ИНДЕЙКИН. Совершенно справедливо. В Канузино она встретилась с той же Кутафиной Варварой Митрофановной.
РЖАВЦЕВ. Показания?
ИНДЕЙКИН. На месте.
КУТАФИНА отвечает на вопросы следователя, которого не видно.
КУТАФИНА (рассматривает фотографию). Эта, милок, эта. Я хоть и старая, а на такие рожи, поди, хваткая. Подходит ко мне и: "Как мне тетю Крышкину повидать?" А я ей: "Не торопись, далече она". – "А где?" – "А так, – говорю, – ежели ты крещеная, то на том свете твоя тетя. А ежели нет, то, стало быть, и никто не знает. Словом, господь прибрал". – "А как, – спрашивает, – прибрал он ее, господь-то?" – "А так, – отвечаю, – разбойника послал. Тот ее по голове. Много ли старухе надо! Тебе, – говорю, – при твоей комплекции, и рельсом ежели по голове – все ничего. А нашу сестру и колбасой чахлой краковской насмерть зашибить можно". – "А не забрал ли он у нее чего? – спрашивает. – Может, драгоценности какие старинные". "А что у нее брать, у Матвевны? Ложка какая-то старинная да стекляшка, что на шее болталась, голубая. Стекляшку голубую сорвал, видать, по злобе, что денег не нашел. А ложку не взял". "А как, – спрашивает, – разбойника не изловили?" – "Нет, – отвечаю, – небось, за другими старухами охотится. Так что, если ты ей родня, могу показать, как на кладбище идти. А если разбойником интересуешься – иди в милицию". А она меня не слушает, повернулась – и стрекоча. Ты уж, милок, позаботься, чтобы такие ко мне более не наведывались.
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.
РЖАВЦЕВ (размышляя). Да, дело зашло далеко… Бывает так, хочешь скрыть малое, ан начинают подозревать в большом… А тут даже убийство. (После паузы.) Сидел как-то я преспокойненько в нашей институтской столовой, а напротив у соседа за столиком, уж не знаю откуда взялась, ленинградская газета. Я начал подсматривать. Там фельетон. И в фельетоне мимоходом упоминается Зайчикова Е.В. На следующий день восьмое марта – нерабочий день, и я махнул в Питер. Нашел ее быстро… Это была уже не та Лена. Белокурая голубоглазая умненькая девчушка в платьице в горошек исчезла навсегда… Она все поняла. Мне ее стало жалко, очень жалко. И я захотел вернуть старое, хоть не все, а чуть-чуть. Хоть как-то напомнить ей если не прежнюю ее жизнь, то хоть прежнее восприятие жизни… Но между нами не было ничего общего. И вдруг – мысль. Я решил устроить встречу с учителями, друзьями ее отца. Дальше вы знаете… Константинопольская, Крышкина. Кстати, Антонина Матвеевна охотно согласилась участвовать во встрече, предложила свои услуги в поиске других учителей. А потом… Такой уж мы народ. Загораемся быстро и быстро гаснем. Недолго я носился с этой идеей. Понял: что свершилось, не переделаешь. И так мне стало противно… Я уехал. Навсегда. Не только из-за этого. Но и из-за этого тоже. Должен вас разочаровать, о кончине Антонины Матвеевны я узнал только от вас. И уж, конечно, не имею к этому печальному событию ни малейшего отношения.
ИНДЕЙКИН. Как, в таком случае, вы объясните дальнейшие поступки Зайчиковой? Отправилась в Москву. Нашла Барсукова, Таганкина, Константинопольскую. Зачем?
РЖАВЦЕВ. Попытаюсь объяснить. Ее вызывают к следователю. Из беседы она понимает, дело вертится вокруг меня. Со мной что-то приключилось. Льщу себя надеждой, что на какое-то время она стала похожей на прежнюю Лену, умную, деятельную, добрую. И она начинает искать. Разочарование. Потом узнает про Антонину Матвеевну – трагедия… Словом, грустная история. Все в миноре…
ИНДЕЙКИН. В миноре… Вернемся, однако, к инциденту в Канузино. Как консул я считаю своевременным напомнить вам несколько юридических положений. Во-первых, между Российской Федерацией и страной, где вы сейчас проживаете, нет соглашения о выдаче преступников. Во-вторых, по нашим законам, признания подозреваемого для составления обвинения недостаточно. Необходимо расследование, что в условиях этой страны невозможно. Следовательно, любое ваше заявление никак не отразится на содержании вашей жизни.
РЖАВЦЕВ. Хоть на этом спасибо.
ИНДЕЙКИН (размышляя). Что-то произошло во время вашей встречи с Зайчиковой в марте. Она сообщила вам нечто особенное. Иначе не стала бы так волноваться потом. Но вот что? Вы не хотите помочь?
РЖАВЦЕВ. Та Лена, которую я увидел тогда… Это было отвратительно. Мы долго сидели в каком-то кафе. Сначала разговор не клеился, потом как-то разговорились… И вдруг замолчали оба. И тогда я ее спросил…
РЖАВЦЕВ и ЗАЙЧИКОВА.
РЖАВЦЕВ. У тебя есть платье в горошек?
ЗАЙЧИКОВА. Сошел с ума! В горошек! В таком в деревню на принудительную картошку ехать… А платьев у меня много. И наших, и заграничных. И две шубы! Если захочу, на каждый палец по два кольца золотых надену. Хочешь, подарю золотые часы? По всему видно, с деньгами у тебя, как на полустанке с паровозами.
РЖАВЦЕВ. А на полустанках плохо с паровозами?
ЗАЙЧИКОВА. Как у тебя с деньгами! (Хохочет.) А вот я, если захочу, "Волгу" купить могу. Боюсь только. Сама разобьюсь, людей покалечу. При твоей работенке о машине не замечтаешь! Хочешь, я тебе "Волгу" подарю? (Смеется.) Да не бойся, не подарю.
РЖАВЦЕВ. Изменилась ты.
ЗАЙЧИКОВА. Ладно бы внутренне, а то внешне. И это обидно.
РЖАВЦЕВ. Расскажи о твоем отце. Он был хороший человек?
ЗАЙЧИКОВА. И что из того?! Начирикали бумажку – и "хорошего человека" не стало. Весь вышел.
РЖАВЦЕВ. А ты как?
ЗАЙЧИКОВА. Я? Очень просто. С матерью – в деревню, от людей подальше. Там школу окончила. Сначала на всех злилась. Потом поумнела. Будь дурой, говорю себе. На дураков доносы не пишут, дураков в Сибирь не ссылают. Дурак, он всегда на плаву. А если непьющий, то в капитанах ходит. Умерла мать, похоронила я ее, наревелась и подалась в город, по городам. За Питер зацепилась.
РЖАВЦЕВ. А ты знаешь, кто тогда ту "бумажку" написал?
ЗАЙЧИКОВА. Потом узнала. Помнишь ее, наверное. Литераторша у вас была. Крышкина такая.
РЖАВЦЕВ. А зачем ей?
ЗАЙЧИКОВА. Мать говорила, виды она на отца имела. А он мать очень любил. Обоим и отомстила. Патриотка. А у самой-то сестра была замужем за художником, который во время оккупации сотрудничал с немцами и ушел с ними в Германию.
РЖАВЦЕВ. Искала ты потом эту литераторшу?
ЗАЙЧИКОВА. Зачем?
РЖАВЦЕВ. Прибить.
ЗАЙЧИКОВА. Если всех таких прибивать, некому будет в очередях за колбасой стоять. Их хлебом не корми, дай только свести счеты через органы. Такой уж народ у нас. До любой власти примечательный.
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.
РЖАВЦЕВ. Трусливый у нас народ. Есть такая притча. Залез злодей в спальню к молодоженам, нарисовал мелом на полу круг и приказал мужу сесть внутрь. "Если выйдешь, – говорит, – убью". А сам к молодой жене. Порезвился и ушел. Жена потом – на мужа: "Меня насилуют, а ты, трус, забился в круг". – "Ты не права, – отвечает муж, – я не трус, я три раза тайком высовывал ногу из круга". Вот она, наша смелость! Гениальных, талантливых нам не надо. Таких у нас стадионы. А вот готовых на поступок… Я украл ключи, сделал копии, взял машину и – в Канузино. С центральной площади позвонил Крышкиной, попросил воды для радиатора. Она говорит: "Заходите". В портфеле спрятал маленький лом. Думал ударить по голове, потом включить газ… Она открыла дверь, посмотрела на меня и как будто поняла. Но на кухню пустила. Я что-то пробормотал. Речь заготовил заранее, но тогда ничего не получилось. Она перебила: "Вы, – сказала, – пьяны". Начала выталкивать, угрожала поднять шум, вызвать милицию. И я ее толкнул. Она упала. Ударилась обо что-то. Не стал я ее разглядывать, понял: включать газ уже не имеет смысла. И в машину. С какого-то моста бросил лом в реку. В Москву въехал, когда начало светать. Увидел автобус, затормозил. Добежал до остановки. В шесть тридцать был дома. В семь ловил такси. В десять пятьдесят предъявлял билет в Шереметьево. Все.
ИНДЕЙКИН. Все. (Раздумывая.) Все. Есть, пожалуй, только одна неувязка. Вы не были в Канузино в тот день, Ростислав Романович. И гражданку Крышкину Антонину Матвеевну вы не убивали.
Долгая пауза.
ИНДЕЙКИН. Вы не были в Канузино в тот день, Ростислав Романович. В тот день с двадцати одного тридцати до пяти тридцати вы находились в квартире гражданки Константинопольской Зои Ильиничны по адресу Москва, Сивцев Вражек…
РЖАВЦЕВ (прерывает). Значит, все-таки доложила тыква константинопольская! Но мне-то каково?! Перевелись, перевелись на Руси честные подружки!
ИНДЕЙКИН. Вас познакомить с показаниями Константинопольской Зои Ильиничны?
РЖАВЦЕВ (безучастно). Познакомьте.
КОНСТАНТИНОПОЛЬСКАЯ отвечает на вопросы следователя, которого не видно.
КОНСТАНТИНОПОЛЬСКАЯ. Вас интересуют все мои поклонники или только те, отношения с которыми достигли интимной фазы? Причем здесь убийство?… Не мог он убить. Это не интуиция, это научный анализ личности. Хорошо, я вам расскажу, хотя это вряд ли будет характеризовать меня с положительной стороны. Из отпуска я вернулась шестого, во вторник. Позвонил он мне тринадцатого. Помню, потому что тоже был вторник. Сказал, что интересуется историей кельтских племен в Чехословакии. Ну, я – не дитя, сделала вид, что поверила. Что потом? Явился в половине десятого… В руках коробка конфет и… будильник, здоровенный такой. Вручил мне конфеты со штампом ресторана "Метрополь". "А будильник, – говорит, чтобы утром встать в шесть тридцать". Ну, как тут не процитировать Багрицкого: "И когда…" Простите, я отвлеклась. Это характерно для научных работников.
Мы действительно занимались историей кельтских племен в Чехословакии. Да, представьте себе! Я поняла, что он готовился к встрече со мной. Принес какие-то записки, все время с ними сверялся. Да, похожие на письма. Вас не интересует, чем мы с ним занимались потом? Ну, спасибо на этом. Хотя теперь мне все равно, могу рассказать, могу показать… Проснулась без чего-то пять, разбудил телефонный звонок. Взяла трубку. Какой-то тип с южным "г" и очень нервный. "Где Славик?" Слава послушал, потом сказал: "Хорошо, я буду". Оделся, извинился, что дал мой номер, мол, "так надо было". Спустился вниз. Я видела, как он садится в такси. В такси… Помните, у Превера: "И когда…" Простите, я отвлеклась.
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.
РЖАВЦЕВ. Шофера нашли?
ИНДЕЙКИН. Да. Он сообщил, что взял вас в пять тридцать на Сивцевом Вражке и доставил в Чертаново, угол Варшавского и Сумской.
РЖАВЦЕВ (немного подумав). Ночью я действительно был в гостях. А в Канузино… а в Канузино я ездил днем. На автобусе. Туда и назад.
ИНДЕЙКИН. Но машина гражданина Таганкина…
РЖАВЦЕВ. Ах, машина гражданина Таганкина! На машине гражданина Таганкина ездил ночью… гражданин Гвоздев. Герка Гвоздев. Помните такого? Вы его допрашивали. Куда ездил, не знаю. К женщинам, скорее всего. Он на баб падкий. А я на автобусе. Приехал, порешил старуху – и назад. Еле успел к семи часам в "Метрополь".
ИНДЕЙКИН. В котором часу вы уехали из Канузино?
РЖАВЦЕВ. Точно не помню. Что-то около двух.
ИНДЕЙКИН. Опять не получается, Ростислав Романович.
РЖАВЦЕВ. Почему?
ИНДЕЙКИН. Потому что с двенадцати тридцати до тринадцати сорока пяти вы находились в читальном зале районной библиотеки Киевского района, на Кутузовском проспекте. Разве не так?
РЖАВЦЕВ (немного подумав). Раз вы узнали, значит, так.
ИНДЕЙКИН. Библиотекарша опознала вас по фотографии. Осталась запись в книге регистраций: "гражданин Ржавцев Р.Р.", "выдан сборник пьес Шиллера".
РЖАВЦЕВ. Убедили. Я действительно в это время был в библиотеке и действительно взял сборник пьес Шиллера.
ИНДЕЙКИН. За три дня до отъезда вы интересовались драмой Шиллера "Разбойники" в библиотеке вашего института. Шиллера там не оказалось. Узнав об этом, я предположил, что вы начнете искать Шиллера в районных библиотеках. И не ошибся.
РЖАВЦЕВ. И внимательно изучили томик, который я брал.
ИНДЕЙКИН. Я не нашел там ничего интересного. Хотя, конечно, я вам очень благодарен. В кои века соберешься прочесть Шиллера! А тут еще в рабочее время.
РЖАВЦЕВ. Я с детства мечтал стать благородным разбойником. Отметьте, благородным. Вы правы, литераторша не на моей совести! И летопись моих запоздалых амуров с Еленой к делу об убиении подшить нельзя.
ИНДЕЙКИН. А нет ли в этой летописи упоминания о том, кто вам оплатил путевку за границу?
РЖАВЦЕВ (неуверенно). Накопил.
ИНДЕЙКИН. И где держали деньги?
РЖАВЦЕВ. В чулке.
ИНДЕЙКИН. Непохоже на вас, Ростислав Романович. Деньги вы от кого-то получили. Только от кого? У вас была только одна знакомая, которая могла вам ссудить подобную сумму. Помните, вы говорили, что гражданка Зайчикова Е.В. предлагала вам "Волгу"… Не она ли помогла вам с путевкой?
РЖАВЦЕВ. Спросите у нее.
ИНДЕЙКИН. В этом-то и проблема. Теперь у нее нельзя ничего спросить. Зайчикова Елена Витальевна скончалась. При не выясненных до конца обстоятельствах. Пятого мая 1987 года.
РЖАВЦЕВ. Самоубийство?
ИНДЕЙКИН. Вы считаете, у нее были основания для самоубийства?
РЖАВЦЕВ. У каждого честного человека есть основания для самоубийства.
ИНДЕЙКИН. Я об этом никогда не думал.
РЖАВЦЕВ. О самоубийстве не думают только люди, склонные доводить до самоубийства других.
ИНДЕЙКИН. Это – эмоциональный подход. Меня интересуют причины реальные, земные.
РЖАВЦЕВ. Реальные? Нелюбовь к милиции. Это вполне реальное чувство каждого порядочного человека.
ИНДЕЙКИН. Увы, опять эмоции.
РЖАВЦЕВ. Как она умерла?
ИНДЕЙКИН. Упала с балкона. С пятого этажа.
РЖАВЦЕВ. В нетрезвом виде?
ИНДЕЙКИН. Экспертиза утверждает – в нетрезвом.
РЖАВЦЕВ. Есть показания?
ИНДЕЙКИН. Да. Гвоздева Герасима Ивановича.
РЖАВЦЕВ (крайне удивлен). Гвоздь! Этот как туда попал?!
ГВОЗДЕВ отвечает на вопросы следователя, которого не видно.
ГВОЗДЕВ. В прошлый раз растормошился я здесь. Молодость припомнил, армию, Славку, зазнобу его. А с месяц назад звонок. Эта самая его зазноба. Приезжай ко мне в Питер, важное дело есть. Пригнал я маршрут в Питер после майских. Сдал груз – и к ней. Пятиэтажка с балконами. Пятый этаж без лифта. Звоню и жду. Сейчас, думаю, увижу. Открывает. Мать моя! Сразу домой захотелось. Вроде бы все, как Славка говорил, только наизнанку. Но удержался, вошел. Видать, поняла она мое расстройство и на меня всех собак. Потом посмотрела на мою дурацкую рожу и расхохоталась: "Дура я, дура, карася за щуку приняла! Лучше давай, парень, выпьем". "Найдется?" – спрашиваю. "У меня завсегда найдется". Вытащила из холодильника бутылку. "Сейчас, говорит, к соседям за закуской сгоняю". И через балкон на соседский балкон. Лифта нет, а перегородка на балконе по пояс. И потом тем же маршрутом назад с котлетами… Выпили, разговорились… Знаешь, командир, на бабу надо смотреть не на лицо, а вообще. Утром проснулся. Она уже в магазин сбегала. Завтрак на столе. Нормально. Это для человека, который по гостиницам да общагам… Вечером, говорит, опять заходи. Оформил я накладные и часов в шесть к ней. Поднимаюсь по лестнице. До третьего этажа дошел. И вдруг шум. С нижнего этажа бежит мужик в очках, солидный. Кричит, вроде бы человек из окна вывалился. Потом еще прибежали. Звонили, стучали. Я на дверь подналег, выбил. Вошли в квартиру. Никого. Дверь на балкон открыта. А внизу уже народ. Нашли ее… А на столе закуска всякая, питье, две тарелочки, все путем. Я потом в гостинице на слезу пошел. Меня ждала и опять к соседям полезла. Может, чего еще хотела, чтоб гостя получше встретить! Позавчера в Питере я все милиции рассказал. Вроде и знакомство у нас одноразовое, а, как-никак, свидетель. А сегодня, думаю, зайду к вам. Может, что для прояснения того дела сгодится.
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.
ИНДЕЙКИН. Показания подтверждены. Кульбицкий Виктор Аполлинарьевич, сосед со второго этажа, тот, который "солидный в очках", в тот вечер сидел у окна, ждал дочь. Увидав падающее тело, он, по его словам, сразу подумал о Зайчиковой: в доме была известна ее привычка лазить через балкон. Жена Кульбицкого побежала вниз, а сам он вверх, на третьем этаже столкнулся с Гвоздевым. Вместе поднялись на пятый этаж. Дальше вы знаете.
РЖАВЦЕВ. Гвоздь поднимался или спускался?
ИНДЕЙКИН. Поднимался.
РЖАВЦЕВ. Это все, что известно по делу?
ИНДЕЙКИН. Нет, не все. Я могу ознакомить вас с показаниями гражданки Смирновой Галины Андреевны? Это подруга Зайчиковой. Смирнова сообщила, что за несколько часов до инцидента Зайчикова была у нее. Казалась взволнованной, даже испуганной. И рассказала Смирновой следующее.
ЗАЙЧИКОВА рассказывает.
ЗАЙЧИКОВА. Ты знаешь, Галка, какая я дура. Могу взять да наболтать с три короба. Вот и наболтала, уж не знаю на какую беду… Случайно я с одним Славиком встретилась. Помнил он меня еще молодой, учились вместе. А потом отца посадили, я тебе рассказывала. Мать моя и до того не очень-то жизнь праведную вела, а тут совсем с цепи сорвалась. Убрались мы с ней из Москвы и загастролировали обе. В общем сама я себе и срок выхлопотала, и все остальное. А приятно рассказывать такое школьному дружку? И наплела я ему сорок бочек арестантов. А он всему верит. Пристал, кто на отца донес. Я – туда, сюда… Вспомнила, мы с матерью на одну ведьму грешили, литераторшу школьную. "Так вот она, – говорю, – продала отца, литераторша". Он замолчал и потом больше ни словечка. А где-то в начале лета появляется. Говорит, встречался с литераторшей. Та очень переживает, что так все получилось, и решила завещать мне кулон, цены непомерной. В порядке компенсации, что ли! Потом мы с ним поговорили о том, о сем. Остался он на ночь. Я ведь какая, меня приласкай, последний кусок отдам. Купила я ему путевку за границу. Сама знаешь, инженер, откуда у него деньги. А дальше получилось так. Поехать-то за границу он поехал, только вот назад не вернулся. Но про меня не забыл. Позвонил оттуда. И сказал, будто доподлинно ему известно, что ведьма отдала концы, но про меня не забыла. Кулон этот сейчас у его дружка Гвоздя, и тот имеет наказ привезти его мне. А потом туман. Пропал Славик, и дружок не объявляется. Дружка я сыскала, позвонила и спрашиваю, где кулон. Привезу, обещает. И вчера явился. Вручил мне вот эту стекляшку. Славик-то о голубом кулоне говорил, а этот, сама видишь, синий. Клянется, божится, кулон он сам от старухи получил. А я-то доподлинно знаю, убил старуху кто-то. Посмотрела я на него. Физиономия: в зоопарке обезьяна банан отдаст – за родного примет… Точно убить может. А он трясется, сам де из рук старухи получил. Ладно, думаю, может, правда, камень какой ценный. И его на пушку: "Завтра утром Славику в заграницу позвоню, если подтвердит, то я тебе за труды заплачу". Он поверил и говорит, зайду завтра. Ну, потом мы с ним выпили. Ты знаешь, я отходчивая. Ну, а сегодня пошла к ювелиру. Так тот меня на смех поднял. Стекляшка, изделие артели из какой-то деревни. Ты знаешь, Галка, я – не из шоколадного масла. Появится сегодня, я ему врежу.
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.