- При свидании положено разговаривать! - прикрикнул фельдфебель. - Приказываю разговаривать!
- Карл, ты не знаешь самого главного, - Марта попыталась улыбнуться, но это оказалось выше ее сил. - Они придумали какую-то страшную экспертизу. Они хотят убить тебя. Понимаешь?
Он кивнул, он понял.
- Что же, - ободрил Марту его взгляд. - Будем честными до конца.
Она отрицательно покачала головой.
- Нет, милый, - пропели ее глаза. - На это я не соглашусь. - Видно, уж такая моя судьба - в самый трудный момент отступать.
- Последний раз предупреждаю, - крикнул фельдфебель, - если не заговорите, свидание будет прекращено! Говорить!!!
- Я буду свидетельствовать, что ты - Миллер. - Она испуганно и неподвижно смотрела на Мюнхгаузена. Мелодия шутливого танца придавала ей силы. - Я предам тебя!
Он впился лицом в железные прутья и с мольбой посмотрел на нее:
- Не делай этого, Марта!
Она чуть отступила назад, и взгляд ее принял твердую обреченность принятого решения:
- Ты - Миллер, садовник, я - твоя жена Марта, нас обвенчали в сельской церкви, у нас родился мальчик.
К измученному фельдфебелю приблизился офицер:
- Ну что они там? Разговаривают?
- Так точно, - сообщил фельдфебель. - Но как-то не по-нашему… Молча.
Жерло огромной пушки медленно поднималось ввысь. Пушка стояла возле крепостной стены, и вокруг нее суетились солдаты.
У крепостных ворот царил нездоровый ажиотаж. Визгливая дама пыталась пройти в крепость без пропуска.
- Я по приглашению баронессы Якобины фон Мюнхгаузен! - возбужденно объяснял солидный господин в цилиндре.
Караульный офицер пытался воспрепятствовать стихийному наплыву публики:
- Господа, господа, повторяю, это закрытый судебный эксперимент!.. Только по специальному разрешению!.. Попрошу соблюдать порядок! Господа!..
Томас подбежал к крепостной стене с лестницей. Оглядевшись по сторонам, быстро полез вверх с большим мешком за плечами. У смотровой бойницы наткнулся на солдата.
- Скоро начнут? - спросил он как ни в чем не бывало.
- Скоро, - буркнул солдат.
- Какой калибр?
- Тридцать дюймов.
- Нормально, - Томас, оглядевшись, указал на узелок. - Вот собрал ему кое-что в дорогу…
- Какая дорога? - усмехнулся солдат. - Как он до нее доберется, когда облака на небе и Луны не видно?
Томас с видом знатока посмотрел на небо.
- Когда видно, и дурак долетит, - объяснил он. - Барон любит, чтобы задача была не адекватна своему решению.
- Ясное дело, - согласился солдат.
В ворота крепости въехал экипаж. Из него с шумом вылетел Феофил, за Феофилом - баронесса:
- Фео, успокойся! Умоляю!
- Оставьте меня! - Феофил ринулся к пушке и был встречен испуганным фельдфебелем:
- Туда нельзя, господин барон!
- Пропустите! Я имею право!
- Фео, не сходи с ума! - крикнула баронесса.
- Хватит! - взвизгнул Феофил. - Я всю жизнь не сходил с ума. Мне это надоело! А вдруг он долетит, и мы снова в дураках? Нет. Такой случай упустить нельзя. Я полечу вместе с ним!
Феофила подхватил Рамкопф и увлек к наскоро сколоченным трибунам со скамейками для зрителей. Зрители уже шумно занимали места. Повсюду царило праздничное оживление.
- Не будьте идиотом! - Рамкопф попытался усмирить разбушевавшегося Феофила. - Во-первых, вы вдвоем не поместитесь… Во-вторых… - он понизил голос, - никакого полета не будет.
- Что это значит? - изумился Феофил.
- Это судебная тайна, - быстро пояснил Рамкопф. - Сугубо между нами. Все заранее срепетировано. Мы положили сырой порох.
- Зачем?
- Не убийцы же мы, в самом деле… Барон пролетит не больше двух саженей и шлепнется на землю. Таким образом, мы спасем его! Смотрите, это герцог! Можно начинать!
В крепости появился герцог со свитой и, приветствуемый бургомистром и всеми присутствующими, проследовал в отведенную для него ложу.
- Все идет по плану, ваше величество, - докладывал на ходу бургомистр. - После увертюры - допрос свидетельницы и подсудимого, затем производим залп и объявляем танцы.
- Господи, прости всех нас и благослови, - пастор осенил себя крестным знамением.
- Господа! Прошу занять места и соблюдать полное спокойствие! - судья занял место в судейской ложе. Его встретили вежливыми аплодисментами.
Рамкопф сделал ответственный кивок головой. Дирижер взмахнул палочкой. Зазвучала торжественная и плавная увертюра.
- Выпускайте фрау Марту, - тихо шепнул Рамкопф судебному секретарю.
Секретарь быстро переместился вдоль огражденного пространства.
Из крепостных ворот медленно и скорбно явилась Марта.
Некоторые зрители приставили к глазам лорнеты и бинокли.
Герцог удовлетворенно кивнул, откинувшись на спинку кресла.
- Хорошо, - заметил он склонившимся советникам. - Розовое платье на сером фоне. Смотрится. Талия немного завышена, но в целом неплохо.
- Здравствуйте, фрау Марта, - торжественно произнес Рамкопф. - Вы принесли ходатайство о помиловании?
- Принесла, - Марта протянула бумагу.
- Зачитайте! - зазывно и бодро предложил Рамкопф. Дирижер эффектным жестом добился задушевного пианиссимо.
Герцог удовлетворенно переглянулся с советниками и кивком головы одобрил бургомистра.
Из-за дальней колонны выглянул Мюнхгаузен, готовясь к выходу в сопровождении эскорта гвардейцев.
- …И я, Марта Миллер, прошу вас помиловать моего ненормального мужа, - отрешенно закончила Марта. - Ваше величество, я припадаю к вашим стопам. Сего тысяча семьсот семьдесят девятого года, мая тридцать… тридцать… - Она перевела взгляд на Рамкопфа и шепотом попросила: - Разрешите хоть поставить другой день.
- Ни в коем случае, - затряс головой Рамкопф.
- Тридцать второго мая! - объявила Марта. Раздались дружные аплодисменты.
Рамкопф подал Марте руку и отвел ее за руку.
- Фрау Марта, бесподобно, - тихо шепнул он.
- Но вы обещаете, что с ним ничего не случится? - быстро спросила Марта.
Рамкопф с укоризной развел руками.
- Я же объяснил. Сырой порох. Он вывалится из ствола и шлепнется здесь же при всех под общий хохот.
Они обернулись на барабанную дробь. Мюнхгаузен уже стоял перед судейской ложей без камзола, в белой рубашке, со связанными руками.
- Подсудимый, - торжественно зачитывал судья, - объявляю вам решение ганноверского суда: "В целях установления вашей личности и во избежание судебной ошибки суд предлагает вам повторить при свидетелях известный подвиг барона Мюнхгаузена - полететь на Луну". Предупреждаю вас: вы имеете право отказаться.
- Нет, я согласен, - твердо сказал Мюнхгаузен. К нему приблизился пастор:
- Не хотите исповедаться?
- Нет! Я это делал всю жизнь, но мне никто не верил. Рамкопф взглянул в свои записи и не нашел этой реплики.
- Прошу вас, облегчите свою душу, - громко и торжественно предложил пастор.
- Это случилось само собой, пастор! - Мюнхгаузен медленно оглядел собравшихся. - У меня был друг - он меня предал, у меня была любимая - она отреклась. Я улетаю налегке…
- А вот это уже зря, - недовольно поморщился герцог. - Это, по-моему, лишнее. Ни к чему… Грубо.
- Да, да, - поспешно кивнул бургомистр, - я просил этого. не говорить. Но с ним договориться невозможно…
- Зачем ты согласилась играть эту комедию, Марта? - грустно спросил Мюнхгаузен.
Дирижер, искусно варьируя нюансами оркестрового звучания, попытался слиться с произносимым текстом.
- Я это сделала ради нашей любви, - тихо произнесла Марта, приблизившись к Мюнхгаузену.
- Я перестал в нее верить, - печально улыбнулся он и посмотрел вокруг. - Помнишь, когда мы были у Архимеда, он сказал: "Любовь - это теорема, которую надо каждый день доказывать"!
- А почему не слышно? Я не понимаю, о чем они там говорят? - Герцог с недовольным видом обернулся к бургомистру.
Бургомистр заглянул в листочек.
- Подсудимый благодарит городские власти и одновременно как бы шутит со своей возлюбленной.
- Хорошо, - кивнул герцог. - Особенно жабо и передняя выточка. Ему очень к лицу.
Мюнхгаузен подошел к пушке и обернулся:
- Скажи мне что-нибудь на прощанье! Марта попятилась от него:
- Что?
- Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты…
- Я буду ждать тебя. - Она говорила с трудом и продолжала отступать. Губы ее пересохли. Дыхание участилось. Рамкопф с беспокойством вглядывался в ее лицо.
- Нет-нет, не то… - Мюнхгаузен в отчаянии ударил кулаком по стволу пушки.
- Я очень люблю тебя! - Марта отошла в противоположный конец огражденного пространства.
Дирижер с удивлением обернулся. Оркестр прекратил играть.
- Карл… я…
Рамкопф делал ей отчаянные знаки.
- Не то! - гневно крикнул Мюнхгаузен.
- Я… - Марта попыталась что-то сказать и вдруг закричала что есть силы: - Карл! Они положили сырой порох!
Наступила мертвая тишина.
И вдруг трое музыкантов, отделившись от свободного оркестра, заиграли наивную тему их старого шутливо-томного танца.
Мюнхгаузен ощутил себя счастливым человеком:
- Спасибо, Марта!
- Мерзавка! Убийца! - закричала баронесса, вскочив со своего места.
Рамкопф бросился со всех ног к судье. Волнение охватило зрителей. Мюнхгаузен ликовал.
- Пусть завидуют! - И закричал еще громче: - У кого еще есть такая женщина? Томас, ты принес то, что я просил?
- Да, господин барон! - крикнул Томас с городской стены. - Вот этот сухой, проверенный!
Он швырнул бочонок с порохом. Мюнхгаузен ловко поймал его. Передал артиллерийскому офицеру.
- Прощайте, господа! - гордо и весело произнес Мюнхгаузен. И трио музыкантов вдохновенно вышло на самую проникновенную часть мелодии. - Сейчас я улечу. И мы вряд ли увидимся. Когда я вернусь, вас уже не будет. На земле и на небе время летит неодинаково. Там - мгновение, здесь - века. Впрочем, долго объяснять…
Бургомистр быстро отвел герцога в глубь ложи:
- Так. Положение серьезное, ваше величество, сейчас он рванет так, что не только пушка, крепость может не выдержать…
- Предлагаете построить новую крепость? - спросил герцог.
- Ваше величество, - заволновался бургомистр, - я хорошо знаю этого человека. Сейчас будет такое, что мы все взлетим на воздух!
- Что, и я тоже? - удивился герцог.
- Я и говорю - все.
- Зажечь фитиль! - скомандовал Мюнхгаузен.
К пушке приблизился солдат с зажженным фитилем.
- А потом она его разлюбит? - спросил зритель в цилиндре.
- Если вы знаете дальше, так не рассказывайте, - недовольно ответила сидящая рядом дама.
В ложе герцога возникла паника. Туда прибежал судебный секретарь и тотчас убежал назад. Феофил обернулся к матери:
- Я уже ничего не понимаю. Так это он или не он? Ударила барабанная дробь.
- Остановитесь, барон! - громко произнес судья, получив в руки депешу от секретаря. - Высочайшим повелением, в связи с благополучным завершением судебного эксперимента, приказано считать подсудимого бароном Карлом Фридрихом Иеронимом фон Мюнхгаузеном!
Раздались аплодисменты и приветственные возгласы. Рамкопф стукнул себя по лбу:
- Господи, как мы сами-то не догадались!
Баронесса рванулась из ложи, мучительно вглядываясь в лицо Мюнхгаузена:
- Это он! Карл, я узнаю тебя! Фео! Что ты стоишь? Разве не видишь? Это твой отец!
- Па-па! - хрипло закричал Феофил с глазами, полными слез, и бросился на шею Мюнхгаузену.
Дирижер взмахнул палочкой. Грянул стремительный праздничный галоп.
Кто-то кого-то целовал, кто-то кричал что-то восторженное. Марту оттеснили какие-то громогласные ликующие горожане.
Мюнхгаузен потерял ее в этой взбесившейся толпе жителей Ганновера, хотел что-то сказать, но ему не дали. Рамкопф подхватил его под руку:
- Поздравляю вас, барон!
Мюнхгаузен взглянул себе под ноги: на земле судорожно отбивал земные поклоны пастор:
- Господи, спасибо! Ты совершил чудо! Господи, спасибо…
Нахлынувшая толпа закружила его, и он попал в руки бургомистра, который его неожиданно и крепко поцеловал:
- Я знал. Знал… но это так неожиданно. Поздравляю от всей души!..
- Но с чем? - изумился Мюнхгаузен.
- Как "с чем"?! С успешным возвращением с Луны. Мюнхгаузен огляделся по сторонам, ища сочувствия:
- Но я не был на Луне.
- Как это не был, когда уже есть решение, что был, - с укором произнес бургомистр. - Мы все свидетели.
- Это неправда! - закричал что есть силы Мюнхгаузен. - Неправда-а-а!..
Воцарилось глубокое и тягостное молчание. Все замерло. Мюнхгаузен смотрел перед собой, не зная, что еще сказать людям. Он почувствовал, что остался один.
Впереди стоял большой банкетный стол, за которым сидел добрый герцог и улыбался. Бесшумно скользили вышколенные официанты. Некоторые ему улыбались из-за стола, другие накладывали кушанья в тарелки.
- Присоединяйтесь, барон… Присоединяйтесь! - подмигнул ему бургомистр.
Рамкопф помахал ладошкой.
- Да, конечно, - вежливо улыбалась баронесса. - Когда мой муж улетал, я безумно волновалась, но могу сказать одно: верила, что прилетит.
Герцог встал с кресла и поднял бокал. Все затихли.
- Присоединяйтесь, господин Мюнхгаузен, - тихо и проникновенно произнес он. - Прошу! Присоединяйтесь!
Все дружно подняли бокалы.
- Господа, - спокойно и задумчиво произнес Мюнхгаузен. - Вы мне все очень надоели. - Воцарилась мертвая пауза. Он не тронулся с места. Он остался стоять там, где стоял, напротив герцога. - Поймите же, Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем что не врет. Я не был на Луне. Я только туда направляюсь. Конечно, это не просто. На это уйдет целая жизнь, но что делать… придется. - Он попятился к пушке и взял из рук артиллериста горящий фитиль.
Раздался общий тревожный вздох, все поднялись со своих мест, звякнули тарелки.
Мюнхгаузен передал горящий фитиль Марте:
- Ты готова?
- Да, - прошептала она.
Он потрепал по плечу стоящего рядом Томаса:
- Ступай домой, Томас, готовь ужин. Когда я вернусь, пусть будет шесть часов.
- Шесть вечера или шесть утра? - заинтересовался Томас.
- Шесть дня, - улыбнулся Мюнхгаузен.
Потом он подошел к лестнице, приставленной к жерлу пушки, взглянул вверх и сказал, обернувшись к замершим людям:
- Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Серьезное лицо - еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением. Вы улыбайтесь, господа, улыбайтесь! - Он подмигнул своему музыкальному трио, раздались звуки его вечной темы.
Потом он не спеша, с видом знатока, поплевал на руки, взялся за лестницу и полез вверх, ловко, не торопясь, легко и целеустремленно. Музыка летела рядом с ним, она дарила ему уверенность и отвагу. За первыми метрами подъема побежали новые, еще и еще, без всякой надежды на окончание. Но он был весел, и это занятие нравилось ему. И когда на фоне его движения возникли финальные титры, он не прекратил своего подъема.
Даже после надписи "Конец фильма" он весело и отчаянно лез вверх.