(Без паузы.) Подходил к дому, и так есть захотелось!… Теперь выветрилось как-то. Ладно, уедешь – пожру тогда… Нелька сотворит что-нибудь.
Маша. Вы Лесю напрасно из ясель не берите. И вам спокойнее. А по вечерам танцуйте – магнитофон в порядке. В общем, веселитесь как можете.
Мишка. Спасибо за напутствие. Круг действий ты нам, в общем, начертила. Но все же поцелую я тебя. (Обнимает и долго целует ее.) Мишка и Машка жили на свете? Мишка и Машка жили на свете.
Входит Неля с хлебом в руках.
Неля. Все, товарищ Земцова, вертолет ждет.
Мишка (похлопал Машу по плечу). Ладно, веселись.
Маша. И вы не отставайте.
Мишка. Будем стараться. В меру возможностей.
Входит Ловейко с вещами.
Ловейко. Здравствуй-прощай, доктор! Вот случилось как – не нам одним с Машей уезжать. И тебе в дорогу.
Неля. Еще чего?…
Ловейко. Из управления сейчас звонили. Машина за тобой. В Байкуле повариху деревом придавило. Немедля ехать велели.
Неля (ожесточенно). Да идите вы все к матери! Он же не пил, не ел!
Ловейко. Умолкни, некультурная.
Неля. На всё границы должны быть. Не пущу.
Маша. Зря шумишь, девочка, ты на его физиономию погляди: вполне рад. За всю нашу жизнь я, может, и пообедала с ним всего восемь раз от начала до конца. Привыкай, милая.
Неля. Будет шутить – вот что.
Маша (обернулась к Мишке). Доволен? Сверкают глазки?
Мишка. Таким и помни. Прощай, радость моя. Как-никак и на твоем лице удовольствие – вырвалась!
Маша. Не скрываю.
Мишка. Ну что ж, лети навстречу судьбе, старушка!
Ловейко. Хватит декламации-то.
Мишка. Торопит тебя болезный… Правильно. Ты, Ловейко, медикаментами запасся – о конфетах не позабудь: Земцова ирис "Кис-кис" обожает. Она у меня человек серьезный: женщина-загадка. Не урони только по дороге. Другой не имею.
Маша. Живи весело, болтун. (К Ловейко.) Двинулись.
Мишка. Ты вот ругалась тут грубо. У женщин я этого не терплю. В виду имей.
Неля (покорно). Я больше не стану.
Мишка (поглядел на хлеб). Дай хоть горбушку отломлю. (Откусывает.) Теплая… восторг. (Берет рюкзак.) А в Москве небось дождь идет, народ, как быть, не знает. Ладно, пошел: имею право на труд потому что. Держим хвост трубой, хитрованчик. (Ушел.)
Неля (подошла к спящей Лесе). Ну вот, разбежались твои родители кто куда – забыли, что день рождения завтра у Леськи: шесть месяцев стукнет. Веселись, дурочка, – молодость наступает…
Затемнение.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Середина августа. Комната Земцова, чисто прибранная. Мишка и Неля заканчивают чаепитие. Вечер.
На воле хлещет ливень. Близкие раскаты грома.
Мишка. Не унывай, ладно… Еще чай пей.
Неля. Куда уж: третью кружку заканчиваю. Домой надо.
Мишка. В такой-то ливень?
Неля. А час который?
Мишка (взглянул на часы). Десять десятого.
Неля. Ну и засиделась у вас… Ночь наступила.
Близкий удар грома.
Мишка. Во страсти!… Весь мир трепещет.
Неля. Второй час льет.
Мишка. Когда дежурство у тебя?
Неля. Утречком. С восьми.
Мишка. У меня оставайся. А то потонешь в пути.
Неля. А что соседи скажут?
Мишка. Плевать нам.
Неля. До Маши дойдет.
Мишка. А ей это ни к чему. Такое ко мне отношение.
Неля. Тогда весело. А выпить покрепче чего-нибудь нету?
Мишка (не сразу). Дурная ты.
Неля. Не больше других.
Мишка. Август, Нелька… Приемные в институте заканчиваются.
Неля. А я на год отменила, Михал Михалыч. Сообщала вам.
Мишка. Не объяснила, почему только.
Неля. Сил набираюсь. И вас с интересом рассматриваю. Вот вы, предположим, кашу едите, а я на вас гляжу и поражаюсь, как он красиво кашу ест! Или на операции наблюдаю – тоже картинка. Вообще-то на вас смотреть – заглядишься. Поучительно, одним словом.
Мишка. Давай станцуем… (Идет к магнитофону.)
Неля. Куда вы?… Ночь наступила. И не станцуем мы с вами, у нас стиль непохожий – одиннадцать лет разницы как-никак. Хотите, лучше я вам тихонько одна станцую? У меня такой номер есть, для знатоков, "Вышел гусь погулять" называется. Я еще в седьмом классе с ним выступала… Аккомпанемента нет, так что я сама подпевать буду. (Танцует свой несколько удивительный танец.) Ну вот в таком роде, дальше еще интереснее – только позабыла. После этого танца на меня многие с восхищением смотрели. (Задумалась.) Отец вот недоволен был – костюмчик порвал танцевальный, побил сильно… а мать на неделю без туфель заперла. Серьезные были люди. Очень меня воспитывали. Любили потому что – так они объясняли мне. Перечеркнули юность, в общем. А я радоваться хотела… Знаете, Миша, я с детства безумно радоваться хотела – чтобы погода была всегда хорошая и повсюду музыка играла, фестивали шли и шествия… И чтобы вокруг все были добрые, веселые и радовались друг дружке. А они все зачеркнули, следили неотступно. (Усмехнулась.) Недоследили только. Когда я уж в десятом классе была, уехали на неделю, одну оставили… Вот тогда я словно в бездну кинулась, все себе позволила… Не оглядываясь – назло им.
Мишка (негромко). А дальше что же?
Неля. А мало хорошего, в общем. Летом расплачиваться пришлось… После выпускных вскоре увезли меня… (Задумчиво.) Наверно, девочка должна была родиться. Не случилось – родители пресекли. Вот после всего и убежала из дома. (Вспыхнула.) Не стерпела несвободы.
Мишка. А парнишка твой?
Неля. Гуляет где-нибудь. Я, когда вещи собрала, к нему прибежала. Октябрь уж наступил, холода… "Бежим вместе", – говорю. А он мне отвечает весело в общем: "Уйди ты от меня…" Когда я эти слова вспоминаю, мне умереть хочется, Миша… (Повторяет.) "Уйди ты от меня…" Я на это часто потом наталкивалась. Ведь так поверить хочется, что есть настоящее: и нежность и дружба… А я живу, живу, живу, а так и не встречаю.
Мишка. Все есть! Это ты мне поверь… И такая мука порой охватывает, Нелька, такой восторг… Ты верь, все к тебе придет, сразит наповал… Зажмуришься и ахнешь от любви. Честное даю слово.
Неля. Навряд ли, Мишенька…
Мишка. А я говорю – будет! Настанет! Увидишь! К каждому человеку приходит, только он угадать должен – мое! И тогда он навсегда счастлив. И что ни случись, он с улыбкой до смерти помнить станет – было!
Где-то совсем рядом сверкнула молния, ударил гром. Неля в испуге бросается к Мишке, прижимается к нему.
Ты что, глупая…
Неля (задыхаясь, шепотом). Женитесь на мне, Мишенька… женитесь, миленький… Спасите меня, пожалуйста…
Мишка (тихонечко). Нельзя.
Неля (слабо). Отчего же?
Мишка (словно извиняясь). Я Машу люблю.
Неля (отошла к столу, подумала). Еще чаю налить вам?
Мишка. Будет. (Дотронулся до чайника.) И остыл он.
Неля. Жаль, я дома пряники оставила – не принесла… Мне по профсоюзной линии презент был.
Мишка. Нелька!
Неля (обернулась к нему). Ну?
Мишка. А зачем я тебе?
Неля (не сразу). Вы всех лучше – такой надежный. Мне бы хоть немножко отдохнуть… Я так от пустоты устала: никому больше верить не могу.
Мишка. Человека не оттого любят, что он всех лучше.
Неля. А за что же тогда?
Мишка. Великая тайна. Безумная любовь разъяснению не подлежит. Она только себе подвластна.
Неля. Правда?
Мишка. Нету сомнений! А ну дай ладошку – погадаю. (Берет ее руку.) Ну вот сразу видать: не меня ты любишь, Нелька… Ясно проглядывает – совсем другого любишь. Вот зачем я тебе понадобился – чтобы его из сердца вытеснить, от власти его освободиться.
Неля (слабо). Откуда взяли?
Мишка. А все на ладошке! Обидел он тебя, а ты не стерпела. Всем прощала, а ему ни за что. А забыть-то силы нету.
Неля. И все неправда!… Не люблю… Ненавижу просто. Презираю потому что. Негодяй он, вот кто. Обманом меня склонил, понять дал, будто обязана им…
Мишка. А зовут – Никита.
Неля. Этот. (Помолчав.) Он опасный был, смеялся ласково. И такой иной раз добрый, веселый бывал, замечательные говорил слова – никогда таких не слышала. Только он их случайно произносил. Не задумываясь. Потому что для него я никто была: то ли есть, то ли нету. (Помолчала.) Не могла я рядом с его пренебрежительностью жить. Убежала куда подальше. (Вдруг вспыхнула.) Только не воображайте, что я молча от него терпела. Ну нет уж!… И от меня ему приходилось.
Мишка (улыбнулся). И как же… приходилось?
Неля. Сердила его в отместку. Выводила, в общем. Врала, что беременная. (Недоуменно.) Испугать хотела, что ли? Нет, все не то! Вот книжки про любовь читаешь – как там все правильно разложено, а в жизни не то – одна смута. Бедствие, в общем.
Мишка (задумчиво). Это есть. Но причитать не торопись. Если жив – тебе все доступно.
Неля. Утешаете меня?
Мишка. Ага. Себя заодно тоже.
Мишка берет гитару, поет тихонько. Неля чуть слышно вторит ему.
Приблизилось небо и молча стоит над рекою.
Зачем я простился и снова встречаюсь с тобою?
Не знаю, не знаю… Как ветер осенний не знает,
Зачем он опавшие листья с земли подымает,
Зачем он их ночью кладет на поля и откосы
И снова бросает на голые ветки березы…
Приблизилось небо и молча стоит за рекою.
Зачем я простился и снова встречаюсь с тобою…
Неля (прислушиваясь). Дождь стихает… (Огляделась.) А хорошо тут… у нас.
Мишка (продолжая играть). Отлично. Только вот какая беда, представь… Маша-то ушла от нас… Наверное. (Не сразу.) Ловейко ей там показался… Почему-то.
Неля (тихо). Узнали откуда?
Мишка. Добрые люди всюду есть.
Неля. Не верьте.
Мишка. А я поверил. (Помолчав.) Ладно. Ей виднее. А того, что у нас было с ней, никто у меня не отнимет. Это – шалишь… никто…
Неля (тихонько шепчет). Как же хорошо, как славно, что вы на свете со мною… Миша, дорогой, я так благодарна за это. Нет… Не сумею сказать.
Мишка продолжает играть на гитаре, он подобрал наконец "Вышел гусь погулять". Неля смотрит на него и всхлипывает – не то плачет, не то смеется.
Затемнение.
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Конец сентября. Москва. Вечерний час. В комнате Кая накрыт стол. Следы прошедшего ужина. Кай сидит в кресле, Терентий за столом что-то доедает, Никита беспокойно ходит по комнате.
Беседа носит ожесточенный характер.
Терентий. Эй, Лихачев, отдохни…
Никита. Хорошо, что не пошли в ресторан! Просто превосходно… Встречать свой день рождения в ресторане… Пошлость! (Каю.) Ты прекрасно все организовал, старичок… Сельдь иваси, картошка и водка… Сурово. Достойно человека. И полное отсутствие девиц! Новая нота. Еще раз доказывает, что мы вышли из младенческого возраста. Мы люди. Мы уже не те. Мы другие люди.
Кай. Другие. Допустим. Но какие?… Никто не знает. Все покрыто мраком.
Никита. Правильно. Выпьем последнюю. Закончим. (Поглядел на Терентия.} А этот… весь вечер глотает апельсиновый сок! Товарищу двадцать один. За меня – хоть один глоток…
Терентий. Убей – не стану.
Никита. В нем что-то есть, правда, Кай? По-своему он прекрасен. (Искренне.) Он лучше меня!
Кай. Брось болтать. Здесь душно… Кто закрыл окна?
Никита. Ты что, Кай Юлий?
Кай. Странный сентябрь…
Никита. Я много выпил. Это рубеж! Все должно измениться. Что-то уж больно смешно.
Кай. Что смешно?
Никита. Я примелькался.
Терентий. Чего, чего?
Никита. Примелькался на белом свете. Куда ни приду – все то же. Мне никто не радуется. Смеются и не радуются… Поняли?
Терентий. Ладно, не бушуй. День рождения празднуем. (Оглядел стол.) Посуды мыть набралось…
Кай. Жалеешь, Нелечки нету?
Терентий. Мимо. Обойдусь. (Указал на Никиту.) Ему жалеть!
Никита (вдруг яростно). Почему? Что ты врешь!… Почему мне жалеть?
Кай. Эй! Кстати… (Достает картонную коробку, открывает крышку, вынимает оттуда потрепанную куклу.) Из последних находок.
Терентий. Это еще чего?
Кай. Брошенное дитя.
Никита. Нелькина…
Кай. Забытый пупс. Вчера под диванчиком у нее обнаружил.
Терентий (рассматривает куклу). Истрепалась… С детства, наверное. (Отдает куклу Никите.) Вали понянчи, что ли…
Никита (отшатывается от него). Пошел ты!…
Терентий. Неспокойно на душе-то?
Никита. Нет, ты скажи: я виновен?… Виновен, да?
Терентий. Не мелькай… (Хмыкнул.) Примелькался…
Никита. Ах так?… (Бросается на Терентия. Драка.)
Открывается дверь. Входит Константинов.
Константинов. Веселитесь?
Терентий. Просил ведь – не приходи семнадцатого.
Константинов. Не сдержался. Извини уж. (Подходит к Никите.) Простите, что нарушил. Вот прошу на память принять собаку; из дерева сработал. Окружающие считают – большое сходство с живой моделью.
Никита. Хорошая собака. Спасибо.
Константинов (Терентию). Тебе-то нравится?
Терентий. Ну что… Собака как собака.
Тихонько стучат в дверь. На пороге мать Нели. Ей немногим за сорок. У нее усталое, потемневшее лицо. Одета она просто. В руках старая кошелка и сумка хозяйственная.
Мать. Простите… Стучала я. Не отзывались. Мне товарища Леонидова.
Кай (встает). Я.
Мать. Нашла, значит… Спасибо. (Не сразу.) Муж у меня хворает… Не в том дело, конечно. Дочку разыскиваю… девочку, Елену Петровну. Проще сказать – Неля ее зовут. Вы знаете?
Терентий. Все точно. Знаем.
Мать. В Кинешме была, а теперь в Москве третий день. От адреса к адресу иду… (Улыбнулась тихо.) И сколько она сменила их – подумать трудно. Сегодня ваш адрес дали, слава Богу… (Молчит долго.) Где сейчас-то она?
Кай. Уехала.
Мать. И от вас?
Все молчат.
Адресок-то дадите, куда уехала?
Кай. Нет.
Мать (в смятении). Отчего же?
Терентий. Не оставила адреса. (Указал на Никиту.) Вот он искал.
Мать (Никите). Расскажите что-нибудь.
Никита молчит, как-то странно разводит руками.
От вас-то она уж давно ушла?
Никита. Полгода.
Мать. Господи!… Может, ее и нет? Нигде ее нету! (Смотрит на Никиту.) Что же вы молчите, молодой человек?
Никита (вдруг крикнул). Я не знаю!
Мать (заметила лежащую на столе куклу). Леночки… С самого детства у нее… Как же она с собой не взяла? Торопилась, верно. (Оглядела комнату.) А где ночевала она у вас?
Кай. В соседней комнате. На диванчике.
Мать (робко). А вот жила она у вас почему? Неясно как-то… Зачем?
Кай (помолчав). Просто так.
Мать. Понятно. А где ночевала, можно поглядеть?
Терентий. Сюда идите. (Открывает дверь.)
Мать не спеша, оглядываясь, уходит в соседнюю комнату.
Кай. Точно во сне все. (Никите.) Что скажешь? Мы видим себя во сне. Идея!
Никита (тихо Терентию). Ну? Что она?
Терентий (стоит в двери). На диванчик присела. Раздумывает.
В комнату вбегает Любася, младшая сестра Никиты. Рыжая, верткая, реактивная, полная ажиотации. Одета неряшливо, модно.
Любася. Ну вот, так и знала – здесь ты! Совсем опустился; мама в отпаде, страдает безумно, а ты тут примостился, пьяный, ну конечно! Хорош братец… Ему стол накрыли – двадцать один год, – миног и угря добыли, из Сочи тетя Соня приехала, три года не видела тебя, хочет взглянуть, а ты здесь почему-то.
Никита. Сгинь… Любаська.
Любася. Ты что, с ума сошел? Крабов пять банок достали… Тебе же двадцать один, в конце концов. И маму эпатируешь – она и так раз в месяц всего с дачи к нам приезжает, а тут и тетя Соня из Сочи специально явилась…
Никита (медленно). Кроме тети Сони, крабов и угря, есть еще в доме кто-нибудь?