- Командир, дай мне её: я позабочусь о ней, - попросила Сиглл.
- Как? - ответил Конбр, продолжая держать ребенка. - Чем ты сможешь накормить её? Ведь в твоей груди нет для неё молока.
- Будет молоко: умереть с голоду не дадим. Сегодня же будет, - отозвался сразу Горгл.
- Где ты возьмешь его? - спросила Сиглл.
- Слетаю в ясельную зону: захвачу там кормилицу. Доставлю сюда.
- Это может быть для тебя небезопасным, - предупредил Конбр.
- Теперь уже всё будет небезопасным: война началась.
- Но не один, слышишь? Я с тобой.
- Нет, подружка: ты будешь заниматься ребенком. Это ведь женское дело.
- Тогда я, - предложил Марк. - Я ведь физически сильнее и тебя.
- И ты со мной не полетишь: твоя физическая сила нам ни к чему. Ты у нас единственный землянин: твоё дело рассказывать всем о Земле - чтобы у них было с чем сравнивать. С кем лететь есть и без вас обоих: наберу команду.
- Возьмешь с собой аппарат, который был у Лима: он им не успел воспользоваться, к сожалению. Наверно, оставил его в доме.
Горгл ошибался: убийство Лима и Цангл еще не было объявлением войны. Всего лишь рутинная операция по ликвидации ребенка, рожденного без правильного генетического подбора. Это обнаружилось, когда попытались вызвать по связи аэрокар: не хотели бросать тела убитых. Аэрокар появился: связь заблокирована не была.
А вскоре грузовой вертолет доставил и прозрачный ящик, заказанный Конбром. В него бережно уложили оба тела; закрыв, заполнили гелием и погрузили в аэрокар.
Пока летели, Конбр подробно объяснил Горглу, как пользоваться защитным аппаратом. Предупредил под конец:
- Учти только: он ни в коем случае не должен попасть в их руки. В самом, самом крайнем случае сможешь взорвать его. Но: вместе с собой - понимаешь?
Сиглл при этих словах насторожилась.
В пещерном убежище желающих лететь с Горглом, действительно, оказалось немало: и универсантов, и даже студентов. Но Горгл предпочел двоих универсантов, учившихся вместе с ним и Сиглл: они знали язык связи с помощью фонариков и зеркалец - радиосвязью пользоваться будет невозможно.
Снова Конбр предупредил, показывая на защитный аппарат:
- Он ни в коем случае не должен попасть в их руки. - И Сиглл бросилась к направившемуся к выходу Горглу:
- Вернись живой, слышишь? Прошу тебя: вернись живой!
- Ты что, Сигллёнок? Да вернусь же: не бойся!
- Смотри: ты обещал! Я буду ждать.
"Что это с ней? Непонятное что-то совсем", подумал он, захлопывая дверь аэрокара.
Успели до прилета в ясельную зону разрешить сомнение, не создаст ли исчезновение кормилицы проблему: останется не кормленным младенец, которому она уже не даст грудь. Посовещавшись и поспорив, решили, что нет: младенец безусловно поднимет громкий рёв, и его покормит другая кормилица. Наверняка имеются резервные: мало ли что может вдруг произойти - заболеть внезапно, например.
Аэрокар беспрепятственно посадили на аэродроме. Одного из юношей Горгл оставил в нем: ожидать наготове. Сам с другим на пристяжных вертолетах полетели к корпусам, видневшимся вдали - запасной вертолет летел следом.
Корпус для грудных младенцев удалось найти не сразу, но на одной из веранд наткнулись на то, что как раз было надо: сидела кормилица, одна - никого больше. Обрабатывала грудь, готовясь кормить лежащего в робот-коляске рядом младенца, уже подававшего голос.
Горгл позвал её:
- Иди сюда!
Она не удивилась почему-то: молча встала и подошла к ограждению веранды.
- Пошли, - сказал он. - Закройся и вызови другую кормилицу.
Она, снова молча, чуть шлепнула младенца: он заорал громче. Потом спустилась по ступенькам и быстро, не задавая никаких вопросов, пошла за ним. Удивилась только, когда они вдвоем усадили её в седло пристяжного вертолета, застегнули на ней ремни, и они взлетели.
Вот тогда-то внезапно возникла опасная ситуация. Неожиданно взлетели вскоре пять или шесть роботов, направившихся с нескольких сторон к ним, чтобы окружить. Было непонятно, каким образом обнаружили их, пока не услышал:
- Валж, почему покинула кормленца?
- Доктор забрал, - ответила она.
- Какой доктор?
- Я не знаю. Доктор. И еще доктор. Я не знаю.
Только когда Горгл обнаружил, откуда шел звук, он поднял широкий рукав на левой её руке и снял с неё радиобраслет, совсем не похожий на обычный. Бросил его вниз, надеясь, что роботы теперь потеряют их. Но они не отставали: видимо, потому, что засекли их уже визуально.
Спасительным аппаратом Конбра пришлось, всё-таки, воспользоваться. После ударов излучения лопасти их несущих винтов быстро перестали вращаться, и роботы опустились на парашютах. Дорога на аэродром была свободна.
Сиглл, держа ребенка на руках, ждала у самого входа - бросилась навстречу:
- Наконец-то!
И тут же кормилица сказала ей:
- Не так держишь: дай! - забрала ребенка у неё. Распахнула накидку, чтобы дать грудь, но посмотрев на неё, сказала:
- Протереть надо.
Хорошо, Сиглл достаточно общалась и с Лейрлинд, и с Цангл: запомнила, что это делается раствором борной кислоты. И кормилица тщательно протерла свою грудь: приложила девочку к ней.
- Она не плакала голодная? - спросил Горгл. - Так спешили из-за этого.
- Нет: мы поили её сладкой водичкой. Маркд подсказал: хорошо, что он не улетел с тобой.
- Моего братишку, Эрика - мама говорила - так же поили первый день. У его мамы молоко не сразу пошло.
… Покормив ребенка, кормилица, посмотрела на дальнейшие действия Сиглл и решительно стала делать всё сама, заметив:
- Неправильно делаешь, - она-то уж знала, как надо: и рожала, и кормила, и ухаживала.
28
Такой Сиглл он еще не видел. Явно нетерпеливо дождавшись, когда оба очутились в их комнате, она вдруг обняла его за шею и крепко прижалась: такое не делала, конечно, никогда. Еще более неожиданным было сдавленное рыдание, сопровождавшее это.
- Сиглленок, да ты чего это? А?
- Ты… Ты… Живой… Я ж так боялась, так боялась.
- Боялась? Почему?
- А если бы тебя убили? Я ж видела, как убивают: сегодня. И чтобы я тогда делала: одна - без тебя. Зачем мне тогда жить тоже? Зачем?!
- Дурочка, но ничего ведь со мной не случилось.
- А роботы, которые стали преследовать вас? Разве их не было? Ты же рассказывал командиру.
- Да-а: справился с ними запросто. Аппарат, знаешь, какой мощный?
- Но ведь были…
- Всего лишь из-за того, что не сообразил, что у неё тоже может быть радиобраслет: потому что слишком торопился. Да и сообразил бы, не сразу и обнаружил: совсем не такой как у нас. Наверно, всего лишь интерком.
- Тебе нельзя без меня: только со мной. Я тебя больше одного никогда не пущу.
- Ну да: я же людх. А ты людха. В самые древние времена кто были воинами? А я кто? Кончай, кончай реветь, дурочка!
- Пусть дура, пусть! Ты тоже дурак: не понимаешь, что ты для меня всё на свете. Я же люблю тебя - люблю! Как они: Цангл Лима, Лейрлинд - отца Маркда.
- Постой: как это?
- Я же видела: общалась с ними столько.
- Но мы же с тобой не земляне.
- Но такие же, как они: просто забыли, какими должны быть настоящие людхи. Цангл почему-то знала. Её считали примитивой, а она ведь была мудрой.
- Мудрой - она?
- Не знаниями, которыми кичимся мы - сердцем. Глядя на неё, я только поняла, что и мне нужно: что ты для меня. Самый, самый: дорогой, лучший, бесценный. Самый близкий и родной, понимаешь?
- Дурочка, но ты же уже давно тоже мне самая близкая. Правда! Помнишь, как я обрадовался, когда мы с тобой вдруг оказались в одном университете? Ведь столько лет прошло после гимназии, в которой познакомились: потом-то нас разъединили. А я и в лицее, а потом в колледже тосковал по тебе.
- А я - по тебе. Я для тебя тоже самая лучшая?
- Ну, да.
- Ты тоже любишь меня?
- Наверно. Просто это еще непривычное слово для меня. Ты понимаешь лучше.
- Но ты хочешь, чтобы мы с тобой были вместе всю жизнь: не расставались никогда?
- Хочу: это я знаю. С тобой мне хорошо.
- Но может быть еще лучше.
- Ты знаешь, как?
- Знаю уже. Цангл мне сказала. И ты видел.
- Что?
- Почему бросились и Лим и Цангл перед роботом? Понимали, что бессильны против него, а бросились вместе?
- Защитить: хоть как-нибудь.
- Потому что любили уже не только друг друга.
- Я понял: ты хочешь, чтобы этот ребенок стал нашим. Я тоже. Конечно: готов сделать для него всё, что потребуется. Я ведь и сегодня так торопился, боясь, что он будет голодным.
- Но командир не отдаст нам его: это теперь его ребенок. Он несколько раз приходил, пока ты летал: забирал у меня и прижимал к себе. Ведь это ребенок его погибшего друга. Нет: не отдаст!
- А где же взять другого? Похитить: как кормилицу?
- Глупый! Зачем? Я рожу: я же людха - тоже могу. Нашего с тобой ребенка: моего и твоего. Я держала сегодня ребенка на руках: поняла, что хочу родить и потом кормить своей грудью. Как Цангл, как эта кормилица.
- Мы должны с тобой сделать то, что делали с наложниками и наложницами?
- Мы забыли, что главное назначение этого не наслаждение от него: чтобы создать новую жизнь. Если ты согласен, поцелуй меня.
- Да: я тоже хочу, чтобы и у нас родился ребенок, и мы все любили друг друга. - И он прижался своими губами к её: как это делали земляне и ушедшие навсегда Лим и Цангл. И никогда они.
"И мы все любили друг друга", поразилась она: он буквально повторил слова, сказанные когда-то Цангл.
Нет, это не было то же самое, что с наложницами и наложниками. Хоть она не обладала красотой, а он выпуклыми мышцами тех. Что-то совсем другое: слияние не исключительно физическое.
Долго лежали потом, тесно прижавшись, крепко обнимая друг друга.
- Я теперь никогда не захочу наложника. Зачем? Ты есть у меня.
- А ты - у меня, - он прижал свои губы к её.
Конбр собирался уже отдать девочку кормилице, чтобы уйти, когда Сиглл попросила дать ей немного подержать ребенка.
- Она держит неправильно, - сразу запротестовала кормилица.
- А ты научи её, Валж: ты же знаешь, как надо, - попробовал уговорить её Конбр, продолжая держать ребенка.
- Зачем? Ей разве надо? - возразила та.
- Надо! Мне надо всё уметь, как ты.
- Я много умею: рожать умею, грудью кормить умею, ухаживать умею. Хорошо всё умею: правильно.
- Вот и научи: и рожать, и грудью кормить, и ухаживать - всему.
- Ты… Ты хочешь уметь, как она? Зачем? Ты, что: хочешь…
- Ребенка родить хочу, командир. Для себя и Горгла. Чтобы мы все любили друг друга: так сказала Цангл.
- Значит, не ушла она бесследно?
- Не ушла: не могла. Я тоже хочу. Любить моего Горгла, не разлучаться с ним. Родить ребенка: от него. И вместе растить его.
- Значит, правда всё это: мне не показалось, когда вы появились вместе утром? Я же видел: как смотрели вы друг на друга, касались иногда руками. Так ведь смотрели друг на друга Лим и Цангл: с любовью. Очень, очень рад за вас.
- Так уговори её.
- Валж, ей, правда, надо. Ты её учи: она будет стараться. И говори ей, что надо будет тебе: а то жалуешься, что кормят тебя не вовремя и не тем, что надо.
- Я сделаю всё, Валж, миленькая.
- Правда? Хорошо тогда. Только я не всё знаю тоже: каким супом меня кормили, чтобы молоко хорошо прибывало. И когда вовремя: они же там знали.
- Не беда: это выясню.
- Ладно: буду учить.
- Вижу: вы договорились. Забирайте маленькую: мне пора идти.
Хотелось кое-что обсудить с Горглом: Лима больше не было. Горгл, хоть и не самый старший из скрывавшихся, был самым надежным, на кого можно положиться. Тем более, после того, что узнал от Сиглл.
29
Горгл дожидался снаружи. Не один: вместе с Марком, которого, как обычно, расспрашивал о чем-то. Конбр опустился рядом с ними на камень. Сказал:
- Вчерашний день принес горе: гибель Лима и Цангл. Сегодняшний - радостную весть: на смену одной семьи сразу пришла другая. Сиглл только что подтвердила это. Теперь ты еще более близкий мне по взглядам: поэтому считай данный тебе аппарат своим. Но продолжай помнить то, что я сказал: он не должен попасть в руки наших врагов.
- Я помню, командир.
- Что еще хочу тебе сказать? Чтобы были вы счастливы друг с другом.
- Только если нам удастся добиться победы.
- Ой, это будет так нескоро.
- Почему? Если мы все выступим, что они смогут тогда сделать?
- Боюсь, тогда-то именно возникнут самые трудные проблемы. Дело уже будет не в них, а в нас. Ведь какие мы: идеальные? Нет: далеко. Не так, скажешь?
- Так. Прав ты.
- О чем вы? - не понял Марк.
- О том, какими мы смогли вырасти. Ты сам ведь учился, как все? - ответил Горгл.
- Почти. У меня же родители были, дед с бабушкой: я не был поэтому всё время в детском саду, школе и потом гимназии. В яслях совсем не был. В нерабочие дни находился дома - со своими родными. Я один: меня первого родили в семье. Потом уже другие.
- Драки были?
- Были. Редко: педагоги за такое стыдили.
- А у нас не обращали совсем внимания. А ябедничал кто-нибудь вашим педагогам?
- Что ты! Да они бы не стали слушать. А мы, зато, перестали бы уважать.
- У нас плевать бы хотел такой на чье-то уважение, кроме учителького. Тот хоть не отправит учиться в какое-то другое место: здесь ведь есть кто-то, с кем в приемлимых отношениях, а там, считали, еще не известно, в каких окажешься. Не знали, конечно, совсем, что ничего уже там не окажется.
- А на что у вас ябедничать могли?
- Наверно, на то, что плохо про педагога говорил. Может быть, что тайком курил разную траву. Или хватали девчонок за половые органы, а они нас: до того, как разрешили посещать лупанар. Только не за то, что сделал другому какую-нибудь пакость: за это, точно, никогда не наказывали наши милые педагоги.
- Не любили их?
- А за что? Они нас любили? Да мы их мало видели: всё делалось по компьютерам - нас ведь много у каждого было. Следили за нами по результатам на них: присылали нам сообщения с указаниями или строгими замечаниями и предупреждениями. А похвалить: не дождешься. Нам казалось, ненавидят они нас: непонятно почему.
- Потому, что педагогами вынуждены были становиться отбракованные аспиранты и докторанты, которым сохранялась жизнь, но не давался статус мудрых. Считая себя неудачниками, ненавидели свою работу и тех, кто был им поручен. Тем не менее именно они решали, кто из их учеников должен быть отбракован - нередко субъективно.
Какими в этих условиях могли вырасти будущие мудрые: совершенно одинокие с самых ранних лет в окружении достаточно жестокой среды подобных себе? Только безжалостными эгоистами, не брезгающими ничем, чтобы добиться собственного успеха и с ним иметь возможность чувствовать превосходство над другими.
- Это так, командир: конечно. Но не оставлять же из-за этого всё, как сейчас. Децемвират убрали - пора идти дальше: добиться права жизни для всех.
- Да. И для примитивов тоже.
- Может, дать им только дожить лучше, чем живут сейчас? Не оставляя потомства.
- Почему?
- Разве не выродились они умственно?
- Окончательно? Вспомни Цангл. И еще: не спрашивая их? Как и вас. Ведь они тоже людхи. Неужели можно? Лим считал: нет!
- Я понял тебя, командир.
30
- Слушай, друг Горгл, неужели не было совсем ничего хорошего у вас в жизни? - спросил долго молчавший Маркд.
- Для нас то, что Сиглл и я снова встретились.
- Что значит: снова встретились?
- А то, что мы учились вместе в гимназии, а потом снова в университете. Это ж так неожиданно было.
- А в лицее и гимназии почему не вместе? Не захотели?
- Нас разве спрашивали? На следующей стадии никогда не бывают вместе с теми, с кем на предыдущей. У вас, на Земле, не так?
- Нет: с кем хотим. Но я вспомнил: так стало после отмены отбраковки; раньше - как у вас.
- Мы же с ней в гимназии и подружились после драки. Несколько девчонок невзлюбили её и стали травить. Один раз набросились на неё: не все - две только. Я видел: не вмешивался поначалу. Интересно было смотреть, как она не уступает, хоть ей и достается: отбивается. И не пытается убежать.
Но когда к тем подбежала еще одна, и они начали одолевать, я встал на её сторону. Двинул ногой по копчику одну, по скуле другую - а третьей она сама нос расквасила.
С того и начали мы держаться вместе: так легче не давать себя в обиду другим. И к концу гимназии уже так неохота было расставаться, да что можно поделать? Встретиться с ней снова надеялся, лишь когда стану мудрым, в чем никто из нас всех не сомневался.
То, что обнаружил её в своем университете, показалось мне каким-то чудом. Я ведь вспоминал её и в лицее, и в колледже: тосковал по ней сильно. И она, оказывается, тоже. До чего же мы были с ней рады!
Оказывается, мы любим друг друга: решили не расставаться никогда. И еще: иметь нашего ребенка. Мы стали мужем и женой: как твои родители, Маркд; как погибшие Лим и Цангл.
Командир Конбр, я вначале подумал, что нашим ребенком может стать дочь Лима и Цангл…
- Нет: это теперь моя дочь - я стану растить её.
- Сиглл мне это и сказала. И что нашего ребенка она родит сама - от меня.
- Это замечательно. Надеюсь, вы послужите примером для других. Возрождение семьи ведь сделает невозможным существование отбраковки.
- Учитель, а если сделать так, чтобы и другие узнали, что они стали мужем и женой, чтобы захотеть того же?
- Ты, наверно, знаешь как, мудрый юный землянин?
- Да: как это делается на Земле - устраивают свадьбу.
- Просвети же нас.
- Ну, свадьба - это празднование образования новой семьи. Её и на Земле долго не было: первая произошла, когда я был совсем маленьким. Образовывали семью два универсанта: Ив, друг Александра, и Лика. Красиво, я слышал потом, было: много гостей, цветов, вкусной еды, перебродившего сока винограда - вина. И много веселья, музыки, пения, танцев - движения под музыку.
- С весельем, к сожалению, после вчерашнего у нас никак не получится, - покачал головой Конбр.
- Зато получится главное: клятва, которую они приносили у могилы Маркда - того, кто умер, потому что отказался от своего спасения за счет жизни "неполноценного"-донора, у которого взяли бы сердце для замены обветшавшего. Настоящего Маркда: меня лишь назвали так в память его.
Я был на ней, но ничего не помню: я тогда совсем недавно родился. А они по очереди держали меня на руках, произнося клятву: я был тогда самым первым ребенком на Земле, снова рожденным собственной матерью.
- А это надо! Послужит не только примером: укреплению духа перед предстоящим судом. Клятвы будете произносить над телами погибших Лима и Цангл, по очереди тоже держа на руках их дочь. Цветами украсим лишь вас. Можно и немного выпить всем веселящего сока парльсинов. Ну, а всё остальное не сейчас - потом когда-нибудь. Надеюсь, ты тоже хочешь, чтобы мы так сделали?