Серж. Может быть, я чем-нибудь могу вам помочь? Я понимаю. Ничего удивительного: утешить вообще никогда никого нельзя. Обрадовать, развеселить, понять - и то невероятно трудно. Но когда рядом плачет почти незнакомый человек…
Валентина. Я очень сожалею, это - нервы.
Серж. Ну и что, что нервы? Что может быть важнее нервов? А мы на них столько наваливаем. (Улыбаясь.) Ритм со временной жизни, недопустимый уровень шума, погоня за часовыми стрелками, перегрузки, загрязненность парижского воздуха, автомобильные гудки.
Валентина начинает смеяться, и он тоже.
Валентина. Обожаю избитые фразы. А еще какие вы знаете?
Серж(радостно). Вот, пожалуйста: нависшая угроза, потеря понятия о человечности, гигантские скачки науки, сделка с совестью, стирание граней, потеря корней…
Валентина. Эта мне больше всего нравится. Не дадите мне носовой платок? Они где-то там, ваша мама положила их на место.
Серж. Ну, тогда не найти… Возьмите мой, хотя он грязный.
Валентина. Правда. (Сморкается.) Как это у людей могут быть всегда чистые носовые платки?
Серж. Они не плачут.
Валентина. Значит, вы тоже плачете?
Серж. Нет, нет. У меня просто насморк. Посмотрите, кстати, какой я забавный сделал рисунок для ингалятора. Правда, мило? И кроме того, это заказ.
Валентина. Очень мило. Прекрасная мысль, сейчас весь Париж простужен. (Поворачивает рисунок, рассматривая его с разных сторон.)
Серж. Почему вы плакали?
Валентина. О! Я… даже не знаю. Мне кажется, мне вдруг показалось, что ваша мама права.
Серж. В чем?
Валентина. В отношении моей жизни, истории с моим мужем, во всем этом. Я, конечно, не должна мириться, мне надо что-то делать. Мне все говорят.
Серж. А вы от этого страдаете? Я имею в виду оттого, что он… так себя ведет.
Валентина. Откровенно говоря, я не знаю. Бесспорно, я его очень люблю, но я не понимаю, как это можно… Вы знаете, мы женаты очень давно, у него очень трезвый взгляд на вещи, в то время как я, словом…
Серж(смеется). Словом… Я считаю, что когда люди больше не любят друг друга и ничего не могут друг другу дать, надо расставаться.
Валентина. Но, говорю вам, я его люблю. А потом, что можно давать друг другу?
Серж. Доверие, теплоту, искренность.
Валентина. Но я ему очень доверяю, он очень приятный человек, и мы друг другу не лжем.
Серж. Я говорю о вещах более серьезных.
Валентина. Я это чувствую. Мне всегда трудно найти с людьми общий язык. А вам?
Серж. За редким исключением. Землю в основном населяют изворотливые болтуны, которые пользуются словами, как разменными монетами, о которых они заранее знают, что они фальшивые.
Валентина. Мне совершенно необходимо привести себя в порядок… Боже мой, как я выгляжу! (Тщательно пудрится перед зеркалом, задумчиво.) Вы понимаете, я лично всегда склонна находить всех людей очаровательными.
Серж. Это зависит от того, чего вы от них ожидаете. Если вы цените ум, смелость или искренность, то таких немного.
Валентина. Но очень много мягких, знаете, и нежных в глубине души, но с ними плохо обращаются.
Серж. Тогда они начинают всего бояться и становятся такими же орангутанами, как и все остальные.
Валентина. Орангутанами или орангутангами?
Входит Мари, у нее в руках корзинка.
Мари. Тебе, кажется, лучше. Вы говорите об обезьянах?
Валентина. Да. В орангутанге есть на конце "г" или нет?
Мари. Понятия не имею. Единственное, что я знаю, это что один из них мой нотариус. Внизу мне передали записку. Я должна быть завтра у него чуть не на рассвете! За стол! Принеси стол, Серж.
Серж уходит.
Мы едим на его святом рабочем месте, Я купила печеночный паштет и курицу… Как ты, не против?
Валентина. Обожаю. И ужасно хочу есть.
Мари. Для разнообразия поешь не так, как дома. Киношники и богема едят только несъедобные вещи семгу, икру, бифштексы. Только кое-где в старых ресторанах да в простом народе еще понимают толк в настоящей еде. Наваристый суп, куриное жаркое. Вот поймешь, когда мы пере едем на улицу Бак.
Серж(возвращаясь). На улицу Бак?
Мари. Да, я вам еще не успела сказать. Я сняла квартиру на улице Бак. Роскошную. Восемь комнат, дайте только выиграть этот проклятый процесс…
Они садятся за стол.
Серж. А если не выиграешь?
Мари. Ты что, шутишь? Ты что же думаешь, нам всю жизнь жить в отеле "Акрополь"? Нет и нет, мой мальчик. Положись на свою мать: я проиграла войну в сороковом году, я проиграла кампанию в Северной Африке, но проиграть процесс против любовницы твоего отца я просто не имею права. Восемь комнат, сплошной полумрак. Никакого вида, боже сохрани. Широкие окна, кислород, поездки за город - оставим это парижанам. Мы будем жить в Париже, как в Рошфоре, - по-бальзаковски. В сумерках и в тишине. В крайнем случае беседовать. Надеюсь, ты не любишь телевизор, Валентина?
Валентина(рассеянно). Телевизор?
Мари. Она даже не знает, что это такое. Превосходно.
Валентина. Чудесно. Мы будем носить шелковые платья мышиного цвета, никогда не будем знать, какой сегодня день, а когда мы умрем, через два месяца нас найдут соседи. Боюсь только, что такой образ жизни не слишком подходит для молодого человека.
Серж. В настоящий момент у нас осталось три франка и один шанс из десяти получить наследство. Мне пока рано впадать в панику.
Мари. Серж заведет себе спортивную машину, если захочет, и будет болтаться по ночным кабаре, если захочет. Будет жить в духе времени, если этот дух ему приятен. (Усмехается.) Впрочем, мой мальчик, скорее, склонен к созерцательному образу жизни.
Валентина. А если он женится?
Мари. Поселится в новостройке, будет читать отвратительные вульгарные газеты, сменит спортивную машину на семейный "Пежо". По воскресеньям будет приезжать к нам с детьми есть фазана с шампиньонами. Для разнообразия.
Серж. Но я стану королем рекламы. Весь Париж будет оклеен моими афишами, и у моей жены будет светлая норка.
Валентина. Темная. Сейчас больше носят темные.
Серж. Она этого не будет знать, Я ей скажу, что вы - со странностями. Я ей скажу: "Знаешь, Валентина была такая красивая".
Она ему улыбается.
Мари. Вы витаете в облаках. А я говорю, как будет на самом деле.
Занавес
Сцена вторая
Та же декорация. Валентина сидит за столом спиной к зрительному залу и что-то делает. Входит Серж.
Серж. Что вы делаете?
Валентина(вздрогнув). Ничего, ничего, так - забавляюсь.
Серж. А что вас забавляет? (Идет к столу.)
Она встает.
Валентина. Это не очень интеллектуально, это переводные картинки. Я всегда их обожала, но дома никогда не переснимала. Стеснялась горничной.
Серж. Они все сдвинуты.
Валентина. Потому что вы вошли и меня испугали. Малейшее неверное движение - и все испорчено.
Серж. Простите меня.
Валентина(сухо). Пустое, но в следующий раз, будьте добры, не входите без стука. (Поворачивается к нему спиной и садится.)
Серж(поражен ее реакцией). У вас странные увлечения.
Валентина. Возможны два варианта, мой мальчик. Или я восклицаю: "Как это глупо, не правда ли, в моем возрасте?" и жеманничаю и так далее, или я упрекаю вас в том, что из-за вас все испортила - что как раз соответствует тому, что в действительности я чувствую.
Серж. Согласен. Но разрешите все-таки задать вам один вопрос?
Валентина. Какой?
Серж. Когда в последний раз вы переснимали переводные картинки?
Валентина. В последний? Разумеется, в Монте-Карло, полгода назад.
Серж. И за такой короткий срок вы совсем разучились? (Склоняется над ее плечом.)
Валентина. Не ехидничайте. Это вам не к лицу.
Серж. А что мне к лицу?
Валентина. Быть молодым человеком, который страдает от того, что не может писать картины, что не может разрешить одним махом все мировые проблемы и так далее и тому подобное. На худой конец, даже быть влюбленным в меня.
Серж. За две недели я не нашел на это времени. Пожалуйста, не сердитесь.
Валентина. Напрасно просите. (Смеется.)
Серж. Если уж быть откровенным до конца, пока мама бегала от нотариуса к нотариусу, я приобрел приятную привычку· принимать здесь, в ее отсутствие, одну молодую особу. К ней ходить я не могу, а приглашать куда-нибудь, при моих финансах…
Валентина. Боже мой… я вам мешаю?
Серж. Нет, нет! Просто я хотел вас предупредить, так как она с минуты на минуту должна прийти.
Валентина. Но вы же закроете дверь?
Серж. Разумеется. Но я боялся, как бы вам вдруг не захотелось взглянуть на мои эскизы - или попросить носовой платок.
Валентина. Вы будете с ней…
Серж. Это не исключено.
Валентина. Что ж… (Пауза.) Вы хоть сложили свои бумаги и рисунки? Вы не можете себе представить, как на некоторых женщин неприятно действует беспорядок у любовника.
Серж. Она сама наводит порядок.
Валентина. Ну, тогда она из другой половины.
Серж. Половины чего?
Валентина. Женщин. Вот. (Показывает бумагу.) Этот прекрасно вышел. Только барашек горбатенький.
Серж. Да. И пастух без ноги. Но вообще невероятный прогресс.
Валентина. А как вы думаете, она не согласилась бы на вести порядок еще и здесь? Я тут со своими вещами…
Серж(сухо обрывая). Не думаю.
Валентина. Она прибирает только ради любви?
Серж. Нет. Ради чистоты.
Валентина. Хорошо, хорошо. Я сама приберу.
Он ходит по комнате из угла в угол.
Послушайте, Сержик, что вы мечетесь? Займитесь пока вашими эскизами. Или мне вас подержать за руку? Что вы нервничаете? (Смеется.)
Серж. Мужчина всегда нервничает, когда ждет любимую женщину, разве нет?
Валентина. А вы ее любите?
Серж. Думаю, что люблю.
Валентина(нежно). Значит, вы счастливый человек, Очень счастливый. Что может быть необыкновенней, чем ждать любимого человека, Я уже полгода этого не испытывала.
Серж. Полгода, с Монте-Карло?
Валентина. Вы путаете с переводными картинками.
Серж. Правда. Простите меня.
Они смотрят друг на друга. Стук в дверь. Входит Лоранс, хорошенькая студенточка двадцати лет.
Лоранс … Разрешите представить вам Лоранс Дессо. Моя тетя Валентина.
Валентина. Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.
Лоранс. Я…
Валентина. Не надолго. На минутку. Серж мне столько говорил о вас. Я сгорала от желания познакомиться с вами. Впрочем, я должна срочно уйти, я оставляю на вас дом, я наведу порядок, когда вернусь. Серж, будьте добры, если Мари вернется раньше меня, скажите ей, что я скоро вернусь, я пошла за тюльпанами. Где мое пальто? Спасибо. до свиданья, мадемуазель. (Очень быстро выходит.)
Удивленный Серж закрывает за ней дверь.
Лоранс. Твоя тетя Валентина очень милая.
Серж. Да, но действует на нервы. Вроде бы витает в облаках, но иногда выпускает коготки и может глаза выцарапать. Она очень красивая, правда?
Лоранс(рассеянно). да, да. В романтическом духе. Ты сегодня писал?
Серж. Нет, я работал.
Лоранс. Ты же мне обещал… Убиваешь время на свои жуткие эскизы, растрачиваешь себя впустую, живешь в разладе с самим собой.
Серж не отвечает.
Я знаю, тебе нужно зарабатывать на жизнь, но ты должен заниматься не только этим. Будни существуют, я согласна, но есть еще свое внутреннее "я". Ты способен на большее. Серж, ты меня слушаешь?
Серж(стоя спиной). Я тебя слушаю.
Лоранс. Ты никогда не узнаешь, что такое подлинное счастье, если не уйдешь с головой в работу, и ты это пре красно понимаешь. Сколько времени ты, кроме зубной пасты, ничего не рисуешь?
Серж(угрюмо). Кажется, месяца два.
Лоранс. Серж, ты несчастен, и я не могу это выносить.
Серж. Я не несчастен.
Лоранс. Несчастен. Я тебя знаю, может быть, лучше, чем ты сам.
Серж. Какая фраза!
Лоранс. Это не фраза, я не могу не думать о тебе. О том, что ты делаешь. О том, к чему ты стремишься. Когда мы будем жить вместе, я не потерплю в тебе этой пустоты, этого щемящего чувства, похожего на стыд.
Серж. Мне нечего стыдиться. У меня нет таланта, вот и все.
Лоранс. Рид говорит, что есть. Малиро говорит, что есть. Они-то в этом разбираются?
Серж. Они ни в чем не разбираются. Ты ни в чем не разбираешься; и я тоже не разбираюсь ни в чем. Мне в конце концов осточертела ваша уверенность во всем, ваши убеждения, ваши мыслишки о живописи, литературе и всем прочем. Ваши сборища у Рида, например, где все говорят одновременно. Мне кажется, будто я засовываю голову в улей. Я там теряюсь.
Лоранс. два месяца назад ты так не думал. Тогда для тебя Рид был все.
Серж(выходя из себя). Пойми меня, Лоранс, умоляю тебя. Пойми меня, я ничего не знаю. Ничего. Кроме того, что ты любишь меня, и я люблю тебя, и ты желаешь мне добра. Это первое. А когда ты сдашь свои экзамены, когда я буду достаточно зарабатывать, когда моя мать переедет с Валентиной на улицу Бак, мы поженимся. Это второе.
Лоранс, На улицу Бак?
Серж. да. Если с процессом выгорит. (Мечтательно.) Они будут носить шелковые платья мышиного цвета, бродить в полумраке из комнаты в комнату, а Валентина, накинув шаль на плечи, будет расставлять по вазам цветы. А мы, мы будем жить.
Лоранс. Что ты несешь?
Серж. Ничего. Иди ко мне. Ты нужна мне. (Хочет увлечь ее в соседнюю комнату).
Лоранс. Я тебе только для этого и нужна.
Серж. Неправда. А если бы и правда? Это уже очень много.
Лоранс. Не для меня, О, Серж, ты мечтаешь, ты живешь как во сне, ты ускользаешь из рук. Что тебя в жизни интересует?
Серж. Я - молодой эгоист. А ты не знала?
Лоранс. Неправда. Ты во что-то веришь. Я видела, как ты час стоял перед Боттичелли, видела, как ты ударил одного типа, обозвавшего негра черномазым, и знаю, как ты бываешь нежен со мной.
Серж. Ты видела, как я мечтаю, дерусь и ласкаю… И на этом основании ты мне доверяешь?
Лоранс. Я ухожу. Я приду в другой раз. (Уходит.)
Серж делает два-три шага по комнате. На цыпочках входит Валентина.
Серж. Купили тюльпаны?
Валентина(вздрагивает). Ах! Как вы меня испугали. Я думала, вы у себя.
Серж. Нет.
Валентина. Со мной произошла странная история, которая, правда, случается со мной довольно часто. Как только я вышла на улицу, у меня закружилась голова, да… Серая улица и силуэты пешеходов, спешащих в разные стороны, машины, пронзительное ощущение того, будто все это однажды уже было… Мне надо пройти двадцать шагов и подождать такси, я беззащитна, одна, и при мысли, что эта улица меня втянет в себя, в свой климат, в свою геометрию, что я безоружна под ее цепким взглядом… Я не смогла. Я сумасшедшая.
Серж. Нет. Мне сейчас тоже невыносима мысль, что нужно куда-то выходить.
Валентина. Это - погода, может быть?
Серж. Нет. Это наваждение отеля "Акрополь". Из него не вырваться. Только сильные духом - мама, Лоранс - еще могут свободно передвигаться. Надеюсь, что у вас большой запас переводных картинок… Я шучу, Валентина.
Валентина. Ваша приятельница уже ушла?
Серж. да. Я глупо себя вел с ней, был груб, непонятно за чем.
Валентина. Словом, вы остались без приятельницы, а я - без тюльпанов.
Серж. Если еще и моя мать вернется без наследства… (Смеется.)
Валентина. Что вы тогда будете делать?
Серж. Продолжать работать, дорогая тетя, но засучив рукава. Я обеспечу вам существование скромное, но безбедное.
Валентина. А если все удастся?
Серж. Если получим наследство? Тогда два варианта. Или я займусь живописью в большой светлой комнате, правда освещенной неоном, на улице Бак. Или куплю спортивную машину и займусь рекламой. Что вы на это скажете?
Валентина. Боже мой, по-моему, все просто. Если у вас есть талант - пишите. Если нет - мечтайте о живописи. Мечтаю же я о том, что я пианистка.
Серж. Пианистка?
Валентина. Да, да. У меня было прелестное туше.
Серж. И ваш брак сгубил вашу карьеру?
Валентина. Да. Почему вы всегда иронизируете надо мной?