Прежде всего в процессе нашего убеждения мы ставим вопрос об общей возможности исследуемого события, делаем наблюдение, прибегаем к аналогии, строим гипотезу и проверяем принятую гипотезу имеющимися фактами.
Наблюдение есть попытка объяснить факт, ближайшую причину явлений, о которой я составил понятие, как имевший место вне меня, есть результат произвольной деятельности нашего духа, т. е. внимания, обращенного на какие-нибудь внешние предметы или внутренние явления нашего духа. Оно, само по себе, не творит, а только констатирует. Мы ищем причинной связи логически необходимого соответствия фактов и явлений прежде через наблюдение. Чем возможнее, по нашим понятиям, данное явление, тем легче мы убеждаемся в нем на основании собранных доказательств; чем более противоречит оно нашему житейскому опыту, т. е. фактам, понятие о которых мы составили в своем уме, нашим понятиям о пределах возможного, нашим представлениям об обычном ходе вещей в мире нравственном, тем более мы будем требовать доказательств, тем труднее нам убедиться. Наконец, могут быть и такие случаи, когда самые сильные доказательства не уверят нас в том, что противоречит нашим понятиям и опыту.
При одинаковом количестве доказательств в одном случае мы верим, в другом не верим, смотря по тому совместим он или не совместим с установленными индукциями.
Если событие, утвержденное, напр., свидетелями, противно таким приемам индукции, как закон причинности и тяготения, то оно не заслуживает никакой веры. Если же оно прекословит только приблизительным обобщениям, то единственным последствием будет требование более убедительных доказательств, чем в том случае, когда событие не противоречит нашему опыту. Если вор по профессии будет обвиняться в краже, то мы удовлетворимся гораздо более слабыми доказательствами, чем в том случае, где почтенный и состоятельный обыватель будет уличаем в краже платка из кармана соседа в театре. Мы считаем такое действие последнего более необычайным, чем первого.
Крайняя необычайность преступления, напр., крайняя жестокость, важность его, естественно, возбуждает в нас желание; иметь, по возможности, более убедительные и более сильные доказательства утверждаемого факта, ибо его необычайность представляется нам невероятной.
С самого детства и до самой старости мы накапливаем опыт, богатый материал о степени возможности доверия к человеческим свидетельствам, к фактам, явлениям мира физического и нравственного, достигаем приблизительных обобщений (которые только "обыкновенно", большей частью, вообще верны и всегда допускают массу исключений, как, напр., пословицы), выводов, общих более или менее признанных наблюдений над природой человека, над степенью достоверности, как этих явлений, так и показаний людей различных профессий, классов, возрастов, характеров. Таким образом, накопляются познания, факты и выводы, общие начала в каждую эпоху, в каждом обществе всего человечества.
В общем, опыт или прямое наблюдение людей познаваемого имеют много сходного, тождественного.
Этот богатейший личный опыт не составляет, однако, чисто субъективного состояния отдельной личности. Было бы нелепо не давать веры рассказам о событиях и отвергать их на том основании, что эти факты не принадлежат к числу явлений, подтверждаемых нашим личным опытом, подобно одному сиамскому королю, не поверившему рассказу голландского посланника о том, что в Европе в известное время года вода превращается в лед, который может сдержать на себе слона.
Доверие к факту соответствует состоянию нашего ума и наших настоящих познаний. Понятие о возможном и невозможном, о вероятном и верном не суть свойства, существующие в самих фактах, а только наклонности нашего ума, так что один и тот же факт, кажущийся необходимо вероятным одному, другому кажется неизбежно невероятным, что невероятно, напр., для академика, то готентоту покажется возможным.
8. Гипотезы, примеры, предположения
Правил искусственно создавать гипотезы быть не может. Это есть дар природы, который коренится в личных свойствах исследователя. Творить способен только возвышенный характер. Сильный ум, руководимый низкой душой, обыкновенно торжествует в разрушительной, а не созидающей работе.
При исследовании причинной связи фактов и явлений мы делаем предположение, с большей или меньшей доказательностью, согласное с действительными фактами (каковое согласие и есть доказательство), с целью извлечь из него выгоду, совершая эти умственные операции ежедневно.
Обоснованное предположение, или гипотеза, или разумные догадки суть не что иное, как результаты наших наблюдений, обращенных в правила, подобно пословицам и поговоркам; напр., людские толки - не совсем выдумки; подозрение-не доказательство; свидетельство по слуху - наполовину враки; эта вина стоит полведра вина; пути ясны, да очи слепы; суд прямой, да судья кривой; судья праведный -ограда каменная.
Обоснованное предположение есть вероятный или логически-последовательный, необходимый вывод, или заключение, делаемое, благодаря естественным свойствам мысли, проницательностью или благоразумием судьи из фактов или обстоятельств дела (т. е. из того, что имеет тесную связь с рассматриваемым делом), доказанных посредством прямого свидетельства относительно действительности главного факта или нескольких обстоятельств, которые по опыту, являющемуся явным или подозреваемым мерилом нашего доверия, удостоверяют нас в действительности другого не доказанного обстоятельства, которое, однако, не подтверждено каким-либо прямым доказательством, уверенность в том, что между этими фактами и выводами существует известное отношение ввиду согласия этих предположений с естественным ходом вещей. Иначе говоря, предположение есть заключение о факте или нравственном явлении на основании других известных фактов.
Предположения, равно как и выводы, или заключения, не следует смешивать с обстоятельствами или совокупностью обстоятельств, из которых они выводятся, потому что они не восстанавливают прошлого события. Так, напр., знание Соломоном всемогущей силы материнской любви дало непогрешимый критерий (предположение) для открытия истины. Из следа на песке можно сделать вывод, что на этом месте был подозреваемый. Юридическая презумпция представляется обобщением, применяемым ко всем подходящим под его смысл обстоятельствам, независимо от их индивидуальных особенностей и от связи, в которой состоят они со всей совокупностью обстоятельств данного дела; она создает, независимо от их, сама по себе, положения, обладающие степенью вероятности, исключающей сомнение в истинности ее.
Суд может предполагать существование фактов, которые он считает вероятными, на основании обыкновенного хода физических явлений, человеческого поведения, общественных и частных дел.
Современное право признает несовместимость законных презумпций, напр., о существовании умысла, о предумышленности детоубийства при сокрытии беременности, родов и смерти новорожденного и т. п. с господствующим ныне началом свободной оценки уголовных доказательств тем, что на основании последних истина обнаруживается как результат оценки обстоятельств данного дела. Предположение в уголовном процессе признается косвенным доказательством за неимением более совершенных доказательств и всегда может быть опровергаемо посредством доказательств противного. Предположения должны быть подвергаемы тщательному обсуждению. Предположения и сомнения, как бы правдоподобны они не были, без фактической опоры, - непрочный материал для верного решения.
С примерами, аналогиями, поговорками и пословицами, которые постоянно на языке у юристов, как приблизительными обобщениями, когда они направлены к подкреплению доказательств факта, прошлого события, надо обращаться с разборчивостью, ибо они к делу не относятся и ничего не доказывают, потому что совершившееся преступление есть событие единичное, индивидуальное, которое только и может быть доказываемо ему свойственными индивидуальными доказательствами.
Процесс доказывания гипотезы есть проверка гипотезы, которая ведет к подтверждению или к опровержению ее. Гипотеза не должна противоречить началам, очевидность которых несомненна. Из двух предположений, одинаково удовлетворяющих фактам, наиболее простое должно быть предпочитаемо: объяснять таинственными и сложными целями действия людей, предполагать искусно веденные интриги нет нужды там, где действие можно объяснить ближайшими практическими целями.
Если предположение, по логической необходимости, вытекает из обстоятельств дела, представляет, по тесной связи всех обстоятельств дела между собой и с главным фактом, единственно разумное заключение (как следствие известной причины), основано на естественной справедливости, на здравом рассудке и долголетнем опыте, который признается лучшим способом к открытию истины, на знании природы и человека, инстинктов, страстей, желаний, нравственных способностей, на нравственном внутреннем убеждении, если оно вероятно, сильно и убедительно, ведет к полному убеждению или имеет такую степень достоверности, которую человек может считать достаточной для того, чтобы приступить к решительным действиям в своих собственных важных делах, то оно называется естественным или общечеловеческим и есть ни более, ни менее как особая форма строгой справедливости.
Такое предположение часто бывает более убедительно и верно, нежели всякие другие улики, потому что человек не может и не способен выдумать целый ряд таких обстоятельств, совокупность которых имела бы значение несомненного доказательства виновности.
Имея в виду косвенные улики и исчерпав все возможные, вероятные, правдоподобные предположения, мы должны избрать одно из двух: или заключить, что подсудимый виновен, или отказаться от всех данных, выведенных из опыта и сознания, от всех умозаключений, от всего умственного процесса, от веры в непреложность законов внешнего мира, естественного порядка вещей и нравственной и физической природы человека, в существование нравственных причин, действующих с неизбежным однообразием, в неизбежность нравственных явлений в законы нашего нравственного и умственного бытия, в голос внутренней совести, внутреннего убеждения, которое подчиняется безусловной достоверности, в способность ума к отысканию истины, к суждению и мышлению, к сравнению результатов наблюдений в подобных или аналогичных обстоятельствах, посредством которых один предмет познается и подтверждается другим, которые заставляют человека со здравым смыслом действовать решительно, признавая все это ложным и не заслуживающим доверия.
9. Сомнение
При установлении нравственной достоверности, при необходимости исключения разных гипотез особыми процессами рассуждения, когда суждение колеблется между утверждением и отрицанием, все-таки, может остаться сомнение - нет ли еще какой-либо гипотезы, даже лишь отчасти совместной с обстоятельствами дела, на которую не дано ответа. В области судебного исследования о полной несомненности не может быть и речи. В этой области всегда существует возможность теоретического сомнения в отношении принимаемых судьей фактических положений.
Такое сомнение не должно оказывать на судью никакого влияния. Сомнение, возникающее a priori как логическая возможность, должно быть отличаемо от сомнения практического, вытекающего на суде из обстоятельств данного конкретного случая. Удержать от осуждения должно не инстинктивное сомнение, не тот вычурный скептицизм, который является следствием теоретического остроумия, не возможность, предположение или догадка, но добросовестное, разумное сомнение, которое может родиться в голове разумного человека, знакомого с действительной жизнью, сомнение строго продуманное и оставшееся таким в судейской совести после тщательного разбора, сравнения, обсуждения и оценки всех обстоятельств, которое вытекает на известных основаниях из многочисленных и разнообразных доказательств, рассмотренных на суде, из долгой, точной, внимательной и серьезной оценки нравственной личности подсудимого, когда судьи не чувствуют, что они имеют прочное убеждение, восходящее до нравственной достоверности, что обвинение достоверно несправедливо, когда сомнение равносильно убеждение в невиновности. Но если оно является только оттого, что не употреблено всех усилий ума и внимания, совести и воли, чтобы сгруппировать все впечатления, сделать один общий вывод, тогда это сомнение фальшиво, тогда это плод умственной расслабленности, которое нужно побороть. Над сомнением надо поработать. Его нужно или совсем победить или совсем ему покориться, но сделать это во всяком случае серьезно.
Задача суда была бы очень бесцветна, очень ограниченна, скучна, если бы при первом сомнении, возникающем у него, он отказался бы от своей цели добиться в деле возможной истины. Задача суда состоит в том, чтобы выслушать разные объяснения, проверить их другими обстоятельствами, сопоставить с свидетельскими показаниями, с целым рядом данных, следствием, и с указаниями опыта и жизни. В некоторых случаях нет никакой возможности определить границу между нравственной достоверности и сомнением. Многие улики, кажущиеся достоверными, могут быть опровергнуты одним обстоятельством. Коль скоро есть малейшее сомнение насчет устойчивости и прочности доказательств, то они должны быть проверены. Обстоятельства, из которых выводится заключение, должны быть не только вероятны, но достоверны. Проверка их производится через чувственный опыт.
Предание и наведение, ибо вся деятельность судьи главным образом направлена к тому, чтобы из частных следов, из последствий выставить их причины, причем способ внутреннего самосозерцания не может иметь места, так как уголовное правосудие занимается не явлениями внутри души исследователя, но событиями в мире внешнем.
Этот процесс критической проверки оканчивается только тогда, когда мы дойдем до таких простых положений, которые сами по себе очевидны, носят характер неопровержимой достоверности. Ни одного самого ничтожного обстоятельства в деле судья не должен оставлять не объясненным: оно может указать на совсем не предполагаемый, а между тем действительный ход события. Подробности имеют важное значение. Нередко человека определяют безразличные факты, а мелочи с виду ничтожные иногда разоблачают его целиком.
Были примеры, что человек, 20 лет, перерезавший горло своему другу и своей матери, забавлялся в детстве и юношестве мучением собак и вырыванием перьев у живых птиц. Вследствие бесконечного разнообразия обстоятельств жизни их комбинации и индивидуального различия между людьми, нет возможности точно, математически, определить все тонкие оттенки и бесчисленные комбинации сокровенных человеческих побуждений и действий, таинственных и запутанных происшествий.
Дела человеческие отличаются такой сложностью, стечение обстоятельств бывает так необозримо разнообразно, что самая вероятная гипотеза, могущая вполне объяснить все на вид противоречащие обстоятельства, может ускользнуть от самого проницательного взгляда.
Бывает на свете игра обстоятельств, в которую не верится, пока не встретимся с примерами ее в жизни.
Самое старательное и осторожное исследование может иногда привести к ошибке, если в деле было такое необыкновенное стечение обстоятельств, которое не могло быть предположено даже осторожным судьей, когда подозрение, павшее на невинного человека, имеет какую-то фатальную правдоподобность.
Бывают события, истинный ход которых так стране, так отклоняется от всевозможных предположений, построенных свидетелями на основании обыкновенного течения человеческих дел, что люди совершенно невинные несли голову на плаху, благодаря только тому, что на возможность другого предположения, кроме кажущейся виновности этих несчастных, не было обращено должного внимания.
Старый английский судья Эдуард Кок рассказывает следующий чрезвычайно интересный случай по теории доказательств: одному дяде поручено было воспитание племянницы, имевшей право на кусок земли по завещанию отца. Наследником после нее должен был быть дядя. Владелицей земли она должна была сделаться по наступлении шестнадцатилетнего возраста.
Однажды, когда ей было лет 8 или 9, дядя наказал ее за какой-то проступок. Свидетели слышали ее крики: "Дяденька, дяденька! не убивай меня". После этого девочка исчезла. Несмотря на все старания, ее не могли найти. Дядю привлекли к суду по подозрению в убийстве, и судьи потребовали от него, чтобы он нашел девочку к ближайшей сессии. Будучи не в состоянии отыскать ее, он достал другую девочку и выдал ее на суде за племянницу. Обман был, однако, раскрыт; подсудимый изобличен в нем, осужден по обвинению в убийстве и затем казнен. Впоследствии открылось, что после домашнего наказания племянница сбежала от дяди, скрылась в соседней местности, a по наступлении 16 лет явилась за получением наследства.
Профессор Московского университета С. И. Баршев в 1870 году рассказал на лекции, что в начале шестидесятых годов в Москве на Тверской в Богословском переулке часов в 10 вечера мясник резал теленка. Услыхав раздирающий душу крик, он выскочил из лавки на улицу с окровавленным ножом в руке и увидал на мостовой еще не остывший труп человека с разрезанным животом.
В недоумении и ужасе он остановился над трупом и в это время задержан полицией. Ни исследование крови на его ноже, ни другие представленные им в свое оправдание доказательства не спасли его от каторги.