"Эти процессы детабуизации инвективной лексики, наблюдаемые в последнее время в печати и электронных СМИ, в конечном счете обусловлены эпохой гласности, снятием запрета на обсуждение интимной жизни популярных людей, на публикации эротического содержания" [Валгина 2001: 121]. Многочисленные употребления бранных слов, грубых названий частей человеческого тела, известных физиологических процессов, обозначения гениталий представлены в публикующихся на страницах массовых печатных изданий скабрезных анекдотах, рекламных предложениях услуг, цитатах из скандальных романов. Причиной этому прежде всего то, что проблемы физиологии и вопросы пола перешли в ранг публично обсуждаемых, в результате чего и было снято табу с соответствующей лексики. Здесь видится проявление особой агрессивности, направленной против естественной стыдливости нормального человека и особенно тлетворно воздействующей на молодежь.
Бранная, неприличная лексика и фразеология появилась даже в тех публикациях, где раньше невозможно было ее представить – в материалах на серьезные общественно-политические, экономические темы, в статьях о политических лидерах и представителях власти, деятелях культуры:
Ну вот, блин, дожили! Пятничным вечером в центре Москвы произошла настоящая бойня: бритоголовые и выходцы с Кавказа выясняли отношения на Славянской площади (Собеседник. 2007. № 24); По улицам, прижимая к груди книгу, разбредаются счастливые дети, которым абсолютно по фигу мнение о Поттере издателей, критиков и даже самой авторши (Аргументы и факты. 2007. № 30); …рассеял мое недоумение случившийся рядом интеллигентный абориген-бомж, одетый в форму спившихся пролетариев всех стран: засаленные джинсы, китайский пуховик и башмаки-"говнодавы" (Московские новости. 13–19.04.2007);…словесно "опарафинился" Александр Бочкарее на пресс-конференции, посвященной отказу "Справедливой России" в создании фракции, в гордуме (Ленинская смена. 21.06.2007): Демократическая общественность России не на шутку взволнована: президентом одной из стран СНГ, а точнее Белоруссии, стал порядочный человек. Есть ли сегодня что-либо невыносимее для нечистого совести интеллектуальных трубадуров нашего воровского режима? Как так – не берет? Это что еще за целка в бардаке? Не позволим. Не может – научим, не хочет – заставим! (Боюсь, в конце концов, заставят-таки, мерзавцы!) Треть зарплаты в казну сдает? Ишь ты, чего удумал, козел совхозный, альтруист, понимаешь, хренов! <…> С Россией объединяться намылился? В "Империю зла" нас опять затягиваешь, зебра красно-коричневая? Ты у нас по такому случаю кровью захлебнешься и кровавыми слезами умоешься, заединщик недорезанный! (Завтра. 2007. № 19); Удушают, сволочи, свободу слова во всем мире, <…> чтобы их собственный дегенератизм не был виден (К барьеру! 16.06.2009).
Инвективная лексика часто фигурирует на страницах газет в цитатах, в прямой речи людей, о которых пишет или у которых берет интервью журналист (это представители спорта, шоу-бизнеса, культуры и искусства), в письмах читателей, возмущенных (и совершенно справедливо) определенными обстоятельствами и фактами нашей жизни:
О тренерах. Я ведь тоже тренером стала. И вот они, мои новые коллеги, стали мне говорить: дескать, ты постояла на пьедестале и хватит, давай теперь вместе с нами дерьмо хлебать (из интервью с И. Родниной // Российская газета. 15.06.2007); Мрачный Нагиев предлагает залу обсудить ситуацию. Молодежь дает советы. "Мужик, у тебя на жену уже не стоит. Иди к любовнице". "Любовнице нужно только трахаться. Оставайся с женой" (Комсомольская правда. 28.06–23.05.2007); Говорят, узнав о таком успехе Данилко, один известный поп-авторитет буквально рвал на себе волосы, называя Сердючку "хохляцкой мордой" (Аргументы и факты. 2007. № 30); Я часто вижусь с Данилко, поскольку мы пишем книгу, и знаю, что он зае…ся от этого "мы точно слышали "Раша, гудбай". <…> Абсолютно аполитичный Данилко, на хер ему эти проблемы с Россией. На кой хер петь ему 'Раша, гудбай" (из интервью с "фабрикантом" А. Семеновым // Новое дело. 31.05–06.06.2007); – Скоро увидит свет твоя новая книга о любви. Кому из твоих многочисленных женщин она посвящена? – Посвящение: "Если бы не моя навязчивая любовь к этой красивого мрази, развалившего меня и наши отношения запертой дверью туалета, то я бы никогда не написал эту книгу. Я тебя ненавижу, сука. И посвящаю ее тебе (из интервью с "фабрикантом А. Семеновым //Новое дело. 31.05–06.06.2007); Я бы любой группе, которая чувствует, что ей западло включаться в эту крысиную гонку фабричных уродцев, посоветовал заниматься звукозаписью (из интервью с А. Троицким // Свой взгляд. 23.05.2007); Профессию, конечно, я освоила на ноль целых хрен десятых. Те, с кем я общаюсь, меня уже изучили, такую засранку (из интервью с С. Сургановой // Свой взгляд. 04.04. 2007): Недавно стоял на трамвайной остановке, мимо тащились пьяные подростки. Двое транспортировали третьего. Тот сопротивлялся наваливающемуся миру снов, шевелил незатопленным кусочком мозга, волочился йогами, а мозг подавал какие-то там загадочные сигналы, и несомый человек с температурой тела в 40 градусов (горькая, холодная, неочищенная) открывал рот, чтобы выкрикнуть: "А ну-ка! Давай-ка! У. вай отсюда! Россия для русских" (Город и горожане. 23–29.04.2007); Наутро после церемонии награждения один очень народный и популярный кинематографист поздравил екатеринбургскую актрису Яну Троянову, получившую награду за лучшую женскую роль в фильме "Волчок": "Ну что, шалава, празднуешь?" (Новая газета. 19.06.2009).
Прямая речь в тексте СМИ является важным средством как смыслообразования, так и речевой характеристики героя публикации, а также "духа времени". Лексика, подобная той, которая выделена в приведенных нами примерах, правдиво передает стилистику современного устного общения – тенденцию не только к раскрепощенности речи, но и ее огрублению, "заметной утрате <…> возвышенно-стилистических качеств" [Валгина 2001: 122]. Однако употребительность в устной речи, в том числе и в диалоге с журналистом, не снимает с подобных слов окраски непристойности и крайней грубости. Подготовка интервью к публикации должна ставить журналиста перед проблемой "соотношения этического и неэтического", поскольку "свобода слова журналиста в цивилизованном обществе должна осуществляться на этической основе" [Сковородников, Копнина 2004: 304]. Думается, руководителям изданий и самим журналистам следовало бы более строго подходить к отбору речевого материала, во всяком случае использовать право на редактирование текста, с тем чтобы адаптировать его к письменной, публичной форме изложения, чтобы употребление сниженной лексики, привнося в текст необходимую по авторскому замыслу тональность, не делало его оскорбительно грубым, циничным.
По мнению ученых, "сам факт использования нецензурного слова в публичной речи противоречит любой идее стилистической упорядоченности, поскольку грубо нарушает правила речевой коммуникации. Использование нецензурного текста как инвективы в печатной газетной речи неприемлемо по определению, так как противоречит функциональному назначению печатного издания. Использование этой группы слов во вторичных функциях также неприемлемо, так как нарушает этические нормы речевого поведения, национальные традиции речевого поведения, ведет общество к саморазрушению" [Коньков 2006: 115–116]. B.C. Коньков справедливо видит особую опасность в том, что "текст, содержащий обсценную лексику, в остальном может полностью соответствовать нормам русского литературного языка, отличаться ярким индивидуальным стилем, быть остроумным и содержательным. Создается речевая атмосфера, в которой обществу навязывается попытка реабилитации обсценной лексики, внедрения ее в повседневный речевой обиход" [Коньков 2006: 116]. Однако, какими бы достоинствами ни обладал текст, "черное" остается "черным". Публичное, "разрешенное" употребление запретной лексики неизбежно влечет за собой разрушение общественной нравственности. По словам О.Б. Сиротининой, "даже в качестве "лекарства от стресса" наличие в речи обсценизмов не только огрубляет речь, делает ее непристойной, такая лексика в сознании людей, если все запреты на ее употребление сняты, перестает считаться табуированной, что имеет следствием стресс у адресатов брани и наблюдателей, оскорбляет их, усиливает агрессивность общества" [Сиротинина 2009: 10].
Известную детабуизацию обсценной и вообще грубой лексики ученые считают следствием раскрепощенности речи и реакцией на негативные явления жизни. Вместе с тем снижение порога допустимости словоупотреблений в текстах СМИ не снимает с этих словоупотреблений характера непристойности и крайней грубости. В подобных случаях ученые уже говорят о нарушении норм общественной морали: "Большая часть таких слов несет в себе осуждающую экспрессию и потому адресатом может быть воспринята как оскорбление. А это влечет за собой осложнение языковых проблем проблемами правовыми" [Валгина 2001: 121–122]; возникает проблема соотношения этического и неэтического в текстах СМИ.
Предметом исков о защите чести и достоинства являются следующие высказывания в текстах СМИ, содержащие негативно оценочную, в том числе инвективную, лексику:
Ясно одно: мобильные, не признающие никаких законов, кроме законов племени, и не желающие социализироваться, эти люди сейчас - постоянная угроза самому существованию России. <…> Он продает героин, как его прадед воровал лошадей, а бабка спекулировала "палеными" импортными товарами. Элементарная честность – даже в криминальном бизнесе – ему просто противопоказана – о цыганах, которых автор называет примитивным народом, народцем, племенем (Нижегородская правда. 15.05.2004); Жертва начинает прислушиваться, а агрессорше того и надо: "Погадаю! Бесплатно! Всю правду скажу!" (Нижегородская правда. 18.09.2004); Жасмин в Нижнем "прокатили". Организатором концерта заинтересовалась милиция (Нижегородский рабочий. 20.04.2004); Малолетние модели слегка смахивали на набоковскую Лолиту (Новое дело. 10–16.06.2004); Погром – дело рук бывшего торгового работника… (Нижегородский рабочий. 19.11.2004); Автозаводский "Авторитет" арестован за рэкет (Нижегородский рабочий. 23.03.2005); Эта история, которая смахивает на откровенное мошенничество, произошла при явном попустительстве городского администрации (Новое дело. 11–17.08.2005); "Прочь отсюда! – пьяный охранник в тельняшке матерился через слово. – Я в Афгане служил, в Чечне, мне вас замочить – как высморкаться!"; Он даже на маленьких детей матом орет, убить угрожает (Аргументы и факты – Нижний Новгород. 2005. № 42); Схема действия ловкого афериста <…> довольно проста <…>. Перво-наперво мошенник дает широкую, яркую, соблазнительную рекламу <…>. Вступает в действие четвертая стадия дьявольского сценария афериста (Телесемь – Красноярск. 05–11.09.2005); Документальное убийство (Аргументы и факты – Нижний Новгород. 2005. № 4); …бывший сотрудник компании <…>, завладев технического документацией, в кратчайшие сроки налаживает выпуск продукции, в которой, по версии следствия, использует авторские права и патенты, принадлежащие коллективу. Это явление сродни рейдерству <…>. И потому документы на данное производство можно было получить только нечестным путем <…>. Поэтому сегодня очень важно объявить войну чиновникам и милиционерам, которые манкируют законами и "под ковром" помогают незаконному предпринимательству, производителям контрафакта и похитителям интеллектуальной собственности (Аргументы и факты – Нижний Новгород. 2008. № 4); Покушение на президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова могло бы иметь гораздо менее трагичные последствия, если бы не <…> "фальшивый" автомобиль главы Республики, <..:> то есть это был "левак" (Московский комсомолец. 06.07.2009).
Важно, чтобы употребление пейоративной, и, в частности, сниженной лексики, привнося в текст необходимую по авторскому замыслу экспрессивно-оценочную тональность, не влекло за собой нарушения этической нормы, не привносило бы в текст инвективной, оскорбительной грубости, цинизма [Сковородников, Копнина 2004: 288]. Журналистский профессионализм заключается не только во владении языком, умении учитывать интересы и возможности массового адресата, но и в ответственности за передаваемую информацию [Сиротинина 2007: 40]. Это очень важно для современных журналистов.
3.2. Жаргонная лексика в СМИ как средство вербальной агрессии
Как эксплицитное проявление речевой агрессии можно рассматривать употребление в текстах СМИ жаргонных слов. В русском языке рубежа XX–XXI вв. наблюдается активный рост жаргонной лексики и проникновение ее в разные сферы современной языковой коммуникации. Она широко представлена в речи школьников и студентов, представителей искусства и бизнеса, депутатов и других государственных деятелей, а также иных групп носителей языка. Не случайно ученые-лингвисты говорят о возникновении в конце XX в. нового явления в русской речи – общего жаргона, под которым понимается "тот пласт современного русского жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется всеми жителями большого города" [Ермакова 1999: IV].
Русский общий жаргон утратил такой признак, как корпоративность – закрепленность за речевой практикой определенных социальных, профессиональных, возрастных групп. До недавнего времени жаргоны существовали как социолекты, т. е. особые замкнутые, кастовые языки отдельных социальных групп носителей общенародного языка. Выделялись и были противопоставлены друг другу профессиональные жаргоны, молодежные жаргоны (в том числе школьный, студенческий), различные групповые жаргоны (жаргон коллекционеров, болельщиков и др.), жаргоны нищих, беспризорников, наркоманов, воров, проституток, различных преступных группировок, тюремное арго. В последние же десятилетия наблюдается массовое использование жаргонной лексики широкими группами носителей языка вне зависимости от социальных, профессиональных, возрастных характеристик людей и условий коммуникации. Проводником жаргона "в массы" служат газеты и телевидение, которые заговорили языком улицы. Исследователи отмечают экспансию в СМИ лексики малых социумов, жаргонизацию и даже криминализацию языка массмедиа, о чем свидетельствует широкое использование таких слов, как разборки, наезжать, беспредел, пайка, мочить, отмывание, отмазать, оттоптаться, опустить, кидалы, забить стрелку, кошмарить и под.
Конечно, популярность жаргонной лексики обусловлена разнообразными факторами. Причину актуализации жаргонов исследователи видят в том, что они отражают сущность реальных социально-экономических и властных отношений [Беглова 1998: 22]. Востребованность жаргонов связана с обострением политической и социально-экономической борьбы в российском обществе, с углублением специализации науки, техники, производства – это факторы экстралингвистические. Процесс жаргонизации современной речи многие исследователи рассматривают как своеобразную реакцию на еще недавнюю стандартизированность, "приглаженность", определенную безликость публичных выступлений, насыщенных официально-пропагандистскими штампами. В качестве орудия борьбы как с "тоталитарным языком", так и с культивировавшим его государственно-политическим устройством рассматривается, в частности, молодежный сленг, который "весьма критически, иронически относится ко всему, что связано с давлением государственной машины" и "противопоставляет себя не только старшему поколению, но и прежде всего прогнившей насквозь официальной системе" [Береговская 1996: 38].
Интенсивное давление со стороны профессиональных и социальных жаргонов испытывает также язык СМИ, который в то же время относится и к языковым факторам активизации жаргонной лексики: в языке СМИ жаргонизмы выполняют стилистические функции, выступая как средство создания колорита времени, определенных социальных групп, как средство речевой характеристики персонажа публикации и как средство выражения оценки. В использовании жаргонной лексики в СМИ прослеживается определенная динамика. В 90-е годы жаргонные и арготические слова выступают как текстообразующие элементы, как характерологическое средство и как средство воздействия на адресата. Используются они с известной осторожностью: с дополнительными разъяснениями, выделяются графически кавычками или курсивом. С конца 90-х годов жаргонные слова и выражения становятся смысловыми сигналами содержания текстов СМИ, употребляясь в качестве ключевых слов или в позиции заглавия; увеличивается численность жаргонизмов в СМИ, активизируется лексика молодежных и профессиональных жаргонов. В настоящее время жаргонизмы выступают как семантический конденсат текста, как образное, креативное средство и как средство экспликации общественной оценки [Беглова 2007].
Используя речевую специфику разных групп говорящих, СМИ отражают стратификацию современного общества и роль отдельных социальных групп в его развитии. Так, по мере углубления специализации науки, техники и производства происходит дальнейшая дифференциация профессиональных жаргонов (экономического, компьютерного, политического, военного, бюрократического). Использование подобных жаргонизмов в СМИ способствует созданию колорита соответствующих профессий и сфер деятельности: