Григорий. Изольд Тимофеевич… как-нибудь я загляну к вам…
Изольд(плачет). Друг… мальчишка… Что же ты? Тараканов прогнал, и сам уйти хочешь? Оставляешь меня наедине с пустой клеткой?
Сверчкова. Не плачь, Изольд… Он к тебе придет… Придет.
Молчание.
Ты что, тоже совсем один остался?
Изольд. Один… Я, знаешь, сначала думал – она твоя мать… Эта старая идиотка внушила мне мысль, что тут соберутся самые близкие люди… Ну что это такое?! Спроси у нее… что она имела в виду? Я настроил себя на встречу с прекрасным, а тут какие-то химеры Собора Парижской Богоматери… извергают ядовитые пары.
Молчание.
Сверчкова. Извини, Гриша… может, и не надо было мне этого всего заводить. Конечно, если задуматься, то плохого ты мне ничего не сделал… Только я ведь к тебе сердцем, понимаешь, так что ты мою обиду пойми… Ты нас тоже пойми. И вон он, видишь, хоть и дурак-мужик, а как весь трясется… Душа болит ведь, Гришенька… болит…
Махнула рукой. Подошла к Изольду.
Пойдем, Изольд… Ты сам дойдешь-то до трамвая? Умрешь, пока его дождешься… под таким ветром… Какая-то осень нынче… одни дожди и ветры…
Изольд. Осень в Отечестве нашем – пора очарованья… сказал поэт…
Сверчкова. Это он пошутил… Пойдем.
Изольд(тихо). Куда? Куда ты меня все время зовешь? Здесь люди…
Сверчкова. Пойдем, доведу тебя до трамвайной остановки. Постою с тобой до трамвая.
Изольд. Что я, не стоял на трамвайных остановках?! И стоял, и лежал…
Сверчкова и Кукин вышли. Молчание.
Григорий. Вы меня иногда спрашивали, где… как я живу?
Кораблева. Твоя жена врач?
Григорий(негромко). Похоже на допрос.
Кораблева. Ты этому старику говорил, что ушел от жены…
Григорий. Она меня выгнала.
Кораблева. Выгнала? Почему?
Григорий. Даже у подсудимого есть право не отвечать на вопросы…
Кораблева. Ты ушел, или она тебя выгнала?
Григорий. Все началось из-за вас…
Кораблева. Из-за меня?
Григорий(с трудом). Вы не вариант…
Кораблева. Я – кто? Не вариант?
Молчание.
Григорий. Она считала, что надо работать с другими… служить другим…
Кораблева. Что означает в данном случае слово "вариант"?
Григорий. Многое означает… Жена требовала, чтобы я не тратил время зря. Вы для нее – опасный партнер, у вас много наследников: Академия наук… музеи… библиотеки. Я из-за этого взял Светлану, чтобы жена успокоилась… Изольд Тимофеевич появился потом… чтобы мне где-то жить… Жена требовала, чтобы я заранее оформил… заранее подписал с вами все бумаги. Я должен был сказать вам свои условия… Я не хотел никаких условий…
Кораблева. Твоя жена врач! Боже мой! Она, наверно, специально тебе нас подбирала… таких… которые долго не протянут… Ты все обо мне знаешь? Сколько я еще проживу? Гриша, сколько?!
Молчание.
Она, эта твоя Олеся… хороший селекционер… Она посчитала, наверно, сколько у меня было инфарктов.
Григорий. Я прошу… успокойтесь!
Кораблева. Пошел прочь…
Григорий уходит. Кораблева осталась одна в опустевшей комнате.
Второе действие
В квартире Кораблевой тихо и сумрачно, как будто в квартире этой больше не живут. Звонок в дверь. Входит Изольд. Заметно, что эти две недели дались ему нелегко. У Кораблевой, вошедшей следом, тоже усталое, осунувшееся лицо. Но держится она прямо, стараясь не показать, что с ней происходит.
Изольд. Мальчик здесь?
Кораблева. Вы пришли первым. Садитесь…
Изольд. Благодарю. (Пауза.) Я думаю, он не заставит нас долго ждать.
Кораблева. Надеюсь.
Долгое молчание.
Изольд. Он всегда был пунктуальным и обязательным молодым человеком. Не было случая, чтобы он ко мне опоздал.
Кораблева. Вам не дует? Я могу закрыть окно.
Изольд. Нет-нет. Благодарю вас. Волею обстоятельств, я, так сказать, опять у вас в гостях. Весьма сожалею, что, может быть, доставляю вам неудобства… физические, и, так сказать, моральные…
Кораблева. Не беспокойтесь.
Долгое молчание.
Изольд. Признаюсь, я с большим нетерпением ждал этого дня. Может быть, в нашу прошлую встречу я был излишне резок.
Кораблева. Мы все были тогда возбуждены. Не удивительно, что наговорили всякого.
Изольд. Я вам звонил много раз…
Кораблева. Это время я гостила у подруги…
Изольд. Уезжали? Далеко?
Кораблева. Четыре остановки на метро. Я тоже… звонила…
Изольд. Мне?
Кораблева. Светлане Васильевне. Хотела справиться о ее здоровье. Телефон не отвечал…
Молчание.
Не знаете, как она?
Изольд. Да, довольно славная оказалась женщина.
Кораблева. Мне тоже так показалось.
Молчание. Часы.
Изольд. Несколько дней назад… Светлана Васильевна скончалась в больнице… Меня вызвали туда по ее просьбе. Я вынужден был принять участие… привез ей нотариуса. Она все волновалась, что за ней останется долг.
Кораблева. Что ж вы не сообщили мне раньше?
Изольд. Я звонил… поверьте. Она вам просила передать большой привет, и еще… (Пауза.) Как бы вам объяснить… настаивала, можно сказать…
Молчание.
Она считала себя виновницей всех наших бед. Просила у вас прощения…
Кораблева. У меня?
Изольд. Да… и у вас… Еще она просила… оставить его мне. Вы понимаете, о ком я говорю… оставить его со мной… Это была ее последняя просьба.
Молчание.
Надеюсь, вы не подозреваете меня в том, что я вольно, так сказать, трактую… в свою пользу… Конечно, последнее слово будет за ним… Он примет окончательное решение… Ему выбирать. Я просто обязан был передать слова умирающей… Грише отписана незначительная сумма… ну и главное, ее квартира… конечно, что делает его вполне независимым человеком… ставит на ноги, так сказать.
Молчание.
Я присутствовал при погребении. Она просила только, чтобы ее не сжигали, а предали земле. Эти последние просьбы были обращены не только ко мне… а и к известному вам молодому человеку. Больше ведь некому было позаботиться о ее похоронах… К сожалению, найти мне его не удалось – действительно… юноша пребывал в теплых водах южного моря… Пришлось мне самому услужить Светлане.
Молчание.
Заглянул за край, можно сказать… Увидел последний путь… Впервые, можно сказать, зримо представил… в каких декорациях и мне придется сыграть последний спектакль… Пришел в погребальную контору… выходит навстречу изумительного сложения девушка… глаза излучают лазурь, зовут, понимаете ли, Ассоль, на шее цепь из золота, как на волкодаве… на пальцах тоже килограмма четыре. В лице этакая отрешенность египетской богини… Забыл я, зачем пришел… Оказалось эта юная буржуазка тоже, понимаете ли, имеет общество закрытого типа, напополам с подругой… Вышла подруга… величиной груди, можно сказать, превосходящая всякие мыслимые стандарты… Спрашиваю, дрожа и содрогаясь: ну и как у вас идут дела? Бизнес, отвечает она эдаким баском, стабильный…
Молчание.
И вдруг эта сисястая меня осмотрела эдак… и спрашивает: а не хотите ли сделать предварительный заказ? И эдак меня осматривает… вроде как размер, понимаете ли, гроба мне подбирает… Ну, я им такой сделал предварительный заказ… обеим…
Молчание.
Нет ли у вас чего-нибудь поесть? Должен сказать, я чувствую себя все эти дни довольно скверно. Тяжелый осадок после всего этого…
Кораблева. Поесть? Я посмотрю, что там осталось. Я еще не наладила здесь быт… Боюсь, у меня ничего нет к чаю…
Изольд. Понимаю….
Кораблева. Что-нибудь я придумаю…
Изольд. Окажите любезность…
Молчание.
Кораблева. Очень жалко Светлану Владимировну.
Изольд. Да, взяла так и испустила дух. А ведь какая шустрая была! Помните: Мистер Иск? Увы, партнер завидный у этого товарищества закрытого типа – Господь, об их бизнесе позаботился! Ответственный, так сказать, за конъюнктуру рынка…
Кораблева. Чай обязательно должен быть…
Изольд. Вы, значит, тоже лишены помощи со стороны. Как же вы обходились? Столовались у приятельницы? Своеобразный способ кооперации усилий по выживанию…
Кораблева. Мы обедали в столовой Дома ученых…
Изольд. Дом ученых? Это что же одни ученые сидят вокруг?
Кораблева. Бывают и ученые.
Изольд(ироничен). Ну, тогда конечно… можно не волноваться о запасах провизии… А я вот сел на углу… за столик, взял пирожков… в "Русском Бистро". Один съел, вижу – встала передо мной старушенция и в рот смотрит… Отдал ей эти пирожки… Видно, ее в Доме ученых не кормят…
Кораблева. Не знаю, что вам ответить на это…
Изольд. Нет, с учеными я бы отобедал… пожалуй… Или неученых туда не пускают?
Кораблева. Меня водила туда приятельница, доктор наук. Там большие скидки для ученых… Она училась у моего мужа. Она тоже философ…
Изольд. Женщина-философ? Не одобряю. Если уж наказала тебя природа мужским умом – спрячь его и никому не показывай. У меня была эдакая… знаете, вместо того, чтобы готовить, она все время готовилась: к докладу, к выступлению. (Достает пакет.) Где это она?
Кораблева. Пожалуйста, не надо… этого, не надо… Уберите пожалуйста…
Изольд(все более едко). Отчего же? Вы описали биографию мужа и даже издали ее. А это моя биография, и она ничуть не хуже его! Вот – Виктория! Жил с ней немного, с сорок девятого по пятидесятый год. Пожалуйста. Мне, знаете ли, тоже есть чем гордиться. Смотрите, какие были красавицы! Чего эта стоит зубатка! (Заплакал.) Простите, стал сентиментален: это чертово товарищество… понимаете ли, покоя не дает… все время один теперь…
Кораблева. Мне кажется, вы все время разыгрываете передо мной какую-то роль. Изольд Тимофеевич, мне кажется, вы совсем не такой. Зачем мне знать о ваших женах, или кто там у вас был?
Изольд. Я внимательно читал ваши воспоминания. Милочка… вы хоть понимаете, о каких людях вы осмелились написать так возвышенно? Я ведь как раз один из тех, против кого такие, как вы и ваш муж, так непримиримо выступали. Тимофей Кукин, выпечка и сдоба. Папочку вешали вниз головой – требовали золота. За что его мучили? За то, что он хорошо выпекал сдобу для вас… для голодных философов… Я был единственный сын… Отрочество с мамой… Она была близка к искусству, брала уроки пения. Я обладал феноменальной красоты голосом… Но пришло время, и меня тоже повесили! За то, что я не был похож на них. Не хотел быть в этой ободранной стае… не хотел в их банду… потому что я не умею бить… я никогда никого не бил… Это было под городом Чернигов. Мы имели неосторожность с мамой поехать к бабушке в Чернигов. Известное дело: приехал столичный мальчик… с нежным лицом… Не помню, чем я еще вызывал тогда такую ненависть… Кажется каблуками или бантом вместо пионерского галстука. Быстренько повесили меня, ненадолго, ради шутки… но я упал… Посмеялись надо мной, пописали по очереди на голову и ушли. А я лежал… припав к родной земле… и мне не хотелось вставать… С тех пор я расстался с мечтой петь в опере… Горловые связки повредили, собаки! Если бы я знал, что проживу так долго, я бы, наверно, тоже бы стал ученым. Но с тех пор я понял, что здесь, в этой бандитской стране, жизнь одинокого человека, который… не хочет жить в стае… может оборваться в любой момент. Поэтому я спешил. Я боялся не воспользоваться такой удачей. Меня действительно любили женщины… Я брал их… знаете, чем? Я хотел оставить как можно больше Кукиных… маленьких, голосистых Кукиных… Везде, где я был, должен был появиться Кукин…
Молчание.
Ваши воспоминания не произвели на меня должного впечатления. У вас была, как вы пишете, бурная молодость… интересная жизнь….
Кораблева. Не знаю, какое значение вы вкладываете в слово "бурный"… У меня была прекрасная жизнь!
Изольд. Дом, понимаете ли, ученых. Настоящие ученые горят на кострах, а не едят по талонам… которые им дают из жалости. Мы встретились с вами, так сказать, у гробового входа. И у вас, и у меня ничего нет, кроме этого мальчика… Но он останется со мной.
Кораблева. Последние годы я почувствовала страшную пустоту вокруг себя… Вы знаете… перестал звонить телефон… Я испугалась – стало казаться, что все гибнет… что все было впустую, все пошло прахом! И вдруг появился этот мальчик…
Молчание.
Скорее всего, я устала от одиночества… и позволила себе эту слабость. Вы не поймете меня…
Молчание.
Изольд. Ну конечно! Я ведь не закусываю в Доме ученых!
Молчание.
Кораблева. Вы сказали… у вас есть дети…
Изольд. Больше десяти… Внуков и правнуков невозможно сосчитать.
Кораблева. Почему же они не заботятся о вас?
Изольд. Вот они только и ждут моей смерти! Ждут, чтобы накинуться на наследство и растащить его по углам! Квартира их просто сводит с ума… эта анфилада, будь она проклята!
Кораблева. Это не так!
Изольд. Это так! Они ходят кругами… они узнают друг у друга, жив ли я! Понимаете? Каждый пришел и предложил… съехаться… разъехаться… Зачем, говорят, тебе так много места? Я еще жив, – говорю, – дети!
Кораблева. Вы ошибаетесь! Есть среди них и порядочные люди!
Изольд. Они все порядочные! Они все… достойные люди. Кое-кто сейчас совершает стремительную карьеру. Они порядочные, замечательные люди. Но ан-фи-ла-да с окнами на Москва-реку! Все вокруг богатеют в такие сроки, от которых мутнеет рассудок! Что же, думаете, им не хочется вмиг получить анфиладу? Как просто: вынес старика ногами вперед – и получай ключи…
Кораблева. Зачем вы обрекаете себя на такое одиночество? Вам надо помириться с ними.
Изольд. Нет, после визита к вам я принял решение оставить квартиру этому мальчику. Я колебался, а теперь совершенно убежден: я должен это сделать. Он мне не врал… не притворялся любящим сыном. Скажу честно: он не вызывает у меня неприятного чувства. Пусть живет, не ходит больше в стоптанной обуви, в одних и тех же брюках… Пусть купит себе хорошую зимнюю шапку… путешествует, выбирает женщин… независимо от их цены. Пусть он живет!
Кораблева. Его заставили обстоятельства… бедность… Все, что сейчас творится вокруг, – располагает… Неужели вас не ужасает, что он приходил к вам, заранее подсчитывая в уме, сколько вы ему оставите?
Изольд. Это он к вам так приходил!
Кораблева. Мне хотелось быть ему… матерью!
Изольд. Только ли матерью? – шалунья вы моя!
Кораблева. Вы больны… вы очень несчастны… душа ваша разъедена кислотой.
Изольд. Какая образность! Какой стиль! "Разъедена кислотой"… Он приходил ко мне не за деньгами. У меня лучшая коллекция грамзаписей в стране… Я собрал все величайшие голоса, когда-либо звучавшие в мире. Мы слушали, мы разбирали великие арии!
Кораблева. Он у меня просиживал часами – читал рукописи, редкие книги. Он приходил иногда утром, когда я его не ждала, чтобы дочитать… Он спрашивал меня о том, чего не знал… чему его не учили. Они ничего не знают. Они с другой планеты!
Изольд. Великолепно!
Кораблева. Им не интересно, как мы жили, что мы чувствовали!
Изольд. Плевать им на это! Великолепно!
Кораблева. Я ему заплачу сегодня. Я справлюсь и без него со своим бытом. Я найду, кого попросить купить лекарства. У меня давно было готово завещание…
Изольд. Духовное?
Кораблева. Не иронизируйте. Да! Да! Да! Мне наплевать, как меня накормят завтра, и как меня похоронят, мне тоже наплевать! Если бы у меня были дети, разве я осмелилась бы их оттолкнуть! Мне вас жалко! Мне страшно за вас!
Изольд. Жалко? Нет… вам не дано почувствовать жалость! Сколько красивых слов вы произнесли, а еды до сих пор не принесли. Я ведь не был в Доме ученых! Перед вами тяжело больной, голодный человек! А вы все о душе и о душе! Я голодный!
Звонок входной двери.
Это он?
Кораблева. По всей вероятности.
Изольд. Давайте… я выйду… открою…
Кораблева. Вы здесь гость.
Выходит. Появляется Григорий. На плече знакомая нам сумка. Что-то в нем изменилось за эти две недели. Новый костюм. Опрятен.
Изольд. Здравствуй, мой милый!
Григорий(издалека). Ну как вы, Изольд Тимофеевич?
Изольд. Здравствуй!
Григорий. Куда бы сумочку поставить? Дурак – на дно положил пакет с молоком… (Некоторое время роется в сумке.) Слава богу… не потек…
Изольд подошел к нему и неожиданно уткнул голову ему в плечо. Затрясся, потом, затих. Вошла Кораблева.
Что вы, Изольд Тимофеевич?
Изольд. Я хотел с достоинством так встретить… эдак… Прости, друг.
Григорий. Не надо волноваться так.
Изольд. Да-да. Конечно…
Григорий. Успокойтесь. (Пауза.) Ну-ну… давайте… успокойтесь.
Изольд закивал, отошел. Достал платок.
Как здоровье, Изольд Тимофеевич?
Изольд. Славно. Встретил утром таракана. Герой такой! Выжил после твоей газовой атаки. Знаешь, я обрадовался. Такой усатый черт! Знаешь, чудо как хорош вчера был Ленский!
Григорий. Слушали Чайковского?
Изольд. Рыдал! Рыдал! Как начал он… (Поет.) "Паду ли я стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?.."