фрагмент 37
Нина входит, идет к кровати, где лежит кукла. Антон – рядом.
НИНА. Мы с тобой не договорили. Ты сказал: умереть. Да?
АНТОН. Да.
НИНА. Ты этого хочешь? Это твой выбор?
АНТОН. Да.
НИНА. Поверь, я очень хочу, чтобы ты выздоровел. Но, похоже, это безнадежно. Согласен?
АНТОН. Нет. Да.
НИНА. Видишь, ты сам понимаешь. Но если там что-то есть (показывает на небо), ты ведь не будешь оттуда ругать нас, ведь нет?
АНТОН. Нет.
НИНА. Не поняла. Нет – это утвердительно?
АНТОН. Да.
НИНА. Не будешь?
АНТОН. Да.
НИНА. Опять не поняла. Извини, неправильно ставлю вопросы. А ты правда меня любил?
АНТОН. Да.
НИНА. Я тебя тоже. Очень. Веришь мне?
АНТОН. Нет. Да.
НИНА. Очень любила. И люблю. Я делаю это из-за любви. Я могла бы тайком. Ведь могла бы?
АНТОН. Конечно.
НИНА. А я не хочу. Это твое решение. Я просто заменю ампулы. Чтобы ты знал. Понимаешь?
АНТОН. Да.
НИНА. Но решение остается прежним?
АНТОН. Да, прежним.
НИНА (целует куклу). Спокойной ночи, Антоша. Спокойной долгой ночи. Мы встретимся. Обязательно встретимся. Да, нам было трудно. Иногда мне кажется, что я уже прожила две жизни. Зато я теперь ценю жизнь. Это дорогого стоит. Спасибо тебе. Спасибо.
Она уходит. Становится темнее. Появляется Светик. Светик достает ампулу, шприц. Наполняет шприц жидкостью, собирается сделать укол кукле.
И вдруг рука куклы приподнимается, перехватывает руку Светика.
СВЕТИК. Ох… (Садится на стул.) Сюда! Идите сюда! Вы не поверите!
фрагмент 38
В комнате, кроме лежащего больного, Антон, Нина, Вереевы, Светик, Казанкова, Рындин. На стене – экран. Поверх лежащего прикреплена поперечная доска, на ней стоит ноутбук.
Казанкова в сторонке, с большой сумкой, говорит с дочерью.
КАЗАНКОВА. А что ему можно?
НИНА. Мама, потом.
КАЗАНКОВА. Господи, сколько я вас всех не видела. Даже приятно, как ни странно. А он правда шевелиться начал?
НИНА. Он все слышит, потише.
КАЗАНКОВА. Да? Надо поздороваться.
НИНА. Потом.
РЫНДИН. Я сейчас покажу, а потом вы сами. Это элементарно на самом деле. Расширяет возможности общения. Николай Иванович выбил спонсорские деньги, купили десять специальных компьютеров… Смотрите. Он поднимает руку, надо только поддерживать. Вы поддерживаете, а он будет сам показывать, на какую клавишу нажимать. Видите?
Рындин приподнимает руку куклы. Щелчок по клавише. На экране появляется буква Н.
РЫНДИН. Эн? Точно? Идем дальше.
Появляются буквы: НЕНА…
НИНА. Он устал, хватит.
ВЕРЕЕВ (негромко). Ненавижу.
ВЕРЕЕВА. Что?
ВЕРЕЕВ. А?
РЫНДИН. Он может еще! Видите, он сам показывает, что может!
КАЗАНКОВА. Как робот, прости господи…
Надпись прибавляется. Получается: "НЕНАДО".
КАЗАНКОВА. "Не надо" пишется отдельно, даже я знаю.
РЫНДИН. Он просто не показал на пробел. Нет, но вы видите? Феноменально!
ВЕРЕЕВА. А что не надо? Антоша, что ты имеешь в виду?
НИНА. Всё. Да, Антон? Видите, он соглашается.
АНТОН. Да.
КАЗАНКОВА. А как ты поняла?
НИНА. Без слов.
АНТОН. Спасибо.
НИНА. Не за что.
АНТОН (садится в кресло-каталку). Вывезите меня в сад.
Нина везет кресло. Остальные идут следом.
ВЕРЕЕВА. И все-таки непонятно, чего не надо?
ВЕРЕЕВ. Разберемся.
конец
Дом на слом
Я уверен, что пьеса или книга, или фильм на эту тему существуют – если не в России, то где-то еще. Их просто не может не быть. Но меня это не смущает: дело не в теме. А. С.
Действующие лица
Квартира 1
Суепалов Николай Иванович, за 60 лет, пенсионер, бывший мелкий госслужащий, человек желчный, обиженный на жизнь.
Суепалова Нина Петровна, его жена, около 60-ти, тоже пенсионерка и тоже где-то служила. Фаталистка: жизнь сама все за нас решит. Единственное, что мы можем, – помочь близким.
Квартира 2
Павел Рамкин, 26 лет, успешный работник успешной крупной компании, деловые ухватки переносит в жизнь, уверен, что все можно решить и обо всем договориться.
Лина, 22 года, его жена. О таких говорят: девушка из хорошей семьи. Четко знает правила жизни и хорошего тона, блюдет себя, но почему-то ощущение, что она боится на чем-то подорваться.
Квартира 3
Костя Бурский – 27 лет, одет как рок-музыкант, на самом деле играет что придется и где придется, важен не столько заработок, сколько общение с приятелями. Свобода превыше всего. На досуге творит.
Настя, 23 года, его подруга. Работает продавщицей в музыкальном магазине, любит Костю, мечтает о семье.
Квартира 4
Жучков Михаил, 35 лет, таксист-одиночка. Схема жизни для него проста: поработал – отдохнул. Перемен не любит, предел мечтания – сменить старый автомобиль на менее подержанный.
Жучкова Нина, за 30 лет, его жена, домашняя командирша. Обусловлено профессией – педагог в детском саду.
Квартира 5
Куренина Юлия Юрьевна, одинокая пенсионерка, 30 лет проработала директором библиотеки. Директором. Но библиотеки. Вернее, все-таки: библиотеки, но директором.
Максим Казаченко, под 30 лет, жилец Курениной (начиная со 2-го эпизода), бывший актер, теперь риелтор. Научившись деловитости, не вытравил из себя человечность, и в этом его проблема.
Квартира 6
Римма, 23–24 года, девушка из провинции, купившая квартиру на деньги родителей и мечтающая о славе и богатстве. В этом никакой романтики, она просто категорически не согласна прозябать, она все сделает, чтобы не прозябать. Почти все.
А также:
Вадим Лепешинский, под 30 лет, друг Максима, телевизионный, а в мечтах киношный режиссер с огромными творческими амбициями.
Режиссер, Продюсер, Голос Сережи.
Оформление сцены, естественно, на усмотрение художника. Можно сделать двухэтажную конструкцию – по три квартиры на каждом этаже. Выгородка побольше – сама квартира, рядом с нею крохотная клетушка – санузел. Подразумевается, что в квартирах телекамеры есть, а в санузлах нет. Неплохо бы построить в центре старинную широкую лестницу с резными перилами, с прутьями-зажимами на ступенях – для ковровой дорожки. На переднем плане – общая кухня. Правда, в таком варианте персонажи, не занятые в эпизоде, вынуждены будут пережидать – ничего не делать или изображать бытовую деятельность, что отвлечет внимание. Но можно поработать со светом, затемняя их секции.
А можно воспользоваться кругом, если он есть: круг поворачивается – меняются квартиры.
Не исключены и другие решения.
Часть первая
В кафе. Два приятеля, Максим Казаченко и Вадим Лепешинский, идут с подносами к столу. Максим заканчивает разговор по телефону. По ходу разговора они садятся за стол, едят.
МАКСИМ. Только вы тоже не рассчитывайте, что я с первого раза… Нет, но я… Я говорю: с первого раза, сами понимаете… Балахин сколько с этим домом работал? Я не отказываюсь, я просто – человек за два месяца не решил, в больницу из-за этого слег, а вы хотите… Еще не встречался, сегодня или завтра. Я говорю: Балахин два месяца… (Еле скрывая досаду.) До свидания.
ВАДИМ. Начальство?
МАКСИМ. Дом надо расселить. А жильцы уперлись. Коммуналка с видом на Кремль, видите ли.
ВАДИМ. В Москве есть такие дома?
МАКСИМ. В Москве все есть. Вот так вот. Ты режиссер, известный человек, а я… Коммерция. Но лучше быть хорошим риэлтором, чем плохим актером.
ВАДИМ. Ты на меня намекаешь?
МАКСИМ. Я же сказал – актером. А ты в режиссеры выбился. Снимаешь что-нибудь?
ВАДИМ. Что-нибудь, да.
МАКСИМ. Не сердись, я просто отстал от всего, телевизор не смотрю, в кино не хожу… Главное, они что хотят, ты подумай! Либо каждому по квартире в центре, либо элитные квартиры в экологически чистом районе. Обнаглели! (Посмеиваясь.) Там старушка вроде бы комнату сдает, вселюсь на недельку и начну диверсионную работу.
ВАДИМ. По ночам в простыне ходить? Пугать?
МАКСИМ. Рассорить всех. Одному уксус в суп, другому мусор под дверь. Да нет, шучу, конечно.
ВАДИМ. А в чем твой интерес? Проценты?
МАКСИМ. Доля. Чем меньше мы им заплатим, тем больше я получу. Обратно пропорционально то есть.
ВАДИМ. Лихо. (Задумчиво помешивает ложечкой в чашке.) А хочешь, помогу?
МАКСИМ. Ладно, брось.
ВАДИМ. Ты с ними, как я понял, еще не встречался?
МАКСИМ. Другой работал, чуть инфаркт не получил.
ВАДИМ. Отлично. Ты там селишься. Через пару дней я появляюсь и уговариваю всех сняться в реалити-шоу. Не даром, конечно.
МАКСИМ. Не согласятся.
ВАДИМ. Согласятся. Я же говорю – не даром. Победитель получает хорошую квартиру, остальные – какие-то деньги. Вам ведь все равно придется кому-то дать то, что требуют?
МАКСИМ. Придется. Нет, а смысл?
ВАДИМ. Смысл простой: через месяц они друг друга возненавидят и разбегутся. А ты будешь контролировать процесс.
МАКСИМ. А если не разбегутся?
ВАДИМ. Разбегутся.
МАКСИМ. Понял. А тебе-то зачем?
ВАДИМ. Творческий интерес. Реалити-шоу, но без шоу, без игры, без подделок. Давно хотел. Кино под названием "Камера". Одна-единственная камера и все, что туда попадет. Но им скажем, что везде. Муляжи повесим.
МАКСИМ. Только скажешь мне, где настоящая камера. Я светиться не хочу.
ВАДИМ. Значит, согласен?
МАКСИМ. Черт… (Смеется.) Идиотская затея. Но они тоже идиоты. Так что может и сработать!
ВАДИМ. Ты, главное, уговори свое начальство. Чтобы была квартира, деньги, в самом деле, какие-то.
МАКСИМ. Уговорю, они не дураки, поймут, что дешевле обойдется. Надо же, как судьба нас опять сводит!
Поднимает руку, Вадим ударяет своей – так они скрепляют уговор.
Общая кухня. Вечер. Постепенно будет темнеть, тогда зажгут свечи, керосиновую лампу. Суепалова готовит ужин, Миша Жучков у окна читает газету и пьет пиво из большой пластиковой бутылки, Римма, стоя на табурете, развешивает постиранное белье. Входит Максим.
СУЕПАЛОВА (вполне добродушно). Максим, вы опять свою кастрюльку на мою горелочку поставили? Неделю уже здесь живете, запомнить уже можно!
МАКСИМ. Извините, Нина Петровна. Переставлю.
СУЕПАЛОВА. Да я переставила уже. У нас шесть горелочек на каждую квартиру и две общие. Вы лучше на общую ставьте тогда, чтобы не ошибиться.
МАКСИМ (Римме). Помочь?
Она не отвечает.
ЖУЧКОВ. Рим, а чего тут носить? Тут носить нечего. (Таз с бельем Риммы стоит возле него, он подцепляет пальцем трусики Риммы – крошечные.) Что с ними, что без них!
Входит Жучкова, Жучков бросает трусики обратно, а бутылку поспешно ставит между кухонным столом и стеной. Но Жучкова заметила. Подходит, достает бутылку.
ЖУЧКОВА. Не много тебе?
ЖУЧКОВ. Достаточно. Я отдыхаю.
ЖУЧКОВА (отпивает). О чем собрание будет, кто знает?
СУЕПАЛОВА. Уговаривать опять будут. Грозить, что снесут. Прямо с людьми. И ведь могут! Или подожгут. Я уже ночью не сплю, боюсь!
Входит Суепалов.
СУЕПАЛОВ. Я им сразу скажу: в суд на вас! Обнаглели, не боятся никого! Света лишили, скоты! Мы в государстве живем или где? Я на государство всю жизнь работал, между прочим! (Суепаловой.) Соли не сыпь, я в тарелку потом.
СУЕПАЛОВА. Я немного.
СУЕПАЛОВ. Пересаливаешь всегда. Суставы – видишь? (Показывает пальцы.) Бугры!
СУЕПАЛОВА. Сам соль всегда любил, а я виновата?
СУЕПАЛОВ. А кто сыпал-то? Ты меня приучила. Сама солеедка, и меня тоже.
СУЕПАЛОВА. У меня бугров нет.
СУЕПАЛОВ. Мало ли. У всех свой организм. У тебя не отлагается, а у меня отлагается. Не сыпь, сказал.
СУЕПАЛОВА. Да не сыпала я ничего!
Эта перепалка – вполне миролюбива.
Входит Павел Рамкин, видит Римму, развешивающую белье.
РАМКИН. Рим, ты извини. Может, потом?
РИММА. Что?
РАМКИН. Белье потом повесишь? А то они придут, увидят условия, подумают: ага, им плохо. И начнут давить.
ЖУЧКОВА. А нам хорошо, да? Ты по свету обещал что-то сделать, Паша.
РАМКИН. Ходил. Показали акт: проводка в аварийном состоянии, эксплуатации не подлежит.
ЖУЧКОВА. Пусть на новую меняют!
РАМКИН. Дом на слом, не положено. Если хотим, меняем сами.
ЖУЧКОВ. Хотим, но не можем! Ты знаешь, сколько это стоит?
РАМКИН. Я продумываю вариант – кабель кинуть через окно. Договориться с электриками частным порядком.
СУЕПАЛОВА. Все равно отрежут.
РАМКИН (Римме, которая застыла в нерешительности). Чего ты? Давай помогу?
РИММА. Я полчаса вешала.
РАМКИН. А снимем за минуту. Помочь?
РИММА. Не надо.
ЖУЧКОВА. Я помогу, а, Рим? (Встает на другой табурет.)
РИММА. Не надо, я сама. (Снимает белье, не выпуская бутылки из руки.)
ЖУЧКОВ (тянется к бутылке). Уронишь!
РИММА. Будешь дергаться – точно уроню. (Сняв белье, остается на табурете.)
МАКСИМ. Они все равно что-нибудь придумают. Вам же будет хуже.
РАМКИН. А тебе-то что? Ты жилец тут.
МАКСИМ. Я просто… Сочувствую.
Входит Куренина.
КУРЕНИНА. Максим, в аптеку не сходите?
РАМКИН. Юлия Юрьевна, в чем дело? Не надо болеть, сегодня не надо, держитесь!
КУРЕНИНА. Да все нормально, просто посмотрела – валокордина нет. А вдруг ночью что-нибудь? (Максиму.) Сходите?
МАКСИМ. Конечно. (Идет из кухни.)
КУРЕНИНА. Деньги возьмите.
МАКСИМ. Да не надо!
КУРЕНИНА. Максим, я этого не люблю!
Дает ему деньги, Максим уходит.
ЖУЧКОВ. Темнят. (Жучковой.) Ты чего встала как постамент?
Жучкова спрыгивает, отхлебывает из бутылки, отдает мужу.
КУРЕНИНА (подходит к окну). Дерево спилили, никакого вида теперь нет.
СУЕПАЛОВ. Паша спилил.
КУРЕНИНА. Зачем?
СУЕПАЛОВ. Машину ставить. Я без обид, Паша.
РАМКИН. С обидой, Николай Иванович, а зря! Дерево сухое уже пять лет, я специалистов вызывал, они четко сказали: дерево мертвое.
ЖУЧКОВ. Площадку можно было сделать детскую.
РАМКИН. Миша, у тебя у самого машина теперь на этом месте стоит.
ЖУЧКОВ. Раз освободилось место, почему не поставить. И моя в два раза меньше твоей.
РАМКИН. Купи больше, я не против.
ЖУЧКОВ. Не наворовал еще.
РАМКИН. Если у кого-то неплохая зарплата, он обязательно ворует?
ЖУЧКОВ (благодушно усмехнувшись). Как правило.
Римма, закончившая собирать белье, выносит таз из кухни. В двери сталкивается с Линой, вернее, почти сталкивается, Лина обходит ее.
ЛИНА. Что, уже собрание?
РАМКИН. Еще нет. Спит?
ЛИНА. Только заснул.
СУЕПАЛОВА. Рано укладываете. А тихий он у вас! Наш орал, помнишь, Коль?
СУЕПАЛОВ (пробует суп). А?
СУЕПАЛОВА. Толик наш как орал, помнишь?
СУЕПАЛОВ. Он и сейчас орет. Сорок лет орет – никак не успокоится. Пересолила!
СУЕПАЛОВА. Вот ни крошки соли не сыпала, вот ни одной! Это тебе мерещится!
Входит Костя Бурский. Длинные волосы, кожаные потертые штаны, джинсовая рубашка. Сохраняющийся уже несколько десятков лет образ рок-музыканта.
БУРСКИЙ. Органолептические галлюцинации?
СУЕПАЛОВ. Чего? (Жене.) Готово уже. Неси, а то не успеем.
СУЕПАЛОВА (берет кастрюлю, Бурскому). Не хочешь тарелочку? А то твоя тебя не кормит совсем, я смотрю.
БУРСКИЙ. Мы в ресторанах обедаем.
ЖУЧКОВ. Оно и видно.
БУРСКИЙ. Как тебе видно, Миша? (Осматривает одежду.) Следы пищи?
РАМКИН. Многолетние.
БУРСКИЙ. Представителю малого и среднего бизнеса мое почтение! (Суепаловой.) Налейте, если не жалко.
Берет тарелку, Суепалова наливает ему суп, Бурский пристраивается у кухонного стола, начинает есть. Суепаловы уходят.
Входит Настя. Заспанная, вялая.
НАСТЯ. Суп?
БУРСКИЙ. Горячий.
Настя достает из стола ложку, садится рядом с Костей, ест из его тарелки.
ЖУЧКОВА. Сутки! Прямо зависть берет. Настя, я серьезно, это надо уметь, ты сутки спала.
НАСТЯ. А ты бы постояла каждый день на ногах.
ЖУЧКОВА. Я не только стою, я бегаю! У нас одна пришла, через три дня сбежала. Говорит, я думала, детский сад это сюси-пуси, а это же, говорит, каторга! Один орет, другой пищит, третий обделался, четвертый ложку проглотить хочет! Ужас!
НАСТЯ. Дети все равно дети. Ну, кричат. А ты послушай музыку по десять часов подряд. Покупатели – как глухие все, ставят на полную громкость.
БУРСКИЙ. Не цивилизованно. В наушниках надо слушать.
НАСТЯ. У хозяина политика такая: чтобы на улице слышно было. Чтобы заманивать.
ЖУЧКОВ. Смени магазин. Иди в автомобильный – вон, за углом который. Тишина, как в музее. Стоят три машины – "Крайслер" и два "мерина". И людей – никого.
РАМКИН. Еще ужинать будет кто-то? Я к тому, что скоро уже придут.
БУРСКИЙ. Пусть приходят. Меня не смутит.
ЖУЧКОВА. А чего вы не поженитесь, Костя, Настя? Устроим свадьбу, а? Сто лет на свадьбе не была, все подруги замуж вышли.
КУРЕНИНА. В браке быть абсолютно не обязательно. Я обошлась без этой формальности и прекрасно себя чувствую.
ЛИНА. Без детей скучно, Юлия Юрьевна.
КУРЕНИНА. До сорока лет я тоже так думала, Линочка. А потом поняла: что бог ни делает, все к лучшему. Я привыкла жить для себя, для своей работы – тридцать лет директором библиотеки, это, согласитесь… Я эгоистка, не умею ни о ком заботиться. Скорее всего, я плохо воспитала бы детей. Вопрос: что лучше – плохие дети или совсем без детей? Я природой обречена на вымирание, я тупиковая ветвь человечества.
БУРСКИЙ. Обожаю! Юлия Юрьевна, такое остроумие в семьдесят лет – преклоняюсь! Есть надежда, что я в семьдесят не буду маразматиком. Если доживу.
НАСТЯ. У тебя уже сейчас маразм.
Темнеет, Лина начинает зажигать свечи. Рамкин тоже зажигает свечи и керосиновую лампу.
ЖУЧКОВ. Каменный век! Телевизор даже посмотреть нельзя!
ЛИНА. А мне нравится. Нет, без света плохо, но когда свечи – красиво.
Все смотрят. Тишина. Свет медленно гаснет.
Через некоторое время. Стемнело, стало сумрачнее, но свечи горят ярче. Все собрались, сидят – кто где, слушают Вадима.