Комедия в двух актах
Содержание:
Акт первый 1
Акт второй 7
Франсуаза Саган
Сиреневое платье Валентины
Действующие лица:
Валентина - дальняя родственница Мари
Серж - сын Мари, художник
Мари
Лоранс - девушка Сержа
Мэтр Флер - нотариус
Оракул - мажордом
Жан Лу - муж Валентины, кинематографист
Акт первый
Номер в довольно дешевой гостинице две постели. Одна дверь выходит в коридор, другая - в соседнюю комнату.
Входят Серж и Валентина. Ему двадцать пять, ей тридцать семь лет. Он несет чемодан, Сделав два шага, она останавливается.
Валентина (весело). Но здесь прелестно!.. Какой вид!..
Серж . На крыши.
Валентина . Крыши - это очень красиво. Они бывают синие, розовые… Париж отсюда похож на Рим. А вам не нравятся крыши?
Серж . Конечно, нравятся. Как и набережные и лица. Как все, что хочется рисовать.
Валентина . Да, правда. Мари говорила мне, что вы художник. Вернее… хотели бы им быть.
Серж . Вы правильно подметили: хотел бы.
Валентина . Согласитесь, как нелепо: десять лет я не видела своего любимого племянника, и все, о чем я могу его спросить: "Вы любите рисовать"?
Серж . Почему "любимого"? Значит, у вас есть нелюбимые?
Валентина (удивленно). Но…
Серж . Разве кроме меня у вас есть еще племянники?
Валентина . Нет, но это не мешает мне вас любить. (Смеется.)
Серж . Вам не мешает, а меня обязывает. Мне кажется, ваша кровать вот эта. Шкаф - вот. Когда моя мать вернется после своего ежедневного устрашающего визита к нотариусу, она поможет вам устроиться.
Валентина . Почему - устрашающего?
Серж . Потому что она его запугивает до смерти. Что может поделать бедняга, если мой отец скончался, не приведя в порядок ни своих чувств, ни своих капиталов? Вы ее знаете лучше меня: каждое утро, как только она открывает глаза, у нее руки чешутся выцарапать глаза нотариусу.
Валентина . Я всегда ею восхищалась.
Серж . Вы этим можете восхищаться?
Валентина (пока он говорит, достает из чемодана три цветка, ставит в стакан для полоскания зубов. Живо реагируя на его слова). Разумеется. Энергия восхитительная вещь. Я говорю об этом с полным незнанием дела. Хотя на протяжении всей моей жизни для меня это был огромный камень преткновения. Еще в школе: "недостаточно энергична. Не старается. Способна на большее". Потом на танцевальных вечерах мнение матерей: "могла бы добиться большего", И в конце концов, даже муж, в самом интимном - "способна на большее, не старается". (Смеется.) Я вас шокирую.
Серж . Не знаю.
Валентина . На всякий случай, извините, пожалуйста. Мне не удается… как бы сказать… словом, есть в жизни вещи, над которыми смеюсь только я. Не то чтобы я улавливала какие-то подтексты, боже упаси, или ассоциации, смешные только для меня одной, но жизнь, в ее самых обычных проявлениях, часто мне кажется забавной и нелепой, в то время как другие этого совсем не находят. Не знаю, смогу ли я перемениться.
Серж . Вы не хотите чего-нибудь выпить?
Валентина . А здесь можно заказать, чтобы принесли в номер?
Серж . Нет. Но я могу сходить…
Валентина . Нет, нет. Ненавижу утруждать молодых людей. Насколько меня забавляет, когда вокруг меня суетится какой-нибудь старичок на террасе в Булонском лесу, на столько мне кажется недопустимым поднять с места молодого человека, одного из этих тяжеловесных мыслителей, полных дум, грозных замыслов, экстравагантных желаний. Вот он сидит, погрузившись в кресло, размышляя о жизни, воображая себе ее как, например, помещение, которое надо заполнить мебелью, или… Я таких видела - сотни! У мужа, он продюсер. Кинематографисты! Ох, они!..
Серж . Неподъемные.
Валентина . да. Я, наверно, слишком много говорю. А вы где спите?
Серж . Там. (Указывает на дверь в смежную комнату.) Тут же, за этой дверью. Если мама будет на вас нападать, сразу что-нибудь кидайте, туфлю, например… И я тут как тут. (В первый раз улыбается.) Мне иногда удается нагнать на нее страху.
Валентина . На Мари?.. Вы меня удивляете! Мы вместе прожили пятнадцать лет, у тети Андре, словом, у нашей общей старенькой тети, о которой вы, конечно, слышали… да? Так я могла напугать Мари только… в ее воображении.
Серж . Как это?
Валентина . Понимаете, что касается лягушек, улиток, засунутых в чулки, привидений в ванной она была в сто раз сильнее меня. То есть, она была хладнокровнее, что ли… ей были непонятны мои страхи, вы улавливаете мою мысль? Я же, например, если мне каким-то чудом удавалось поймать ежа, тут же представляла себе, как Мари об него укалывается, пугается, и меня бросало в дрожь. Я не могла выдержать. Словом, я ставила себя на ее место.
Серж . А теперь?
Валентина . А теперь у меня нет ежа, мой мальчик. (Смеется.)
Серж . Так как же это все-таки - в воображении?
Валентина . Я рассказывала ей, какой ужас я испытывала, когда ставила себя на ее место, рассказывала ей о том страхе, который переживала за нее, о том, до какой степе ни она, в моем воображении, могла испугаться моего ежа. В реальной жизни она бы его просто схватила и выбросила в окно, но в конце концов я ее так убеждала, что она начинала чувствовать себя на моем месте - то есть, на своем. Боже мой, так о чем мы говорили?
Серж . О ежах.
Валентина . Что за тема? Знаете, мой муж обожает темы. Он говорит, что я не знаю, что такое тема. Он говорит, что я не умею поддержать разговор. Но, в конце концов, поддерживать нужно того, кто сам не держится на ногах. Но! Но… Если разговор… или кто-нибудь другой… падает к вашим ногам - и бог свидетель, к моим падали часто, не будете же вы сразу ставить его на место, не так ли? Должно быть мгновение, передышка, когда разговор замирает, теряет силы, ловит ртом воздух и сердце разрывается от жалости. (Заразительно смеется, Серж - тоже.)
Серж . Я вас представлял себе иной.
Валентина . Не верьте первому впечатлению, К счастью для вас или к несчастью, но я всегда! неизбежно! в конце концов становлюсь такой, какой меня хотят видеть.
Серж . Это уже кое-что.
Валентина . Что Вы этим хотите сказать?
Серж . Можно вообще никогда не стать не только таким, каким тебя хотят видеть другие, но даже самим собой.
Валентина (смеясь). О!.. Самим собой!
Серж . Что значит - о!.. самим собой!?
Валентина (нежно). Ничего. В том-то и дело, что ничего не значит. Что может значить дыхание, лицо, неясная надежда, хорошо сидящее платье, что еще?.. В чем тут я сама…
Входит Мари. Вид у нее решительный. Она снимает и бросает на диван очки, затем сумку и внезапно обнимает Валентину.
Мари…
Мари . Валентина, ты бледная. Откуда ты? Бедный Сержик, нотариус кошмар. Трус и болван словом, идиот. Хватается за голову обеими руками с фальшивыми манжетами- но ведь головы-то нет. Это не человек, одна видимость. На нем строгий костюм, говорит он - как будто умирает от усталости, он меня убивает. Я больше не могу, Валентина, сядь. А ты, Серж, незаметно удались. Нет, останься. Все равно, она тебе все расскажет. И бог знает, в каких словах. Ну, в общем, рассказывай…
Валентина (испуганно). Что?
Мари . Ты знаешь - что. Что и на этот раз у твоего мужа очередная любовница. И что, как всегда, он попросил тебя на некоторое время уехать из дома. И что, как всегда, ты согласилась. Лишний раз прокатишься в Монте-Карло или на Балеары, с твоей обычной милой улыбкой. Не так?
Валентина . Ты думаешь, все так просто…
Мари . Все всегда - просто. С тобой. Это общеизвестно. Тогда почему ты заявляешься ко мне сюда, в эту жалкую гостиницу, в то время как я десять раз звала тебя в Рошфор, где по крайней мере приличный дом?
Валентина . Представь себе… Ты знаешь, как это бывает… Даниа, приятельница Жан Лу, сейчас у нас. Прекрасно.
Мари (сардонически). Прекрасно.
Валентина . Жан Лу дал мне чек, понимаешь, очень мило, огромный: на гостиницу в Монте-Карло. Так вот, я чек поставила…
Мари . Ты чек ему оставила?..
Валентина . Да нет… Поставила. Поставила и проиграла. В железку у Белени, в день отъезда.
Мари. Ах, теперь ты еще и играешь! Ну, браво! Но, Валентина…
Валентина. Ничего мне не говори, я в отчаянии. Так глупо пошла ва-банк, Я позвонила к тебе в Рошфор. И попала на старую мадам Дюпэн, которая мне все и рассказала. Что у тебя есть шансы выручить наследство Юбера…
Мари. Жоржа.
Валентина. Бог знает почему, но мне всегда казалось, что твоего мужа звали Юбер. Словом, что ты продала Рошфор и наняла знаменитого адвоката Флера, что ты здесь. Словом…
Мари. Только ты всегда так говоришь "словом".
Валентина. Как говорю?
Мари. Никак! Ты всегда говорила: "словом", В конце концов, ты получила же мое письмо. В ожидании наследства Жоржа, а не Юбера никакого Юбера я никогда не знала - мы живем здесь, Серж, который вернулся из колоний три месяца назад, и, как ты видишь, - я, Твоя постель - вот. Оставайся с нами сколько захочешь, До тех пор, на пример, пока за тобой не приедет Жан Лу.
Валентина. О! На этот раз все кончено. Мне ему больше нечего сказать.
Мари. Так уж и нечего?.. Ну что ж, будем стариться вместе. Вместе росли, вместе будем стареть.
Валентина. Скажи откровенно, я вам не помешаю? Как у тебя с деньгами?
Мари. Не волнуйся. Если бы Жорж не пообещал той женщине, что все оставит ей… мы бы жили в "Рице", а не в этом отеле "Акрополь"!.. "Акрополь", что за название…
Валентина. А я как раз говорила Сержу, что отсюда пре красный вид.
Мари. Вид… Если в жизни что и прекрасно, Валентина, так это то, что не снаружи, а внутри. В своем доме. То, чем ни с кем не надо делиться. Хотя, по правде сказать, стремление поделиться тебе всегда было присуще в высшей степени.
Серж. Дорогая мама, у вас с каждым днем развиваются и такт и вкус.
Мари. Ты…
Они меряют друг друга взглядами.
Валентина(быстро перебивая). Нет, ты понимаешь, Мари, ты подумаешь, что я… хм… притворяюсь, но меня, правда, скорее, забавляют эти увлечения Жан Лу.
Мари. У тебя всегда были странные забавы.
Валентина(краснея). Я хочу сказать… Словом, скорее, должно было быть наоборот… Потому что, знаешь, я тебе скажу, поверь мне, я, правда, лучше его, физически, во вся ком случае. Понимаешь, он начинает сдавать, и пить надо бы ему меньше, словом, мы как бы меняемся местами.
Мари(потрясена). Неужели?
Валентина. Разумеется, в нем больше жизненной силы, больше постой, как это он называет? - уменья жить. Именно, уменья жить. Словом, он говорит, что жизнь сочный плод, в который надо вгрызаться… а вместо этого только и делает, что ходит по зубным врачам. Словом, не могу же я на него сердиться за то, что он перепутал наши роли.
Мари. Прекрасно. А у тебя никогда не возникало желания забрать себе его роль?
Валентина(удивленно). Изменять ему? Боже мой, нет, конечно. Ты же знаешь, я его очень люблю.
Мари(передразнивая). "Я его очень люблю", Серж. Почему все-таки вы не хотите поменяться ролями? Вы думаете, в любом случае пьеса будет сыграна?
Валентина. А вы так не думаете?
Серж. Нет.
Она заинтересованно смотрят друг на друга.
Мари. Ох, как многозначительно и сколько туману! Прекратите! Имей в виду, что для Сержа жизнь - сплошная трагедия. Нам не до веселья, каждый день на повестке дня критика моих взглядов. Скоро дойдет очередь и до тебя. Увидишь. И узнаешь, какая на нас лежит ответственность. О! Молодое поколение шутить не любит. Кто подписывал Мюнхенские соглашения? Я! Кто не помешал истреблению миллионов людей на войне? Я! Кто развязал войну в Алжире? Я!
Серж. Не берите все на себя - ночью глаз не сомкнете.
Мари. Я сплю хорошо.
Серж хочет что-то сказать, но затем, пожав плечами, уходит из комнаты.
Валентина. Ты его обидела.
Мари. Надулся - пройдет.
Валентина. Какая у тебя была необходимость посвящать его в мою личную жизнь? Все-таки это мой племянник, и мне бы не хотелось…
Мари. Боишься, что "твой племянник" не будет испытывать к тебе должного уважения?
Валентина. Во всяком случае, мне бы не хотелось, что бы он испытывал ко мне чувство жалости…
Мари. Это еще почему?
Валентина(удивленно). Потому что он мальчик.
Пауза.
Мари. Ты не изменилась.
Валентина(развешивает свои платья, оборачивается). В каком отношении?
Мари. "Мальчик"! Еще в двенадцать лет… Что ты до сих пор продолжаешь в них находить?
Валентина. Ну как же… привлекательность.
Мари. Как я раньше не догадалась. Есть люди, всю жизнь которых можно выразить в нескольких расплывчатых словах. Для тебя что ценно: привлекательность, тюльпаны, балконы, развлечения, лень.
Валентина(живо), Ну нет, извини, пожалуйста. Я ни когда не была ленивой. Что хочешь, только не это. (Начинает раскладывать вещи быстрее.)
Мари(сидя). Шляпки… Кстати, не укладывай их на мои чулки, мне завтра придется их перекладывать. Нет, и туфли я тоже завтра надену.
Валентина. Прости меня, я никогда не умела наводить порядок.
Мари. Да, "лень"- неточное слово. Чувствую я, что пока не вытряхну из нотариуса своих денег, придется терпеть, стиснув зубы. (Помогает Валентине.)
Валентина. Ты права, так удобнее.
Мари. Да? (Смеется.)
Валентина. А чем Серж занимается?
Мари. Рисует для рекламы. Разумеется, он хотел бы быть Ван Гогом, ты заметила, какой у него зловещий вид?
Валентина(перестав раскладывать, садится на кровать и смотрит, как Мари распаковывает ее вещи). Я его понимаю. Я тоже хотела бы быть Ван Гогом. Или Вагнером.
Мари. Почему?
Валентина. Не знаю. Наверно, потому, что они создавали красоту и притом своими собственными десятью пальцами. (Рассматривает свои изящные руки.)
Мари(останавливается перед ней с руками, полными вещей). Мне иногда кажется, что ты надо мной смеешься. (Посмотрев на недоумевающую Валентину, отходит к шкафу.)
Валентина(задумчиво). Ты говорила о тюльпанах… Знаешь, сейчас выводят удивительные сорта. У моего торговца цветами, то есть, бывшего торговца, часто бывают светло-голубые, восхитительные, В день отъезда я как раз хотела их купить. Но у меня было слишком много вещей. Такая жалость! Тебе бы они очень понравились, Мари (стараясь держать себя в руках). Скажи мне, Валентина. Помимо того, что твой муж тебя выставил, что ты проиграла миллион в железку и что твой цветочник выращивает голубые тюльпаны, неужели за два года в твоей жизни больше ничего не произошло?
Валентина. Я знаю, я не умею рассказывать. Но, по существу, ведь и ты тоже не умеешь.
Мари. А! Я не умею?
Валентина. Боже мой, ну конечно, нет. Я не знаю, на пример, тяжело ли ты перенесла смерть Юбера - прости, Жоржа, я не знаю, волнует ли тебя, как складывается жизнь у твоего сына, я не знаю, можно ли опротестовать завещание твоего мужа, что из себя представляет в деловом смысле твой нотариус, как ты себя сейчас чувствуешь, ведь ты уже восемь лет страдаешь печенью, удалось ли тебе выгодно продать Рошфор, можешь ли ты..
Мари(кричит). Перестань! Что на тебя нашло?
Валентина. Мне надоело, что все требуют, чтобы я разговаривала серьезно. (Отворачивается.)
Мари. Валентина! Валентина, у тебя слезы на глазах.
Валентина. Да нет, да нет.
Мари. Валентина… Валентиночка, родная, не плачь. Тебе будет очень хорошо с нами, уверяю тебя. Я так рада, что ты к нам приехала, Валентина… Валентина, я тебя чем-нибудь огорчила?
Входит Серж с рисунком в руках.
Серж. Что происходит? Ты больше не кричишь?
Мари. Нет.
Серж. Ну и ну… (Останавливается рядом с Валентиной, стоя щей к нему спиной.) Разумеется, это ты ее обидела?
Мари. Разумеется. И Мюнхенские соглашения - тоже я.
Серж(Валентине). Мадам…
Мари. Она тебе тетя. Или почти.
Серж. Не называть же мне ее "тетей", В ее возрасте.
Мари. Зови ее как хочешь, хоть "мадам Валентина", но утешь ее. Я не могу, чтобы она плакала. Пойду куплю чего-нибудь на обед. (Уходит.)
Серж становится на колени перед Валентиной, затем, не зная что делать, в нерешительности встает.