, "случайно" лежащие в одной корочке с визиткой начальника ГИБДД. Бегло глянув на документы, он спросил, сколько лет ребенку. Ребенок писклявым голосом прокричал: "Пятнадцать", на всякий случай добавив год от себя. Посмотрев на небритого отца с полукриминальной внешностью, милиционер посочувствовал мальчику, заметно отстававшему в развитии. При таком папе это было не удивительно. Положив документы в карман, он решил осмотреть машину и начал медленно ее обходить. И вот он замечает лежащий на заднем сидении автомат. И если до этого он безостановочно постукивал жезлом по руке (этому психологическому приему всех стажеров обучают в первый же день), то теперь буквально застыл на месте. Придя в себя, через несколько секунд он как бы продолжает обход, но его походка постепенно теряет свою былую уверенность. В конце концов, он подходит к окну и с надеждой спрашивает: "Это же у вас игрушечный автомат?" А я же – шутник известный, поэтому, сдвинув брови и пальцем поманив его поближе, вкрадчивым голосом говорю: "Брат! Посмотри на меня внимательно! Как ты думаешь, буду я ездить с игрушечным автоматом?" Гаишник "понимающе", но как-то кривовато улыбнулся и попросил подождать. Другого выхода у меня, бесправного, в общем-то, и не было. Он направился в свою будку и через несколько долгих минут вышел оттуда в сопровождении старшего по званию товарища. У этого через плечо висел короткий и, по-видимому, вполне настоящий автомат со сложенным прикладом. Он подошел к окну и заглянул в него. Я как человек воспитанный снова опустил стекло. Вооруженный милиционер пристально посмотрел мне в глаза и, отдавая документы, сказал: "Можете ехать!" С тех пор я опасаюсь шутить с представителями правопорядка. Вообще, нужно будет как-нибудь написать о тех замечательных временах. Там есть что вспомнить, а кое-что можно и детям рассказать!

Назад Дальше