В книге помимо широко известной, отмеченной Государственной премией пьесы Л.Леонова помещена статья об авторе и его творчестве Е.Стариковой.
Содержание:
Леонид Леонов - Нашествие 1
Действие первое 1
Действие второе 5
Картина первая 5
Картина вторая 8
Действие третье 10
Действие четвертое 15
О пьесе Леонида Леонова "Нашествие" 18
Примечания 20
Леонид Леонов
Нашествие
Пьеса в четырех действиях
Таланов Иван Тихонович , врач.
Анна Николаевна , его жена.
Федор , их сын.
Ольга , их дочь.
Демидьевна , свой человек в доме.
Аниска , внучка ее.
Колесников , предрайисполкома.
Фаюнин Николай Сергеевич , из мертвецов.
Кокорышкин Семен Ильич , восходящая звезда.
Татаров, Егоров , люди из группы Андрея.
Мосальский , бывший русский.
Виббель , комендант города.
Шпурре , дракон из гестапо.
Кунц , адъютант Виббеля.
Старик .
Мальчик Прокофий .
Паренек в шинелке .
Партизаны , офицеры , женщина в мужском пальто , официант , сумасшедший , солдаты конвоя и другие.
Действие происходит в маленьком русском городе в дни Отечественной войны.
Действие первое
Низенькая комната в старинном каменном доме. Это квартира доктора Таланова, обставленная по моде начала века, когда доктор лишь начинал свою деятельность. Влево двустворчатая дверь в соседние комнаты, с матовыми стеклами до пояса. Простая девичья кровать и туалетный столик, отгороженный ширмой в углу. Уйма фотографий в рамочках, и над всеми главенствует одна - огромный портрет худенького большелобого мальчика в матроске. В широком среднем окне видна черная улица провинциального русского городка с колокольней вдали, на бугре. Сумерки. Анна Николаевна дописывает письмо на краешке стола; на другом его конце Демидьевна собирает обед.
Демидьевна . А ночью тараканы с кухни ушли.
Нетерпеливый жест Анны Николаевны .
От немца бегут. Послушала бы на улице-то.
Анна Николаевна . И все-то ты в дом тащишь. То подкову битую, то слух поганый.
Стучат в дверь.
Демидьевна . Войди. Кто еще там ломится?
Кокорышкин (просунув голову) . Это я, извиняюсь, Кокорышкин. Нигде Ивана Тихоновича застать не могу.
Анна Николаевна . У него операционный день сегодня. Скоро вернется. Пройдите, подождите.
Кокорышкин . Ничего, я тут-с.
И дверь закрылась.
Анна Николаевна . Кокорышкин!.. Чудак какой!
Она идет за ним и приводит его, упирающегося. Это подслеповатый неопределенного возраста человек в пальтишке с чужого плеча.
Кокорышкин . Тогда уж дозвольте не раздеваться, в домашнем виде я. Мне и дела-то - только бумаги подписать.
Демидьевна . Приткнись и не мешай. Письмо Федору Ивановичу пишем.
Кокорышкин сел, кашлянул разок и замер с папкой на коленях.
Точно с ума повскакали. Боровков всем домом укатил. Наверху тетка сидит, самовар держит. Уезжают люди-то.
Анна Николаевна . Никто никуда не уезжает. Спроси вон Кокорышкина, он все знает.
Кокорышкин (привстав) . Точно. Уезжают-с.
Анна Николаевна . Сейчас звонил Колесников и ничего не сказал. А уж ему-то, как председателю райисполкома, было бы известно.
Кокорышкин . И он уедет-с.
Анна Николаевна . И пускай едут. (Склоняясь над письмом.) И перестань бубнить, Демидьевна.
Демидьевна . Мне бубнить нечего… а вещи закопать, пока земля не задубенела, это всякий скажет. (Кокорышкину.) У Аниски три рубахи исподних забрали. Ленточка сверху лежала, стираная, косу заплетать… и на ту польстились.
Кокорышкин . Это которая же Аниска?
Демидьевна . Внучка, даве из Ломтева, от немцев, прибежала. За сорок верст пешком махнула. Значит, сладко!
Кокорышкин сочувственно почмокал и снова замер.
Еле чаем отпоила, дрожмя девка дрожит. Сейчас за сахаром послала постоять. Уж такова-то ласкова у меня: всё баушка да баушка… (Анне Николаевне.) Я ее на сундучке пристроила. Она и полы нам помоет и постирает что.
Анна Николаевна . Конечно, пускай отдохнет. (Закончив письмо.) Ломтево! Там Иван Тихонович работу начинал, Федя родился, на каникулы туда приезжал. Как все обернулось!
Демидьевна . Пиши, пиши, обливай его материнскими слезами . (С сердцем взглянув на портрет мальчика.) Может, хоть открыточку пришлет!
Анна Николаевна (заклеивая конверт) . Последнее! Если и на это не откликнется, бог с ним. (Стеснительно, сквозь полуслезы.) Извините нас. Мы к вам так привыкли, Кокорышкин.
Кокорышкин . Сердечно понимаю. (С чувством.) Хотя сам по состоянию здоровья детей не имел… однако в мыслях моих всем владел и, насладясь, простился… (Коснувшись глаз украдкой.) Не встречал я их у вас, Федора-то Иваныча.
Анна Николаевна . Он в отъезде… Закрывай окна, Демидьевна, скоро самолеты полетят.
Кокорышкин . И давно они в этом самом… в отъезде?
Анна Николаевна . Три года уже… и восемь дней. Сегодня девятый пошел. (Со вздохом.) Внезапность… непонятная.
Демидьевна . Незадачник он у нас.
Анна Николаевна . Он вообще был хилого здоровья. Только нянька его и выходила. А добрый, только горячий очень был… (Поднявшись.) Кажется, Иван Тихонович вернулся.
Демидьевна закрыла окна фанерными щитами, включила свет и вышла к себе на кухню. С портфелем, в осеннем пальто и простенькой шляпе, вернулась с работы Ольга . Минуту она, щурясь, смотрит на лампу, потом произносит тихо: "Добрый вечер, мама" - и проходит за ширму. И вот тревога улицы вошла в дом вместе с сыростью на ее подошвах. Раздевшись, Ольга бездумно стоит, закинув руки к затылку.
Разогреть тебе или отца с обедом подождешь?
Ольга . Спасибо, я в школе завтракала.
Анна Николаевна (заглянув к ней) . Ты чем-то расстроена, Оленька?
Ольга . Нет, тебе показалось. (Достав из портфеля кипу тетрадей.) Устала, а надо еще вот контрольную просмотреть.
Анна Николаевна . А почему Оленька в глаза не смотрит?
Ольга . Так. Давеча войска мимо школы шли. Молча. Отступление. Ребята сидели присмире-евшие. И сразу как-то пусто стало… даже собаки затихли. (Очень строго) . На фронте плохо, мама.
Анна Николаевна . Когда же… случилось-то?
Ольга . Прошлой ночью. Они ударили танками в обход Пыжовского узла и вышли клином на Медведиху. К Колесникову по дороге забежала: бумаги жгут.
Кокорышкин . Копоть везде летает, точно черный снег идет. Тяжелое зрелище!
Ольга . Простите, я вас и не заметила, Кокорышкин.
Кокорышкин (жестко) . Их бы теперь проволокой окружить да артиллерией всех и уничтожить.
Ольга . Легко нам, в тылу, судить о войне. А там…
Анна Николаевна . А еще что случилось, Оленька?
Та молчит.
Вы не обедали, Кокорышкин? Идите на кухню. (В дверь.) Демидьевна, покорми Кокорышкина.
Кокорышкин . Балуете, растолстею я у вас, Анна Николаевна.
Он уходит. Мать выжидательно смотрит на дочь .
Ольга . Только не пугайся, мамочка… он жив и здоров. И все хорошо. Я сейчас Федю видела.
Анна Николаевна . Где, где?
Ольга . На площади… Лужа большая, и рябь по ней бежит. А он стоит на мостках, нащурился во тьму, один…
Анна Николаевна . Рваный, верно, страшный, в опорках… да?
Ольга . Нет… похудел очень. Только по кашлю его и признала.
Анна Николаевна . Давно приехал-то?
Ольга . Я не подошла, я из ворот смотрела. Потом домой кинулась предупредить.
Анна Николаевна . Что же мы стоим здесь… Демидьевна, Демидьевна!
Демидьевна вбежала.
Демидьевна, Федя приехал. Собирай на стол, да настоечки достань из буфета. Уж, верно, выпьет с холоду-то. Дайте мне надеть что-нибудь, я сбегаю. А то закатится опять на тыщу лет…
Демидьевна . Коротка у тебя память на сыновнюю обиду, Анна Николаевна.
Ольга (за руки удержав мать) . Никуда ты не побежишь. Сам от нас ушел, пусть сам и вернется. (Слушая тишину.) Кто-то у нас в чулане ходит.
Они прислушиваются. Жестяной дребезжащий звук.
Корыто плечом задел. Верно, больной к отцу, впотьмах заблудился.
Демидьевна (шагнув к прихожей) . Опять двери у нас не заперты.
Анна Николаевна . Не надо, я сама запру.
Она выходит, и тотчас же слышен слабый стонущий вскрик. Так может только мать. Затем раздается снисходительный мужской басок: "Ладно, перестань, мать. Руки-ноги на местах, голова под мышкой, все в порядке!"
Демидьевна . Дождалася мать своего праздничка.
На пороге мать и сын : такая маленькая сейчас, она придерживает его локоть - тому это явно неприятно. Федор - высокий, с большим, как у отца, лбом; настороженная дерзость посверкивает в глубоко запавших глазах. К нему не идут эти франтовские, ниточкой, усики. Кожаное пальто отвердело от времени, плечо испачкано мелом, сапоги в грязи. В зубах дымится папироска.
Федор (избавившись от цепких рук матери) . Здравствуй, сестра. Руку-то не побрезгуешь протянуть?
Ольга (неуверенно двинувшись к нему) . Федор! Федька, милый…
Смущенный ее порывом, он отступил.
Федор . Я, знаешь, простудился… в дороге. Не торопись.
И вдруг яростный приступ кашля потряс его. Папироска выпала на пол. Ольга растерянно подняла ее в пепельницу. Он приложил ко рту платок, потом привычно спрятал его в рукав.
Вот видишь, какой стал…
Анна Николаевна . У печки-то погрейся, Феденька. У нас печка горячая. Стаскивай кожу-то свою. Давай я ее повешу.
Федор . Ладно, я сам. (Нетерпеливей.) Пусти же, я сказал.
Мать стала еще меньше, попятилась. Он ставит пальто торчком у двери на полу.
Не по чину на вешалку-то, постоит и так. (Пригрозив пальцем, как собаке.) Стоять. (И только теперь, вместо приветствия.) А постарела, нянька. Не скувырнулась еще?
Ни один мускул не шевельнулся на лице Демидьевны .
Анна Николаевна . Оля, ты займи Федора… я пока закусочку приготовлю. (Федору робко.) Без ужина не отпустим тебя.
Ольга . Демидьевна приготовит, мама.
Демидьевна . Не трожь, дай ей руки-то чем-нибудь занять.
Анна Николаевна торопится убежать с закушенными губами.
Ольга . Видимо, тюрьма все в тебе вытравила, даже чувство к матери. Мог и помягче с нею… Она хорошая, консерваторию для нас с тобой бросила, а какую ей карьеру пророчили!
Без ответа Федор обходит комнату, с боязливым любопытством касаясь знакомых вещей.
Федор . Все прежнее, на тех же местах. (Открыл пианино, тронул клавишу.) Мать еще играет?
Ольга . Редко… Даже не написал ей ни разу. Стыдился?
Молчание
Или срочным делом занят был?
Федор . Вот именно: через болото, тысячеверстное, трассу вели… по самый подбородок. (С усмешкой.) Так что буквально по горло занят был.
Ольга с тревогой смотрит, как мимоходом, остановившись возле своей фотографии на стене, брат машинально воспроизводит ту же позу, с тем же наклоном головы, что и на портрете.
Все мы бываем ребенками, и вот что из ребенков получается. (Не оглядываясь, няньке, через плечо.) Чего, старая, уставилась?.. даже в спине щекотно.
Демидьевна . Любуюсь, Феденька. Уж больно хорош ты стал!
Ольга . И у тебя нечего сказать нам? Срок твой, по крайней мере, кончился?.. значит, вчистую вышел?
Федор . Не беглый, не трусь, не подведу.
Непослушными пальцами, из холщового мешочка на груди он достает - в осьмушку, на плохой бумаге и с расплывшимся лиловым пятном - отпускной документ и, как бы защищаясь им, издали показывает сестре.
Ольга . Ты зря со мной так, ведь я сестра тебе, Федор… Посиди с ним, Демидьевна, я пойду маме помочь.
Она уходит с опущенной головой, и в ожидании последнего натиска Федор медленно оборачивается лицом к няньке.
Демидьевна . Ну, всех разогнал… теперь, видать, мой черед. Давай поиграемся, расправь жилочки-то… Да глазом-то не замахивайся! Береги силу: скоро папаша с работы воротятся.
Усевшись на стул посреди, Федор бережно прячет назад драгоценное удостоверение, потом одергивает слишком короткие ему, как из стирки, рукава пиджака.
Чего зубы-то щеришь, не волки мы. Перед людьми согрешил, люди тебя и наказали… Война опять же, малые ребята жизни не щадят, с горем бьются, а он все в сердце свое черствое глядит. Уж поделись грешком с нянькой-то, разгони страх. За что взяли-то, в самые болота рассибирские загнали?
Молчание.
Совестно, так шепотком… облегчи душу. Подрался сгоряча, девчонку обидел по пьяному угару ай чужое что без спросу взял?
Молчание.
Уж тайком-то и богу намекала, прибрал бы тебя, скорбного да бесталанного… ан нет! (С горьким смешком.) И ведь что: в ту пору, пальто племяннику, семисезонное, обыденкой у бога вымолила, а про тебя не дошла до уха божия моя молитва. (Еле слышно.) А то, бывает, словцо неосторожное при плохом товарище произнес? Разомкни уста-то, Феденька!
Федор . Они у меня, нянька, самым главным железом запечатаны. Только верь мне: народу моему я не вор… (Поежившись.) Продрог шибко, на всю жизнья теперь продрог.
Демидьевна . То-то, продрог. Тебе бы, горький ты мой, самую какую ни есть шинелишку солдатскую. Она шибче тысячных бобров греет. Да в самый огонь-то с головой, по маковку!
Федор . Не возьмут меня. (Тихо и оглянувшись.) Грудь у меня плохая стала.
Демидьевна . А ты попытайся, пробейся, поклонись.
Заглянула Аниска ; ей лет пятнадцать, на ней цветастое платьице и толстые полосатые шерстяные чулки. Она робеет при виде незнакомого человека.
Входи, девка, не робей. Мы тута не рогатые.
Аниска . Я, бабушка, сахарок принесла.
Демидьевна . Положь на буфет, умница. Носом не шмыгай, сапогами не грохай, люди смотрят.
Благоговейно, на цыпочках, в вытянутых руках Аниска относит пакетик. У нее так светятся глаза и горят с холоду щеки, такая пугливая свежесть сквозит в движеньях, что нельзя смотреть на нее без улыбки. Лицо Федора смягчается.
Не признаёшь?
Федор . Важная краля. Кто такая?
Демидьевна . А помнишь, кубарик такой по двору в Ломтеве катался, спать тебе не давал? Она, Аниска. Ишь вытянулась. От немцев убежала. (Аниске.) Поздоровкайся, это Федор Иваныч, сын хозяйский. Он из путешествия воротился.
Аниска кланяется, облизывая губы. Федор недвижен.
Федор . Чего смеешься, курносая?
Аниска . Это я не смеюсь. Это у меня лицо такое.
Демидьевна . Ты поговори с ней, она у меня на язык-то бойкая.
Федор (не зная, о чем спросить) . Ну, как немцы-то у вас там?
Аниска . А чево им! Ничево, живут.
Федор . В разговоре-то они как, обходительные?
Аниска . Ничего, в общем обходительные. Что и взять надоть - всё на иностранном языке.
Федор (Демидьевне) . Все ребята в Ломтеве приятели мне были. У длинного-то Табакова, поди, уж и дети. Много у него?