Но поскольку я попал в эту тройку, то скоро успокоился, в конце-концов, подумал я, – Абрамский тоже человек!
Все было как всегда: легкое волнение, появление из подъезда Нади, ее проход, поворот наших детских голов вслед, вздох…
И вот тут случилось непредвиденное: Надя еще не успела отойти и на три шага, как в полной тишине раздался громкий голос Абрамского.
А надо сказать, что он был глухим, как тетеря, и потому разговаривал очень громко – почти кричал.
Так вот, увидев, как мы вожделенно смотрим вслед девушке, Абрамский решил дать нам совет: "Шо вы ждете?! – проорал он. – У нее "там" уже все свободно!!!"
Это услышали все!
Но самое страшное – это услышала Надя!!!
Она втянула голову в плечи и, не оборачиваясь, побежала к своей квартире.
А мы, как по команде, повернули свои головы к говорящему и еще долго сидели с открытыми ртами, пытаясь понять смысл услышанного.
Когда Абрамский ушел, старшие наглядно объяснили младшим, что имел в виду наш взрослый сосед.
Нам всем стало стыдно, и мы, не сговариваясь, перестали коллективно искать "смутный объект желаний".
С этого дня у каждого из нас началась своя "история любви".
2009
Учетчик Легенда, родившаяся из правды
Голос за кадром:
"Раннее утро.
Человек по имени Роман Григорьевич едет трамваем № 12 на работу".
Трамвай переполнен трудовым людом.
Роман Григорьевич сидит и упорно смотрит в окно.
При подъезде к нужной остановке он обращает внимание на струи воды, пересекающие трамвайные рельсы.
Все пассажиры трамвая тоже видят это.
Слышатся версии: "Опять трубу прорвало", "А может, что ремонтируют?", "Да не! Это с горы льется"
...
Титр: "Понедельник, 13 марта 1961 года, Киев"
Трамвай останавливается у больших ворот, на которых написано: "Трамвайное депо им. Красина".
Роман Григорьевич, слегка прихрамывая, отправляется к дежурному и докладывает о том, что прибыл на работу вовремя.
Дежурный улыбается и говорит: "По вас, Роман Григоровыч, можна часы пэрэвирять!"
Роман Григорьевич тут же направляется к своему родному столу, садится на родной стул и сразу же начинает работать.
Курьер входит в комнатушку к Роману Григорьевичу.
Роман Григорьевич. Нужно немножко подождать… Сейчас закончу… Курьер. Ничего… Подожду… Но если можно – побыстрее… Мне еще отвозить… А там вода…
Курьер смотрит по сторонам и причмокивает языком. Все полки уставлены большими, толстыми книгами.
Курьер. Роман Григорьевич, а зачем так подробно все учитывать? Вам скоро негде будет хранить всю эту "библиотеку".
Роман Григорьевич. Вот в организации, где я начинал, таких книг было в десять раз больше. И начальство меня за это только хвалило!..
Курьер. И профессии такой – учетчик – скоро не будет…
Роман Григорьевич. Учетчики всегда будут!.. Чтобы порядок был!..
Курьер. Все заменит статистика…
Роман Григорьевич. Все – готово! Можешь забирать!..
Курьер берет нужную бумажку и уходит.
* * *
Вода, сперва робко, небольшими мутноватыми ручейками подбирается к зданию. В воде можно заметить мелкие ветки и маленькие белые камешки…
Через час паника охватывает всех сотрудников – огромный селевой поток стоит у порога, временно сдерживаемый большими железными воротами и трамваями, стоящими на запасных путях.
Люди бегают по трем этажам административного корпуса, не находя выхода – мешает высоченный бетонный забор, призванный оберегать "народное добро" от "расхитителей социалистической собственности".
Мужчины и женщины кричат и, расталкивая друг друга, пытаются выбраться на крышу.
Роман Григорьевич стоит у окна и не мигая смотрит на поросшую кустами и деревьями гору, у основания которой еще до войны и был построен трамвайный парк.
Гора перестает быть застывшей частью пейзажа…
Она "оживает" и движется на город…
Движется через то место, что в народе называют Бабьим Яром.
* * *
...
Титр: "За двадцать лет до того. Июль 1941 года"
Военкомат.
Много мужчин толпятся в тесном коридоре.
Роман и еще два парня стоят у столика, где военный выдает повестки.
Военный (Роману). А у вас, молодой человек, одна нога короче другой… Вам нужна мирная профессия… Пока повоюем без вас…
Дом Романа. Вечер.
Вся семья у стола: мать, отец, жена и Роман.
Мать. И слава богу! Вон здоровых сколько… А ты – калека…
Отец. Сталин и без тебя обойдется… Погоди, немцы придут – наведут порядок! Не будешь дураком – не пропадешь!
Мать. И семья у тебя…
Роман выпивает стакан молока и поворачивает голову к молодой жене, что повисла у него на руке.
Жена. Нам скоро рожать!
Роман улыбается ей и чмокает в горячую щеку.
Роман. Плесните мне, мама, еще молочка…
* * *
Много дней подряд издалека доносится канонада.
Потом грохот орудий внезапно смолкает и наступает тишина.
На улицах города под звуки марша появляются немцы – чистые, хорошо одетые, шумные и веселые.
* * *
Роман с отцом возвращаются из посадки, где спилили два небольших деревца.
У калитки, ведущей к дому, стоят мать и соседка.
Соседка. Висит приказ: "Всем работоспособным, от 16 до 55 лет, регистрироваться обязательно!" Конечно, немцы нация культурная, но злить их не надо…
По грунтовой дороге, ведущей к дому, приближается тетка Валентина.
Она подходит к стоящим у калитки, долго крестится и говорит: "Страх-то какой! Прямо у меня на глазах расстреляли молоденького солдатика… Не успел бедный отступить с нашими…"
Женщины крестятся, а отец сплевывает на дорогу.
* * *
Дом Романа. Утро.
Мать целует и крестит Романа.
Мать. С богом, сынок!.. Ты у нас умненький!..
Роман на секунду заглядывает в комнатку, где спит жена, и отправляется трудоустраиваться.
* * *
Немецкий офицер (через переводчика). Хорошо, что пришел сам… За это получишь лучшую работу… Что умеешь делать?
Роман. Умею хорошо считать!
Внутренний голос: "Надо бы сказать, что имеется почетная грамота за победу на районной олимпиаде математиков… Ой, вспомнил!.. Нельзя!.. Ленин и Сталин нарисованы в уголке грамоты".
Офицер (пристально смотрит на Романа). Зэр гут! Очень карашо!!! Будешь учетчиком!!! Приходи завтра!..
* * *
Ночь.
В доме тихо.
Роман лежит рядом с безмятежно спящей женой и смотрит в потолок.
Внутренний голос: "Все-таки интересно, что же мне доверят "учитывать"? Может, какую технику?… Может, даже оружие?… А тогда почему офицер сказал – "лучшую работу"? Неужели "поставят учитывать" продовольствие…"
* * *
...
Титр: "Завтра. 7.00 утра"
Немецкая комендатура располагается там же, где раньше был райком комсомола.
Тут собралось человек пятьдесят.
Роман стоит у самых ступенек.
Внутренний голос: "Сколько народу-то понабежало… На всех "лучшей работы" может и не хватить?"
Подъезжают два грузовика. Немецкий офицер что-то говорит, а переводчик переводит.
Переводчик. Всем занять места в автомобилях и ждать!
Проходит час. Снова появляется тот самый офицер с переводчиком, и грузовики трогаются в путь…
Едут не долго. Роман оглядывается – это место он хорошо знает.
Внутренний голос: "Тут неподалеку сумасшедший дом, а там дальше старая церковь, куда мать таскает всю семью – "покаяться и причаститься"…"
Грузовики упираются в большой забор с огромными воротами в центре.
Долго сигналят.
Ворота отворяются и грузовики въезжают внутрь.
Два больших деревянных барака стоят чуть в стороне, ближе к деревьям.
Внутренний голос: "Когда они успели? Еще совсем недавно их тут не было…"
Чуть в стороне рабочие заканчивают еще один забор, повыше первого.
Внутренний голос: "За этим забором большой овраг, на дне течет ручей. С пацанами до войны там часто лазили. А теперь забор… И что там за ним?… Не видно…"
Грузовики останавливаются на плацу.
По всему пространству снуют небольшие группки немецких солдат и офицеров.
Роман быстро считает.
Внутренний голос: "Ровно девяносто семь человек. На всякий случай, а вдруг потом спросят, я ж теперь – учетчик".
Немцы громко разговаривают и суетятся. Складывается впечатление, что им не до приехавших.
Внутренний голос: "Может, на сегодня отпустят по домам… Хорошо бы!.."
Но минут через пятнадцать все тот же офицер приказывает высадиться и следовать за ним… Барак, в который заводят Романа и еще двоих, внутри кажется еще большим, чем снаружи.
Внутренний голос: "Такой бы хлевок нам под скотинку!"
Барак абсолютно пуст. Продовольствием и не пахнет.
Все молчат – как воды в рот набрали. Ждут.
Проходит два часа.
Приезжает грузовик с мебелью.
Все идут разгружать.
Мебель – одно старье.
Из всего мебельного скарба им достается стол и два рассохшихся табурета.
Еще час проходит в безделье. В барак заглядывает переводчик.
Переводчик. Всем идти на обед!
Еду раздают из зеленых военных термосов: большую порцию супа и по два куска хлеба.
Рядом едят немецкие солдаты.
Они о чем-то громко болтают и, улыбаясь, подмигивают новым работникам.
Внутренний голос: "А отец был прав – с ними жить можно!"
* * *
Роман и еще двое, что теперь работают вместе с ним, получают лес, перетаскивают его в барак и начинают сколачивать стеллажи.
В бараке в сопровождении немецкого офицера и двух солдат появляется Николай – знакомый Романа еще по школе.
Пока офицер обходит барак, Николай шепчется с Романом.
Николай. Я у них в строительной бригаде… Это мы заборы ставили… А этот… (Он головой кивает в сторону офицера.) Он у них – главный инженер… Чертежи вам принес… По ним стеллажи делать надо… А вон тот, маленький, – комендант… Спешат они… Через пару дней начнется…
"Делегация" покрутилась еще минут пять и ушла.
* * *
Вечер в доме у Романа.
Ужин.
Мать из большого казана разливает по тарелкам борщ.
Мать. Учетчик… И слава тебе, Господи!..
Отец. Жалованье как платить будут – в рублях или немецких марках?
Роман. Не знаю… С завтрашнего дня обещали "продуктовый аттестат"…
Отец. Ну-ну!..
В ночи слышится женский плач.
Роман (шепотом). Ну, что ж ты ревешь?… Все ж хорошо… Я на роботе… С голоду не пропадем… А там посмотрим… Если они надолго, то может и продвижение по службе будет… Жена (всхлипывая). Я рожать боюсь… Советские роддома эвакуировались… А других нету…
Роман, как может, утешает жену. За окнами начинает светать и Роман проваливается в беспокойный сон.
* * *
...
Титр: "29 сентября 1941 года"
Утро.
Прежде чем грузовик добирается до первого забора, приходится проехать несколько рядов оцеплений.
За воротами слышится громкая, веселая музыка – неподалеку стоит радиомашина.
Внутренний голос: "Я видел такую на воздушном параде Первого мая".
Немцы, что внутри, уже не суетятся, а, наоборот, очень сосредоточены и даже чуточку торжественны.
Внутренний голос: "А сегодня их больше… 365 чел."
Роману достаточно одной минуты, чтобы сосчитать.
Все с автоматами и дубинками.
Почти каждый с собакой.
Кроме немцев тут и "наши" – полицаи в черных мундирах ( 65 чел. ) .
Внутренний голос: "Ох уж эти немцы! Когда ж они все успевают? Ишь как людей приодели! Может, и нам выдадут какие-нибудь специальные мундиры?!"
Голос переводчика. "Всем занять рабочие места!.. И не высовываться!.."
Стены барака сколочены из наспех обработанных досок – между ними щели.
Свободно можно подглядывать.
Все припали к стене.
Внутренний голос: "Наверно, начальство ждут!"
* * *
Сначала в бараке слышится тихий гул.
Немцы тоже его слышат.
Они очень спокойно и деловито выстраиваются в две шеренги, образовав длинный коридор между первым и вторым забором.
Гул становится все громче и теперь в нем можно различить человеческие голоса.
Через несколько минут гул превращается в какой-то ком, состоящий из людских криков, стонов и плачей…
И этот огромный ком катится именно сюда, в то самое место, где находится Роман.
Он чувствует, как холодок прокатывается по спине…
Упершись в ворота, ком на мгновение замирает… будто решает, входить или нет…
А в следующую секунду ворота резко отворяются.
* * *
Сперва отчаянно начинают лаять собаки…
Роман никак не может разглядеть всего из-за спин немцев и полицаев, что стоят плотным коридором, принимая в себя поток, льющийся из ворот.
А поток этот очень странный: старики крепкие и немощные; женщины молодые и не очень; дети постарше и совсем маленькие; чемоданы и ящички; сумочки и портфели; узлы и свертки.
Внутренний голос: "Что ж немцы не предупредили – я ведь так не успею все сосчитать!"
Роман как в воду глядел: на плацу очень быстро начинает расти гора вещей. А тут, как из-под земли, появляется уже знакомый офицер с переводчиком.
Переводчик (кричит) . Все вещи перетаскивать в барак!!! Офицер (кричит) . Шнэль! Шнэль!!!
Его "Шнэль!!!" сливается с сотней других "Шнэль!!!", несущихся со стороны ворот, пропускающих через себя людей, как фарш через мясорубку…
И вдруг… начинает строчить пулемет. Он строчит за вторым забором, но создается ощущение, что он строчит совсем рядом.
От неожиданности Роман приседает… В следующую секунду резкая боль пронзает низ живота…
Подводит Романа желудок.
Подводит, как может подвести приятель, на которого ты очень рассчитываешь, а он…
Роман с выпученными глазами озирается по сторонам.
Туалет, сооруженный из обрезков досок, находится в самом конце длиннющего забора.
Роман бросает вещи, что держит в руках, и бежит…
Брюки расстегивает на ходу…
Он только и успевает вбежать в туалет и присесть, как следом за ним вбегает молодой полицай, примерно его ровесник.
Он с разбега бьет Романа ногой так, что тот чуть не сваливается в выгребную яму.
И тут же, схватив его за лацкан пиджака, тащит наружу.
Роман, дико моргая глазами и удерживая двумя руками падающие брюки, слышит прямо над своим ухом: "Шо, жидяра, втикты хотив?!"
От страха у Романа из головы выскакивают все слова. Пока полицай тащит его назад, он монотонно повторяет: "Я – учетчик!.. Я – учетчик!.."
Приходит в себя Роман, когда уже сидит еще с десятком людей на пригорке, чуть в стороне от "страшного коридора". Периодически мимо пробегают немцы.
Роман (монотонно) . Господин офицер!.. Я – Доцюк Роман Григорьевич… Вы назначили меня учетчиком… Я тут работаю… Вы меня слышите?…
Только тут Роман замечает, что говорит все это старику, раскачивающемуся из стороны в сторону.
У старика всклокоченные седые волосы и абсолютно белые, выцветшие глаза.
Он слеп.
Роман машинально отстраняется от него и натыкается на бледную старуху, завернутую в простыню, и склонившегося над ней немолодого мужчину в толстых очках… В следующее мгновение взгляд его упирается в двух черноглазых девочек, крепко обнявших друг друга…
И вдруг слепой старик начинает говорить…
Он говорит громко и нараспев: "Подобно Моисею, он выведет свой народ… Он выведет свой народ… Он выведет…"
Его голос тонет в общем гуле.
Тут кто-то дергает Романа за руку, да так сильно, что она чуть не выскакивает из сустава.
"Ты что ох… л, твою мать!!! Вставай!!!", и уже кому-то: "Та цэ ж наш, панэ полицай! С барака!.."
Роман оборачивается на голос и видит Николая, что вцепился в него, как окаянный, пытаясь изо всех сил оттащить от пригорка.
А со всех сторон несется: "Шнэль!.. Шнэль!.. Шнэль!!!"