ХУАН. Твоя песня слишком хороша для меня, от нее плакать хочется… Я вот сказал, что никто не говорит "на". А ведь это не так - многие говорили. Молод был и не ценил… Знаешь, когда мне было пятнадцать, ночью пришла соседская девочка и легла рядом. Так, не шелохнувшись, мы лежали до самого рассвета. Наверное, я никого не любил так, как ее.
КОНЧИТА. Она была красивая?
ХУАН. Что я тогда понимал?
КОНЧИТА. Красивая. Иначе бы не решилась…
ХУАН. Хочешь лечь рядом?
КОНЧИТА. Да, сеньор.
ХУАН. Ложись.
КОНЧИТА. Спасибо, сеньор. (Снимает платье, ложится.)
ХУАН. Если кто-нибудь скажет, что ты некрасива, засмейся ему в лицо. Ты рождена для любви, я люблю тебя. Мне хорошо с тобой. Пожалуй, даже лучше, чем без тебя.
КОНЧИТА. А я слышала, что настоящая любовь - это когда задыхаются от страсти.
ХУАН. Нет. Настоящая любовь - это когда задыхаются от нежности.
Медленно, осторожно открывается дверь.
ЭЛЬВИРА (входя со свечой). Так. Наконец-то. И в самый подходящий момент. (Кончите.) Что ты лежишь, потаскуха? Вставай и убирайся. Ты что, не слышишь? Я тебе говорю: вон!
ХУАН. Сеньора, кто бы вы ни были, сегодня это моя комната, и эта девушка моя гостья!
ЭЛЬВИРА. Ах, так? Не только гостья, но даже девушка! В таком случае, сеньор, пусть эта девушка убирается вон. Я много слышала. Но я не желаю еще и видеть, как деревенская шлюха валяется в постели с моим мужем.
ХУАН. Эльвира?! (Садится на постели.)
ЭЛЬВИРА. Да, Хуан.
ХУАН. Ничего не понимаю. (Вглядывается.) Да, Эльвира. Но почему ты здесь?
ЭЛЬВИРА. Ты же здесь. А я твоя жена. Куда иголка, туда и нитка.
ХУАН. Я привык к неожиданностям, но эта… Слушай, почему ты здесь?
ЭЛЬВИРА. Ты скрылся из дому как вор. А воров ловят. Вот я и поймала тебя, Хуан.
ХУАН. До меня доходили какие-то слухи, тебя видели в разных городах, но мне и в голову не приходило…
ЭЛЬВИРА. Да, Хуан… Я ездила именно за тобой.
ХУАН. И долго?
ЭЛЬВИРА. Не так уж долго. Каких-нибудь двадцать лет. Полжизни, только и всего.
ХУАН. Понятия об этом не имел. Я вовсе не прятался от тебя.
ЭЛЬВИРА. Знаю. Мужья, любовницы, родственники - тебе было от кого прятаться. Между прочим, это было самое обидное: ты и не думал от меня бегать, а я не могла тебя догнать.
ХУАН. Зачем тебе это понадобилось?
ЭЛЬВИРА. Узнаешь.
ХУАН. Хочешь есть?
ЭЛЬВИРА. Нет.
ХУАН. А вина?
ЭЛЬВИРА. Нет.
ХУАН. Ну, сядь хотя бы.
ЭЛЬВИРА. Мне сидеть в этом притоне? А впрочем, ты прав: слишком много чести - мне стоять, когда она лежит. (Садится.)
ХУАН. Ты хотя бы обедала?
ЭЛЬВИРА. Какая тебе разница?
ХУАН. Кончита, принеси мяса и вина.
ЭЛЬВИРА. Мне есть из рук у бесстыжей девки?.. Вино согрей, я продрогла в дороге.
Кончита выходит, на ходу набрасывая платье.
Вкусом ты никогда не отличался.
ХУАН. Ты двадцать лет гонялась за мной, чтобы поговорить о вкусе?
ЭЛЬВИРА. Нет.
ХУАН. Тогда о чем же?
ЭЛЬВИРА. Узнаешь… Отвернись, я хочу причесаться.
Хуан отворачивается.
(Встает. Вынимает из дорожной сумки тонкий, довольно длинный кинжал. Несколько секунд стоит за спиной у Хуана. Потом прячет кинжал в сумку.) Нет. Сперва я с тобой поговорю.
ХУАН. Поговоришь, а потом причешешься?
ЭЛЬВИРА. Только мне нужна правда.
ХУАН. Спрашивай.
ЭЛЬВИРА. Правда - ты понял? Я не могу так больше! Я должна понять. Двадцать лет у меня голова пухнет от всех этих мыслей!
ХУАН. Я же сказал - спрашивай.
ЭЛЬВИРА. Ты меня ненавидишь?
ХУАН. Нет.
ЭЛЬВИРА. А тогда, раньше?
ХУАН. И тогда - нет. Я тебя не ненавидел, я тебя просто не любил.
ЭЛЬВИРА. Ну почему, скажи, почему у всех мужья как мужья, а у меня негодяй и развратник?
ХУАН. Такого выбрала.
ЭЛЬВИРА. Ты не был таким!
ХУАН. Да, я не был таким. Я был обычным студентом, разве что скромнее других. Когда ко мне подходила девушка, я не знал, куда руки девать…
ЭЛЬВИРА. Ты быстро научился находить им применение.
ХУАН. Я думал только об учебе, я мечтал посвятить всю жизнь благороднейшей из наук - алхимии…
ЭЛЬВИРА. Тебя не силой вели в церковь.
ХУАН. Нет, конечно, нет! Просто ты вдруг бросилась мне на шею, вошел твой отец и тут же дал согласие на брак, хотя я об этом вовсе не просил.
ЭЛЬВИРА. Мог сказать "нет".
ХУАН. Постеснялся…
ЭЛЬВИРА (не сразу). Да, я хотела за тебя замуж. Хотела иметь дом. Хотела, чтобы кто-то всегда был рядом, чтобы жил для меня. Разве это преступление? Каждая женщина хочет свой дом.
ХУАН. Наверное, мы из разных домов. Я тоже мечтал о доме. Только о другом: где не будет эгоизма, лицемерия, где не станут чужую жизнь стелить себе под ноги, как половицу.
ЭЛЬВИРА. У тебя есть этот дом?
ХУАН. Нет.
ЭЛЬВИРА (спокойно, задумчиво). И свой не построил, и мой сломал.
ХУАН. Но ведь и ты меня не любила.
ЭЛЬВИРА. Откуда ты знаешь?
ХУАН. В те годы я вспыхивал от любой искры. В тебе искры не было.
ЭЛЬВИРА (не сразу). Ну и что? Ну, не любила. А ты взгляни вокруг: вот все они - любят? Но ведь живут. И неплохо. И пользуются уважением. Потому что есть долг. Потому что есть порядок. Потому что кругом люди, которые видят каждый наш шаг… Ты погубил мою жизнь. (Спокойно.) Ты негодяй, Хуан.
ХУАН. Но ведь эти двадцать лет ты жила как хотела.
ЭЛЬВИРА. Отвернись. Я все-таки причешусь.
Хуан отворачивается.
Это ты жил как хотел: ты был свободен. А я - нет. Я все равно была твоей женой, брошенной, но женой. И все мои подруги жалели именно меня. И именно ко мне приходили рассказать, какой ты мерзавец, причем возмущались твоими мерзостями с упоением и с такими подробностями, которые понаслышке не приобретешь. Нет, Хуан, получить свободу я могла только одним путем: став твоей вдовой. Но мне и тут не везло. Даже бедняга капитан уж как старался тебя убить, а чем кончилось?
ХУАН. Я не хотел, он сам напоролся на шпагу.
ЭЛЬВИРА. Мне от этого не легче. (Достает кинжал.)
ХУАН. Слушай, сколько можно вертеться перед зеркалом? (Хочет обернуться.)
ЭЛЬВИРА. Погоди! (Пытается спрятать кинжал, роняет стул, вскрикивает.)
ХУАН. Что с тобой? (Оборачивается.) Ах, вот оно что… Это и есть твой гребень?
ЭЛЬВИРА (кричит). Да! Ты слышишь - да! Я за этим приехала! Вот до чего ты меня довел! Потому что ты развратник! Ты лгун! Ты негодяй!
ХУАН. Не забудь сказать, что я убийца.
ЭЛЬВИРА. Что ты сделал со мной?! (Сквозь слезы.) Я не могу так! Не хочу, ты слышишь, - не хочу! Ну позови кого-нибудь! Эй! Эй!
КОНЧИТА (входя). Да, сеньора?
ЭЛЬВИРА. Где ты копаешься? Тебе же велели подать вина.
КОНЧИТА. Я принесла, сеньора. (Ставит на стол кувшин и несколько стаканов.)
ЭЛЬВИРА. Садись.
КОНЧИТА. Но…
ЭЛЬВИРА. Садись, тебе говорят!
Кончита садится.
Разлей вино.
Кончита разливает вино.
В три стакана.
КОНЧИТА. Я не пью, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Странно. Шлюха, которая не пьет.
КОНЧИТА. Я не шлюха, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Уж не собираешься ли ты обидеться? В конце концов, слово как слово. Надо же как-то называть женщин, которые больше общепринятого интересуются мужчинами.
КОНЧИТА. У меня не было мужчин, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Никого?
КОНЧИТА. Никого.
ЭЛЬВИРА. Тогда тем более выпей. Хоть и не столь приятный, но все-таки порок… (Поднимая стакан.) Ну что, за встречу, Хуан? За встречу и (Кончите) за приятное знакомство.
Эльвира и Хуан пьют, Кончита лишь подносит стакан к губам.
Мне нельзя пить, еще мать говорила… Хуан, будь мужчиной стаканы пусты.
КОНЧИТА (тянется к кувшину). Простите, сеньора.
ЭЛЬВИРА. Сиди, ты гостья. Девушка и гостья… Хуан, будь кавалером, с тобой пьют две дамы.
ХУАН (разлив вино, поднимая стакан). За дам.
ЭЛЬВИРА. Скажи честно: ты совсем не рад меня видеть?.. Ну, прости, я дура. Всегда хотела как лучше, а получалось мне же во вред. (Доставая кинжал, Кончите.) На.
КОНЧИТА. Сеньора…
ЭЛЬВИРА. Я говорю - на! Может, ты сумеешь распорядиться им лучше, чем я…
КОНЧИТА (пожав плечами). Спасибо, сеньора…
ЭЛЬВИРА. Как ты жил все это время?
ХУАН. По-всякому.
ЭЛЬВИРА. Мальчик мой, как же ты постарел!
ХУАН. Годы прошли, Эльвира.
ЭЛЬВИРА. И у тебя никогда не было дома? Нормального дома, хотя бы такого, как ты хочешь сам?
ХУАН. Наверное, я не из породы домовладельцев. Хотел, но не получилось. Сколько раз вечером я строил дом, а утром он разваливался.
ЭЛЬВИРА (поднимая стакан). Давай за твои дома! (Пьет.) Ужас! Сижу за одним столом с собственным мужем, который… у которого… Слушай, сколько их у тебя было, а? Этих проклятых баб? Тысяча?
ХУАН (возмущенно). Эльвира, ты наслушалась сплетен!..
ЭЛЬВИРА. Но ведь Лепорелло все считал!
ХУАН. Сколько раз говорил этому дураку: перестань приписывать! Ничего, говорит, сеньор, отработаете потом…
ЭЛЬВИРА. Но тысяча все-таки была?
ХУАН. Да ничего подобного! Ну, двести, триста… Во всяком случае, не более семисот!
За окном шум. Хуан и Кончита вскакивают. Окно с грохотом распахивается.
Действие второе
Картина вторая
Обстановка та же, что и в первой картине, действие как бы и не прерывалось. Окно с грохотом распахивается. Показывается голова Карлоса. При общем изумленном молчании он влезает в окно. Возбужден, похож на пьяного, но не пьян.
КАРЛОС (с вызовом). Да, ночь! Ну и что? Наплевать! Я не могу так! Ты слышишь, я так не могу!
ХУАН. Что с тобой?
КАРЛОС (кричит). Да не могу я больше так, вот что! У меня два сына. Я вижу их редко, но все-таки вижу иногда. И всякий раз учу, как надо жить. Кто их научит, если не отец? Я их учу, а что я им буду говорить теперь? Где порядок? Где истина?
ХУАН. Сядь. Сядь и объясни спокойно.
КАРЛОС. Спокойно? А что я могу объяснить спокойно?! Может, я жил не так? Может, мне приказывали, а я не делал? Может, не служил кому надо и не чтил кого положено? А?! Так почему? Вот ты ответь - почему?
ХУАН. Скажи, наконец, что - тогда я, может, и скажу - почему.
КАРЛОС. Шпага - мое ремесло. Ты не должен был меня победить.
ХУАН. Из-за такой ерунды ты ночами врываешься в окна? Ну, проиграл, бывает. Для тебя - ремесло, для меня - искусство. Наверное, искусство выше ремесла.
КАРЛОС. Да черт с ней, со шпагой! Если бы дело было только в ней! Но почему, почему тебе везет во всем?
МИХО (входя). Сеньор, вы звали?
ХУАН (Карлосу). Ты поднимешь на ноги всю гостиницу.
КАРЛОС. Ну и пусть! Пусть слышат! Пусть знают! Я хочу понять, ты слышишь, - хочу понять! Я все делаю так. Ты все делаешь не так. Почему же, черт побери, везет тебе?!
ХУАН. Да можешь ты не орать? Выпей воды и говори спокойно.
Кончита подает Карлосу большую кружку.
КАРЛОС. Мне - пить воду?! (Швыряет кружку в окно.)
За окном сдавленный крик и шум падения. На секунду все замирают.
МИХО (бросаясь к окну). Кто-то лежит! (Выпрыгивает в окно.)
Карлос с опаской выглядывает в окно. Вдвоем с Михо они втаскивают в комнату Исполнителя. Кончита им помогает.
ХУАН. Уложите.
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Не надо. Я сейчас. (Карлосу.) У вас верная рука, сеньор.
КАРЛОС. Двадцать лет швыряю кружки в окно, и надо же…
КОНЧИТА. Протрите вином, сеньор, а то будет шрам. Такой же, как на правой брови.
ХУАН. Боевые раны?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Что делать, сеньор, служба. Деньги невелики, а и те даром не платят.
ХОЗЯИН (входя). Простите, сеньор, я просто услышал шум. Не надо ли чего? (В руках у него лист жести, прикрытый мешковиной.)
ХУАН. Спасибо, все в порядке. Как видишь, у меня гости. Дружеская беседа - можно назвать и так.
ХОЗЯИН. Сеньоры, вы представить не можете, как я счастлив видеть вас всех вместе в этом мирном, я бы даже сказал - почти семейном кругу! Я и мечтать не смел, что под моей скромной крышей одновременно соберется столько образованных, прогрессивных людей. Ах, если бы можно было каждый вечер проводить вот так, среди друзей и единомышленников!
КОНЧИТА (Исполнителю). Может, холодный компресс, сеньор?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Я забыл, и ты забудь.
ХОЗЯИН. Сеньоры, не сочтите за дерзость. Я хотел просить вас оказать мне честь завтра, но раз уж вы все равно не спите, я прошу вас оказать мне честь сегодня!
КАРЛОС. Хуан, ты что-нибудь понял? Я не понимаю ничего. У нас в полку, когда просят оказать честь, или зовут драться, или ставят выпить.
ХОЗЯИН. Сеньор полковник, но я же об этом и говорю. Михо, Кончита! И не из большого бочонка, а из того, что в углу! И праздничные канделябры! И ту посуду, что для поминок!
КОНЧИТА. Да, хозяин.
Кончита и Михо выходят.
ХОЗЯИН. Сеньоры, пройдемте в зал. Я прошу вас разделить со мной мое скромное торжество.
КАРЛОС. Какой зал? Какое торжество? Я, дворянин, говорю с другим дворянином, а ты входишь как к себе домой и…
ХУАН. Карлос, какая разница? Договорим за столом.
КАРЛОС. Но учти, договорим!
Тем временем Кончита и Михо накрывают стол в зале.
ХОЗЯИН. Сеньоры, прошу!
Все переходят в зал, рассаживаются. Как-то само собой Хуан и Карлос оказываются на почетных местах, Эльвира между ними, Исполнитель поодаль, Михо остается при кувшинах с вином, Кончита прислуживает.
Сеньоры! Событие, ради которого мы собрались, кому-то может показаться слишком незначительным. Но в масштабах нашей деревни… даже округи… а может, и не только округи… Простите за смелость, сеньоры, но я скажу прямо: большое начинается с малого! Возьмем нашу деревню. Десять лет назад из очагов культуры в ней был только один этот трактир. Теперь же… теперь он, правда, тоже один, но облик его изменился, полы покрашены. А сегодня - и в этом состоит событие - сегодня, сеньоры, мы меняем вывеску. Пусть это скромный шаг, но шаг на пути прогресса. Деревня начинается с трактира, а трактир начинается с вывески! Еще вчера этот гостеприимный дом не имел названия. Сегодня он его получит. Мы назовем его "Приют странника". Думающий да поймет! А что такое странник? Это, сеньоры, рыцарь, кавалер, стремящийся к подвигам и любви. Обе эти доблести будут представлены на вывеске. Орудие подвига - шпага. Орудие любви… То есть я имею в виду…
ЭЛЬВИРА. Не надо уточнять.
ХОЗЯИН. Не надо, сеньора. Хватит слов. Михо, сними рогожу.
Михо открывает вывеску. На ней написано "Приют странника" и намалевана голая девица со шпагой в зубах. Общая озадаченность. Пауза.
Ну как, сеньоры?
ХУАН (Эльвире). Первая пощечина в моей жизни, за которую придется благодарить.
ХОЗЯИН. Не понял, сеньор?
ЭЛЬВИРА. Сеньор имел в виду, что он в восторге. Я тоже. Карлос, надеюсь, и тебе понравилось?
КАРЛОС. Патриотично. Моим драгунам подошло бы. Выпьем за вывеску.
Пьют.
ХОЗЯИН. Прогресс, сеньоры, остановить нельзя…
КАРЛОС (вставая). Тебя тоже. Посиди, выпей. Тебя слушали. А теперь будут слушать меня. Хуан, повернись, я говорю с тобой. Ты должен мне ответить! Должен, потому что ты испортил мне жизнь.
ЭЛЬВИРА. Как, и тебе?
КАРЛОС. Мне! Именно мне! Двадцать лет я отказывал себе во всем. Я фехтовал по три часа в день. Я сбросил брюхо. Да что там - я четыре раза, ты слышишь, четыре раза бросал пить! Потому что у меня была цель. Я хотел одного - чтобы в старости про меня говорили: вон идет сеньор Карлос, который убил сеньора Хуана… А как мне жить теперь? На что я потратил эти двадцать лет? Зачем мне старость?
ЭЛЬВИРА. Карлос, имей совесть. Ты потратил двадцать лет. А я? Я вышла в путь новобрачной, а закончила его старухой. На что ушла моя жизнь? Ты хотел убить Хуана, а по какому праву? Кто он тебе? Убийца брата - это все равно что дальний родственник. А мне он - муж! Даже не бывший - просто беглый. И ответить он должен мне… Зачем ты погубил мою жизнь, Хуан?
ХУАН (растерянно). Но почему вы спрашиваете меня? Клянусь, я никому не желал зла. Я не разбойничал, даже не мстил за обиды. Вы спрашиваете меня, а я спрошу вас: за что вы хотели меня убить? Вот вы трое? Карлос, ты же знаешь, я не виновен в смерти капитана: я только защищался и даже не мог бежать, он загнал меня в угол. А ты, Эльвира? Нелюбимый муж уходит от нелюбимой жены - неужели этого достаточно для убийства? (к Михо.) А ты, парень? Я понимаю, за славу приходится платить. Но почему ты счел себя вправе расплачиваться моей жизнью? (Поочередно смотрит на всех троих.)
КАРЛОС. Ну, не знаю…
ЭЛЬВИРА. Хуан, я же не сделала этого.
МИХО. Сеньор, я сам хочу понять. Это пришло мне в голову месяц назад, я и знать не знал, что вы приедете. Встал утром задать корма коням, вышел. Дождь, под ногами хлюпает, пахнет плесенью и навозом… Разве, думаю, это жизнь? А потом подумал: хорошо бы сейчас убить сеньора Хуана!
ХУАН. Но почему?
МИХО. Сам не понимаю.
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, я вам отвечу.
ХУАН. Значит, и ты хотел?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Службой клянусь, лично я зла к вам не держу. Просто вы человек особенный, а я обычный, мне их легче понять. Дело в том, сеньор, что, если посмотреть, вам завидовать нечего: и рискуете, и скрываетесь, и в немилости. Но если рассудить, выходит по-иному: у нас жизнь серая, а у вас, сеньор, цветная. Я вам так скажу: в стране слепых очень даже можно жить, но только пока рядом нету зрячего. А то уж очень обидно.
ХУАН. Но кто мешает стать зрячим?
ИСПОЛНИТЕЛЬ. Нет, сеньор, это от рождения. Все равно как летать. Вон ворона - ничем не лучше меня, а родилась с крыльями.
ХУАН. Я не родился ни зрячим, ни крылатым, я был как все. Может, и дальше жил бы как все. Но - ты слышишь, Эльвира, - когда я женился не по своей воле, я почувствовал себя униженным. И вот тогда мне стало все равно. Я ничего не хотел - ни дома, ни богатства, ни славы, я хотел только поступать всем назло. А потом случилось что-то вроде чуда. В чужом доме, в чужой постели я открыл глаза и вдруг увидел счастливое человеческое лицо. Я понял, что так бывает.
МИХО. Сеньор, почему вы замолчали? Вы сказали - счастливое лицо.