Запись 17
Клюшников. Ты ногами-то не очень-то…
Левон. Он еще глубже провалится?
Клюшников. Ляд его знает… Я сейчас трос на край трещины перекину, и по нему наверх первый полезешь. Понял?
Левон. А почему я первый?
Клюшников. Приказ. Не бойся… Ну как из шахты лифта. Только тут стенки поглаже будут… Вот так… Ну давай, Левон.
Левон. А трактор прямо тут кинем?
Клюшников. Дурак что ли? Нет, на память возьмем.
Левон. Руки режет.
Клюшников. А ты не торопись. Металл от холода, как веревка, рваться будет, не трепли лишний раз. Ну! Нож втыкай глубже, на него опирайся. Не на трос…
Левон. Я не вижу ничего…
Клюшников. Нормально, Лева. Нормально. Я вижу. Давай, сынок.
Левон. А!..
Клюшников. Чего ты?
Левон. Руку порезал…
Клюшников. Подтягивайся быстро! Зажми там! Давай! Доверху не истечешь.
Запись 18
Отец Александр. Центр! Прием! На связи "Молодежка"!
Мишка. Чё ж такое там у них… Нашим еще раз…
Отец Александр. Да наши тоже не отвечают…
Мишка. В Центр еще раз. Ведь не может же быть, что только мы с тобой на свете остались! Так не бывает… Кончай молиться! Звони, я сказал!
Запись 19
Клюшников. Да… поймала Антарктида. Жми сильнее.
Левон. Она ведь не свернется. Да? Не свернется?!
Клюшников. Спокойно. Завязал же. Терпи-терпи, сынок…
Левон. Отойдет, да? Я без руки буду…
Клюшников. Прекрати! Нормально. Подыши помельче.
Левон. А мы в расщелину к трактору не спустимся?
Клюшников. Зачем?
Левон. Надо же по рации, чтоб забрал…
Клюшников. А если трос второй раз не выдержит? Я тебя прошу, как мужик мужика: утихомирься. Поп знает, где мы. В Центр дозвонится и за нами двинет.
Левон. А если нет?
Клюшников. Чего нет?
Левон. Если Центра уже нет, и он никогда не дозвонится. А так и просидит, пока мы тут?
Клюшников. Нет. Всё есть. Нам нужно продержаться. Сил лишних не тратить. Понял? Повезло нам. К оттепели дело…
Запись 20
Клюшников. Так… Давай медленно, но без остановок. Наравне. Ты за мной следишь, чтобы я шел, я – за тобой. И говорить давай.
Левон. Я не могу говорить…
Клюшников. Говори, кому сказал! Сукин ты сын, Лева. Молчать будешь – и себя, и меня угробишь.
Левон. Петр Георгич… мы умрем? Да?
Клюшников. Нет, мы воспарим прямо из пупа земли и будем летать привидениями над немецкими замками.
Левон. Из пупа?
Клюшников. Конечно. Здесь же пуп! Середина земли. Вроде и место не живое, а самое нутренное, с самого начала и до самого конца одинаковое. Бодрее, Лева, иди! Бодрее! Здесь же такие твари в океане водятся, какие до нас миллионы лет жили и после нас будут. Тут главный пуп – озеро Восток – под землей полощется. Самую глубокую скважину до него копнули… Шевелись давай. Шевелись. Ать-два! Ать-два! Левой, Левка! Левой.
Левон. А замки почему немецкие?
Клюшников. Какие замки?
Левон. Ну, вы сказали – летать над немецкими замками. Это я так… Надо как-то беседу поддержать…
Клюшников. Это ты молодец. Правильно приказ понял. Над немецкими, потому что кого больше всего напугает привидение с советской речью? То-то и оно…
Левон. А мы когда умрем, наши тела найдут и похоронят? Или искать не будут?
Клюшников. Будут, Лева, конечно, будут…
Левон. Петр Георгич!
Клюшников. Ну?..
Левон. Вы шаг замедляете.
Клюшников. А? Да-да. Спасибо. Найдут. Мы ж, если замерзнем, долго сохранимся. Вот он тебе – природный морг.
Левон. Это хорошо.
Клюшников. Что ж тут хорошего?
Левон. Мне очень надо, чтобы меня где-нибудь похоронили.
Клюшников. А на кой? Сюда даже бабе твоей не прилететь на могилку. Все равно ж на материк не повезут. Тут и схоронят. Не в землю только, в металлическом ящике, к скале приварят… Есть баба-то?
Левон. Нет, не успел.
Клюшников. Еще не успел. Повторяй! Еще не успел!
Левон. Еще не успел.
Клюшников. И прыгай. Прыгай! Давай попрыгаем! Ступни гни как следует и руками, руками! Я еще не успел! Я еще не успел!
Левон. Я еще не успел! Еще не успел!
Клюшников. Молодец. Давай походим. Уф… А зачем могила-то тогда?
Левон. Я очень хочу настоящую. Я прошлым летом на Новодевичьем в Москве был. Там столько памятников, столько людей. Целый день бродил… И тоже мне захотелось, чтоб остался от меня… ну хоть камешек на поверхности… Могила – это же такое интимное… Подходишь к артисту какому или спортсмену, и видно, с кем он рядом хотел лежать, а кто с ним, как родные к нему относятся, приходят ли люди, кладут ли цветы. Такое открытое интимное. Понимаете?
Клюшников. У Высоцкого был?
Левон. Был. Он на Ваганьке.
Клюшников. А туда зачем?
Левон. Затянуло.
Клюшников. Ну и как? Нормально там у него все? Как он?
Левон. Нормально. Цветы есть. Лежит на самом краешке только.
Клюшников. Оно и понятно. Ему хватит. "Кто в океане видел только воду, тот на земле не замечает гор"… А чё ты туда поперся-то?
Левон. Да мне к Чехову надо было.
Клюшников. Писателю?
Левон. Ну.
Клюшников. А чё к нему?
Левон. Да у меня у тетки дача близко от его дачи в Мелихове. Я у нее жил. Гуляли. Она яблок в чеховском саду насобирала, уже зрелых, падучих. Таких, со сладкими гематомами… Там много… Говорит: отвези Антону Павловичу на могилку. Пусть поглядит. Хороший урожай в этом году. Я и повез.
Клюшников. Быстрее, Лева, быстрее! Не отвлекайся. И как он там?
Левон. Да так себе. Лежит почти на дорожке. Цветов нет, памятник, наверное, тот, с каким хоронили. С женой и отцом. Жаль стало.
Клюшников. А ты его не жалей. Он не один. Он с женой и отцом. Ему-то, поди, это важнее, чем памятник.
Левон. Не знаю… Напротив Гоголь, один. Торжественный до ужаса… Петр Георгич, не садитесь, не садитесь! Давайте медленнее, но останавливаться не будем!
Клюшников. Да-да… Говори, Лева. Говори… Кто там еще?
Левон. А напротив Веневитинов.
Клюшников. Тоже писатель?
Левон. Да нет. Поэт. Могилка совсем заброшенная. Он пушкинской поры. И получше Пушкина начинал, но не успел. Прожил только двадцать два года. Совсем как я. Я даже на год пережил.
Клюшников. Ты еще не прожил…
Левон. Еще не прожил… Ой! У меня ж фляжка со спиртом в сапоге! Дядя Петя, вы чё? Вставайте! Ну! Спирт есть! Вставайте!
Запись 21
Радио. Станция "Молодежная" прием!
Отец Александр. Слава Богу!
Радио. Прием!
Отец Александр. Прием! Центр! Срочно! Зафиксировано движение земной коры в южной части Турции тридцать два часа и шесть минут назад. Мы предполагаем возможное испытание ядерного заряда. Конкретные координаты: двадцать градусов южной долго…
Радио…Там землетрясение было два балла. Мы в курсе.
Отец Александр. Землетрясение?
Мишка. Это точно?!
Радио. Да, землетрясение. Кто на связи?
Отец Александр. Отец Але… Строитель-ремонтник. Почему вы не выходили на связь?
Радио. Смена кадров у нас.
Отец Александр. Чего?!
Радио. Порядок изменился.
Отец Александр. Что за люди-то вы? Порядок! А был порядок-то?! Мы думали, вы там всё уже!
Радио. Прошу прекратить панику. Центр вызывает Клюшникова.
Отец Александр. Нет его! Слышите? Вышел он на подстанцию в буран.
Радио. Такого приказа не было.
Отец Александр. Какого приказа? Мы думали вы там всё! Он на связь седьмой час не выходит! Я сижу тут, только чтобы вас предупредить! А сейчас за ним пойду.
Радио. Кто остается на станции?
Отец Александр. Собака остается!
Мишка. Я не останусь один!
Радио. Что за шутки? Прием!
Отец Александр. Никого. Мы все – я, слесарь-ремонтник, и Мишка, якутская лайка, – выходим на поиски.
Радио. Дождитесь выхода на связь.
Отец Александр. Семь часов! Если у них заглох двигатель, они часа через три в снег превратятся! Чего ждать? Ехать трупы собирать?
Радио. Центр запрещает вам оставлять полярную станцию.
Отец Александр. Идите к черту! Конец связи.
Мишка. Батюшка?
Отец Александр. Что?
Мишка. К черту?!
Отец Александр. Поехали.
Запись 22
Клюшников. Ох, ты ж мать!.. Это чё я вижу-то?
Левон. И я вижу…
Клюшников. Гитлер?
Левон. На тарелке.
Клюшников. Идем по-пластунски.
Левон. Куда?
Клюшников. Я так и знал! Всё – правда! Земля полая, а здесь ходы внутрь… Быстрее, он приземляется.
Левон. Дядя Петя, а чё он тут делает?
Клюшников. Тут подземная база СС. Убежище… Ядерные заряды готовят.
Левон. Оружие?
Клюшников. Ползи-ползи! Имплозивные заряды, говорю… Новое придумали, суки! Готовятся! Вот Союз распался, а они тут как тут. Того и ждали… Ну, ничего… Мы тебя, заячья харя, пришпилим. Сейчас-сейчас…
Левон. Как он ходит? Он же умер! Яду выпил и умер.
Клюшников. Какого яду?! Отрава отраву не берет. Он тут сидел, у подземных теплых источников. Развала Союза ждал. Хер тебе, а не ослабли мы! Понял? Капут тебе пришел!
Левон. Так сколько ж ему лет-то тогда?
Клюшников. Некогда считать, Лева! Трос готовь, я сзади перекину, а ты страхуй. Щас мы фашистскую суку удавим!
Левон. Он смотрит на меня!
Клюшников. Где? Где он?
Левон. Я не вижу!
Клюшников. Опять озоновая дыра расширяется! Закрой глаза, все выжжет к ляду!
Запись 23
Отец Александр. Что такое… Уж появиться должны, а их нет все.
Мишка. Всполохи… Ты видишь?
Отец Александр. Северное сияние это.
Мишка. Нет, это шарашуты костры жгут.
Отец Александр. Какие шарашуты? Тут тысячи километров никого…
Мишка. Воины, в подземных пещерах живут. У теплых озер. Наверх туманом выходят.
Отец Александр. Не люди что ли?
Мишка. Очень похожие, с большими белыми глазами. Они пасут земляных оленей…
Отец Александр. Не пори чушь. Тут одни пингвины. Олень не выживет.
Мишка. Земляные олени – это мамонты. Они не все умерли, они шли на север и спрятались у теплых подземных озер.
Отец Александр. Они прям по океану до Антарктиды-то пришли?
Мишка. Так это двести миллионов лет назад было, тогда мы все одним материком были.
Отец Александр. Сам придумал?
Мишка. Ты что? Мама у ненцев водителем работала, сани таскала. Они рассказали, а она – мне. Если с нашими что случилось, то шарашуты их унесут к себе и вылечат, но потом уже не отпустят. Навсегда это. Понял?
Отец Александр. Сказки какие-то…
Мишка. А чем это твоего лучше… Если что, они умрут и их тоже заберут к себе навсегда на небо…
Отец Александр. Верь во что хочешь. С собаки спрос невелик.
Мишка. Собаки в Полярную звезду верят. Но я – атеист.
Отец Александр. Почему это?
Мишка. Я в человеков верю. Может, и зря, конечно. Но мне Петр Георгич как Полярная звезда. Он меня из снежного болота вынул. После оттепели навалило снега. Бегу, а снег оседает, затягивает в эту пустоту-то, которая под ним натаяла… Все кричат: "Брось пса!" А он не бросил. Сам промок, а меня вынул.
Отец Александр. Слушай… А ведь оттепель первая уже была. Может они под снег ушли?
Мишка. Может быть. К шарашутам.
Отец Александр. Сплюнь.
Мишка. Как?
Отец Александр. По курсу идем.
Запись 24
Клюшников. Левон… Левон, открой глаза… Это вспышки. Примерещилось. Озоновая дыра же только к весне откроется. Я со страху перепутал.
Левон. А Гитлер где?
Клюшников. Умер.
Левон. Вы его задушили?
Клюшников. Ты чё? Он же в восемьдесят втором умер.
Левон. Как? Только в восемьдесят втором?
Клюшников. Да, здесь на секретной базе, в Антарктиде. Все знают.
Левон. А тарелки?
Клюшников. Да не тарелки это. Просто самолеты круглые. Способ взлететь искали. Пятьдесят же градусов. Песком. Обычный самолет начнет тормозить, лыжи от трения нагреются. Приклеится ко льду насмерть.
Левон. А это все знают?
Клюшников. В озере Восток аномалия геомагнитная. Значит, что? Значит, металл внутри. Это все знают… А уж какой…
Левон. Так он нападает на нас или нет?
Клюшников. Умер он, говорю. Успокойся.
Левон. Он ходил же… Как вы поняли-то, что умер?
Клюшников. Столба в нем нет.
Левон. Какого еще столба?
Клюшников. Я не знаю, как тебе объяснить. Может, и не столб это… Может, это вода, как в подземном озере… Но я "столб" называю. Это в лице видно.
Левон. Энергия что ли?
Клюшников. И не энергия… Это талант вроде… Черт его знает, и не талант. Какая-то такая штука… И не у каждого она в лице есть. У кого нет – не появится. А есть – пропасть может.
Левон. И что это значит, если есть?
Клюшников. Человек делом занят и себе не изменяет. А пошел поперек – всегда на лице отпечаток.
Левон. И у Гитлера был столб?
Клюшников. Был.
Левон. Так он же сволочь! Или столб и у плохих есть?
Клюшников. У разных. И у слабых, и у сильных. И у плохих, и у хороших. Вот раньше как полярников привезут на смену, я в первый же день знаю, с кем можно работать, а кто на уши сядет, сорвется или подведет. В тех столба сразу нет.
Левон. А у меня есть?
Клюшников. Да, пока что есть. А бывает, вижу, ломается у человека в лице столб. Держится просто на ниточке, но держится. Значит, сам про себя чё-то почуял. Я таких больше всего уважаю.
Левон. А без него нормально жить можно?
Клюшников. Без него даже лучше, но я с таким говорить не хочу. Пусть живет. Рука-то болит?
Левон. Не знаю. Я не чувствую ее.
Клюшников. Давай еще пошевелимся. Главное ноги. Без руки жить можно, а без ног ты – самовар. Давай-давай…
Запись 25
Левон. Боль мучать не может. Вот когда ее нет, становится по-настоящему страшно. Но если страшно, значит, еще жив. И сразу не страшно. Так можно откладывать все лишние чувства до бесконечности, все ненужное. Как лишние вещи из рюкзака. Мне в последний поход лишнего не нужно. Пока не останется последнее, главное, на самом дне: я жив.
…В ту осень была такая зима… И, как назло, работы – лопатой не перебросать. Когда круглосуточные дни закончились, я уже не мог заснуть. Мотался ночью из комнаты в кухню. Автоматически растягивал двумя пальцами резинку трусов, она шлепалась о бока, только будила меня. Надо устать, устать до самого конца, до самого предела, чтобы просто упасть, потерять сознание и посчитать это сном. Надо обнять дерево. Дерева не было, был полированный шкаф. Я обнял его, а потом открыл. Там висела бабушкина бобровая шуба шестидесятого размера. Мех в три пальца толщиной. Она – мое спасение, мой клад! Скорее! Включить свет! Съесть! Что там? Баранка? Да! Пусть! Мне нужны силы, а то я падаю с ног. А впереди много дел.
Я сошью из этой шубы комбинезон! Оставлю только дыры для глаз, чтобы снег не хлестал по щекам! А на глаза очки для плаванья! И на велосипед! И ничего с собой не нужно тащить! Я не замерзну на снегу в лесу! Бабушкин бобер спасет меня. Можно ночевать прямо так, сразу, как слез с велосипеда. Вот это будет жизнь! Даже звери считают меня за своего… Хотя нет, это уж слишком… Нужны рога… Где-то и рога же были, лосиные, на антресолях. Конечно! Вот и рога. Спилить! К черту олений лоб, рога пришить к бобровому капюшону, и мне не страшен даже медведь. Всё! Держитесь! Левон всесилен! Мне не страшна ваша зима! Нужна застежка…