Рахиль. Злота ей собирает лушпайки, а она Злоте кричит: ты труп, и ко мне бежит с палкой и кричит: жиды… А потом она приходит мириться и говорит, что она за меня молится в церкви… Вчера она подошла ко мне во дворе, обняла меня и говорит: я больше не буду с вами спориться, в городе говорят, что вы хороший человек… Я ей отвечаю: ко мне цепляться может только сумасшедший… Она мне говорит: Рахиль, я за твое здоровье буду молиться в церкви, потому что за врага полагается по нашей религии молиться. А я ей говорю: я в Бога не верю… Я только верю в день рождения и в день смерти.
Злота. Что значит она бежит к тебе с палкой… Надо вызвать милицию.
Рахиль. Мне милиция не нужна, я сама милиция. Все годы я сама себя защищала. Только от детей своих я не могла себя защитить. Рузя, когда она была беременна Мариком, порвала на мне рубашку, а Гарик, когда он хотел жениться на Тинке, порвал на мне халат. А больше никогда в своей жизни я порванного белья не имела. А Быличка, что ее муж имеет все буфеты на железной дороге, когда приходит к Злоте мерить и раздевается, так у нее порванное белье. Ей на белье не хватает, такая она вонючая…
Злота. Она только хочет, чтоб я спорила с Былей. Кто у нас еще остался? Мало мы пережили?.. Ты помнишь, когда был погром, а мы лежали под стенкой и прятались от эти красные колпаки, и деникинцы, и другие бандиты. Тогда бомб не было, но были пули… Ой, и куска дров нельзя было достать, мы не топили, но мы все были здоровые и молодые. У папы нашего были большие ботинки, я их одела и пошла искать дрова и хлеб… Ты помнишь дедушку?
Виля. Помню.
Рахиль. Ой, когда он умирал в Средней Азии, так он был доволен, что земля эта, где он будет лежать, похожа на Палестину… Он был религиозный.
Злота. Пекари, которые пекли тогда хлеб, были бедные, а стали богатые, потому что хлеб стоил дорого. Даже у кого был капитал, тоже не имели где купить… Я взяла мамин платок и поменяла его на полный мешок пшено… Шлойма наш, что его потом убили на фронт в 42-м году, был самый меньший, маленький… Но на Песках был лес, назывался "маленький лесочек", и мы ходили все и рубили ветки, и Шлойма тоже ходил. Но мы все боялись красные колпаки. Это такие бандиты. Кроме красные колпаки, они еще пелерины носили… Это было в 18-м году. Мы слышим крики, открываем ставни, смотрим напротив вышли красные колпаки, грабили… А на другой день опять менялась власть.
Рахиль. Злота, не кричи так. У тебя железный голос.
Злота. Ну, она не дает мне слова сказать… На Пылепылер гос, на Белопольской улице, потом на Малой Юридике, за греблей и всюду люди бегали и кричали: гвалт! Но когда вошли поляки, они резали евреям половину бороды… Все евреи ходили с половиной бороды. (Смеется.) Они хотели обрезать папе борода, я начала кричать, и поляк не обрезал, но ударил меня нагайкой… Во всем городе Бердичеве был гвалт. Этой ночью очень много убивали людей… Были богачи, что они имели деньги и удрали в Киев. Но там тоже был погром, и их всех убили в Киев. Но когда у нас наверху, там, где мы жили, был Совет рабочих и крестьянских депутатов, тогда легче стало, укрепилась немного власть. Туда без мандата не пускали. Там были Фаня Ниренберг и Котик Ниренберг… Ну, его звали Котик, такое имя… Они были большие богачи, а потом стали большевики. И были Стадницкие, три сестры. Их отец держал на Житомирской фирму "Гуталин". Одна была эсерка, одна большевичка, а одну убили… Ой, как они выступали на собрании… Я по целым дням сидела на собрании, мне было интересно все знать… Меня пропускали. Когда появился Совет рабочих и крестьянских депутатов, так уже стало немного тихо.
Рахиль. Как Христос с ферц, так она со своими историями. (Смеется.) Ты знаешь, что такое ферц, Виля? Это когда кто-нибудь навоняет.
Злота. А почему нельзя это рассказывать? Что я, анекдоты рассказываю? Я это видела своими глазами.
Рахиль. Я всю жизнь не любила анекдоты… Ты в Москве рассказываешь анекдоты?
Виля. Рассказываю.
Рахиль. Рассказывай, рассказывай, так ты останешься без куска хлеба… Я анекдоты не любила, но что ты думаешь, я елд, я ничего не понимаю?.. Тут у нас был в Бердичеве Свинарец, секретарь горкома, что когда была реформа в 47-м году, он покрыл долг старыми деньгами, чтоб не отдавать новыми. Так теперь он на пенсии. Ты бы видел, какой у него двухэтажный дом, какая мебель из Чехословакии. И сыну он построил дом. А Ленин тащил из карманов куски хлеба и ел их… Кабинет у Ленина был красивый, но что было в этом кабинете? Он и кошка. Когда Ленин лежал больной, так Крупская читала ему детские сказки… Что ты думаешь, я глупая, я не понимаю?.. Я помню, что делалось здесь в 29-м году во время коллективизации. И когда в 37-м году Капцана должны были арестовать, так он быстро уволился с работы и уехал в Чуднов. (Звонок в дверь.) Что это еще за сумасшедший идет? Злота, ты сиди… Я всегда боюсь, что она пойдет открывать дверь и зацепится и себе что-нибудь побьет.
Виля. Я открою. (Идет и возвращается с мальчиком, который держит в руках лист бумаги.)
Рахиль. Вусы, ингеле? Что такое, мальчик?
Мальчик. Подпишите.
Рахиль. Что такое я должна подписать? Я ничего не подписываю.
Мальчик. Подпишите… Свободу патриотам Испании.
Рахиль. Что, что? Что-то я не понимаю.
Виля(смеется). Ты должна подписаться, чтоб из испанских тюрем выпустили патриотов.
Рахиль. Так у вас в Москве тоже ходят такие мальчики? У нас первый раз… Кто тебя послал, мальчик?
Мальчик. Учительница.
Рахиль. И мама тебя пускает так поздно ходить?
Мальчик. Я не успел днем собрать все подписи, я был на тренировке. Мне надо три дома обойти.
Рахиль. А шейн ингеле… Красивый мальчик… Как твоя фамилия?
Мальчик. Иванов.
Рахиль. Ой, это же твой дедушка работает в промкооперации заготовителем скота. (Смеется.) Это Хаима Иванова внук. Виля, я тебе про них рассказывала, про эту семью… Это про ту, что приехала с курорта.
Злота (подходит с паспортом). Я когда-то сама ходила на участок, а теперь мне ноги болят. До войны я в шесть часов утра уже была на участке.
Рахиль. Куда ты идешь с паспортом?.. Ты думаешь, это выборы?
Злота. Как, это не голосование?
Рахиль(смеется). Она привыкла… Ей все заносят домой… Даже бюллетень по голосованию ей заносят домой и коробку, куда его надо бросить… А если бы ты жила при капитализме, об тебе бы никто не заботился. Ты сама должна была бы идти на голосование.
Злота. Смейся, смейся… Я такая больная… Я ходила на выборы, в шесть утра я уже была на участке, а теперь я не могу…
Рахиль. Нет, что-то мне эта история не нравится… Я пойду во двор к Дуне узнать, или она подписала.
Злота. Мальчик, на тебе коржики.
Мальчик(берет коржики). Спасибо, бабушка…
Злота(обиженно). Почему я бабушка? Я тетя. Что ты мне говоришь "бабушка"! Я тебе дала коржики, а ты мне говоришь "бабушка".
Рахиль(Виле). Вот ты имеешь… Ой, от нее невозможно выдержать… Мальчик, идем, я у соседей узнаю… Если они подписали, так и я подпишу… Идем… (Уходят.)
Злота(смотрит фотографию на своем паспорте). Ой, здесь фотография моя, может, лет двадцать назад. Я очень постарела. (Плачет.) Я ничего не могу кушать. Что бы я ни покушала, мне кисло во рту… Ой, если б ты мне не помогал и если б не Рахиль, я б давно была на том свете… Рахиль очень хорошая, но она слишком быстрая…
Виля. Когда она тебе покупает, как и раньше, берет лишнее?
Злота. Сколько она там берет?.. Пятнадцать-двадцать копеек… (Смеется.) Она иначе не может… Иногда она мне одалживает деньги и хочет заработать на своих собственных деньгах… Колбаса стоит два пятьдесят, она говорит: два шестьдесят… Или за маргарин берет с меня лишние пять-шесть копеек… Она должна выгадать, это ей нравится… Но это же моя единственная сестра, пусть она получает удовольствие, на здоровье… (Смеется.) Она думает, что я не понимаю, сколько стоит колбаса…
Возвращается Рахиль.
Рахиль. Я таки не подписала… Пусть Дуня подписывает, пусть все подписывают… Откуда я знаю, что это за патриоты Испании? Пусть с этой бумагой придет кто-нибудь из исполкома, тогда я подпишу… Что ты смеешься, Виля?
Виля. Я не смеюсь. (Смеется.)
Рахиль. Смейся, смейся надо мной… Ты хойзекмахер… Насмешник… Над всеми он смеется… Смеется над Рузей, смеется над Люсей, над Петей, над Мариком, над Гариком, над Аллой, над Ладой…
Злота. Боже мой, боже мой, она уже опять хочет крики…
Рахиль. Ша, Злота, какие крики… Кроме тебя, здесь никто не кричит… Виля, что ж ты не пьешь чай? Покушай что-нибудь…
Виля. Я не голоден…
Рахиль. Не хочешь, так не надо…
Злота. Он устал. Иди спать, Виля… Сделать тебе на утро котлеты из куриного бейлека?
Рахиль. Разве он знает, что такое бейлек?
Виля. Знаю. Я ведь еврей. Бейлек - это белое мясо курицы.
Рахиль. Ой, он таки знает… Ты иногда берешь в столовой котлеты? Ой, я люблю котлеты из столовой.
Злота. Фэ, они же делаются из свиной…
Рахиль. Ну, я не религиозная…
Злота. Я тоже не религиозная, но свиное мне воняет в нос…
Рахиль. Виля, а про что ты говорил с этим Овечкисом? Что-то я не поняла.
Злота. Что ты вспомнила, он хочет спать… Идут они все к черту.
Виля. Про что я говорил? Я говорил, что вы свой бердичевский дом сами себе сложили из обломков библейских камней и плит, как бродяги складывают себе лачуги из некогда роскошных обломков автомобилей и старых вывесок… А Овечкис живет в чужих меблированных комнатах… Но скоро весь Бердичев переедет тоже в меблированные комнаты, а библейские обломки снесут бульдозерами…
Рахиль. Так вы про квартирный вопрос с ним говорили?
Виля. Что-то в этом роде… По сути, про квартирный вопрос.
Рахиль. Ты таки прав. Я таки хочу переехать. У меня нет сил таскать ведро с помоями по лестнице… Так Злота рвет от меня куски… Она говорит, что она хочет здесь умереть…
Злота. Ай, вечно она хочет меня плохо поставить перед людьми…
Рахиль. Ша, Злота, закрой пасть… Ты же видишь, Виля спать хочет…
Злота(вздыхает). Ой, вэй з мир…
Рахиль(вздыхает). Ой, вэй з мир… Каждый день имеет свою историю… Я тебе скажу, Виля, что год для меня прожить не трудно. Год пролетает, и его нет… А день прожить очень тяжело. День так тянется, ой как он тянется… И после каждого дня я мертвая… Спасибо моей кровати, она стоит миллионы… Я мою кровать никому не отдам… Ой, дыс бет…
Злота. Что ты ему говоришь, ты видишь, у него слипаются глаза. Виля, иди спать.
Виля уходит.
Рахиль(выключает телевизор). Давай, Злота, подсчитаем, сколько я тебе денег потратила… Что ты вздыхаешь? Что тебе плохо? На улицу ты не ходишь. Тебе даже коробочку спичек в дом заносят…
Злота. Рухл, перестань меня грызть…
Рахиль. Ша, Злота, голос, как у грузчика… Виля ведь лег спать… Чтоб ты онемела…
Злота. Она делает меня с болотом наравне…
Рахиль. На рынке все так дорого, и вообще все так дорого, так я виновата. Вот сейчас я начну подсчитывать, ты опять начнешь кричать: гвалт.
Злота. Говорит, и говорит, и говорит… Цепляется и цепляется…
Рахиль. Ша… Значит, пишем: мясо - два рубля сорок пять копеек, огурцы - шестьдесят, капуста - пятьдесят, морковь - пятнадцать, бурак - двадцать, редька - десять, резка петухи у резника - двадцать пять копеек… Имеем четыре рубля двадцать пять копеек… Это на рынок… Потом магазин: колбаса - два шестьдесят, сегодня колбаса дороже, масло - один рубль пять копеек, маргарин - восемьдесят шесть, сыр - семьдесят, хлеб - тридцать две, молоко - двадцать шесть. Имеем пять семьдесят девять… На, проверь… За ситро я у тебя не беру… На, проверь…
Злота. Зачем мне проверять, у меня нет времени проверять… Я хочу сделать на утро фарш для котлеты…
Рахиль. Дай лучше я быстро сделаю… Я не могу смотреть, как ты поцяеся и поцяеся возле мясорубки…
Злота. Я не люблю мясорубку, котлеты не сочные, я буду мясо рубить секачом…
Рахиль. Хочешь рубить - руби… А на первое свари бульон из гуся… Крылья, пулки, лук, морковочка, немного фасоли… Все есть… Что, тебе не нравится, какой гусь я купила? Чтоб я имела такой год, какой это гусь.
Злота идет на кухню, там слышен грохот.
Рахиль(испуганно вскакивает, бежит на кухню). Тьфу на твою голову, на твои руки и ноги, как ты меня перепугала. Ты, если не разбиваешь что-нибудь, так сама падаешь. Я тебя боюсь одну оставить дома.
Злота(ее голос слышен из кухни). Где бы взять еще, чтобы мне было пятьдесят лет, так я бы лучше ходила…
Рахиль. Сделай меньше огонь…
Злота. Куда ты сыпешь соль? Ой, я думала, это соль…
Рахиль. Что за тряпку ты надела на голову? Вус ыс фар а шмоте?
Злота. Мне болит голова.
Рахиль. Бынд дым тухес… Когда болит голова, завязывают задницу… У меня астма, но я таскаю на лестницы каждую сумку, что дым идет…
Злота. С тобой стоять за плитой, лучше умереть… Я такая больная, что нет примера. (Входит в темную комнату с перевязанной полотенцем головой, берет стаканы со стола и опять уходит на кухню.) Мне надо в фарш немного молока и булку… Я всегда так делаю…
Рахиль. Ты делаешь, а Бог чтоб помог прекратить твои крики…
Злота. Смотри, молоко не свежее, а булка как камень…
Рахиль. Злота, ты, наверное, хотела бы, чтоб здесь, в квартире, стояла корова и жил пекарь. (Смеется.)
Злота. Эцем-кецем… Рухл, перестань ко мне цепляться… Цепляется и цепляется, как мокрая рубашка к заднице…
Большая комната - темная и пустая. Свет падает только из кухни, откуда доносятся голоса сестер.
Ползет занавес
Москва. 1975